Патографический портрет Мао Цзэдуна

(Репортаж № 55)

Было бы странно, если коммунистическим вождём в многолюдной Поднебесной империи стал обычный человек с рядовыми способностями. Мао Цзэдуна с полным основанием можно назвать не совсем обыкновенным человеком с очень своеобразными личностными чертами.

Мао Цзэдун (1893 - 1976) - китайский политический и государственный деятель, один из основателей Коммунистической партии Китая (КПК); с 1943 г. Председатель Центрального Комитета КПК.

Незаурядность начинается с его имени, которое оказалось на редкость символичным - «Облагодетельствующий Восток». Вот так и никак не меньше! Можно, конечно, поспорить, чего больше досталось его «Востоку» – благоденствий или злодеяний, но символичность имени явно имеет место.

Не следует обходить стороной наследственность Мао Цзэдуна, так как последнее слово всегда принадлежит генотипу.

По сведениям врача Ли Чжисуя, двадцать лет лечившего Мао Цзэдуна, сын Мао от первой жены Аньцин страдал шизофренией (Аньцин переводится как «Молодец, достигший берега социализма»; в именах сплошная символика, но в данном случае с грустной иронией). У одной из дочерей Мао также было диагностировано шизофреническое расстройство. (Когда, эмигрировавший в США Ли Чжисуй объявил в 1995 г., что решил опубликовать более подробную биографию Мао Цзэдуна, он неожиданно трагически погиб).  Двое больных шизофренией из десяти детей, да ещё от разных жён – многовато для случайных генетических мутаций.

Протестное настроение, патофизиологической основой которого чаще всего является психопатоподобная структура личности, была свойственна будущему китайскому лидеру уже с подросткового возраста. Приведём три примера.

В нарушение всех конфуцианских традиций Мао нередко ссорился с родителем и «мог вступить в яростный спор с отцом даже в присутствии посторонних, что было уже совсем немыслимой дерзостью!» В 1906 году, в возрасте тринадцати лет самовольно бросил школу «в знак протеста против действий учителя, избивавшего учеников». В 1911 году, решительно встав на революционный путь и записавшись в повстанческую армию, Мао «ещё до известия об учанском восстании отрезал свою косу. Это был бунт, так как длинные косы в знак покорности маньчжурам должны были носить все китайские поданные Цинской империи».

Первые устремления буущего вождя к общественной и политической деятельности вызывают уважение, т.к. он искренне хотел улучшить жизнь бедного крестьянства. Но никто ещё не отменял верность максимы английского историка и политика Джона Актона (1834-1902): «Власть развращает людей, абсолютная власть развращает абсолютно» («Power tends to corrupt, and absolute power corrupts absolutely»). Проследим личностную эволюцию «великого кормчего» от борца-демократа до тоталитарного самодура, подмявшего под себя почти пятисотмиллионную империю.

К своему образованию Мао относился добросовестно, проявляя незаурядную личную одарённость. Его классные сочинения признавались учителями образцовыми и вывешивались для примера другим ученикам на стенах училища. Биографы пишут, что Мао мог читать втрое быстрее любого другого человека. Известна и любовь Мао к сочинительству стихотворений. В молодости большинство грамотных юношей проходят через это увлечение. «Сталин тоже одно время слагал вирши. “Грешили” этим и многие другие революционеры. У Мао, правда, страсть к стихосложению являлась чем-то вроде наваждения. Писать стихи он будет до старости. Как ко всему в жизни, он и к поэтическому творчеству будет относиться серьёзно».

Важно отметить, что прежде, чем Мао Цзэдун полностью отдался революционной борьбе, он с 20 до 25 лет активно занимался с очень хорошим учителем, профессором Ян Чанцзи, преподавателем Педагогического училища, которого студенты называли за его мудрость «Конфуций». На дочке последнего Мао в 1921 году женился.

Но революционные изменения характера нашего героя продолжали прогрессировать. Уже в 1917 году Мао Цзэдун признаётся, «что хотел бы сжечь все творения китайской художественной прозы и поэзии, написанные после… XIII века. Очевидно, они с его точки зрения не были достаточно прогрессивны. С жаром доказывал он своим друзьям необходимость сломать традиционные семейные связи и осуществить революцию…» К 1920 году становится ясно, что не романтика всеобщего равенства соблазнила будущего «великого кормчего» в коммунистической идеологии. «Такого добра было предостаточно и в анархизме Кропоткина. Его привлекли именно апология насилия, триумф воли, торжество силы. В конце концов он сделал выбор! Да, безнравственный, но по-своему объяснимый». И в 1921 году Мао начинает долгий путь практического создания в Китае коммунистической организации.

