Соседи 29

* * *

       Соседями я по-прежнему считала маминых соседей. С теми, с кем доводилось бок о бок жить в съёмных квартирах, сближаться не получалось: ни времени не было, ни общих тем для разговоров. Семейными проблемами   делиться не привыкла, и уж тем более обсуждать свою работу:  чужую боль, чужие несчастья. Свободные полчаса, выкроенные вечером, посвящались  чтению Катиных учебников и конспектов. За двадцать лет, прошедших с окончания университета, наука психология ушла далеко вперёд, и мне не хотелось отставать. А кому можно рассказать о том, что штудируешь вузовские учебники не по необходимости, а  просто так, для себя?

        Мама много времени проводила у подъезда, чего папа, конечно, не одобрил бы. Но что поделать: я с утра до вечера на работе, у Кати учёба, друзья-подруги, Вадик уже подросток, с бабушкой гулять не заставишь.  Весной и летом у мамы сад: и занятие, и общение, а с октября по март оставались  только соседи с их новостями.

        Сашок закодировался и вечерами сидит с тёщей на лавочке. Маринка тащит погулять с ребёнком, а он отмахивается:  за день так наработается, что месту рад. Володя Белых то у родителей живёт, то  к женщине уходит: ругается, мирится, расписываться с ней не хочет.  В семьдесят восьмой Лёша со своей Алиной тоже не ладит: Вале через стенку слышно, как они постоянно кричат, то есть кричит Лёша, Алина лишь изредка что-то пищит в ответ. Майя Петровна в деревне,  Виктор приезжает к сыну часто.

       К пожилым присоединились и молодые пенсионерки: Валя — дочь покойной Полины Ивановны и Рая  с первого этажа. Рая когда-то заведовала отделом кадров большого строительного треста, квартиру получила, но с соседями не зналась: всё работа, с работы часто на машине подвозили, одета   шикарно, каждое лето на море. Трест приказал долго жить. Рая долго была безработной, а когда предложили оформить пенсию раньше, в пятьдесят три года, обрадовалась: найти хоть относительно приличную работу в таком возрасте оказалось невозможно. Похоронила мать и осталась одна как перст.

        Самыми обсуждаемые по-прежнему  Ира с Наташей. Гостей к ним ходит много, встреча каждого гостя  громкая: восклицания, хохот, будто специально, чтобы обратить внимание соседей. 

       Нашей семьёй тоже стали интересоваться: дочка заканчивает университет,   не пора ли  замуж. 

          Катина первая любовь случилась на первом курсе: Никита,  ровесник и однокашник,  учился на физико-математическом факультете. К пятому курсу   роман как-то спокойно и безболезненно сошёл на нет. Скорее всего, ребята выросли и поняли, что не подходят друг другу. Катя на четвёртом курсе   решила поступать в аспирантуру, а Никита к тому времени в учёбе разочаровался,  еле-еле тянул, лишь бы получить диплом: он уже хорошо зарабатывал, продавая сотовые телефоны.

        Нехорошо было то, что мама рассказала соседкам о планах Кати. Не стремиться выйти замуж, когда встречаешься с таким хорошим парнем — симпатичный, в университете учится, не пьёт, — для  многих это было не только непонятно, но и глупо.

         Я тогда порядком разозлилась на маму. Зачем говорить о том, чего пока нет и может вообще не быть? Катя ведь собиралась поступать в аспирантуру МГУ,   поступит ли — большой вопрос: туда со всей России съедутся  умники. Мы с Иваном всецело поддерживали  дочку, гордились её успехами, но об аспирантуре говорили только  близким.

         Получив диплом с отличием, Катя устроилась психологом в школу. Она считала, что надо работать по специальности, а  в аспирантуре учиться  заочно, тогда станешь действительно хорошим специалистом.  Мы с мужем и Костик со Светой (они оба к тому времени защитили кандидатские диссертации) были с этим полностью согласны.

        Поступление дочери в аспирантуру стало  для нас праздником. Мама  бросилась звонить подругам.  Я очень просила её не поднимать эту тему  в разговорах у подъезда: оперирующих всего двумя жизненными принципами: «надо зарабатывать» и «пора замуж (жениться)»  — слово «аспирантура» насторожит, если не разозлит. Сама, кроме коллег,  рассказала о нашей радости Ирине, и её доброжелательная реакция была очень приятна.

