Про мифическое геройство

ЛИЧНЫЕ МЕМУАРЫ О КРАСНОЙ ЭРЕ (80)
С фотоиллюстрациями смотреть здесь:
https://blukach.by/post/1488


 Как-то на научно-практической конференции «Лепельскія чытанні» кандидат исторических наук Сергей Новиков сообщил, что, согласно партизанским отчётам, во время войны лесными мстителями было уничтожено железнодорожных путей больше, чем существовало в довоенной Беларуси.

 Слышал про подобные мифы и раньше. Но столь официальное разоблачение святая святых беларусского общества в приписках заставило вспомнить несколько соответствующих эпизодов из своей жизни.

 Мой папка Константин Терентьевич Шушкевич был призван на войну после освобождения Беларуси. Определили в сапёры. Вскорости подорвался на мине. Вылечили и комиссовали. В начале 60-х годов достали из бедра осколок, который мешал ходить. Долго его хранили в спичечной коробке как семейную реликвию.

 Примерно в то же время веребские мальцы расхвастались, сколько их папки убили фашистов. Родитель Коли Тухто, Степан, в партизанах уничтожил 100 фрицев. А вот дядя Миша, папка Валерика Демко попал в окружение под Москвой и уложил 200 завоевателей. И пошло-поехало. У каждого последующего хвастуна число убитых немцев возрастало на сотню. Остановились на пятистах. Я был шестым. Мне следовало назвать цифру 600. Но я не смог соврать и честно ответил:

 - Я не знаю, сколько папка убил немецких солдат. Спрошу у него.

 Мальцы долго ржали с моего папки: где-то в обозе служил и не воевал.

 - Нет! - пробовал оправдываться я. – Мой папка был сапёром и подорвался на мине.

 Но все единогласно заявили, что это телега моего папки случайно наехала на затерявшуюся мину. Мне стало обидно за унижение дорогого человека, и я тут же побежал к нему с конкретным вопросом: сколько он убил фрицев? Ответом папка окончательно убил меня:

 - Ни одного, - сказал.

 - А ты что, не стрелял? – ужаснулся я.

 - Почему же? Стрелял. Но я палил как и все – вперёд и наугад. А падали ли от моих пуль немцы, не знаю.

 - А что же я теперь мальцам скажу? Их папки уничтожали немцев сотнями.

 - Они врут. А ты скажи как есть. Врать нельзя.

 Я побежал к мальцам и радостно сообщил, что мой папка на войне убил 600 фрицев. Меня и его сразу зауважали. А я на всю жизнь запомнил своё первое большое враньё.

 Естественно, мальцы понесли по деревне известие о тысячах убитых оккупантов нашими папками.

 Другая история.

 В моей Гадивле жил Павел Макарович Мозго. Работал мастером смолокурни. Был коммунистом. Слыл одним из умных жителей деревни. Я с ним дружил.

 Был Павел Макарович хорошим человеком. После смерти папки всегда отбивал мамке косу, резал свиней, иногда за плугом ходил на нашем огороде. Однажды даже за чаркой после очередной помощи семье я обратился к Макаровичу:

 - Дядька Павлик. Давно умерли мой папка и твоя Анна Дмитриевна. Почему бы тебе не сойтись с моей мамкой, и не жить вместе?

 Павлик выпучил на меня глаза, несколько секунд молчал, а потом сказал:

 - Ну, Вовка, и задачу ты мне задал. Надо подумать.

 Не знаю, дядька Павлик плохо думал, или моя мамка не согласилась, но для совместной жизни они так и не сошлись. Были ли у них интимные отношения, на пути которых я бы не встал, не знаю.

 Так вот, из застольных разговоров о боевых действиях дядьки Павлика я знал всё. Будучи рождённым в 1923 году, на войну не был мобилизован по малолетству. Вместе с такими же гадивлянскими мальцами неоднократно просился в партизаны. Но те их не брали, ссылаясь на отсутствие вооружения. Уверяли, что возьмут в отряд лишь вместе с боевым оружием. Оно и понятно: зачем в голодном лесу лишние рты, тунеядцы так сказать? Всё же в разгар партизанской войны всех желающих гадивлян официально зачислили в партизаны и без собственного оружия – там дали.

