Смерть на сопке любви -1

    К началу осени 1854 года длившаяся уже около года Крымская война докатилась и до самой окраины России - до далекой Камчатки. В просторную Авачинскую бухту вошла объединенная англо-французская эскадра, состоявшая из 5-ти парусных кораблей и 1-го боевого парохода; враг численностью 2600 человек имел на вооружении 218 орудий. Гарнизон единственного на Камчатке города Петропавловска (1600 жителей - включая женщин и детей) состоял из 115 солдат и 6 старых пушек, грозивших взорваться при первых же выстрелах. Но на счастье жителей беззащитной Камчатки буквально накануне появления вражеской эскадры в Петропавловск проскользнули транспорт «Двина», привезший из Восточной Сибири 300 солдат, и истрепанный в кругосветном плавании штормами океанов фрегат «Аврора». Экипажи этих кораблей вместе с добровольцами-горожанами увеличили численность Петропавловского гарнизона до 988 бойцов, артиллерия города насчитывала теперь 68 орудий.
    Первый день сражения 1 сентября закончился успешным отражением англо-французского десанта, лезшего в Петропавловский порт напролом - «с главного входа», который был хорошо защищен. Отремонтировав поврежденные корабли и похоронив убитых, пришельцы 5 сентября предприняли новую атаку на город - теперь уже в обход...
   
     I.
    Туман рассеивался. Его белесая пелена становилась все прозрачней. Казалось - она таяла, оседала, стелясь по свинцовой воде бухты, и глазам все шире открывался бескрайний простор Авачинской губы. Бухта была хорошо видна отсюда - с вершины перешейка двугорбой Никольской сопки, прозванной старожилами Петропавловска «Сопкой любви» за то, что все влюбленные жители города именно здесь назначали друг другу свидания...
    Свежий порыв ветра, рассекая туманную дымку и окончательно унося ее прочь, дохнул в лицо, и Александр Максутов зябко поежился. Осень властно стучалась в двери Камчатки, и ее холодная рука уже нанесла первые мазки багряно-желтой краски на зеленые склоны окрестных сопок.
    - Вашбродь... Басурманы-то... Вроде бы - пошли!
    Да, лейтенант видел это. Черные корабли, одевшись в желтоватую парусину кливеров и брамселей, двинулись к сурово молчавшему берегу. Двух самых крупных из них волок за собой на буксире деловито пыхтящий и отчаянно дымящий - как заядлый курильщик! - маленький чумазый пароход. А бушприт его смотрел прямо на Максутова - он шел к перешейку!
    - Ну вот, братцы-матросики... Пришел и наш час! - Хотел сказать бодро, по молодецки. А слова застряли в пересохшем горле - еле выдавил... Максутов испугался. Не врага - нет! Он испугался того, что матросы могут подумать, будто он - лейтенант Максутов! - боится.
    Лейтенант положил свою тонкую, нервно вздрагивающую руку на черный, мокрый от холодной утренней росы ствол пушки. И его чугунная надежная плотность неожиданно успокоила эту нервную дрожь.
    Да, пришел его час! И сегодня не придется, как четыре дня назад, бегать по всему городу в погоне за славой. Александр вспомнил, как завидовал он брату, уже заработавшему эту славу. Вспомнил стыд, который жег его в первый день сражения, когда он НЕ УСПЕЛ - не успел вовремя на помощь Кладбищенской, погибавшей под штыками десанта, а потом не успел назад - на свою батарею. И везде справились без него! Без него выбили французов с захваченной было Кладбищенской батареи, без него Анкудинов отразил атаку на Перешеек. Все без него! И он - лейтенант российского флота Александр Максутов, всю жизнь мечтавший, что имя его встанет в один ряд со славными именами Апраксина, Сенявина и Казарского, не только не попал в число первых героев обороны Петропавловска, но даже и пороху-то по-настоящему не понюхал...
    Но теперь пришел его час! Враг идет на его батарею. И он должен выстоять. Пусть батарею прозвали «Смертельной», пусть - как говорят господа матросики - «здесь только пятки укрыты»... Он должен продержаться! Продержаться любой ценой. Вцепляться в эту стылую землю ногтями, вгрызаться в нее зубами - только бы выстоять! Тогда будут у него и слава, и почет... А, может быть, и бессмертие...
