Бес полей 7

               

 Был самый-самый разгар дождливого лета. Так бывает в этих наших краях, с гнилым небом и плохими дорогами,  где почти всегда собирается пойти дождь, а если не собирается, то значит уже собрался и где-то идёт. Хотя, если после этого дня дождей больше не будет, то про него можно будет сказать – засушливого, но такого ещё не бывало. С обстановкой в других наших краях, я не очень знаком.
  Очередной лист с цифрой был вырван из контекста календаря без какого-нибудь сожаления или дикой пользы от, напечатанного на обратной стороне, рецепта полного счастья, гороскопа  или кабачковой икры.

В городе пахло революцией или канализацией, а, может быть, тем и другим одновременно. Революцией начинает пахнуть, когда нарушается, своего рода,  трудовой договор между властью и народом – вы выживаете, как хотите, а мы вас не трогаем, а мы воруем столько, сколько хотим, а вы нам не делаете по этому поводу замечаний.  Канализацией пахнет почти всегда, особенно после сильных дождей, если конечно, в этот момент, не цветёт черёмуха или сирень. Хотя, нормальный город, вроде, не какая-то там Москва.


  Я гулял по городу, куда глядели глаза, пересекая перекрёстки в тех местах, где загорался зелёный свет светофора.  Я давно бы уехал из него, если бы было достаточно  денег, несмотря на то, что большинство рвётся в него именно потому, чтобы этих денег заработать в  достаточном количестве и потом уехать из него. Но мне не повезло больше – я в нём родился и уже, смирившись со своим месторасположением,  перестал хотеть заработать денег. По крайней мере, любой ценой. Параллельно мне, путешествовал чёрный кот, словно бы ловил момент, когда можно будет безопасно перейти мне дорогу или желая обрести себе крышу над головой.  Коты сами выбирают себе жертву, особенно чёрные.
 Когда некуда спешить, я всегда шёл пешком. К тому же, транспорт опять подорожал, хотя есть страны,  в которых всё дешевеет и даже общественный транспорт делают бесплатным. Такое впечатление, что это мы тут компенсируем нашим повышением цен снижение цен у них. При Сталине, тоже цены снижались. Может быть, там уже настал коммунизм, против которого они так яростно боролись? За наш счёт, конечно. За чужой счёт можно построить даже рай на земле. Хотя бы, на отдельном её клочке. Только деньги могут сделать человека счастливым. Или мёртвым. Но, сначала счастливым…
 Жалко, что мои родители не научили меня воровать. Вроде бы, верующими людьми они не были, а не верующему человеку что терять, так хотя бы намекнули. Говорят, человек может научить другого только тому, что умет сам.
 - Чему я могу научить своих детей? - подумал я, мимоходом вспоминая, чему был обучен сам.

  Дождь потихоньку усиливался. Волосы промокали слоями на всю длину, сначала  стекая по ним, как с зонта,  потом просачиваясь до самого черепа, а там уже, словно по извилинам  серого вещества, стекали за шиворот. Я становился похож на выкупанного кота,  но должен же человек хоть чем-то выделяться из толпы себе подобных. Дожди хоть и были постоянными, но начинались всегда неожиданно, так что я никогда не брал с собой зонт и даже забывал посмотреть в окно перед выходом из дома. Ещё потому, что у меня его не было. Вернее, был какой-то древний, со сломанной спицей...
 
 Город готовился к выборам уже назначенного губернатора. По телевизору, ни капли  не стесняясь, так и говорили – «действующий губернатор», вместо «исполняющий обязанности».    Прошлой зимой он не справился со снегом, вот и теперь дождь ему был не по зубам, но было заметно, что он старался делать вид, что борется изо всех сил.  Утонула платная дорога, залило вестибюль метро, за два часа выпало двадцать два миллиметра осадков, что было новым рекордом, за время метеорологических наблюдений. Климат менялся, но в этом городе дождь был, есть и будет всегда.
В принципе, воду надо пить, а не кусать...

На углу стоял какой-то не зарегистрированный кандидат  в губернаторы,  объявивший  голодовку. У нас половина страны в не объявленной голодовке, разве это что-то меняет? Он опять требовал каких-то перемен, словно ему не хватило после предыдущих, но единственные  перемены, которые могли с нами случиться, это наша собственная смерть, а их не очень хочется ждать. К тому же, в наше нелёгкое время, не всем удаётся дожить даже до пенсии, не то что до перемен.

