Мадина, любовь моя! Мелодрама

От автора: Мадина — не бизнес-вумен и не богатая наследница, но искренне считает себя счастливой, любимой мужчинами, только замуж не собирается — не верит, что кто-то любит её всерьёз. Отпуска и выходные Мадины полны приключений, и Златовласка, её золотая рыбка, вполне справляется с желаниями прекрасной хозяйки. Не жизнь, а поэтическая сказка среди безработицы, отголосков Афганской войны и просто суровой реальности, договориться с которой Мадина изо всех сил старается… Но однажды наша оптимистка попадает в такой переплёт, что даже рыбка всплывает кверху брюхом. Однако именно эта история заставляет Мадину выбрать любовь, ту самую, настоящую, о которой, конечно, мечтает каждый.

Ольга Немежикова
Красноярск
o3012n@ya.ru
8 902 959 86 16

МАДИНА, ЛЮБОВЬ МОЯ!

ТРИ ДНЯ из жизни СЧАСТЛИВОЙ ЖЕНЩИНЫ

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

МАДИНА — бухгалтер, очаровательная женщина, 40 лет.
ПЁТР — безработный, 45 лет.
АПОЛЛОН — отец дочери Мадины, 45 лет, теперь инвалид.
ЛЕНА —  медсестра, подруга Мадины, ровесница.
АНАТОЛИЙ — таксист, 45 лет.
ПАВЕЛ — мужчина модельной внешности, 35 лет.
ХУДОЖНИК с Арбата.
Прохожие. Продавцы. Бесенята.


Время действия: 2005 — 2006 годы.


ДЕНЬ ПЕРВЫЙ. ОСЕНЬ

Квартира Мадины. Обстановка простая, воздушная и светлая, как поле в осенний солнечный день. В прихожей живописным пятном выделяется стеллаж: там висят зонтики, шарфы, стоят сумки разных цветов и размеров; внизу коллекция модной обуви. Цветовые переходы «пятна» насыщенные, но гармоничные. Вешалка. Трюмо с  большим зеркалом.

Звонок в дверь, повторный звонок. Далее слышно, как дверь открывается ключом. Входит Лена. На ней поверх длинной юбки и свитера утеплённый жилет, в руках хозяйственная сумка, всё в оттенках хаки. Ботинки на низком каблуке. Одета она со вкусом, но выглядит как-то по-монашески. Из украшений на ней только маленькие серёжки.
Лена снимает верхнюю одежду, устраивает на вешалке. Проходит к столу, вынимает из сумки и кладёт на него ключи и подарочный свёрток. На столе стоит круглый аквариум с золотой рыбкой. Лена садится, достаёт телефон, пытается дозвониться, рассматривает рыбку.

ЛЕНА (озадаченно повторяет ответ). ...Или вне зоны доступа. Странно. (Рыбке). Хвостом, Златовласка, водишь? Красивый хвост. Я зачем тебя подарила? Где твои чудеса?

Ключом открывается дверь, появляется Мадина.

МАДИНА (из дверей). Прости, Леночка, дорогая, всего не учтёшь. Не поверишь, я к тебе прямо из осени!
ЛЕНА. Мадина, звоню, набираю...
МАДИНА (закрыв дверь, не спешит проходить, спиной прислоняется к косяку). Какой день... Сто лет — ничего подобного... Господи, я вся такая счастливая!
ЛЕНА. Кто бы сомневался! С днём рождения, красота ненаглядная! Лучше скажи, куда пропасть умудрилась? Ключи на столе, вот они. Ты телефон случайно не потеряла?
МАДИНА (проверяет). Здесь телефон, в сумке. Где ему быть? Умница телефон, вовремя разрядился. Томишься давно?
ЛЕНА. Пять минут, пустяки. В поликлинике на часок тормознули, потом подарок тебе выбирала. Потом паковала. Потом на автобусе ехала.
МАДИНА (увидев с порога на столе свёрток, не спеша расстёгивает пальто). Прелесть какая! Что там внутри?
ЛЕНА. То, чего вечно тебе не хватает.
МАДИНА. Мне? Не хватает? Чего? (Смеётся, явно что-то вспомнив.) В жизни не догадаюсь!
ЛЕНА (подхватывает игру, с интересом разглядывает Мадину). Во, даёшь! Да чего тут догадываться? Смейся, смейся… Златовласка корм лопала, как акула. Кверху брюхом не плавала, тебе, наверное, жутики снились. Но пальто, слушай, отпад! Это его в Москве отхватила?
МАДИНА. А то!
ЛЕНА. Покрутись, красота ненаглядная!