 После освобождения Лепельщины вместе со всеми партизанами Павлика Мозго мобилизовали на фронт. Там он был ранен настолько тяжело, что лечиться попал в госпиталь на Урале. А начальником госпиталя оказался беларус. Он так полюбил раненого земляка, что добился его оформления рабочим по госпиталю. Так солдат Павлик спасся от фронта и, возможно, от неминуемой смерти.

 Я нисколько не осуждал дядьку Павлика за то, что скосил от дальнейшей службы. На его месте сам поступил бы точно также. Видя мою искреннюю поддержку его действий, ветеран был со мной откровенен.

 Во второй половине 80-х годов я решил взять интервью у Павлика Мозго о его боевом пути. Такая тема была тогда популярна. Ветеран с удовольствием согласился ответить на мои вопросы. Через несколько дней в «Ленінскім сцягу» вышла моя большая статья «Ветеран». И интервьюер и респондент были довольны.

 Что не вошло в интервью? Мой вопрос детства: сколько он убил немцев? Павлику тогда было чуть меньше лет, чем мне сейчас. Рассуждал он абсолютно здраво. Потому ответил честно:

 - Ты знаешь, Вовка, конкретно в немцев я не стрелял. Ходил в разведку. При отступлении пулял туда, где примерно должны были находиться враги. В общем, убийца из меня никудышный.

 В 1997 году в городе стоим возле моего «Опеля-кадета» я, муж моей сестры питерец Витька и подошедший Павлик Мозго. Обсуждаем мою недавно купленную машину. Витька, зная, как Павлик люто ненавидит немцев, дразнит его:

 - Смотри, дядька Павлик, какую машину отгрохали твои враги.

 Ветеран согласился:

 - Хорошая машина. Не то, что наши.

 И добавил, вставив указательный палец в живот Витьке:

 - Но одного из них я всё же грохнул. Стояли с ним так, как сейчас с тобой. Я выхватил пистолет и прямо в живот выстрелил.

 Мы с Витькой переглянулись, ухмыляясь – оба знали боевой путь деда, поскольку с ним были друзьями и не однажды слушали про его боевые похождения.

 Прошёл ещё год. Павлик стал сдавать. Живя возле Борисовского большака (дорога Черноручье – Краснолуки), выскочит на звук машины и голосует. Едет в ту сторону, в которую направляется она, по ходу выдумывая деревню, в которую ему надо попасть. Таким же образом возвращается. Приедет в Лепель просто так и, ничего не купив и не справив, едет обратно.

 Как-то еду в Гадивлю. За пересечением Оршанки с Минским шоссе стоит Павлик с поднятой рукой. Торможу.

 - Ой, Вовка, здоров! – радуется. - Как ты кстати. Добрось до Гадивли.

 И начинает рассказывать, что сегодня видел возле универсама Благодирова, разговаривал с ним. Владимир Благодиров – ветеран войны, известный человек.

 - Дядька Павлик, - говорю. - Не мог ты видеть Благодирова. Он парализованный лежит.

 - Что ты, Вовка, выдумываешь, - негодует Павлик. - Я же с ним полчаса назад разговаривал.

 Подъезжаем к большому повороту дороги между Слободой и Гадивлей. Павлик показывает в лес и говорит:

 - Вот на этом месте я 25 фрицев уложил. Сидел в засаде, а они по дороге шли. Я как шарахнул по ним из автомата, и все они – трупы.

 Я не стал убеждать Павлика, что и это враки.

 30 декабря 1999 года Павлик исчез. Летом мой брат Васька пас колхозных коров и обнаружил его труп под эссенским мостом. Я всё время считал, что, выпив с гадивлянцем Витькой Казаком, потянуло мастера на бывшую смолокурню, где многие лета работал мастером. Путь лежал по кладке, состоящей из двух брёвен. Оступился и булькнул в Эссу. Течение за полгода закатило труп до моста. Но пару лет назад одна из дочек Павлика сказала мне, что её отец по нехорошей привычке выскочил на дорогу останавливать попутку. В темноте водитель сбил его, а, чтобы избежать ответственности, сбросил тело с моста.

 Но это я так, к слову, рассказал про кончину хорошего человека Павлика Мозго. Суть же моего мемуара заключается в том, как врали ветераны с развитием старческого маразма. А ещё раньше им вторили их дети и внуки, в чём участвовал и сам.


Автор исследовал рождение мифов о геройстве ветеранов 8.8.2019.