Внедрение коммунизма проходило далеко не безоблачно. Первый запал энтузиазма, как бы он не был силён, постепенно разбился под градом критических замечаний оппонентов. И у Мао стали появляться приступы, похожие на «неврастенические». В 1924 году он решил, как и в последующей своей жизни при возникновении трудностей, отойти от дел. «…дома, Мао провёл ни много ни мало семь месяцев. Как же он устал от ежедневной раздражающей болтовни о едином фронте, дипломатических переговоров с “буржуазными националистами”, политических игр и склок! Эйфория прошла, началась депрессия». Эти невротические состояния, учитывая, что никакого лечения Мао не получал, иногда приводили к госпитализации. В 1925 г. он, «поддавшись страху, …сжёг все свои записи, которые делал в дороге. Наконец в середине сентября он добрался в Кантон, где сразу же должен был лечь на две недели в дуншаньский госпиталь: нервы совсем расшатались». Заметим, что неврастения практически не приводит к стационарному лечению. Видимо, в данном случае речь шла о достаточно выраженной тревожной депрессии.

В 1927 году Мао Цзэдун приходит к логичному для коммуниста любой национальности выводу: если коммунистическая партия хочет добиться успеха, то должна создать собственные вооружённые силы, так как только «винтовка рождает власть»! В этом он был как никогда прав. Но из кого создавать коммунистические войска?

Население Китая состояло в основном из крестьян. Марксизм же провозглашал, что только пролетариат может захватить власть и построить коммунистическое общество. Но где его взять? Любой крестьянин, имеющий маломальское хозяйство, которое было способно прокормить его семью, не горел желанием брать в руки винтовку, оставив умирать с голоду родных. И Мао Цзэдун, разочаровавшись в крестьянах, которых собирался осчастливить, нашёл другой выход: он стал вербовать армию из тех, «кто способен “на самую мужественную борьбу”, - из пауперов и люмпенов!» Но армия и военные действия требуют денег. Для пополнения казны китайские коммунисты прибегли к своему национальному методу. Если в России большевики получали финансирование с помощью разбойных «эксов» и интриг (вспомним случай с русским фабрикантом и меценатом Саввой Тимофеевичем Морозовым /1862-1905/), то китайские революционеры практиковали широкую торговлю опиумом.

Постепенно романтически настроенный революционер превращается в политика-прагматика. В 1927 году Мао пишет: «Революция – это бунт…, это беспощадное действие одного класса, свергающего власть другого класса… Попросту говоря, в каждой деревне необходим кратковременный период террора… Когда выправляешь искривлённую вещь, непременно нужно перегнуть её в другую сторону; если не перегнёшь, то и не выправишь!».

И успех такой радикальной тактики не заставил себя ждать. В 1931 году Мао Цзэдун руководит I Всекитайским съездом советов, избран председателем ЦИК и главой Совнаркома Китайской Советской Республики. Большое достижение, но ему было у кого учиться и с кого брать пример. Следующая цель, которую Мао поставил перед собой, – добиться «благословения» Иосифа Сталина. И в 1934 году на страницах советского журнала «За рубежом» явно по указанию Иосифа Виссарионовича появилась большая статья о «романтически-героическом» вожде угнетённого китайского народа.

Сам Мао Цзэдун делал всё возможное, для укрепления своего лидерства. Его всё больше поглощало стремление к неограниченному господству, которое не оставляло времени и желания заниматься семейными делами. Дети находились или на попечении других людей, а иногда просто оставлялись в пустой хижине в надежде, что вернувшиеся хозяева выкормят и воспитают грудного ребёнка. Жёны также менялись, причём вне зависимости от того, был ли оформлен развод с предыдущей женой.

Остановимся на этом вопросе более подробно, так как он хорошо характеризует личность китайского вождя. Не будем только сбрасывать со счетов и «восточный фактор» - пренебрежительное отношение к женщине в условиях военного коммунизма.