Мадина вновь застёгивается и с удовольствием демонстрирует пальто.

Постой. А листья откуда? Ты где была?.. Ты же сказала, на такси едешь?!

Мадина, наконец, снимает и вешает пальто на плечики, убирает на вешалку. Задумчиво собирает с него жёлтые берёзовые листья — несколько штук, пару только ей заметных сухих былинок. Она в чёрных лосинах и водолазке, эффектно обтягивающих её округлые стройные формы.

МАДИНА. Надо ж так, прилипли... Вроде, отряхивалась, он мне помогал…
ЛЕНА. Ты... упала, что ли? Кто — он? Ты где берёзу нашла?
МАДИНА. Там был берёзовый лес... Он — таксист, я же такси поймала, чтобы скорее... Упала? Ну да, можно и так сказать.
ЛЕНА (начинает о чём-то догадываться, смотрит на Мадину, словно видит впервые). Так сказать?.. Как его звать?
МАДИНА. Кого?
ЛЕНА. Таксиста этого.
МАДИНА. А я откуда знаю?
ЛЕНА. Мата Хари... Да ты с ума сошла! Что на тебя нашло?
МАДИНА (ходит взад-вперёд по комнате, привычно позволяя себя со всех сторон рассмотреть, но она об этом совсем не думает). Сама не знаю, что происходит. Экшен какой-то... Не успела приехать, в себя прийти — попала на кладбище… Видишь, я в трауре.
ЛЕНА. Какое кладбище?
МАДИНА (низким похолодевшим голосом). Бадалык.
ЛЕНА. Слушай, давай по порядку, а то каша какая-то.
МАДИНА. Действительно, лучше уж по порядку. Началось… Да нет, ничего... Я просто устала. Отпуск отгуляла в июле, всё складывалось как нельзя лучше… (О чём-то задумывается.)
ЛЕНА. И что случилось?
МАДИНА (словно тему решила переменить, говорит быстро). Такое чувство, что дни отнимает кто-то: одна бухгалтерия, сплошной головняк. Последнее время проверка шла за проверкой, еле угомонились. А тут крем вечерний беру... Так ведь только что утренний был! Выходит, кончился день, как не было, провалился!
ЛЕНА (иронично). День? Жизнь!
МАДИНА (энергично). Не списывай. За жизнь я ещё поборюсь.
ЛЕНА. Да… С тебя станется, ты и в гробу ногой дрыгнешь.

Лена берёт в руки подарок, намереваясь к слову его вручить, но Мадина увлечена рассказом, и Лена вновь кладёт свёрток на стол, за аквариум.

МАДИНА. Дойдём до гробов… Не спеши. Я решила — надо срочно сбежать, развеяться, отдыхать-то нескоро получится. Старый проверенный способ: отыскала семинар аудиторский, сдала отчёт и махнула в столицу.  Вроде как подарок от фирмы за битвы, да и ко дню рождения. (Подходит к зеркалу, снимает небольшие серёжки, тоненькую цепочку и с удовольствием надевает жемчужные бусы, серьги, перстень. Мечтательно.) Сегодня ночью на балконе Москву вспоминала… Последний день, самый счастливый — специально свободным оставила — побродить, в магазины зайти, может, сходить в музей или театр. Сначала пальто купила: увидела, примерила... Не смогла себе отказать. Правда, красивое?
ЛЕНА. Да... пальто шикарное.
МАДИНА. Так вот, купила пальто и решила по Москве прогуляться, а сама не иду — танцую. Всем пальто показываю, в витринах себе улыбаюсь, занесла поклажу в гостиницу и прямиком на Арбат — люблю с художниками пообщаться, картины посмотреть, об искусстве поговорить.

