Маршалы Победы о Сталине, Победе и репрессиях

 Имя Сталина в настоящее время продолжает быть предметом яростных споров среди православных христиан. Одни считают его врагом Бога и человечества, и ставят его на одну доску с Гитлером,  другие – Богоданным Вождем. Позиция тех, кто считает Сталина чудовищем, довольно понятна – Сталин был руководителем страны в то время, когда проходили чудовищные гонения на Православную Церковь. Позиция вторых несколько сложнее – они признают факт гонений на Церковь при Сталине, но, несмотря на это, всячески превозносят советского вождя, имея в виду его выдающиеся государственные заслуги.
 
Мне одинаково чужда позиция и тех, кто ставит Сталина на одну доску с Гитлером, и тех, кто всячески восхваляет советского вождя. Приравнивание сталинизма к нацизму совершенно обесценивает подвиг защитников Родины во время Великой Отечественной войны. Если оба режима одинаково ужасны для человечества, то какой смысл в защите Родины (в ту пору Советской)? А ведь именно так считают многие власовские апологеты. Собственно, и солженицынская апология «повстанцев» из власовской РОА (см. мою статью - "Солженицын о карателе Иване Кононове" http://proza.ru/2018/09/09/1474 ) исходит именно из этого. Между тем, мы знаем, что если бы тогда те, кого нынешние неовласовцы презрительно называют защитниками сталинского режима, проиграли, то наш народ ожидала  худшая участь, чем в самые ужасные годы большевизма.

Приравнивание сталинизма к нацизму, которое идет сейчас на Западе, и поддерживается в некоторых кругах в России (в том числе и некоторыми церковными деятелями), служит политическим целям тех, кто желает пересмотреть итоги второй мировой войны и перекроить карту мира. Иными словами, это направлено против России.

Но вместе с тем позиция тех, кто всячески восхваляет Иосифа Сталина, мне также чужда. Когда говорят, что наш народ победил вопреки Сталину, в этом есть некоторая доля истины. Нет, безусловно, Сталин проявил себя во время войны как великий государственный деятель, и Победа во многом и его личная заслуга. Но, разделяя славу Великой Победы с военачальниками и рядовыми защитниками Родины, он более всех несет и ответственность  за неудачи первого года войны. Я не военный историк, поэтому сошлюсь на мнение известных советских военачальников Великой Отечественной войны.