 Тут же захотелось есть. Глядя на голодающих, почему-то всегда хочется есть, а глядя на спящих – спать. Я направил свой путь в столовую – нужно было что-то перехватить во внутрь, чтобы мысли о голоде не мешались под ногами у размышлений о вечном. Ведь с  тех пор, как мы стали старше, время ускорилось многократно, а так хотелось, как в старых добрых книгах, выйти на балкон, закурив трубку, и долго и молча смотреть вдаль… Не появится ли на пыльной дроге телега, не принесёт ли гонец какую-нибудь  весть.
  Сделав заказ, я отправился к стойке около окна и стал наблюдать за каплями, играющими в пятнашки на окне.
Женщина, оказавшаяся рядом,  посетовала на мои длинные волосы, уведомив, что это не культурно и сейчас так не носят, предлагая посетить парикмахерскую.  Я ответил, что во время химиотерапии они обычно сами выпадают и на цирюльнике можно будет неплохо сэкономить.
Она отошла от меня, как от прокажённого, а я принялся употреблять свой кофе и то, что к нему полагалось по прейскуранту и статусу этого заведения.

 Продолжив путь, уморив своего язвительного червяка, я наткнулся на сборщика подписей какого-то независимого кандидата. Он скромно стоял под зонтом, пытаясь сохранить в сухом виде свои бумаги.
 - Не хотите поставить подпись за нашего кандидата? – оценил он моё внимание своим.
  Я ничего не хотел подписывать, но всё равно поинтересовался, за кого.
  - Наш кандидат – Снег, - пояснил он мне. Мы хотим честных выборов.
 - Чтобы губернатор мог сказать, что в честном бою победил Снег? Вы же знаете, что никому из предыдущих этого не удавалось. Нужно исключительно лопатой его, лопатой…
 Иногда казалось странным, когда наблюдаешь борьбу следствием с самой причиной.
 Оставив автограф под паспортными данными и предложив кандидату создать партию, я двинулся прочь, оглядываясь по сторонам, словно бы совершил что-то не вполне законное.
  «Не иначе, агенты госдепа пустили в ход климатическое оружие», - думал я, заметая следы.
 Параллельно мне двигался чёрный УАЗ Патриот...
 Навстречу мне толпой валили барышни, с пятилитровыми канистрами масла и я не был бы так удивлён, если бы узнал, что всех их зовут Аннушками. Пора было бы уже запрещать движение трамваев, а точнее – отрезание трамваями голов. Тут я пожалел, что ушёл из этой чудной профессии, может быть, это был мой шанс...
 
Иногда важно знать не только, откуда растут ноги, но и от чего они отталкиваются.

 На углу стоял какой-то человек, в позе оппозиционера, но его тут же патриоты затолкали в УАЗ. Прохожие вступились  было за него, но их попросили не мешать работе органов и они затихли, нацепив маски равнодушия.
 - Работают только те, кто производит какую-нибудь полезную продукцию, - вопил какой-то старичок, которому нечего было терять.  – Все остальные – дармоеды...
- Марк мог бы быть плохим танцором, - сказал я ему пароль.
 - Почему Марк?
 Отзыв не совпадал.
Всё-таки, канализацией.

---------------

Был скудный день. Обычным проком,
Надежда отходила боком,
Поверив в сказочный тариф.
Жертва зачуханных иллюзий,
От инфузорий до диффузии
Обузой, брошенной на риф. 
В финал не попадая к срокам,
В художественных спорах с оком, 
Былину в сказку извратив.

Примеры утаив в анналах,
Плутая в новостных каналах,
Заштопанным карманом брюк.
Подушке предъявляя сонность,
К ученьям подавляя склонность,
Открытым оставляя люк.
Последней семечкой в арбузе
Метаясь от Кузьмы до Кузи  -
 Что бешеной собаке крюк?

От чувства прикрываясь сердцем,
Ключей не оставляя дверцам,
Во тьме не запалив свечей,
В теоретических науках,
Пугаясь в отзвуках и звуках,
Зарю проспавших трубачей.
Смирившись с целью не по средствам,
С воздушно капельным  соседством,
Всегда, сам по себе – ничей.