Первая жена Мао Цзэдуна умерла в возрасте 21 года. Вторую жену политические противники Мао долго держали в тюрьме, пытали, затем казнили. Третья жена, не выдержав тягот жизни в условиях гражданской войны и ударов судьбы в личной жизни, заболела психическим расстройством, много лет провела в психиатрической больнице.

Четвёртой женой Мао Цзэдуна стала популярная артистка театра и кино Цзян Цин. Это произошло в 1938 году, несколько месяцев спустя после того, как третья жена Мао Цзэдуна уехала в Советский Союз. И на сей раз Мао вступил в очередной брак при живой предыдущей жене, формально даже не разведясь с ней. После смерти Мао в результате политической борьбы за «освободившийся трон» Цзян Цин оказалась в тюрьме, а затем покончила жизнь самоубийством. «Мао Цзэдун был начисто лишён способности надолго привязываться к одной женщине, он не считал нужным считаться с чувствами прежней пассии тогда, когда у него возникало очередное желание».

Ну, как тут не вспомнить Владимира Высоцкого:

 «Мао Цзэдун – большой шалун –
Он до сих пор не прочь кого-нибудь потискать, -
Заметив слабину, меняет враз жену, -
И вот недавно докатился до артистки».

«В шестьдесят семь Мао… стал сторонником даосской сексуальной практики, которая считала, что секс не только удовольствие, он необходим для продления жизни. Наибольшее удовлетворение Мао испытывал, если несколько молодых женщин разделяли с ним постель одновременно... Сексуальная активность Мао не ограничивалась женщинами. Молодые мужчины из обслуги, неизменно красивые и сильные, тоже привлекали его. Одной из их обязанностей было делать ему по ночам массаж. Мао требовал, чтобы ему массировали пах... Некоторое время я принимал такое поведение за склонность к гомосексуализму, но позже пришёл к выводу, что это просто ненасытный аппетит к любой форме секса». Это строки из воспоминания личного врача Мао Цзэдуна Ли Чжисуя.

Пятой, уже только «гражданской» женой можно считать Чжан Юйфэн. Ей было восемнадцать лет, а ему шестьдесят семь. «Разница в возрасте составляла почти полвека. Однако именно это, с точки зрения врачей, пользовавших Мао Цзэдуна, должно было способствовать продлению его умственной и физической активности… Таким образом, в семидесятилетнем возрасте у Мао Цзэдуна родился последний его ребёнок».

Обслуживающий Мао Цзэдуна партийно-государственный аппарат устраивал его жизнь таким образом, что подле всеми любимого Председателя Мао всегда находились привлекательные молодые девушки и женщины. Вот так проявлялась сущность тоталитарного, почти монархического государства, которое теоретически возглавлялось Коммунистической партией. Мао с начала пятидесятых годов уже считал КПК своей собственностью, которой распоряжался так, как считал нужным. Подобной властью обладал, видимо, только султан Османской империи. Высшие чины компартии решали не только все бытовые запросы Председателя Мао, но и проблемы «его половой жизни, чтобы Мао Цзэдун удовлетворял свои потребности и мог всегда быть предельно сосредоточен на решении партийных дел».

Энергичному китайскому лидеру нельзя было отказать в трудоголизме. «Его организм не признавал суточного ритма, и он мог бодрствовать больше других, причём наибольшая его активность приходилась на ночные часы... Периоды без сна становились всё длиннее и длиннее, и порой он не спал по нескольку суток подряд». Для сна Мао хватало «пяти, а то и четырёх часов в сутки. При этом сами сутки складывались из 24-х часов бодрствования, в основном работы…, а также четырёхчасового сна. Таким образом, для Мао Цзэдуна существовали его собственные сутки, состоявшие обычно из 28 часов… Время сна у него постоянно смещалось. К такому режиму работы трудно было приспособиться, но приходилось приноравливаться всем окружавшим его людям… Работал Мао Цзэдун яростно, по много часов, а иногда и по несколько суток подряд. Он был фанатичен в работе».

В плане отношения с окружающими Мао Цзэдун мог смело сказать о себе словами британского премьер-министра Генри Джона Пальмерстона (1784-1865), произнесённого последним, впрочем, в отношении своей страны: «У Британии нет постоянных друзей, есть только постоянные интересы». У Мао тоже никогда не было постоянных друзей даже из числа жён и детей. Достаточно упомянуть, что провозглашённый Мао в апреле 1969 года на Пленуме ЦК КПК «наследником» маршал Линь Бяо уже в сентябре 1971 года трагически погибает и посмертно объявляется предателем. Впрочем, не без оснований.

