Здравствуй, дерево!

Здравствуй, дерево!

Отрывок из повести

Весна обрушилась внезапно, накатила зеленой пенной волной, оглушила треском лопающихся почек, залепила глаза и ноздри тополиным пухом, рвала небо на части лезвиями молний. Одуревшая сирень валила голубой пеной через заборы и ограды, дурманила запахом, забивавшим все остальные ароматы просыпающегося города. Бойкие старушки, промышляющие сбором бутылок, рвали сирень, складывали в букеты и продавали их возле магазинов и автобусных остановок. Пенные букеты стояли в вазах, бутылках, литровых банках, жестянках из-под пива, заполняли ароматом квартиры и офисы, классы и больничные палаты, магазины и сберкассы. Парни непременно шли на свидание с букетом сирени. А сирени все не убывало, рви не рви.
Оттаивала земля, оттаивали души, распускались, наливались соком, сбрасывали с себя ледяную коросту. Еще немного и впустишь в распахнутую грудь синюю птицу, войдет она в тебя, совьет гнездо и не будет тогда ни мыслей, ни слов, сплошное восторженное восклицание! Ожидание? Ждать будем осенью! А пока – наполняй легкие-паруса весенним бризом, дурей от запаха сирени, кружись вместе с тополиным пухом.

А Вика так бы и крутила педали, ехала бы вечно мимо старых кряжистых дубов, тоненьких смущенных берез, парней, играющих в футбол на лужайке. А как хотелось Маргаритой лететь над ночной землей, над россыпью мерцающих огней и в восторженном забытьи кричать: «Города! Города!…» Но нет, прочь из города!
Вика вспомнила, как две недели назад пришла в спортивный магазин. Окинула взглядом ряд блестящих, рвущихся в полет новеньких машин. Выхватила его взглядом – мой! Вот он стоит у стены, сверкает хромированными спицами и втулками, пахнет новенькой резиной, машинным маслом и немного радостью. Руль черный, с рожками, рама ярко-синяя с перламутром, колеса толстенные, и всё какие-то звездочки, проводки, рукоятки. Кругом надписи непонятные. «Рама родная итальянская, навески шимановские, восемнадцать скоростей, обода двойные, никаких восьмерок не будет», - нахваливал велик продавец, высокий парень в синей бейсболке.
- А что, у него тоже восьмерки бывают? – удивленно спросила Вика.
Парень в синей бейсболке недоуменно пожал плечами, - Это ж велосипед, девушка. – И постучал по седлу.
- Вы только не смейтесь, я на велосипеде с десяти лет не ездила, - смущенно улыбаясь, поведала продавцу Вика.

Время от времени под колесами смачно лопалась сухая веточка. Вика пару раз тормозила, неуклюже сползала с седла, проверяла давление в шинах.
Сухая хвоя уютно шуршит под колесами. Ехать по ней тяжеловато, но приятно, велосипед слегка пружинит, потряхивает на корнях. Откуда-то издалека доносится гулкое и прохладное кукушечье «ту-ду».
Вика почему-то вспомнила эпизод из какой-то книжки, где героиня – юная знатная леди скакала на своем породистом коне по ровным аллеям Булонского леса. Мерно покачивались страусиные перья на ее шляпке, развевалась по ветру бархатная амазонка пронзительно-голубого цвета, тонкая нежная рука в ажурной перчатке сжимала резную ручку хлыстика. А у Вики вместо шляпки с пером – выцветшая бандана, вместо амазонки - закатанные под колено джинсы и растянутая почти до колен майка, вместо породистого скакуна – велосипед, а вместо таинственного Булонского леса, который располагается, наверняка, где-нибудь под Парижем, - небольшой и весьма загаженный парк. Можно же не обращать внимания на пластиковые бутылки и упаковки от чипсов, цветами-мутантами торчащие из молоденькой куцей травы, можно ржавые железки принимать за вылизанные дождями и временем скелеты драконов. Можно и себя возомнить юной виконтессой, едущей на тайное свидание с кавалером. Или, наоборот, убегающей от назойливого ухажера.
Сейчас по кедровой аллее, потом по лиственничной, затем по липовой, а дальше, наверное, по березовой. Глаза застилает зеленоватым туманом. Туман везде разный, на кедровой аллее – густой, прохладный, синевато-серый, пахнет смолой. На липовой – легкий, прозрачный, сладкий, над головой – ажурный купол зеленого хрусталя. А дальше – колоннада лиственниц - морщинистые, серо-коричневые с синеватым отливом могучие стволы, протыкающие облака, ритмично покачиваются. Засмотришься вверх на макушки – голова кругом пойдет, зачарует, затянет, так и хочется руки вверх поднять, всем телом в струнку вытянуться, голову запрокинуть до хруста в шее и качаться, качаться. Вот и она – такая высокая и могучая, как и ее товарки. Ствол в полутора метрах от земли расходится надвое, буквой «Ч».
Ну, здравствуй, милая. Извини, что долго не навещала, не обвязывала твой морщинистый ствол шелковой ленточкой. А то, помнишь, в прошлом году пришла я к тебе, а вокруг ствола – синяя ленточка, концы по ветру трепещут, ты задумчиво хвоей шепчешь. О чем ты думала долгими зимними ночами, когда корни твои, вмороженные в окаменевшую почву, ломило от холода, когда вершина твоя упиралась в серое, инеистое небо, когда кора трещала от мороза, а сильные ветви сгибались и пружинили под ледяным, колючим ветром? О чем ты думала, зажатая в тисках зимы? Расскажи шепотом хвои, спешным говорком молодых тонких ветвей, нутряным басом рвущегося к небу ствола.
Прижаться горячей щекой к пахучей морщинистой коре, слушать, как внутри дерева ходят тугие соки, повернуться, прислониться ладонями, спиной, затылком, икрами к гудящему стволу, слиться, сплестись с корнями, отдать могучему, пробужденному от зимнего забвения дереву, свою боль. Помнишь?! Ты помнишь?!
«Ту-ду, ту-ду» - по-прежнему доносилось из рощи. Услышишь кукушку прежде соловья – не будет тебе в этом году любви, почему-то вспомнила примету Вика. «Ту-ду» - отражалось от прохладной глади стоящей в низине воды. «К-ко-о-э, ку-у-у-э-а» - грассировали лягушки. «Ших-ших» - шепталась трава с шинами. «Сто четыре, сто пять, господи, как много-то, – про себя считала Вика и спешно добавляла уже вслух, – Да о чем это я! Красота-то какая, батюшки! Да почему ж я дурочка-то такая, неужели мне только с деревьями разговаривать, да лягушек слушать!»
- Знаешь, мне всегда казалось, что я лишняя, - Вика погладила морщинистую кору. - Вот ты, растешь тут, живешь, у тебя есть свое место… У каждого есть свое место, а у меня нет. Только у меня нет. И я не знаю что делать…
Лес обступил ее со всех сторон, укрыл ветвями. Вика всегда пряталась в лесу, искала спасения у леса, у корней дубов лила слезы, шепталась с березами. Не у каждой девушки есть свой лес. Вот и сейчас убегала, уезжала, пряталась от своего прошлого. Ну, здравствуй, дерево, что делать, моя милая?! Давай вспоминать все по порядку, заглядывать во все щели, искать самое важное, по узким ложбинкам в серо-коричневой коре подниматься к ответам..