   
     II.
    «Эвридика», «Пайк» и «Облигадо» постепенно отворачивали в сторону - к Сигнальному мысу.
    - Неуж-то опять башкой о стенку биться будут? - прогудел рядом кудлатый, словно цыган, канонир, которого все звали Васькой. - До их, видать, никак не дойдет, што тама им в порт не пройтить - все подходы «запечатаны» намертво...
    - Та не, похоже, дошло, - отозвался грузный боцман Пахомыч, в ухе которого блестела медная серьга, свидетельство совершенного им кругосветного плавания. - Таперя они и через нас полезут. Вишь, сколь за фрегатами барказов тянут...
    «Вираго» был уже совсем близко. В четырех кабельтовых от батареи он круто повернул, вспенив винтом воду под своей кормой, и пошел вдоль берега. А на месте его поворота остановился, отдав буксирный конец, огромный черный фрегат под французским флагом. Вдоль его высокого борта резво - так, что весла гнулись! - побежала от кормы к носу белая шлюпка.
    - Чевой-то они? - с любопытством вытянул длинную тонкую шею молодой остроносый солдатик, из под мятой бескозырки которого торчали во все стороны белесые, похожие на паклю волосы. - Катаются?
    - Шпринг заводют, деревня! - проворчал боцман. - Щас развернутся - и понеслась... Ув лапту грать будем!
    - Вашбродь! - сдавленным голосом, будто его могли услышать на вражеских кораблях, пророкотал кудлатый Васька. - Ентот «самовар» мне прямо на мушку лезить... Пальнуть?
    - Погоди... - глаза лейтенанта Максутова были прикованы к стройному английскому фрегату, который натужно буксировал вдоль батареи прокопченный «курильщик» «Вираго». На грот-стеньге англичанина заманчиво развевался адмиральский флаг. - Черт с ним, с «самоваром». Есть цель поаппетитнее. Врежем по флагману! Наводи...
    Слева - со стороны Сигнального - донеслись басовитые звуки орудийной пальбы - словно кто-то стал часто «бухать» в огромный гулкий барабан.
    - Началось... - побледнел тощенький солдатик, и всем показалось, что черты его лица еще больше заострились. - Господи, спаси и помилуй...
    - Не дрейфь, паря... - стиснув его худое плечо, тихо сказал боцман. - За свою ведь землю стоим здеся - ента Камчатка, она хоть и дальняя, а все одно - русская... Некуда нам отступать - значить, нада выстоять!
    - Батарея, залпом... - голос Максутова сух и негромок, нервные тонкие пальцы поднятой вверх руки сжаты в кулак. Лейтенант сделал паузу, особо томительную в это последнее мгновение перед провалом в ад, и - будто наконец решившись - резко рубанул воздух рукой:
    - Пали!
    - С Богом! - прогудел кудлатый канонир Васька и рванул на себя спусковой шнур. Синхронно с ним тот же рывок сделали остальные канониры. Дружно щелкнули по пороховым полкам спускаемые кремневые курки, и батарея будто взорвалась. Гулкий грохот ударил по ушам; пять огненных языков вырвались из пяти черных стволов. Орудия резко отдернулись от бруствера, со скрежетом процарапывая колесами дощатый настил. Густой едкий белый дым, от которого тут же всем захотелось чихать и кашлять, окутал позицию. Сквозь эту остро пахнущую сгоревшим порохом завесу Максутов с трудом различил, как два ядра с его батареи врезались в корпус «Президента» - только острые щепки полетели во все стороны! Третье ядро пошло выше - оно перешибло гафель, и тот с треском обрушился на ют, заставив стоявших там офицеров метнуться в разные стороны. Боевой флаг Великобритании - огромное белое полотнище, аккуратно рассеченное на четверти красным крестом - подбитой птицей мелькнул в воздухе, а затем исчез за бортом - в холодной серо-зеленой камчатской воде...
    - Заряжай! - крикнул Максутов и с трудом различил свой собственный голос сквозь пронзительный звон, наполнивший его уши.
