Рыбалка в середине ХХ века

ЛИЧНЫЕ МЕМУАРЫ О КРАСНОЙ ЭРЕ (81)
Смотрите с фотоиллюстрациями здесь: https://blukach.by/post/1490


 Про браконьерство в средине второго тысячелетия я уже рассказывал. А сейчас вспомню, как тогда происходила обычная рыбалка. Это когда на одном конце удочки червяк, а на другом – дурак.

 Когда я был совсем малой, в мамкиной деревне Гадивле жила баба Ладчиха. Она была заядлым рыболовом. Знала самые клёвые места в Эссе. Все гадивлянские мальцы были её учениками. Учила, на что и когда ловится та или иная рыба. Иногда снабжала особо желающих, но неимущих, леской, крючком.

 Про телескопические удилища в 50-х – 60-х годах и слыхом не слыхивали. Это позже появились нами называемые складные – бамбуковые, состоящие из нескольких колен, последовательно втыкаемых концами одно в другое. Но такую крутую невидаль могли себе позволить лишь денежные горожане. Мы же довольствовались обычными дубцами, в лучшем случае ореховыми. Вырезали и прижимали гвоздями к внешнему бревну стены хаты. Хворостины высыхали и становились ровными, а ореховые оставались гибкими и хорошо подсекали рыбу.

 В Лепеле леска и крючки, может, и продавались в магазине. Но как туда попасть и за что купить? Поэтому первой моей снастью была обычная нитка, а крючок заменяла согнутая проволока. И, как ни странно, с неё не успевали сваливаться подкаменцы – самая маленькая рыбёшка, никогда не вырастающая и не имеющая чешуи. Схватит червяка и, пока её моментально тащишь на берег, иногда не успевает соскочить с примитивного крючка без зазубрины.

 С поплавками проблем не было. Их вырезали из толстой сосновой коры. Обрезали её ножом до гладкости и нужного размера. Гвоздём проделывали дырку во всю длину. В неё продевали леску. Закрепляли палочкой. Поплавок готов. После у городских рыболовов научились использовать куриное или гусиное перо.

 Про грузила и говорить нечего. Любую небольшую железяку прикрепляй к леске так, чтобы она двигалась туда-сюда.

 Эсса бежала в полукилометре от Гадивли и в километре от нашей хаты. Далековато для дошкольника. Поэтому для рыбалки первым моим водоёмом, вернее водотоком, стала панская канава, выносящая воду с болота Зимник. Перед уличным мостком всегда был разлив. Это в котором косяками сновали подкаменцы.

 С ростом меня росли и мои рыболовные навыки. Постепенно у меня появилась более-менее нормальная снасть. Её готовил мне папка. Через его деревню Веребки, в которой я родился, рядом бежали река Береща и Веребский канал. Их разделяла лишь узкая дамба. Рыбы было полно и там, и там. Особенно концентрировалась она в бучках (омутах) и возле шлюзов. А ещё больше окуньки любили шлюзы под Огарком, в километре от Веребок. Туда всегда ходили группами и загодя забивали лучшие места таким образом:

 - Чур, моё место там, где вчера твой папка ловил.

 - А моё, чур, там, где Коля Тухтов сидел.

 - Чур, я занимаю сруб, с которого позавчера Валерик удил.

 И так далее. Все всегда были с уловом. По нескольку сотен окуньков за день вытаскивали. Их через жабры и рот нанизывали на длинный кукан с помощью привязанного к верёвке гвоздя и опускали в воду, чтобы не испортились. Однажды Валерик Демко вытащил леща и поместил на мой кукан, который был надёжнее его. И большая рыбина ушла вместе с моим дневным уловом.

 Естественно, окуньки иногда на лету сходили с крючка. Ох, и матерились мы тогда! Если бы нашу матерщину озвучить и затушевать ругательные слова, то получился бы непрерывный звук, состоящий из одних лишь пиканий.