С детства Мао привык находить радость в общении с самим собой. Он обладал редкой способностью, находясь среди людей, «уходить в себя», а при каверзном вопросе какой-нибудь иностранной журналистки попросту погружался в «странную оцепенелость», предоставляя присутствующим продолжать беседу за него. «Возможно, это было связано с тем, что он вообще склонен был только к монологу, а диалога и уж тем более возражений просто не переносил». Все биографы отмечают что на людях Мао Цзэдун вёл себя как «небожитель». Его самомнение возрастало так быстро, что «он просто переставал слышать других. В Китае эту ситуацию стали называть “театром одного актёра”. Особенно это стало заметно после того, как он утвердился в положении единственного вождя партии-государства».

У него не было никакого желания и стремления (это при его то возможностях!) защищать своих родственников, которых он обычно бросал на произвол судьбы, не говоря уже о других людях, которые заслуженно могли рассчитывать на его поддержку.

Со временем возраст брал своё. «В свои пятьдесят шесть лет Мао уже не выглядел тем стройным и худым молодым человеком “крепкого телосложения”… Всё чаще страдал бессонницей, то и дело простужался. Уже много лет он болел ангионеврозом, то есть функциональным расстройством иннервации кровеносных сосудов. Он становился раздражительным, терял над собой контроль… Иногда во время прогулок у него вдруг нарушалась координация. Он начинал беспорядочно размахивать руками, как бы цепляясь за воздух. Ему тогда казалось, что земля уходила из-под ног. Он по-прежнему много работал, по 15-16 часов в день, но быстро утомлялся… Беспрерывно курил, по шестьдесят сигарет в день».

В конце 1955 года в период острой борьбы в компартии то с правыми, то с левыми оппортунистами, Мао почти совсем потерял сон. «Он и раньше страдал от периодической бессонницы и неврозов, а в то время просто не мог сомкнуть глаз по нескольку суток… Мао в немыслимых дозах принимал снотворное (барбитураты), но оно не помогало».

Уже упомянутый нами врач Ли Чжисуй свидетельствует, что с 1956 года «Мао признавал лишь хлоралгидрат и часто принимал его вместе с секоналом натрия. Они не только помогали ему уснуть, но и возбуждали аппетит, а порой даже действовали как наркотики. Ему понравилось вызываемое некоторыми препаратами состояние эйфории, и он часто брал эти препараты на приёмы и совещания... В начале 1958 года я стал замечать, что в характере Мао начала проявляться какая-то необъяснимая подозрительность к окружающим; она усиливалась с каждым годом, вплоть до начала “культурной революции”. ...теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что сверхподозрительность председателя в те годы была одним из первых проявлений параноидального синдрома».

Мало сказать, что Председатель Мао был мнительным и недоверчивым человеком. Он подозревал всех и каждого: «…даже ответственных руководителей своей охраны, членов руководства партии, в том, что они, высказывая заботу об усилении его охраны и о мерах по обеспечению его безопасности, допускают мысль о возможности его смерти, а это - уже криминал, с его точки зрения... В своём воображении он создавал заговоры и тайные интриги, направленные против него, которые органам безопасности и политического сыска приходилось “разоблачать”».

Мао Цзэдун сознательно создавал в стране такую обстановку, чтобы партийные руководители подозревали друг друга и о своих подозрениях докладывали ему лично.

В конце пятидесятых годов Мао почти постоянно разъезжал по стране на специальном поезде. Можно предположить, что одной из причин столь длительных вояжей была боязнь покушения. «К мерам безопасности при передвижении Мао Цзэдуна по железным дорогам можно отнести и следующую: вместе с поездной бригадой, а также охраной на самом паровозе обязаны были неотлучно находиться партийные руководители той дистанции пути, по участку которой проходил спецсостав, - в случае попытки взорвать поезд, они погибли бы сами в числе первых. Такая забота о своей безопасности, а равно и усиленное, если не гипертрофированное внимание к работе органов общественной безопасности, политического сыска, были своего рода “пунктиком” Мао Цзэдуна». Созданной им же самим системой охраны он был практически отрезан от всего мира. Никто не должен был знать о том, где он находится и как себя чувствует. «Политик в Мао Цзэдуне всегда брал верх над человеком. Более того, человеческие чувства вообще в основном оказывались подавленными… Характер Мао Цзэдуна был таков, что дружеских отношений на равных он органически не допускал». Его личность питалась только одним стремлением – властвовать во всё и надо всеми. Мао сознательно стремился к противостоянию. При этом был большим мастером создания конфликтов. Не желая терпеть около себя реального преемника, делал всё для того, чтобы сначала формально назначить его, а затем фактически «растерзать и уничтожить».

