о Б. Кустодиеве Шаляпин

Кто не равнодушен к живописи, наверняка знает эту картину. Прошло сто лет (или около того), как она была написана, а вот как вспоминал об этом Шаляпин.

 После поездки в Ревель я стал чувствовать себя гораздо бодрее и с обновленной силой приступил к работе над оперой Серова "Вражья сила", которую мы тогда ставили в Мариинском театре. Эта постановка мне особенно памятна тем, что она доставила мне случай познакомиться с художником Кустодиевым. Много я знал в жизни интересных, талантливых и хороших людей, но если я когда-либо видел в человеке действительно высокий дух, так это в Кустодиеве. Все культурные русские люди знают, какой это был замечательный художник. Всем известна его удивительно яркая Россия, звенящая бубенцами и масленой. Его балаганы, его купцы Сусловы, его купчихи Пискулины, его сдобные красавицы, его ухари и молодцы -- вообще все его типические русские фигуры, созданные им по воспоминаниям детства, сообщают зрителю необыкновенное чувство радости. Только неимоверная любовь к России могла одарить художника такой веселой меткостью рисунка и такою аппетитной сочностью краски в неутомимом его изображении русских людей... Но многие ли знают, что сам этот веселый, радующий Кустодиев был физически беспомощный мученик-инвалид? Нельзя без волнения думать о величии нравственной силы, которая жила в этом человеке и которую иначе нельзя назвать, как героической и доблестной.
   Когда возник вопрос о том, кто может создать декорации и костюмы для "Вражьей силы", заимствованной из пьесы Островского "Не так живи, как хочется, а так живи, как Бог велит", -- само собою разумеется, что решили просить об этом Кустодиева. Кто лучше его почувствует и изобразит мир Островского? Я отправился к нему с этой просьбой.
   Жалостливая грусть охватила меня, когда я, пришедши к Кустодиеву, увидел его прикованным к креслу. По неизвестной причине у него отнялись ноги. Лечили его, возили по курортам, оперировали позвоночник, но помочь ему не могли.
   Он предложил мне сесть и руками передвинул колеса своего кресла поближе к моему стулу. Жалко было смотреть на обездоленность человечью, а вот ему как будто она была незаметна: лет сорока, русый, бледный, он поразил меня своей духовной бодростью -- ни малейшего оттенка грусти в лице. Блестяще горели его веселые глаза -- в них была радость жизни.
   Я изложил ему мою просьбу.
   -- С удовольствием, с удовольствием, -- отвечал Кустодиев. -- Я рад, что могу быть вам полезным в такой чудной пьесе. С удовольствием сделаю вам эскизы, займусь костюмами. А пока что ну-ка вот попозируйте мне в этой шубе. Шуба у вас больно такая богатая. Приятно ее написать.
   -- Ловко ли? -- говорю я ему. -- Шуба-то хорошая, да возможно -- краденая.
   -- Как краденая? Шутите, Федор Иванович.
   -- Да так, -- говорю, -- недели три назад получил ее за концерт от какого-то государственного учреждения. А вы ведь знаете лозунг: "грабь награбленное".
   -- Да как же это случилось?
   -- Пришли, предложили спеть концерт в Мариинском театре для какого-то теперь уже не помню какого "Дома" и вместо платы деньгами али мукой предложили шубу. У меня хотя и была моя татарка кенгуровая, и шубы мне, пожалуй, не нужно было бы, но я заинтересовался. Пошел в магазин. Предложили мне выбрать. Экий я мерзавец -- буржуй! Не мог выбрать похуже -- выбрал получше.
   -- Вот мы ее, Федор Иванович, и закрепим на полотне. Ведь как оригинально: и актер, и певец, а шубу свистнул.
   Посмеялись и условились работать. Писал Кустодиев портрет, отлого наклоняя полотно над собою, неподвижным в кресле... Написал быстро. Быстро написал он также эскизы декораций и костюмов к "Вражьей силе". Я занялся актерами. И начались репетиции. Кустодиев пожелал присутствовать на всех репетициях. Изо всех сил старался я каждый раз доставать моторный грузовик, и каждый раз с помощью его сына или знакомых мы выносили Кустодиева с его креслом, усаживали в мотор и затем так же вносили в театр. Он с огромным интересом наблюдал за ходом репетиций и, казалось мне, волновался, ожидая генеральной. На первом представлении Кустодиев сидел в директорской ложе и радовался. Спектакль был представлен всеми нами старательно и публике понравился.