Жара Часть 4

Часть 4

 Ольга Петровна проснулась ближе к вечеру, и как ни в чем ни бывало начала расспрашивать внучку о школе. Ленка, насупившись, сидела за письменным столом, рассматривая чернильное пятно на промокашке, и упорно молчала.

- Ты, что оглохла? Тебя спрашиваю? – рычала на нее Ольга Петровна, легонько дергая за косичку.
- Ты меня из школы не встретила, -  не поднимая глаз, грубо ответила Ленка.
- Подумаешь, не встретила, - засопела старуха, - у меня голова разболелась. Сама знаешь, какое у меня давление, - она с грохотом плюхнулась на диван.

Ленка перевела взгляд на бутылку «Столичной».  Ольга Петровна со злостью пнула бутылку ногой.

- Ни тебе меня судить, соплячка, - она притворно всхлипнула и и, шаркая тапками, вышла из комнаты.

 Пила Ленкина бабка часто и метко, а в последнее время  практически без перерывов. День знаний не стал тому исключением. Первого сентября старуха встала раньше обычного, с намерением проводить внучку в школу, но тут на глаза  попалась  бутылка «Столичной». Она решила махнуть рюмашку за Леночку,  вторая пролетела сама собой, после третьей Ольга петровна выпила за первое сентября и «случайно» заснула.

***
Пить Ольга Петровна начала, когда в ее жизни появилась Надька Пузыркина, 45-летняя пьяница по прозвищу Хромоножка.

 Это прозвище прилепилось к Надьке в школе из-за короткой от рождения ноги. Вначале она не обращала на это внимания и жила, как все, радостно и счастливо, но к 14-ти годам комплекс уродины, поселившийся в уже не детском мозгу, разросся до невероятных размеров. Она бросила школу и начала заливать горе спиртным.

Правда, пила она аккуратно, стараясь не привлекать к себе внимание, так сказать, «заботясь» о репутации: под забором не валялась, с алкашами у магазина не тусовалась, но выпить стаканчик портвейна перед обедом и ужином не забывала. Вскоре это стало для нее обязательным ритуалом, как овсянка для англичанина и для русского утренний чай. Так она прожила до сорока лет. На сорок первом году от инфаркта у Надьки умерла мать. Отец погоревал пару месяцев, собрал манатки и укатил к брату на Север. На жизнь одной пенсии не хватало. Надька продала квартиру и переехала на окраину города, в тот самый дом, где жила Ольга Петровна.

 Две одинокие обездоленные женщины быстро нашли общий язык и с того дня не расставались до самой смерти в прямом смысле этого слова: начинали, как говорится, с рюмочки за горькую бабью долю, а закончили по бутылке на душу за хорошую жизнь.
 
***
 Мать бросила Ленку в три месяца от роду, и с тех пор в родном городе  не появлялась. Скитаясь по белу свету, она изредка присылала Ольге Петровне скупые  письма: «Жива, здорова, чего и вам желаю». Ольга Петровна складывала в шкатулку написанные, как под копирку, письма и на сутки уходила в себя.

 Ленка никогда не спрашивала бабушку о матери. Боялась. А, может, не хотела слышать правду. Лучше знать, что мама есть, и думать о ней хорошо.

 Сначала у нее это получалось, потом не очень, с возрастом она научилась не думать о ней вообще. Бабуля тоже не вспоминала доченьку или  делала вид, что не вспоминает. 

***
 Второго сентября Ленка пришла в школу с опухшими глазами и без банта. Тоненькая  резинка, к которой он был пришит, лопнула и разорвалась на две половинки.
 Ленка швырнув бант под стол, огрызла вчерашнюю булку и громко, чтобы разбудить бабушку, хлопнула дверью. Маленькая месть немного привела ее в чувство. Она улыбнулась и птичкой выпорхнула из квартиры.

 На улице ярко светило солнце. Малыши в сопровождении взрослых, бежали к школе, родители несли за ненаглядными чадами набитые учебниками рюкзачки.

 Ленка все тащила сама. Худенькие плечики, вобрав в себя голову, с трудом несли старенький ранец, маленькая ладошка, обмотанная толстенной веревкой, волокла по асфальту цветастый мешок с домашними тапками.

Гордеев появился у Ленки за спиной неожиданно.
- Привет, коза! – он дернул ее за ранец. –  Ты, чего его кирпичами набила? - он снял ранец с плеча, - догоняй. Подойдя к дороге, он взял ее за руку. - Пошли. Только быстро.

Так началась эта странная дружба: маленькой семилетней девочки и взрослого пятнадцатилетнего парня, над которыми впоследствии подтрунивали одноклассники, включая выжившую из ума классную руководительницу.
- – Ты что, в няньки заделался, или в папаши? – ухохатывались они.
- - А, это кому как нравиться, - улыбался Гордеев, сжимая тоненькое запястье.

Конечно, неординарный поступок парня, слывшего хулиганом и пофигистом, вызывал у людей разные чувства: у кого-то удивление,  у кого раздражение, у кого – уважение. У Ленкиной подруги Лариски – зависть, у одноклассницы Томки, обожавшей Гордеева – лютую злость.