Не удивительно, что в последние годы жизни «великого кормчего» при нём не оказалось ни его жён, ни его детей, ни его родственников.

Биографы считают, что Мао, впрочем, так пишут о большинстве выдающихся политиков, обладал «гипнотической силой воздействия на окружающих, определёнными, харизматическими качествами…: многими он воспринимался как пророк... В то же время его материальные и духовные потребности были ограниченными и даже несколько ущербными. Он мог вытирать лицо и ноги одним полотенцем, да ещё и “теоретически обосновывая” правильность своих действий; мог за десять лет не позволить сшить себе новый костюм. Его нижнее бельё и носки пестрели заплатами. Он мог дать указания стирать с мылом только воротнички и обшлага рубах». И т.д. В его положении подобное поведение свидетельствует не столько об экономии, сколько об эмоциональном уплощении и снижении.

Но ни «гипнотическая сила», ни показная скромность не могли заставить замолчать оппозиционные группы в партии. И тогда в мае 1966 года по инициативе Мао Цзэдуна создаётся организация «Хунвэйбин» («Красные охранники»).

Как здесь опять не процитировать Владимира Высоцкого, песня которого доходчивее любых документов раскрывает реальную картину «великой культурной революции»:

«Возле города Пекина
Ходят-бродят хунвэйбины,
И старинные картины
Ищут-рыщут хунвэйбины, -
И не то чтоб хунвэйбины
Любят статуи, картины:
Вместо статуй будут урны
«Революции культурной»…
Вот придумал им забаву
Ихний вождь товарищ Мао:
Не ходите, дети, в школу –
Приходите бить крамолу!
И то чтобы эти детки
Были вовсе – малолетки, -
Изрубили эти детки
Очень многих на котлетки!»

 «Кто там шагает правой? Левой! Левой! левой!» – провозглашал наш революционный поэт Владимир Владимирович Маяковский (1893-1930). Китайские «леваки» явно шагали одной левой ногой.  Доходило до того, что во многих городах они вводили новые правила: переходить дорогу только на красный свет, ибо красный – цвет революции. «Повсеместно разрушались древние памятники, уничтожались архивы, старых специалистов, в том числе медработников, инженеров и техников, не допускали на службу. Массовый беспредел всё отчётливее грозил обернуться катастрофой».

Но Председателю Мао было выгодно истреблять старых членов партии, помнивших историю КПК и то, какими порой методами он шёл к власти в партии, закрепляясь в роли её руководителя.

Так как экономическое положение страны оказалось подорванным в результате «культурной революции», требовалось срочно найти внешнего врага. Мао Цзэдуну не пришлось кивать в сторону далёкой Америки, «врагов» он нашёл в буквальном смысле под носом у своего народа. На них легче было направить накопившуюся злость населения, чем на неведомых и мало кем виденных американцев. В октябре 1957 года на Пленуме ЦК КПК Председатель Мао призвал начать новую кампанию – против «четырёх зол»: крыс, комаров, мух и воробьёв. Но истребление воробьёв и других «вредителей» нарушило теперь уже не социальный, а «экологический баланс, приведя в итоге к тяжёлым последствиям. В какой-то момент была перейдена грань, за которой разумное начинание обернулось драмой».

Однако Мао Цзэдун был опытным политиком. Ему принадлежит иезуитски мудрая фраза: «Мы из тех людей, которые следуют линии масс, но иногда нельзя слушать всего, что говорят массы». Толпа, считал он, «должна слепо следовать указаниям великого человека. В этом Мао тоже не сомневался. Ведь люди вообще, а китайцы в частности, полагал он, глупы и темны».