           Отношения с Ириной установились как соседские, приятельские. В гости друг к другу не ходили, но, встретившись, подолгу беседовали, делились житейскими новостями, чаще невесёлыми. У меня умерла свекровь, тяжело болела тётя Валя — папина сестра. У Иры начались проблемы на работе: старые преподаватели, те, кто знал её студенткой, почти все ушли, а с молодыми, особенно с деканом, наладить отношения не получалось.

            - Только что дурочкой меня вслух не называет, — со слезами  жаловалась Ира.

           К работе она относилась очень ответственно, даже скрупулёзно,  в жизни ни разу не опоздала, болела редко, так что  больничные почти не  брала. Кроме того секретарём деканата  была много лет, хорошо знала  работу.  Поэтому такое отношение декана меня  удивило.

        - Да дело, наверное, в том, что слишком хорошо знаю работу, — сделав ударение на слове «слишком», вздохнула Ира.
            
     Иван, участвовавший в том  разговоре, советовал ей принять предложение однокурсницы и перейти работать в школу. А в школе не примыкать ни к каким группировкам и компаниям, поменьше сидеть в учительской и слушать, о чём там говорят. Учитель должен всё рабочее  время находиться  с детьми: только на уроке, за закрытой дверью кабинета он по-настоящему свободен, независим от администрации, которая далеко не всегда бывает адекватной.   Ира слушала, кивала, но я сильно сомневалась, что с такой  гипертрофированной общительностью и разговорчивостью она сможет долго продержаться в стороне от школьных разборок и передряг.


          На новой работе она быстро подружилась с   учительницей географии, познакомившей её со своим разведённым братом и  начавшей старательно их сводить: то в гости на одно время позовёт, то на даче  вроде бы случайную встречу устроит. Мужчина был ровесником Иры, звали его Николай, как и бывшего её мужа, и Наташа быстро придумала новому знакомому прозвище — Николай Второй. «Николай» через какое-то время утратился, остался просто «Второй».

         Однажды я столкнулась с Наташей, выходящей из новеньких серебристых  «Жигулей»  Николая Второго: он отвозил её картины на выставку молодых художников. Наташа, очаровательно улыбаясь (и откуда в ней эта светскось  взялась?),  попросила разрешения представить мне нового друга их семьи. Я сказала «очень приятно» невысокому, крепкому мужчине, который смущённо и невнятно что-то пробормотал в ответ. Глаза его и морщинки у глаз показались добрыми.

         Ира рассказывала, что Второй стеснительный и неразговорчивый, гостинцы привозит простецкие: яблоки, груши, помидоры из своего сада, щук и карасей (он заядлый рыболов).  Жена ушла три года назад, и он остался с дочерью в четырёхкомнатной квартире (дочь сходила замуж и через десять месяцев вернулась домой, уже не одна, а с ребёнком). Сейчас у Второго три киоска с красками, лаками, кистями. Закончил когда-то строительный институт,  работал мастером участка.

      Прошёл год со времени их знакомства. И когда Наташа переехала к своему тогдашнему кавалеру, Второй стал иногда оставаться у Ирины на ночь. Соседки наблюдали за его приездами с большим интересом. «Ирка-то просто млеет  рядом со своим мужиком», — комментировала тётя Тамара. Трудно было с ней не согласиться.  Едва кивнув сидящим на лавочке пенсионерам, Ира с блаженной улыбкой  проплывала под руку с Николаем Вторым, на полголовы возвышаясь над ним. У машины медлила, заводила разговор, смеялась — всё это на глазах многочисленных и любопытных наблюдателей.

      -  Второй замуж не зовёт?— спросила как-то я.

      - Ну, через полгодика-то наверняка позовёт. Куда ж он денется? - засмеялась довольная Ирина.
         
      Через полгода Наташа, вдрызг разругавшись со своим кавалером  - небедным торговцем испанской обувью ручной работы, — вернулась домой. Николай Второй к тому времени уже реже бывал у Ирины. Поздравил её с новым годом, принёс какие-то простенькие духи, крайне разочаровав таким подарком.  Перед восьмым марта приехал с коробкой конфет и веточкой мимозы. После чего исчез. От его сестры Ира узнала, что Второй женился. Оставил квартиру дочери и внуку и поселился у молодой, на одиннадцать лет моложе, жены.

