Блок. Целый год не дрожало окно... Прочтение

19. «Целый год не дрожало окно…»






                Андрею Белому

                Целый год не дрожало окно,
                Не звенела тяжелая дверь;
                Всё забылось — забылось давно,
                И она отворилась теперь.

                Суетились, поспешно крестясь.
                Выносили серебряный гроб…
                И старуха, за ручку держась,
                Спотыкалась о снежный сугроб.

                Равнодушные лица толпы,
                Любопытных соседей набег…
                И кругом протоптали тропы,
                Осквернив целомудренный снег.

                Но, ложась в снеговую постель,
                Услыхал заключенный в гробу,
                Как вдали запевала метель,
                К небесам подымая трубу.
                6 января 1903






     Первое письмо Блок написал Борису Бугаеву 3 января 1903 года,  и не зная о том, поэт, который в историю русской литературы войдёт как Андрей Белый,  напишет Блоку 4 января 1903 года.
     Кто был тогда для Александра Блока Андрей Белый? 

     «…ты свободен в этом волшебном и полном соответствий мире. Твори, что хочешь, ибо этот мир принадлежит тебе…Т ы – одинокий обладатель клада; но рядом есть еще знающие об этом кладе. Отсюда – мы: немногие знающие, символисты.
С того момента, когда в душах нескольких людей оказываются заложенными эти принципы, зарождается символизм, возникает школа. Это – первая юность, детская новизна первых открытий. Здесь еще никто не знает, в каком мире находится другой, не знает этого даже о себе; все только "перемигиваются", согласные на том, что существует раскол между этим миром и "мирами иными"; дружные силы идут на борьбу за эти "иные", еще неизвестные миры.
     Дерзкое и неопытное сердце шепчет: "Ты свободен в волшебных мирах"; а лезвие таинственного меча уже приставлено к груди; символист уже изначала – теург, то есть обладатель тайного знания, за которым стоит тайное действие; но на эту тайну, которая лишь впоследствии оказывается всемирной, он смотрит как на свою; он видит в ней клад, над которым расцветает цветок папоротника в июньскую полночь; и хочет сорвать в голубую полночь – "голубой цветок"».
     Блок. «О современном состоянии русского символизма».

     Андрей Белый был для Блока – «немногим знающим», «символистом», с которым, даже не общаясь можно «перемигиваться», ещё одним «теургом, то есть обладателем тайного знания». Андрей Белый был для Блока тем, кто стоял рядом, плечом к плечу в борьбе за «"иные", еще неизвестные миры».   Он был – «другом», в древне-славянском смысле этого слова – тем, кто в одной с тобой дружине!
     А кем был для него Блок?

     «В 1900--1901 годах "символисты" встречали зарю; их логические объяснения факта зари были только гипотезами оформления данности; гипотезы -- теории символизма; переменялись гипотезы; факт -- оставался: заря восходили и ослепляла глаза; в ликовании видящих побеждала уверенность...
     Появились вдруг "видящие" средь "невидящих"; они узнавали друг друга; тянуло делиться друг с другом непонятным знанием их; и они тяготели друг к другу, слагая естественно братство зари, воспринимая культуру особо: от крупных событий до хроникерских газетных заметок; интерес ко всему наблюдаемому разгорался у них; все казалось им новым, охваченным зорями космической и исторической важности: борьбой света с тьмой, происходящей уже в атмосфере душевных событий, еще не сгущенных до явных событий истории, подготовляющей их; в чем конкретно события эти, – сказать было трудно: и "видящие" расходились в догадках: тот был атеист, этот был теософ; этот – влекся к церковности, этот – шел прочь от церковности; соглашались друг с другом на факте зари: "нечто" светит; из этого "нечто" грядущее развернет свои судьбы».
     А. Белый «Воспоминания о Блоке».

     Так кем? Если коротко, тем же – братом:
     «…Помнится, что в июле [1901 года] пришло от С. М. Соловьева письмо; и оно поразило меня; в нем описан приезд в Дедово А. А. Блока, с которым С. М. Соловьев очень много скитался в полях, разговаривал на темы поэзии, мистики и философии Владимира Соловьева; с удивлением сообщил мне С. М., что А. А. , как и мы, совершенно конкретно относится к теме Софии Премудрости; он проводит связь меж учением о Софии и откровением лика Ее в лирике Соловьева; и из письма выходило: А. А. независимо от всех нас сделал выводы наши же о кризисе современной культуры и о заре восходящей; те выводы он делал резко, решительно, впадая в "максимализм", ему свойственный; выходило, по Блоку, что новая эра – открыта; и мир старый – рушится; начинается революция духа, предвозвещенная Соловьевым; а мы, революционеры сознания, приглашаемся содействовать революции; чувствовалось в письме Соловьева ко мне: появление в Дедове Блока – событие…
     Письмо Соловьева ко мне преисполнено изумлением перед смелыми выводами своего троюродного брата; упоминалось в письме о стихах, написанных Блоком. Письмо взволновало меня; оно падало на почву вполне готовую; ведь я в это лето отдал безраздельно себя соловьевскому мистицизму…   Письмо Соловьева о Блоке – событие; понял: мы встретили брата в пути…»
Андрей Белый «Воспоминания о Блоке».