Арбат. Художник, обставленный картинами, рисует что-то своё. Мадина проходит туда, сюда. Художник заглядывается на Мадину, мурлыча классический романс.

ХУДОЖНИК (Мадине, с чувством). За вами шлейф очарования на километр, я успел в нём запутаться!
МАДИНА (останавливается, рассматривает его картины). Старайтесь поаккуратней.
ХУДОЖНИК. Какой образ... Танец природы... Поверьте художнику — смотритесь потрясающе! Давно не встречал такой открытой улыбки. (Снимает рисунок и укрепляет новый лист.) Найдётся у вас полчаса во имя вечности и красоты?
МАДИНА. Я никуда не спешу, но... Спасибо, портрет в мои планы не умещается.
ХУДОЖНИК (вальяжно). Не обманывайте себя. Любой женщине нужен портрет. Необходим, как помада. Увы, нас поглотил век опрощения, а вот моя бабушка… (Многозначительная пауза. Продолжает с интригой.) От неё уцелел только один портрет. Подарок отца к первому балу. Миниатюра. Эмалевый портрет в золотом медальоне. Теперь семейная реликвия. Это надо видеть! Потрясающая вещица…
МАДИНА (понимая, куда он клонит, отшучивается). Нет, нет, спасибо, таких денег у меня нет!
ХУДОЖНИК. Деньги ещё не всё. (Меняет интонацию с игривой на серьёзную.) Но какие-то деньги всегда ведь есть?! Графика, карандаш. Очень недорого. Нам хватит тридцать минут. (Кинул взгляд на прохожих, кого-то увидел и вновь игриво.) Во мне проснулся кураж, требует выхода! У вас, чувствую, сегодня особенный день?
МАДИНА. Ничего особенного. Утром улетаю домой.
ХУДОЖНИК. Тем более. Портрет от столичного художника. С Арбата.
МАДИНА. Спасибо. Я крепко потратилась. Надо ещё с гостиницей рассчитаться.
ХУДОЖНИК. Нет, нет, ни за что! Не могу вас отпустить! Буду писать ради искусства! (Делает набросок, поглядывая на заинтересованного мужчину неподалёку.)
МАДИНА. Хорошо. (Достаёт кошелёк, перебирает купюры, показывает одну, небольшого достоинства.) На самом деле, всё, что могу. Даже из любви к искусству.
ХУДОЖНИК (кивает, громко). Такие счастливые женщины встречаются раз в столетие. Повезло, как не знаю, кому...
МАДИНА (встаёт, чтобы позировать). Ой, насмешили! Пишите, если вам хочется. Поймали на лесть!

Мимо проходит стильный мужчина. Туда, обратно. Мадина, счастливая, смотрит поверх улицы, о чём-то мечтает. Мужчина уходит и скоро возвращается с букетом роз. Останавливается неподалёку и ждёт, когда она его заметит. Она замечает и улыбается — у неё прекрасное настроение. Он с улыбкой шагает к ней.