      Ира, подавленная бесславным окончанием  романа, долго не упоминала  о своём бывшем возлюбленном. Прошло несколько месяцев, и при каждой нашей встрече она стала ругательски ругать его, искавшего, по её словам, горничную и кухарку с квартирой, пока, наконец, не нашёл. Вспоминала  жлобские гостинцы, и что он учил её правильно чистить и готовить рыбу, а ещё часто спрашивал: когда  же она начнёт ремонт в квартире.  «Ну и дочь моя — ещё тот подарок», — всякий раз добавляла Ира. В том, что не сложились отношения с Николаем Вторым, она усматривала и Наташину вину. 

      Наташа к тому времени перешла на пятый курс, познакомилась с молодыми воронежскими художниками, участвовала в выставках, о ней даже в газете как-то написали.  В моду вошёл батик, и она увлеклась росписью по ткани. Получалось хорошо, и знакомые стали находить заказчиков.  Расписывала один платок в два-три месяца, да раз в год фотографировала чью-нибудь свадьбу — вот и весь заработок. Искать постоянную работу  не хотела: рано вставать, по любой погоде выходить из дому, спешить, толкаться в транспорте — всё это было не по ней.

       Ей шёл тридцатый год, когда на горизонте замаячил, как ей показалось, хороший  жених — Стасик.  На вид лет на пять если не больше моложе, худенький, невысокий очкарик. По образованию экономист, а по призванию художник, говорили, подающий большие надежды.  Родители его работали в Германии, поэтому, не заботясь о хлебе насущном и продавая в год  пару картин, он занимался живописью. 

       Как-то очень быстро Наташа пристроилась в дом детского творчества вести кружок батика. Стасик стал её ежевечерним гостем. А через пару месяцев она перебралась к нему, благо в трёхкомнатной родительской квартире Стасик жил один.

       Идиллия продолжалась с осени до лета. Летом приехали родители Стасика. Они рассчитывали увидеть в своей квартире новые двери и окна, на которые передавали через знакомых заработанные евро, но не увидели.  Назвав Наташу аферисткой, охмурившей «нашего балбеса», выставили её за дверь.

      Я встретила Ирину на следующий день после скандала, злую как чёрт, распираемую желанием говорить и говорить о своей дочери.  Решили посидеть у неё: Наташа утром уехала в Павловск, жаловаться на жизнь отцу, а больше, конечно,  двоюродной сестре — племяннице Николая, успевшей  за   двадцать пять лет дважды побывать замужем и разочароваться в мужчинах. «А то ведь ты и ремонта нашего не видела, — вздохнула Ира. — Работа-работа-работа, просто посидеть и поговорить и то некогда».

          Ремонт и Наташин вкус я от души похвалила. Элегантные, ненавязчивые   обои оливкового цвета, очень гладкий потолок без люстры,  на трёх стенах попарно светильники — матовые шары размером с крупный апельсин. Шторы — произведение дизайнерского искусства: драпировки, оборки, тон подобран к  обоям.  Всё остальное в их жилище осталось по-старому: ободранный диван с  горой одеял и подушек, бесформенные кипы журналов и книг, неухоженные цветы в разнокалиберных горшках, а то и в консервных банках, замусоренные полы. Ира, очевидно, в ответ на мой скептический взгляд, как бы извиняясь, заметила: «Я же каждый выходной к маме мчусь как угорелая, уж и не помню, когда убирала».  Потом, кивнув на две большие сумки с Наташиными вещами, заявила, что её дочь — «дура набитая, каких и свет не видывал», и спросила, помню ли я историю с Сашей. Я пожала плечами: знала только, что Саша — торговец обувью, у которого Наташа сначала  работала,  потом они некоторое время жили вместе.

        То и дело повторяя, что её дочь — «дура набитая», Ира рассказала поразительные вещи. Наташа  отношения со своими мужчинами строила по одному сценарию. Получив предложение жить вместе, несколько месяцев работала, занималась домашним хозяйством, во всём поддакивала. Потом  начинала продавливать свои условия: бросала работу,  но просила всё больше и больше денег на косметику, одежду,  получив отказ, устраивала истерики. Небедный Саша выставил её через восемь месяцев. Но Наташа, как оказалось, все эти месяцы  утаивала, привозила домой и прятала деньги, на которые и был сделан ремонт. От Стасика  тоже приехала с деньгами. Ира, пока дочь мыла голову, порылась в её сумке и нашла завёрнутую в газету пачечку, сколько там денег не считала, но порядком.

          Ира много раз ругала дочь, говорила, что надо меньше требовать от мужчины в материальном плане, иначе никогда не выйдешь замуж. У Наташи был один неизменный ответ: мужчина обязан содержать свою женщину, и содержать хорошо.