     «Мы встретили брата в пути»… Как бы не больше. Они в Москве обсуждали мистику Соловьёва, присматривались к ней, примеривались к ней. И вдруг увидели, встретили человека – ровесника! – который жил ею. Который претворял её в явь!
    
    Возвращаясь в декабрь 1902 года. Предыдущие пять стихотворений Блока были преисполнены весной, восторгом, – ощущениями Мистического лета… А брату он пишет совсем другое – всё опять, как в предыдущем посвящении (10. «Я смотрел на слепое людское строение»), когда он «понял, что будет темно»,  всё опять,  как прошедшим летом, когда он путался в кошмарах, когда заря перестала быть  провозвестием, в чем он увидел «верный знак, что мы внутри / Неразмыкаемого круга..», всё опять как только что закончившейся осенью:

                «Входил в свою тихую келью,
                Зажигал последний свет,
                Ставил лампаду веселью
                И пышный лилий букет.

                Ему дивились со смехом,
                Говорили, что он чудак.
                Он думал о шубке с мехом
                И опять скрывался во мрак.

                Однажды его проводили,
                Он весел и счастлив был,
                А утром в гроб уложили,
                И священник тихо служил.
                Октябрь 1902»

     - «Целый год не дрожало окно,~ И она отворилась теперь», - "он" целый год провёл в своей келье, умер, и к нему ввалились люди: "Любопытных соседей набег".

     - «Услыхал... //  Как вдали запевала метель,// К небесам подымая трубу», - смысл образа первоначально раскрывал эпиграф из ст. Валерия Брюсова "Камни":

А.А. Блок. «Полное собрании сочинений и писем в двадцати томах. ДРУГИЕ РЕДАКЦИИ И ВАРИАНТЫ»:
 «

Эпиграф        В день, когда ангелов к солнцу подымутся трубы.
                Брюсов (Urbl et Orbl[Граду и миру],140)
 
      15          Как вдали запевала мятель,<>
      16          Будто плачущий Ангел в трубу <>   
»

     У Брюсова описываются безмолвные камни, которые люди используют для своих повседневных нужд, но в  "В день, когда ангелов к солнцу подымутся трубы" - в день Страшного Суда и конца мира:

     "Жизненный трепет пройдёт по встревоженным грудам
      И камней восторженный гимн, как сияние, встанет над миром".

Но у Блока эпиграф - это не ключ к пониманию текста, а начальная сценка стихотворения. И Блок снял эпиграф из поразившего его только что прочитанного стихотворения.
     Напомню его собственное ст. из Мистического лета:

                "Признак истинного чуда
                В час полночной темноты —
                Мглистый мрак и камней груда,
                В них горишь алмазом ты...
                29 июля 1901. Фабрика"

*

Из Примечаний к данному стихотворению в «Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах» А.А. Блока:
     «
     Посвящение А. Белому и посылка ему стихотворения в письме Блока от 3 февраля
1903 г. связаны со смертью М.С. Соловьева и самоубийством О.М. Соловьевой 16 января  1903 г.
     Ср. в названном письме Блока: "Память о Михаиле Сергеевиче и Ольге Михайловне, без сомнения, для нас связующа". В ответном письме (февраль-март 1903 г.) Белый высоко оценил стихотворение: «Скажу откровенно: последние Ваши стихи по моему убеждению наиболее глубокие и поэтически-nрозревающие ( ... ) А это "все забылось - забылось давно" - как оно знакомо там, где мы   все   з н а е м    друг друга. Большое сnасибо за них» (Блок и Белый. С. 19-20); "последние Ваши стихи"- см. коммент. к стих. "Запевающий сон, зацветающий цвет ... ", "Здесь ночь мертва. Слова мои дики ... ".
     Стихотворение было написано до смерти Соловьевых, однако объединение образов смерти, зимних вьюг и ожидания "конца света" характерно именно для восприятия похорон Соловьевых А. Белым. 19 января 1903 г. он пишет Блоку после похорон: "Все к лучшему. Все озарено и пронизано светом, и вознесено. На улицах вихрь радостей - метель снегов. Снега. С восторгом замели границу жизни и смерти. Времена исполняются, и приблизились сроки ( ... ) Приближение" (Там же, с. 15). Эти настроения- в стихотворении А. Белого "Могилу их украсили венками ... "
(1903), где "тоска" похорон переходит в ощущение "восторга снегов" и видение "ослепительной лазури" (Белый А. Стихотворения и поэмы. М.; Л., 1966. С. 136).
     »