ПАВЕЛ. Здравствуйте! Позвольте представиться: ценитель прекрасного, Павел. (Галантно склоняет голову, подаёт букет, кивает художнику, мол, всё в порядке, рисуй.)
МАДИНА (принимает букет, глаза сияют).  Спасибо! Мадина.
ХУДОЖНИК (не может удержаться от комментария). Какое пленительное имя… (Встрепенувшись на миг, со рвением продолжает работу.)
ПАВЕЛ. Погода сегодня на зависть: неделю нас заливали дожди...
МАДИНА (искренне, живо). Да, стою и небом любуюсь: отмыто, начищено. Белое, синее, золотое. Осеннее! Хотя осень в Москве в это время почти незаметна. Не то, что у нас. Но дождь тоже мне нравится. Звук дождя о зонтик всегда особенный — небо стучится, что-то хочет сказать. А ещё в столице люблю прохожих разглядывать: в каждом — история, тайна, мечта, любовь и то, от чего не сбежишь...
ПАВЕЛ. Вы, наверное, любите читать?
МАДИНА. Читать? Люблю. Но гораздо больше люблю гулять, особенно на природе, особенно ночью.
ПАВЕЛ. А где вы ночью гуляете?
МАДИНА (размеренно, наслаждаясь образами). На даче. Под звёздами. У нас там спокойно, а звёзды размером с блюдца, в лучах утопают. Беру соседского пса, идём с ним на озеро. Птицы ночные поют. Если тучи, нет звёзд — луна такая огромная, что можно рассматривать, как картинку в журнале. В такую погоду летом купаться — самое наслаждение: вода — молоко парное, за день прогрелась, ночью тучи не дали остыть. В воду заходишь: тело в тёмной воде белеет, дневная муть отстоялась. Идёшь по тёплому дну на глубину, ступни слегка проседают, как по мату идёшь. Помните, были такие в школе? Чёрные, толстой кожей покрытые. А там, глубже, вода попрохладней, живая, приятная… Если остановиться, стоять, мальки наплывают, ноги клюют... Ах, ничего нет блаженнее —  плавать, плавать и плавать, всё позабыв...
ПАВЕЛ. Как я вас понимаю... Где лежит этот рай?
МАДИНА. Я в Сибири живу, в Красноярске, а дача неподалёку от города, на электричке меньше часа езды.
ПАВЕЛ. Наверное, плаваете хорошо?
МАДИНА. Не сказала бы, но воды не боюсь — я в ней неизменно всплываю. (Смеётся, намекая на свою упитанность, которая, впрочем, ей нравится.)
ПАВЕЛ. А зимой, в прорубь, ныряете?
МАДИНА. Ой, нет, ни за что! Я теплолюбива. Вот из баньки выскочить в снег, это —   пожалуйста. И назад, на полок, как поддать кипятка, и веничком, веничком — берёзовым! А то пихтовым, свежим, сегодня из леса! Пихты у нас вдоль дороги растут. На краю моего участка две огромных берёзы. Там, в старом дупле, горихвостка гнездится, всё лето поёт. И осенью у меня свой листопад. В лопухах за околицей круглый год щеглы распевают. (Спохватывается.) Боже!.. О чём мы с вами здесь, в Москве, говорим?!
ПАВЕЛ. О хорошем. Приятном. О самом святом — о родине, о России. Имение. Лес. Прогулки под звёздами. Чудесное совпадение: у меня в тему два билета на вечерний спектакль. Классика. Смело, по-современному. По пути есть небольшой ресторанчик русской кухни. Борщ, тельное. Подают осетрину, блины с икрой. Сбитень отменный, клюквенный кисель ...густой! На травах чаи всевозможные. На десерт мороженое из деревенских сливок. Можно немного прогуляться, потом зайти пообедать.
МАДИНА. С удовольствием!
ПАВЕЛ. Приятно познакомиться с дамой, не обременённой унылой диетой.
МАДИНА. Зачем диета, когда приглашают так вкусно!
ПАВЕЛ. И арт-блиц, кажется, завершён. Что получилось?..

Павел и Мадина смотрят на рисунок.

Неплохо.
МАДИНА (без кокетства). Я... на самом деле такая красивая?
ПАВЕЛ. Мадина... Суриков вас бы писал! Если мне память не изменяет, он ваш земляк?
МАДИНА. Ваша память — образец добродетели.

Павел рассчитывается. Довольный художник скручивает и упаковывает портрет, вручает его Павлу. Павел с Мадиной уходят.
 
Ночь. Мадина с Павлом гуляют, направляясь к гостинице.