 Психически тяжело рыбачить компанией. Вид, как у соседей на берег вылетают рыбки одна за другой, а у тебя почему-то не клюёт, тяжёло отражается на нервной системе. Вдобавок над тобой, неудачником, подтрунивают. Уж лучше ловить рыбу в менее рыбной Эссе, где прибрежные кусты и водная растительность не позволяют второму рыболову стать рядом. Тогда лишь ты видишь свои удачи-неудачи и не замечаешь успехов соседа.

 Эсса от Веребок бежала километра за полтора, вбирая в себя Веребский канал. На неё ходили редко. А вот в мамкиной Гадивле этот водоток был единственным, если не считать панской канавы с подкаменцами. Но эта рыба для меня уже стала несолидной. Я дорос до настоящего рыболова.

 В начальные школьные годы моим наставником стал Эдик Бондарь, который вместе с семьёй переселился на родину жены из Сталино (Донецк), чтобы спастись от профессиональной шахтёрской болезни антракоз (астма). Он каждый день с удочкой висел над Эссой, за что местное население унизительно звало новосёла гультаём (лодырем) – вместо того, чтобы работать, сидит на берегу. Эдик таких язей и голавлей вытаскивал, каких я в глаза не видел. Учил меня рыбачить и давал курить. До голавлёвого рыболова я так и не дорос, но практику удить плотву и ельцов постиг успешно.

 Окуней в Эссе было немного. Видимо, не нравилась им постоянно холодная вода в реке, по всей длине подпитываемой миллионами родников. Плотвы было побольше, но также не столько, сколько бы хотелось. А вот ельцов в летний период было полно. Шли они против течения в средине водной толщи косяками. Только успевай забрасывать снасть. Хватали жадно и прочно садились на крючок. Хорошая рыба. В длину в среднем достигала 20 сантиметров.

 За курмеляй надо замолвить отдельное слово. Это обычные пескари. Они косяками ползали по песчаному дну всюду. Стоишь на берегу или в воде под самым их носом и только успеваешь забрасывать. Хватают сразу. Рыба вкусная, но не очень уважаемая по причине небольшой величины.

 Уклеек было как везде. Голавли, язи, щуки попадались лишь отдельным умельцам. Я вытаскивал их, небольших, лишь случайно. Почти всегда возвращался с ловли спиннингом в среднем с одним щурёнком.

 Читал много литературы о рыбной ловле. В школьной библиотеке перечитал все альманахи «Рыболов-спортсмен». Мнил себя рыболовом-ассом. Всю зиму готовился к весенней рыбалке. Ну и с первой поклёвкой начинал успешный, в моём представлении, сезон.

 Подлёдной рыбалкой на Эссе никто не занимался. Когда я учился в одном из старших классов, Валерик Кунчевский, уже работавший в Лепеле, видел, как это делается. Под его руководством смастерили короткие удочки, прорубили топорами проруби в глубоком омуте напротив аммонитных складов смолокурни и забросили откопанных в навозе червяков. Клёва не увидели.

 Потом появились электрозовы. Ими большое начальство уничтожало рыбу, спускаясь на лодке от Волотовок вниз. Рыбу током стерилизовали, и она перестала разводиться. Эсса обезрыбела.

 Когда в 1973 году повёл самостоятельную жизнь в Веребках, а через год – в Лепеле, всё свободное время посвящал рыбалке. Стал удить и зимой.

 Обловил множество лепельских озёр и рек. А к старости интерес к рыбалке исчез. Может потому, что рыбы не стало. Но заядлые рыболовы доселе её находят. Наверное, победила моя страсть к путешествиям. Стал мечтать о них, а не о рыбалке.

 С непониманием теперь вспоминается, как раньше сами мастерили вёдра из решёт зерноуборочных комбайнов, чтобы ими намывать в прудах мотылей для зимней рыбалки, опарышей можно было наковырять лишь в уличном туалете, червей запасали ещё летом и осень-зиму ухаживали за ними. И всё это проделывали с охотой в предвкушении скорой рыбалки. А теперь всю перечисленную снасть можно свободно купить в рыболовных магазинах. А ходить на рыбалку уже как-то и не хочется. Лучше упаковать рюкзак и податься в края неизведанные.

Автор пробежался по клёвым местам своего детства 11.8.2019.