Скрим

Девочка казалась на редкость беспечной. В два часа ночи возвращаться от подруги в одиночку и даже не вытащить из ушей затычки с музыкой! Впрочем, даже абсолютная тишина не позволила бы ей заметить Скрима, притаившегося в кустах боярышника.

Идти было недалеко — из подъезда в подъезд длинного многоквартирного дома. Что могло приключиться с взрослым почти человеком в хорошо освещённом дворе под окнами ещё не спящих соседей? И собачники, вон, предпочитают страдать бессонницей на улице: по газонам бродят их многочисленные питомцы.

Хозяева лохматых и гладкошёрстных тварей, как и прочие взрослые прохожие, Скрима не интересовали. Он ждал ребёнка. И дождался.

Это была уже не первая ночь наблюдений. Дни приходилось пережидать в подвале. Тренироваться на крысах. В солнечном свете было слишком много вибраций, мешавших его полноценному существованию в этом мире. Зато в отражённом свете Луны неудобных вибраций не было, как не было их и в спектре электрических фонарей. Ночью он был почти всесилен. По меркам этого убогого мира, конечно.

Припадая к основаниям фонарей Скрим метнулся вдоль маршрута девочки. Тенью застыл напротив её парадной. И когда меломанка поравнялась с дверью, Скрим стремительно бросился к ней, набегу сгущая свои вибрации и обретая плоть.

Выпроставшиеся из пасти клыки быстро вонзились в шею девчонки, их бездонные шприцы залпом всосали всю кровь вместе с жизнью.

Неживая рука ребёнка ещё только отпускала дверную ручку, когда на Скрима обрушился энергетический удар страшной силы, и он потерял связь с реальностью.

***

Скрима окутывал кокон вибраций недоступного ему порядка. Он был полностью изолирован от мира и сделать с этим ничего не мог. Но в мире неживых не принято было затягивать ожидание. Здесь никто не спешил, но никто и не медлил. Кокон начал рассеиваться, и Скрим ощутил присутствие других.

Их было великое множество. Мириады. Кто-то присутствовал лично, кто-то, находясь вовне, направил сюда свою проекцию, чтобы наблюдать за процессом. Здесь была абсолютно вся нежить, которую происходившее как-то трогало, задевало, интересовало.

Ибо это был Суд. Суд над ним, Скримом.

— Подсудимый Скрим, вы были взяты с поличным в момент лишения жизни живого существа. Как вы можете объяснить свой поступок? — согласно правилам Судья вещал в самом низком диапазоне, чтобы Суд был слышен и понятен всем, даже самым низшим тварям.

Тошно было, но Скрим был обязан отвечать также низко:

— Это был ребёнок. Он ещё не успел загрубеть, врасти в ткань материального мира. Я хотел его спасти. Избавить от дальнейших мучений.

Судье не нужен был ответ Скрима. Он знал все подробности наперёд. Как существо более высокого порядка, он видел Скрима насквозь, зная все его помыслы, чаяния и тайные желания. В загробном мире ложь была невозможна, возможна была только изоляция высшего от низшего.

— Суд услышал вас, — снова стандартная формула. Кто их только выдумал? — Вам известно, подсудимый Скрим, что каждая тварь должна полностью пройти свой путь. В том числе, прожить жизнь. Если потребуется — неоднократно. Это — Закон. Основной Закон. Вы его нарушили. А за нарушение Закона положено наказание.

Судья замолк, низкие вибрации затихли, Скриму сразу стало легче. Судья молчал. Возможно, совещался с кем-то на недоступных Скриму уровнях, а скорее, пауза была просто предусмотрена ритуалом судопроизводства.

— Ввиду тяжести свершённого проступка подсудимый Скрим приговаривается, — Судья выдержал ещё одну театральную паузу поменьше. — к воскрешению через рождение.

Непонимание длилось вечность. Скрим, существо высшего порядка, просто не мог совместить эти два понятия «я» и «воскрешение»: «Меня? Воскресить?»

Следом пришла наивная мысль попытаться оправдаться: «Воскрешение? За что? За что! Что я такого сделал? Низшая нежить губит людей пачками. Их же не воскрешают за это!» «Ты высший — с тебя и спрос выше», — пришёл непрошенный ответ на незаданный вопрос.

Наконец Скрим понял. Волны неконтролируемых вибраций овладели им. Весь страх, весь ужас земного бытия, всё то, что он ненавидел, с чем боролся с самого момента смерти, ему предстоит пережить снова!

Он вспомнил. О да, он вспомнил, каково это — жить! Жить — это оказаться беспамятным идиотом, непомнящим ни своего прошлого, ни своего будущего бытия. Жить — это ползать по поверхности планеты убогой вошью, не уметь, и даже не знать, что можно перемещаться, куда пожелаешь, мгновенно. Жить — это быть рабом притяжения, тяготения, худшее из которых — любовь. Жить — это быть инвалидом, вынужденным воспринимать мир посредством куцых человеческих органов чувств. Жить — это испытывать боль, моральную и физическую, почти постоянно, без шансов на облегчение.

И главное: каждый день, каждое мгновение жизни приходится бояться и избегать смерти, даже не подозревая, что всё самое лучшее начинается после неё!

Всё это знание, тщательно утрамбованное в самые потаённые уголки сознания, разом вырвалось наружу и парализовало Скрима во всех диапазонах.

На предложение Судьи о последнем слове подсудимого парализованный Скрим смог выдавить только: «Я не…». Судья истолковал этот огрызок смысла по-своему.

— Что ж. Дело ваше, — на мгновение показалось, что в трубном гласе Судьи прозвучала нотка сострадания. — Приговор приводится в исполнение незамедлительно.

И тут Скрим заорал. Всей своей сущностью. На всю Вселенную.

***

— Ух ты, какая голосистая! — акушер весело шлёпнул новорождённую по попке и положил на грудь матери ещё не перерезая пуповину. — Поздравляю вас с рождением дочери. Имя уже придумали?

— Да. Лиза. Елизавета! — роженица попыталась улыбнуться, и ей это удалось. Скрим в последний раз жалобно всхлипнул и забыл своё настоящее имя.

***

Телефон зазвонил внезапно, разорвав кружево ночной девичьей беседы. Лиза в ужасе взглянула на часы.

— Лиз, ты что, до сих пор у Насти? Ты на часы смотрела? Два часа ночи! — заспанный голос матери звенел справедливым возмущением. — А ну марш домой!

— Да, мамочка, сейчас иду. Прости. Заболтались, — Лиза судорожно натягивала ветровку прижав телефон к уху плечом.

— Тебя встретить? — материнский голос потеплел, когда стало ясно, что с любимым чадом всё в порядке.

— Нет, что ты, мам, спи. Тут пройти всего три подъезда.

В лифте Елизавета воткнула в уши пуговки наушников. Распахнув дверь подъезда с наслаждением вдохнула прохладный воздух. Залюбовалась полной луной, чей свет даже собак, выгуливавших своих сонных хозяев, превратил в сказочных животных.

Тени причудливо играли в кустах боярышника.

© 2019 Константин Байков
https://vk.com/konstantin.baykov Заходите в гости, всем рад!