ПАВЕЛ. Почему вы выбрали именно Астрова?
МАДИНА. Все артисты понравились, все прекрасно играли. Но Астров мне ближе: я лес так же люблю, за лес Астрова и люблю, за преданность лесу. За его слова про одежду, душу и мысли — всё должно быть прекрасно. Спасибо вам за цветы: сколько в этом восторга — цветы подарить актёру!
ПАВЕЛ. А сам спектакль? Что о нём скажете?
МАДИНА. Сумасшедшее прочтение «Дяди Вани», на первый взгляд невозможное, настолько режиссёр увидел не то, что помню со школы, а помню тоску и вдребезги разбитую жизнь. Наверное, я бы тоже так эту пьесу увидела, только так её видеть никто не учил. Теперь знаю, что можно. Ну кто бы подумал, они в постановке этой не чахли, как мухи под зиму, а почти радостно жить продолжали! Казалось бы, беспросвет, а они — небо в алмазах увидели! И веришь ведь им, что небо — в алмазах! Режиссёру спасибо, и вам за приглашение — я окончательно поняла, что живу правильно. А как сомневалась... Правильно, что не стала ни молодость свою глушить, ни чувство, какое ни есть, живое. Всю себя, счастливую, сохранила. Жила и жить продолжаю, несмотря на бесконечную бухгалтерию, балансы, отчёты...
ПАВЕЛ. Завидую вам по-хорошему. Мне бы такую смелость.
МАДИНА. А вы чем занимаетесь?
ПАВЕЛ (после паузы). Специализируюсь... в сфере представительских услуг.
МАДИНА. Да?!
ПАВЕЛ. Это нисколько не интересно.
МАДИНА. Ну и бог с ними. (Пауза. Живо.) Подумать только, утром уже домой возвращаюсь. В самую осень! Всегда рвусь домой, в другом месте жить никогда не хотелось — может, это на уровень счастья влияет? Все морем бредят, я тоже море люблю, но наше озеро и тайга мне роднее. Как Астрову. На море всегда можно поехать, ведь правда? Зато обратно есть, вернуться куда.
ПАВЕЛ (романтично, певуче). Вот иду я с вами, Мадина... Огни… Ярче, чем днём, а кажется мне, что по тёмному лесу иду… Но может, потому что вы рядом, кажется мне, что-то вдали сверкнуло, что-то там блеснуло неясное, лишь пробивается. И теперь огонёк этот не потеряю. (Из проезжающей машины слышны звуки вальса. Павел подхватывает Мадину — она мгновенно отзывается, они успевают сделать несколько кружений, пока звучит музыка. Останавливаются, благодарят друг друга поклонами, как на балу. Счастливые, идут дальше.) Как здорово, что меня на Арбат потянуло! Именно в день, когда и вы туда заглянули, выдался выходной. (Мечтательно.) Этот день мы с вами не упустили. Вы уезжаете, а мне кажется — навсегда остаётесь. Как сказал поэт…
МАДИНА. Мне нравится, что вы больны не мной. Мне нравится, что я больна не вами.
ПАВЕЛ. Да, именно так.
МАДИНА. Я тоже свободолюбива. (Пауза.) Вот это да… Почти два часа ночи! И никакой усталости! Вот и моя гостиница. (Немного с грустью.) В пять уезжаю. Вещи собраны, такси с утра заказала, даже соснуть успею пару часов, потом досплю в самолёте.
ПАВЕЛ (поцеловав Мадине руку). Вы позволите ваш портрет? На память.
МАДИНА. А что объясните супруге?
ПАВЕЛ. Скажу, купил на Арбате. Мимо пройти не смог: женщина на портрете как обещание счастья — модель художника вдохновила. Завтра же, вернее, сегодня, обрамлю и повешу у себя в кабинете. Там, где читаю Чехова.
МАДИНА. Я тоже вас не забуду. Было очень, очень приятно этот день провести вдвоём. 
ПАВЕЛ. Вот визитка. Всегда можете мне написать.
МАДИНА. Спасибо! Только не обижайтесь, писать я не стану. Не хочу вас обманывать: не вишу в интернете, и так весь день за экраном. Не обессудьте... (Вырвалось наружу.) Любовь-тоску недоступную не развожу. (Вновь радостно, похоже, она нашла решение затруднительной ситуации.) Мне гулять нравится, в живую общаться! Но день рождения и телефон вам —  пожалуйста. Если вспомните этот день и появится желание поздравить — буду вам рада.
ПАВЕЛ. Жаль, что вам пора уезжать.
МАДИНА (записывает дату на своей визитной карточке). Да, жаль…

Квартира Мадины. Мадина с Леной продолжают разговор.