    В следующий миг весь борт «Президента» беззвучно окутался плотным белым облаком, абсолютно - словно одеялом - закрывшим весь корпус корабля. Казалось - фрегат исчез, испарился, и только черные стройные мачты остались висеть в воздухе над водой. Со странным шорохом - прямо из этого облака - понеслись к батарее, стремительно вырастая на глазах, десятки черных шаров. Гул бортового залпа «Президента» докатился до берега одновременно с их падением и смешался с глухим шлепаньем ядер, грохотом разрывающихся бомб и треском разлетающегося в щепки дерева...
    Земля тряслась от гулких ударов. То здесь, то там вспыхивали ярко-оранжевые, мгновенно исчезающие огненные кусты, сплошь окутанные бурым дымом. Во все стороны с визгом летели звонкие осколки. Ядра взрывали целые фонтаны черной земли и мелких камней, которые дождем обрушивались на батарейцев. Первыми же взрывами Максутов был опрокинут на спину, его глаза запорошило землей. Несколько минут он, оглушенный, ослепленный, ничего не соображающий, протирал глаза и бессмысленно встряхивал головой. Но постепенно смысл того, что происходило вокруг, стал доходить до него. Он - офицер, которому следовало руководить огнем батареи - лежал в стороне полузасыпанный землей, а солдаты и матросы, которые по его святому убеждению без него - отца-командира - ни на что не способны, совершенно самостоятельно вели бой. Сквозь смешанный сизо-бурый дым, застлавший туманом всю батарею, сквозь всплески черной земли, вздымаемой чугунными ядрами, он различал широкие спины канониров, склонившихся над прицелами, жилистые руки солдат и матросов, передававших друг другу по цепочке тяжелые шары ядер и картузы с порохом; иногда он различал даже бисеринки пота на напряженных висках и шеях, и неправдоподобно-яркие потеки крови на мощных пушечных стволах и лафетах...
    Александр медленно, с трудом встал. Земля противно скрипела на его зубах, темными ручейками струилась с эполет, складок мундира, встрепанных волос. Он огляделся вокруг в напрасных, бесполезных поисках своей фуражки и, пошатываясь, подошел к орудиям.
   
     III.
    За те несколько минут, которые прошли после первого залпа, положение существенно изменилось. «Президент», буксируемый работягой «Вираго», уже почти вышел из-под обстрела. Еще минута - и он будет в мертвой зоне.
    - К седьмой батарее пошли... - как сквозь сон медленно соображал лейтенант. - Значит, и Кораллову сегодня достанется...
    - - Берегись! Летит... - сквозь гул прозвучал чей-то голос, и тут же на батарею обрушилась новая чугунная лавина. Это стоявший напротив батареи Максутова французский фрегат «Форт» почти в упор посылал по «Смертельной» бортовые залпы!
    - Оставьте в покое британца! - хрипло крикнул Максутов. - Он уже в мертвой зоне. Поворачивай пушки на француза!
    - Живы, вашбродь?! - удивленно оглянулся на его голос какой-то огромный чумазый человек, в котором только по блестящей в ухе серьге Александр с трудом узнал своего боцмана. - А мы уж думали - вам амба...
    Тяжелые тупые рыла пушек медленно, с трудом разворачивались в сторону «Форта». Земля, взрытая ядрами, засыпала всю платформу, завалив орудийные станки и полностью похоронив под собой колеса. Матросы лопатами, фуражками, руками разгребали завалы; по нескольку человек с кряхтеньем, зубовным скрежетом наваливались на кованые гандшпуги и добротный дуб лафетов трещал от их усилий! Непрерывный грохот сотрясал воздух. Французские ядра и бомбы почти полностью срыли невысокий бруствер, и русская батарея стояла теперь обнаженная под прицелом тридцати крупнокалиберных орудий...
    Справа вдруг раздался оглушительный треск. Длинный черный ствол крайнего орудия внезапно встал вертикально, подброшенный вверх невероятной силы ударом, и обрушился назад - на прислугу! В воздухе лишь промелькнули разбитые в острые щепки куски лафета и падающие окровавленные человеческие тела.
    - Да што-ж это деется, Господи!! - прорезал весь этот шум и грохот пронзительный тоскливый вопль. Тощенький остроносый солдатик круглыми от ужаса глазами смотрел вокруг себя, пытаясь зажать уши руками.