Вот что пишет по этому поводу Маршал Советского Союза Бирюзов С.С.:
«Мне известно, что еще до вероломного нападения фашистской Германии на нашу страну тогдашний начальник Генерального штаба Маршал Советского Союза Б. М. Шапошников вносил очень ценные предложения о дислокации войск в западных пограничных округах. Он предлагал основные силы этих округов держать в рамках старой государственной границы за линией мощных укрепленных районов, а во вновь освобожденные области Западной Белоруссии и Западной Украины, а также в Прибалтику выдвинуть лишь части прикрытия. способные обеспечить развертывание главных сил в случае внезапного нападения. Однако с этим разумным мнением опытного военачальника тогда не посчитались. В непосредственной близости от новой границы оказались даже те соединения, которые находились еще в стадии формирования и были не полностью укомплектованы личным составом и техникой… Трагедия Западного особого военного округа состояла в том, что на него в первый же момент внезапно обрушились самые сильные удары авиации и бронетанковых соединений фашистской Германии. Беда, а не вина Павлова заключалась в том, что он, строго выполняя директивы Народного Комиссара Обороны, написанные по личному указанию Сталина, до самой последней минуты не отдавал распоряжения о приведении войск в боевую готовность, хотя был осведомлен о концентрации немецких дивизий у нашей границы» [1]. 
Крайними, однако, сделали командующего войсками Западного особого военного округа генерала армии Д. Г. Павлова и его ближайших помощников. Их объявили изменниками Родины и расстреляли. По сути, Сталин переложил на них ответственность за собственный промах, совершенный из-за его упрямства.
Маршал Советского Союза Иван Конев в беседе с писателем К. Симоновым говорит:
«…нельзя ставить точку на арестах тридцать седьмого — тридцать восьмого годов. Атмосфера продолжала оставаться напряженной. Хотя в тридцать девятом году довольно много военных выпустили, но и после этого бывали аресты… Аресты весны и лета сорок первого года, происшедшие после обострения ситуации, после нападения Германии на Югославию и после выявившейся уже совершенно четко опасности войны, видимо, носили тот самый превентивный характер, который носили и другие акции такого рода. Арестованы были Штерн, Смушкевич, Рычагов, ряд командующих авиационными округами, некоторые другие генералы. А ряд людей был подготовлен к аресту. Как теперь выяснилось, должны были арестовать, например, Говорова…
Вместо того чтобы в преддверии войны собрать армию в кулак и думать о действительной опасности, об опасности, надвигавшейся на границах, о приведении войск к предельной боевой готовности, думали о том, кто еще может оказаться изменником, кто еще может оказаться на подозрении, кого еще надо изъять до того, как немцы нападут на нас, если нападут. Вот о чем заботился в это время Сталин… не подлежит сомнению, что если бы тридцать седьмого — тридцать восьмого годов не было, и не только в армии, но и в партии, в стране, то мы к сорок первому году были бы несравненно сильней, чем мы были. В том числе и в военном отношении… мы начали, если говорить о руководящих кадрах во всех сферах, войну с тридцатью или сорока процентами тех кадров, которые могли бы иметь, не будь тридцать седьмого — тридцать восьмого годов… Если бы всего этого не было, очевидно, страна ни в коем случае не оказалась бы такой неготовой к войне, какой она оказалась. Это исключено. Только обстановкой чудовищного террора и его отрыжкой, растянувшейся на ряд лет, можно объяснить нелепые предвоенные распоряжения»[2].
Маршал Советского Союза А.М. Василевский в беседе с тем же Симоновым ещё более категоричен: «Что сказать о последствиях для армии тридцать седьмого – тридцать восьмого годов? Вы говорите, что без тридцать седьмого года не было бы поражений сорок первого, а я скажу больше. Без тридцать седьмого года, возможно, и не было бы вообще войны в сорок первом году. В том, что Гитлер решился начать войну в сорок первом году, большую роль сыграла оценка той степени разгрома военных кадров, который у нас произошел. Да что говорить, когда в тридцать девятом году мне пришлось быть в комиссии во время передачи Ленинградского военного округа от Хозина Мерецкову, был ряд дивизий, которыми командовали капитаны, потому что все, кто был выше, были поголовно арестованы»[3].

Маршал Советского Союза Г.К. Жуков в своих «Воспоминаниях и размышлениях» пишет следующее:
«…противоестественными, совершенно не отвечавшими ни существу строя, ни конкретной обстановке в стране, сложившейся к 1937 году, явились необоснованные, в нарушение социалистической законности, массовые аресты, имевшие место в армии в тот год. Были арестованы видные военные, что, естественно, не могло не сказаться на развитии наших вооруженных сил и на их боеспособности…
В стране создалась жуткая обстановка. Никто никому не доверял, люди стали бояться друг друга, избегали встреч и каких-либо разговоров, а если нужно было — старались говорить в присутствии третьих лиц — свидетелей. Развернулась небывалая клеветническая эпидемия. Клеветали зачастую на кристально честных людей, а иногда на своих близких друзей. И все это делалось из-за страха не быть заподозренным в нелояльности. И эта жуткая обстановка продолжала накаляться…
Каждый честный советский человек, ложась спать, не мог твердо надеяться на то, что его не заберут этой ночью по какому-нибудь клеветническому доносу…
По существующему закону и по здравому смыслу органы госбезопасности должны были бы вначале разобраться в виновности того или иного лица, на которого поступила анонимка, сфабрикованная ложь или самооговор арестованного, вырванный под тяжестью телесных пыток, применяемых следовательским аппаратом по особо важным делам органов государственной безопасности. Но в то тяжкое время существовал другой порядок — вначале арест, а потом разбирательство дела. И я не знаю случая, чтобы невиновных людей тут же отпускали обратно домой. Нет, их держали долгие годы в тюрьмах, зачастую без дальнейшего ведения дел, как говорится, без суда и следствия» [4].