В феврале следующего года на очередном заседании Политбюро КПК он провозглашает новый курс генеральной линии партии: «больше, быстрее, лучше, экономнее». И начинается знаменитый «большой скачок», который в итоге привёл к страшному голодомору уже зимой 1958 года. Только после смерти Мао Цзэдуна, китайские власти решились официально признали массовую гибель людей от голода во время и после “большого скачка”. …число жертв составило 45 миллионов». «Без разрушения нет созидания» – в эту бесчеловечную революционную формулу Мао верил всю свою жизнь. Это тот самый исторический случай, о котором Иосиф Бродский в своей Нобелевской лекции в 1987 году сказал: это трагедия, в которой «гибнет не герой – гибнет хор».

Наш герой сам гибнуть не собирался. Врач Ли Чжисуй вспоминает: «Паранойя, которую я впервые почувствовал в нём в Чэнду в 1958 году, когда Мао заподозрил, что его плавательный бассейн отравлен, сжимала свои объятия. Мао думал, что его болезнь в Наньчане вызвана ядом, пропитавшим гостевой дом... Пробыв несколько дней на одном месте, он начинал чувствовать беспокойство и требовал ехать дальше».

«Кроме развитой паранойи, затаённой злобы по отношению к окружающим, подозрительности, заставлявшей его ожидать отравления и шпионить за соратниками, Мао на протяжении всей жизни страдал, как считается, хронической депрессией».

Хроническое неврологическое заболевание стало у него развиваться уже в 1948 году. Сначала врачи считали это болезнью Паркинсона, которое обусловлено поражением подкорковых ядер головного мозга. Но в 1974 году наконец-то уточнили диагноз, придя к выводу, что: «у вождя редкая и неизлечимая болезнь - амиотрофический латеральный склероз, поражающий в основном двигательные центры спинного мозга и приводящий к мышечной атрофии и параличу отдельных органов тела».

Знакомясь с историей коммунистического движения, поражаешься (задним числом, впрочем), невежеству партийных вождей. Разумеется, каждый человек имеет право на ошибку, но ошибки, совершаемые руководителями многомиллионных государств, обходятся весьма дорого и в плане развития самой страны, и в плане принесённых этой ошибке человеческих жертв. Так, Мао Цзэдун объявлял войну до полного истребления крысам, воробьям, мухам и комарам, что привело почти к экологической катастрофе. Иосиф Сталин самыми жестокими методами препятствовал развитию в СССР генетики и кибернетики, что отбросило нашу страну в этих областях на целые десятилетия. Никита Хрущёв пытался выращивать кукурузу за Полярным кругом, что тоже наверняка дорого обошлось нашему государству. Ситуация во всех подобных случаях доводилась до абсурда, так как провоцировалась абсолютной властью лидера партии. Получается, что «невежество вообще присуще вождям коммунизма, поскольку сам коммунизм утопичен»?

 В отношении китайского лидера биограф пишет: «каждый партийный чиновник, профессионально чувствовавший настроение “кормчего”, как и раньше, слал наверх только ту информацию, которую тот хотел услышать. Такова была реальность тоталитарной системы, создателем которой Мао сам и являлся. Как тут не вспомнить термин, предложенный Б.Н. Пойзнером под названием «социокультурная дементность». В общем-то не глупые люди в результате созданной ими же самими системе правления, были вынуждены принимать нелепые решения, которые крайне негативно отражались на экономическом развитии страны.

И беда не только в том, что единоличный лидер принимал ошибочное решение, подсказанное нередко учёными, а в том, что подобная «дурь» как правило сопровождалась столь же упрямыми запретами, например, уже в области культуры. В результате страна отставала не только в экономическом, но и в культурном развитии от стран с действительно демократическим управлением, хотя они являлись менее «великими» и менее «могучими».

Помимо неврологического диагноза (спинальная амиотрофия) у «великого кормчего», у Мао выявляется целый ряд психопатологических синдромов. С тридцатилетнего возраста и на протяжении почти всей жизни можно говорить о периодическом развитии у «великого кормчего» ситуационно обусловленных и психологически понятных депрессивных состояний. Во второй половине жизни сформировалось выраженное расстройство личности органической этиологии, усугубляемое злоупотреблением снотворными препаратами, которое проявлялось паранойяльными идеями, изменением сексуального и эмоционального поведения. Нарушения у Мао Цзэдуна биологического ритма сна невольно заставляет вспомнить ночные бдения других современных ему диктаторов – Сталина и Гитлера. С последними его объединяет «сверхподозрительность и недоверие по отношению к своим соратникам».

***

Фрагмент из книги: А.В. Шувалов, Б.Н. Пойзнер «Недуг коммунизма», 2017 г.