    - Не скули, «крупа»! - пророкотал весь прокопченный, как печеная картошка, кудлатый канонир Васька, одновременно прищуренным глазом проверявший правильность наводки орудия. - Мешаешь...
    - Наводи точнее, братцы! - хрипел совсем оглохший Максутов. - Пали!
    - Мы свое дело знам, - ворчал Васька, взводя курок и наматывая на кулак спусковой шнур. - От-скочи-и...
    Орудия дергались, как норовистые кобылы, выплевывая из себя раскаленные тяжелые шары, и из-под колес, из-под лафетов их выбрызгивало - на отдаче! - лавины земли и камней...
    - Заряжай!
    - Пали!
    - Заряжай!
    - Пали!
    И так - бесконечно! До сиплоты, до одури. Все ушло. Все забылось. Петербург, родители, карьера, женщины, «Аврора», такая желанная слава - все это исчезло из жизни лейтенанта Максутова. Даже батареи слева и справа - Сигнальная и номер семь, погибавшие под ядрами французов и англичан - перестали существовать для Александра. Только его позиция - и этот проклятый черный фрегат, только он - и его враг. Кто - кого?! Кому жить - а кому нет?! Что сильнее - многопушечная корабельная мощь - или русское упрямство?!
    Впервые в своей жизни Александр Максутов - дворянин, блестящий офицер с перспективой головокружительной карьеры - слился воедино, в одно целое с этими простыми бесправными крепостными матросами и солдатами. Он стал одним общим организмом с людьми, которых раньше и людьми-то не считал, по укоренившейся еще в его предках привычке видя в них просто одну из разновидностей рабочего скота. Александр даже не думал об этом вдруг возникшем единении, он не понимал, что эти минуты являются лучшими минутами его жизни. Он просто дрался. Руководил огнем батареи, вместе с матросами сдерживая врага, пришедшего на ИХ ОБЩУЮ землю. И точно так же, не задумываясь, дрались под его руководством эти Васьки и Пахомычи, которым даже не суждено было войти в историю - история любит блестящие титулованные фамилии полководцев и не обращает внимания на скромные имена солдат, погибавших под пулями и ядрами. Однако это обстоятельство - даже если бы кто-то из них оказался способен задуматься над такой несправедливостью! - совсем не смутило бы эти простые умы. Независимо от их способности мыслить и понимать происходящее, эти люди глубинами своей души подсознательно чувствовали - то, что они сейчас совершали, наполняет смыслом их зачастую бессмысленное до этого существование, делая значительными и нужными их жизнь и смерть...
   
     IV.
    Подошедшие ко входу в порт корвет «Эвридика» и бриг «Облигадо» внезапно подверглись обстрелу с батарей Красного Яра и Сигнального мыса - батарей, которые французы посчитали уничтоженными еще в прошлом бою 1 сентября! Французские корабли вступили с русской артиллерией в оживленную перестрелку. Казалось, противник вновь пытается взломать оборону Камчатки в самом удобном месте... Но так только казалось. Эти корабли только имитировали атаку на вход в порт, так как адмирал де Пуант еще четыре дня назад понял, что здесь ему не пройти. Теперь «Эвридика» и «Облигадо» пытались обмануть русских, ввести их в заблуждение относительно направления главного удара, заставить держать здесь - вдали от реального места высадки! - как можно больше людей. Одновременно эти корабли служили резервом для дерущегося с Перешеечной батареей флагманского «Форта», чтобы в случае необходимости подойти к нему на помощь и поддержать его своим огнем...
    Именно поэтому французы держались на почтительном расстоянии от берега и не выходили в те точки, где они могли попасть под обстрел стоявшей в порту «Авроры». Казалось, французские моряки предусмотрели все. На свое несчастье, они не учли только одного: меткости русских канониров...
    За эту свою ошибку французам пришлось вскоре жестоко поплатиться. Ядра, посланные с батареи Сигнального мыса, с треском врезались в борт «Эвридики»! Во все стороны - словно копья - полетела длинная острая щепа, дико закричали пронзенные ею люди... Палуба корвета окрасилась кровью... Артиллеристы «Эвридики» попытались отомстить русским за гибель своих товарищей, сосредоточив весь огонь на орудиях Сигнального мыса, но тут оттуда вновь принеслись меткие ядра... Опять над палубой засвистели острые куски расщепленных бортов, насквозь пронзая французов; одна из пушек внезапно подпрыгнула и опрокинулась назад, ее лафет от мощного удара развалился на части...
