Чайки - не дуры. Верьте классикам, господа!

               
               
               
          
          В очередной раз мысленно посмеиваясь над своими фантазиями перехитрить однорукого бандита, я вышла из казино.
          Солнце уже собиралось в закат, но всё ещё пекло, легко переигрывая слабенький пунктирный  бриз, тянувшийся со стороны океана.
           По бордвоку сновал праздный народ, уныло тащили свои  незатейливые handmade “кабриолеты” рикши. 
           Время от времени они останавливались перед таявшими под солнцем особями обоего пола, предлагая свои услуги. Однако  большинство тех, кого они хотели побаловать, бодренько отказывались, видимо, предпочитая пешее ощущение радости бытия.
           Я зашла в уличное кафе,  набрала целый поднос вкусной, убивающей человека вредной еды, и направилась к стоявшему в уголке подальше от снующей публики уютному столику, только что убранному опрятным черноволосым парнишкой в жёлтом фартуке с изображением неизвестно чему смеющегося аппетитного красноротого цыплёнка.
           Столик украшала  яйцевидной формы коричневая вазочка с букетиком искусственных розовых фиалок, обрамлённых свисающими стебельками седоватой игольчатой зелени. 
           За соседним столиком расположился благовидный пожилой господин, обладавший примечательной тростью с набалдашником, выполненным в затейливом “орлином” дизайне - видно было полголовы с зелёным глазом и закрученным книзу клювом в виде крючка.
            Он кормил, точнее, докармливал прыгавших по дощатому настилу чаек, подвигая и распределяя основанием трости кусочки еды.  Перемещения сего чужеродного предмета прямо перед их клювами птиц отнюдь не отпугивали, напротив, они ждали очередных поступлений, которые тотчас же, впрочем, без  особой торопливости,  схрустывали. 
            ...Тут, уповая и надеясь, что читателями предлагаемых записок  окажутся русские не только из Нового Света, полагаю нелишним кое-что разъяснить.
            Дело в том, что в Америке обретается непуганная живая природа. Здесь нет такого понятия, чтоб летом и осенью всем миром ходить в лес  по грибы. Куда там! Трава под тобой шевелится, диковинная живность выползает, выпрыгивает, выскакивает. Над грибом наклониться страшно, не то чтобы сорвать - того и гляди, какая-нибудь тварь за руку, а то и вовсе за нос уцепит!
            То-есть ходят, конечно, отдельные неугомонные из вновь прибывших - в  перчатках с раструбами и болотных сапогах, но это уже экзотика почище сафари будет.
            Рассказывают, что однажды, ничего не подозревая о зонах отдыха с буфетами и туалетами на трассах, два вновь прибывших одессита выскочили из машины в лесок по надобности, и одному из них неизвестно что вцепилось, pardon, в мягкое место.
            ...Даже врач-избавитель, к которому в конце концов попал страдалец, понятия не имел, кого или что извлёк из уроженца никогда не унывающего цветущего города у моря.
            Говорят, едва оправившись от физической травмы, бедолага засобирался на родину, потому что, завидев его, Брайтон перешёптывался и ржал - не в лицо, конечно, не подумайте...      
            Говорят также, что его друг, которого после этого происшествия стали зазывать на всякие банкеты по случаю, рассказывал, почти не скрывая удовольствия от свалившейся славы: “Я ему говорю - я не просил доктора заодно вытаскивать из тебя чувство юмора, я даже не знал, что тебя конкретно в него укусили - нет, ну просто, кто бы мог подумать…
            Так вот - там, куда ты едешь, тебя прямо у трапа примут, как героя Одессы!
            Нет, я-то, допустим, не писал, но люди разные...”
            ...Если вы снимете горный дачный домик под Нью-Йорком, вы увидите перед своими окнами, как и перед всеми прочими оленей с оленятами, разгуливающих в поисках пропитания или просто на предмет променажа.
            Не боится тутошнее зверьё людей, безбашенное здесь  зверьё!
            Однако вернёмся к нашим баранам, то-бишь, пернатым и господину с примечательной тростью.
            ...В процессе описываемой здесь  трапезы чайки время от времени покрикивали - друг на друга и на кормильца, поторапливая его, когда еда заканчивалась, не нарушая, однако, приличий, т.е., на стол и стулья не запрыгивали и дистанцию соблюдали.
            Господин, наконец, завершив хлопоты, удалился в направлении океана, слегка покачиваясь и картинно опираясь на трость, как бы чуть-чуть её подкручивая, так что зелёный орлиный глаз  всякий раз вспыхивал на свету, и всё это производило впечатление некоего театрального действа.
             Предоставив вниманию других созерцателей красиво вступавшего в закат господина со сверкающей тростью, я поставила на стол свой поднос, ломившийся от пиццы, кофе, жареных креветок и картошки фри. Я зверски проголодалась. В моём натюрморте не было места никаким чайкам.  А они замерли в позе “стой, где стоишь” и смотрели на меня своими пуговичными скошенными глазами.
             Не дождавшись дани, они начали слегка покрикивать - мол, пора делиться - ты тут не одна расположилась!
             В конце концов, моё нежелание сотрудничать вызвало у них конкретное возмущение, и они вдруг разом загалдели, наскакивая на меня и топорща крылья.                               
             Несколько следующих минут я махала руками, топала ногами, наконец,
закричала: “Get out!” и по-русски: “Убирайтесь!”  Вот на это они ответили - отпрыгнули и закидали меня своими гортанными криками. Ну, я подскочила, замахнулась ногой на самую наглую и пнула - естественно, воздух, потому что она не стала испытывать судьбу - взлетела и приткнулась на крыше киоска с противоположной стороны бордвока.
             Остальные устремились туда же и расположились рядком, развернувшись клювами к сцене, где обжиралась несметным количеством еды вреднющая тётка, не соображавшая, что есть ещё кое-кто, кому тоже не худо было бы перекусить.
             Я съела свой поздний ланч и отнесла поднос, ни крошки не бросив на пол.
             Мои зрители на крыше не шелохнулись. Присев на скамейку неподалёку, я стала наблюдать.
             Подошла женщина с подносом и села за мой столик, проворно убранный черноволосым парнишкой в фартуке с портретом помиравшего от хохота красноклювого цыплёнка.
             Чайки слетели с крыши и дефилировали поодаль, время от времени озвучивая  свои гортанные пожелания. Женщина сразу же принялась кидать еду, благостно улыбаясь, как будто  как раз за этим сюда и пришла.
             Чайки не зевали - в общем, всё как всегда.
             Потом благодетельница сложила остатки на салфетку, поместила её под стол и ушла.
             Ну, эти  всё склевали и снова расположились на своей стратегической высоте.
               
             ...Так что  - АУ!  -  Земляне! Чайки не дуры! Не заморачивайтесь! Ходите в прекрасный театр -  всё у них там на своём месте, чего и вам желаю!               
               
             А то: Глупые птицы, глупые птицы,
             Чехов не понял, Чехов не понял,
             Люди жалеют, люди жалеют
             Бедную чайку, глупую чайку.
             В русском театре, в русском театре,
             Занавес с чайкой, занавес с чайкой!

             И прочая, и прочая - в ритме “ греческого зала”  незабвенной памяти Аркадия Исааковича Райкина.
             Не глупы они, ох, не глупы!
             Просто в живом присутствии постоянно “кушать хочут” и для того публикой стремятся овладеть.
             Актёры-с!
             Верьте, верьте классикам, господа!
                ВСЁ!   
               
НЬЮ-ЙОРК