Военный журналист полковник А.В. Пронин в своей статье приводит отрывок из дневника  Маршала Советского Союза Еременко А.И:
«Я достал из портфеля карту с планами Духовщинско-Смоленской операции и, прикрепив ее к стене, хотел было уже докладывать, но товарищ Сталин остановил меня и заговорил о кадрах. Товарищ Сталин значительно повинен в истреблении военных кадров перед войной, что отразилось на боеспособности армии. Вот почему он, прежде чем начать заслушивать план предстоящей операции, перевел разговор на тему о кадрах, чтобы прощупать меня, узнать мое мнение. В ходе этого разговора товарищ Сталин неоднократно говорил о многих генералах, которые были освобождены из мест заключения перед самой войной и хорошо воевали.
"А кто виноват, - робко задал я вопрос Сталину, - что эти ни в чем не повинные люди были посажены?" - "Кто, кто... - раздраженно бросил Сталин. - Те, кто давал санкции на их арест, те, кто стоял тогда во главе армии". И тут же назвал товарищей Ворошилова, Буденного, Тимошенко. Они, по словам Сталина, были во многом повинны в истреблении военных кадров. Именно они оказались неподготовленными и к войне. Но самая плохая характеристика Сталиным была дана им за то, что они не защищали свои военные кадры» [5].

Здесь Сталин попросту переложил ответственность за «чистки» на своих подчиненных, в т.ч. на Маршала Тимошенко. Между тем известно, что именно Маршал Тимошенко, став в 1940 г. наркомом обороны, занялся тем, что стал вытаскивать уцелевших талантливых военачальников, к примеру, Рокоссовский был освобожден при ходатайстве С. К. Тимошенко к Сталину.

Но особенно интересно то, что о Большом терроре и вообще о Сталине написал еще один великий советский военачальник. Я имею в виду Адмирала Флота Советского Союза (звание аналогично званию Маршала Советского Союза) Кузнецова Николая Герасимовича. Адмирал Кузнецов – фигура совершенно особая среди советских военачальников того времени. В отличие от сухопутных войск и авиации, советский флот оказался больше готов к вероломному нападению гитлеровской Германии, и не понес таких катастрофических потерь в первые же дни войны, как сухопутные войска и авиация. И во многом (и даже, наверное, в первую очередь) потому, что во главе военно-морских сил стоял истинный военачальник. Адмирал Победы характеризует Сталина следующим образом: 
«Его сложную натуру нельзя изображать однобоко. Неправильно утверждать, что он был неуч и управлял войной по глобусу, но нельзя не сказать и о его ошибках в военном деле, нежелании прислушаться к военачальникам при своей недостаточной компетенции. Я испытал это при решении флотских вопросов. Он мог наметить высадку десанта в Керчи, не обсудив предварительно о нужных средствах и сроках готовности.
…Я много думал, размышляя над такими связанными с репрессиями чертами Сталина, как суровость и деспотизм, и у меня сложилось мнение, что поводом для репрессий, возможно, и были какие-то факты, что я считаю неизбежным в период классовых битв на мировой арене. Враги не могли сидеть сложа руки. Но в борьбе с ними было так много сделано «перегибов», что справедливая часть возмездия потонула в море невинных жертв. Этого нельзя отрицать. Воля Сталина в данном случае обернулась ненужными жертвами. В ошибках при массовых арестах Сталин признавался и сам в дни XVIII съезда партии. Кое-что было исправлено, но далеко не все, а многое уже было невозможно выправить...
Но железная воля — оружие обоюдоострое. Направленное на выполнение правильного и разумного решения, оно дает хорошие плоды; при ошибочной оценке положения (как было перед войной) эта воля, переходящая в упрямство, может принести огромный вред. Бывают такие положения, когда железная воля — самое сильное, а иногда, в критические дни войны, и единственное средство для достижения цели. Тогда она крайне необходима, но проявление ее повседневно без нужды неизбежно приводит к самовластию, а подчиненных вынуждает безынициативно и слепо выполнять приказы».