    Этого командир «Эвридики» уже не выдержал. Он приказал изменить курс и поспешно отошел назад, выйдя из-под обстрела русских батарей. «Облигадо» - словно привязанный - держался рядом.
    Поспешно приведя в порядок разбитые борта и палубу, убрав в трюм убитых, «Эвридика» передала сигнал на бриг:
    - Находитесь в зоне видимости береговых батарей, но не приближайтесь к ним на расстояние выстрела... Продолжайте держать русских в напряжении. А мы идем на помощь «Форту»! Что-то он слишком долго возится с какими-то пятью орудиями...
    ...Отход от горловины порта корвета «Эвридика» насторожил губернатора Завойко. Он с самого начала боя сомневался, что французы повторят ошибку четырехдневной давности, теперь же Василий Степанович окончательно убедился, что высадка десанта готовится севернее. И, несмотря на присутствие вблизи портовых батарей брига «Облигадо», Завойко решил направить отсюда часть людей на прикрытие выходов в город со стороны батарей Кораллова и «Смертельной»...
   
     V.
    «Смертельная» оправдывала свое название: на батарее творилось невообразимое. Чугунный ливень сметал все живое - все, что двигалось, дышало, боролось и надеялось...
    Казалось - ничто, ничто не способно устоять в этом аду! Вздыбленная земля, вздыбленный острой щепой настил, вздыбленные стволы разбитых прямыми попаданиями орудий... Ослепшие, оглохшие, обожженные, окровавленные люди...
    - Заряжай...
    - Пали...
    - Заряжай...
    - Пали...
    Никто уже не слышал этих команд, которые Максутов сипел совершенно неосознанно. Люди перестали быть людьми. Они стали автоматами, машинами, которые - матерясь, спотыкаясь и падая - упрямо продолжали делать свое дело.
    - Заряжай...
    - Пали...
    - Заряжай...
    - Пали...
    Осталось два орудия. И мало, очень мало людей. Сколько? Не сосчитать в этом Содоме. Горстка...
    Что там у противника? Неужели двоится в глазах? Нет, это на помощь «Форту» подошел второй корабль! Кажется, «Эвридика»... Два орудия против двух многопушечных кораблей... Врешь, не возьмешь! Не взять вам нас... Никогда...
    Сзади к ногам Максутова кубарем скатилась пестрая компания во главе с Николенькой Можайским. Прапорщик, размазывая по лицу землю и гарь, удивленно оглядывал руины батареи:
    - Мы к вам, лейтенант! Мастеровые нужны? Чиним, паяем, штопаем. Берем недорого. Можно - натурой!
    - Делай! - еле выдавил из себя Максутов, махнув рукой в сторону разбитых орудий. - Некогда...
    Оба фрегата развили максимальный огонь. Полыхало, гудело, трещало. Смачно щелкали по лафетам штуцерные пули. Справа - с бурлацким уханьем - артель Можайского ворочала изуродованные стволы. На плечо Максутова тяжело навалился кто-то черный, окровавленный. Сорвано сипел в самое ухо:
    - Вашбродь, в барказы пехоту спущають! Скоро пойдут - ДЕСАНТ!
    - Вижу! К орудию...
    Теперь уже бухало три орудия. Люди Можайского творили чудеса. Как им удалось из чугунного лома и кучи щепы смастерить пушку - одному Богу известно!
    Французские корабли напоминали подвыпивших бродяг-оборванцев. Сбитые реи, измочаленный такелаж, искромсанные ванты... Борта - будто ребра скелетов! «Форт» сильно накренился: в четыре подводные пробоины яростно хлестала холодная камчатская вода... С противным визгливым скрежетом рухнула за борт срубленная удачно пущенным ядром высоченная грот-мачта...
    - По-о-берегись! Летит!..
    Страшный удар обрушился на «Смертельную». Все завертелось, наполнилось дымом и огнем. Словно кегли раскидало орудия. Будто гигантской метлой смело людей - половину порвало на куски! Батарея затихла...

ОКОНЧАНИЕ СЛЕДУЕТ…