Как видим, Адмирал Кузнецов, вовсе не преуменьшая государственнических талантов Сталина, указывает и на его отрицательные черты, весьма вредящие государству. Он же пишет:
«Когда в апреле 1939 года я был утвержден в должности наркома ВМФ, Сталин уже не переносил возражений. Вокруг него образовалась своего рода плотная оболочка из подхалимов и угодников, которые мешали проникнуть к нему нужным людям. Нам, молодым, поднятым волнами «неспокойного» периода 1937–1938 годов и пытавшимся по неопытности «свое суждение иметь», приходилось быстро убеждаться, что наша участь — больше слушать и меньше говорить… Но уже в начале работы в Москве я, разбираясь с военно-морскими вопросами, обнаружил, что меня стали озадачивать некоторые его решения. Так, выслушав мой доклад, в котором я убедительно доказывал большое значение зенитного вооружения для современных кораблей (так меня учили и в училище, и в академии), Сталин заявил, что «драться возле Америки мы не собираемся», и отверг мои предложения. Зная, что от самолетов можно потонуть и в 1000 км от своих берегов, и в каких-нибудь 50 км, и в базах, я не мог признать правильными рассуждения «великого вождя». К сожалению, по нашим вопросам подобных примеров было много (о чем я еще скажу), больше, чем по армии, которую Сталин знал лучше флота» [6].

О  Большом Терроре Адмирал Кузнецов пишет в своих мемуарах – «Накануне». Не буду цитировать эти мемуары, читатель легко найдет их в сети. Ограничусь лишь выводом из уже цитируемых выше его «Записок»: «Незаслуженное наказание людей является самым главным злом, допущенным Сталиным и его ближайшими помощниками. Это явилось крупным нарушением наших законоположений еще перед войной».
Таким образом, даже с т.з. державного патриотизма (и даже патриотизма советского) Иосиф Виссарионович Сталин является фигурой весьма и весьма сомнительной. Я понимаю, что антисталинисты-неовласовцы и просто ярые антисталинисты навешали на Сталина всех собак, приписали ему много чего лишнего, но по моему разумению, и того, что сказали о Сталине Маршалы Победы, вполне достаточно. Фигура Сталина, несмотря на его определенные государственные заслуги, не годится того, чтобы быть неким символом российской государственности, тем более для патриотов из числа христиан. И нужны ли вообще подобные фигуры в качестве символа – большой вопрос. Борясь с неовласовством не следует попадать в ловушку, приготовленную нам диаволом, и делать из Сталина чуть ли не святого.


1. Бирюзов С. С. Когда гремели пушки. — М.: Воениздат, 1961  http://militera.lib.ru/memo/russian/biryuzov1/01.html
2.   Константин Симонов. Глазами человека моего поколения. Размышления о И.В.Сталине// Беседы с Маршалом Советского Союза  И. С.  Коневым.   
 http://www.hrono.ru/libris/lib_s/simonov27.php
3.    Константин Симонов. Глазами человека моего поколения.
Размышления о И.В.Сталине// Беседы с Маршалом Советского Союза А.М. Василевским. http://www.hrono.ru/libris/lib_s/simonov32.php

4.     Жуков Георгий Константинович. Воспоминания и размышления  Глава шестая.  http://militera.lib.ru/memo/russian/zhukov1/06.html
5. Александр Пронин. "Окопная правда" маршала Еременко.
6. Кузнецов Н.Г. Крутые повороты: из записок адмирала. / Электронное издание. Исправленное и дополненное. http://militera.lib.ru/memo/russian/kuznetsov_ng3/01.html