МАДИНА (со вздохом). Какой мужчина!.. Ему тридцать пять. Мы были вместе двенадцать часов, и ни минуты не было скучно. Я под большим впечатлением. Да, жаль...
ЛЕНА. Постой, так до пяти-то утра сколько времени оставалось?!
МАДИНА. Ты с ума сошла! Я человека вижу впервые! Конечно, он мне понравился — начитанный, интеллигентный. Но мне хотя бы пару деньков пообщаться, привыкнуть...
ЛЕНА. Пару деньков?! А листья откуда?!
МАДИНА. Листья?.. Так, кладбище...
ЛЕНА. Мадина, что ты несёшь?! С тобой всё в порядке?
МАДИНА. Спокойно. Со мной всё в порядке, во всяком случае, я на это надеюсь.  Дорасскажу и ты всё поймёшь.
ЛЕНА. Ничего не понимаю…
МАДИНА. Сама мало что понимаю. Может, я ненормальная... Давно за собой замечаю. Если с кем-то беда, я впадаю… Не знаю, почему так случается… Если с кем-то беда, я... лихорадочно счастлива, потому что живая!
(Экзальтированно.) Всё вокруг будто заново: любой цветочек и камушек разве только не светятся! Чего не коснусь, даже кофты заношенной — шерсть так и льнёт, и всюду музыка, запахи, свет — ну, просто вдруг неземной... Даже уют привычного одеяла кажется райским: не постель — колыбель! И я — то в неге тону, то взахлёб... Сплошная симфония радости!
ЛЕНА (озадаченно). Радости...
МАДИНА (после паузы стремительно впадает в другое состояние, почти в истерику). Это был ад какой-то… Не знаю, переживёт ли Луиза, не знаю... Не представляю… Ведь не война! Не должны ни с того ни с сего гибнуть дети! Джулии было семнадцать, на иняз поступила. Ну почему, почему жизнь бывает такой беспощадной? И — к кому…
ЛЕНА (говорит со знанием дела). Конечно, здесь не война. На войне тоже не привыкаешь. К этому невозможно привыкнуть. Давай-ка, тебе накапаю, давай, успокойся.

Лена встаёт, достаёт из сумки пузырёк, готовит лекарство. Мадина выпивает полстакана приготовленной Леной воды, вытирает выступившие слёзы, успокаивается, продолжает рассказ.

МАДИНА. Только открыла дверь, чемодан неразобранный у порога — звонок. Каким образом голос Луизы узнала, соседки по даче, понять не могу — чужой, глухой, как из склепа. Наверное, потому что она больше на английском что-то (Мадина заговаривается) пытать передалась. Я английский ни в зуб ногой, немецкий учила, и его бы не поняла. Разобрала лишь «Жули, Жули». Ну, думаю, авария какая, мало ли в городе, или вдруг потерялась, пропала куда. А Луиза телефон опустила, слышу — стон, нечеловеческий просто… И тут до меня дошло — всё. Все слова иностранные стали понятны... И в этот миг... это было какое-то наваждение, меня как подменили — исчезла: телефон в руке, не знаю, держу не держу — не чувствую трубки. Что говорю, если вообще говорю — себя не слышу, во мне и вокруг какая-то вата... И где я?..
(Пауза. Мадина несколько успокоилась.) Луизе было за сорок, когда она, я так поняла, инсеминацию сделала в клинике заграничной, ребёночка родила. Джулия — Юля — Жюли, рыженький ангелочек, я видела детские фотографии — прелесть, англосаксонская кровь. Луиза и не скрывала, что живёт ради дочери. На работе крутилась, но за здоровьем, за внешним видом крепко следила — она преподаватель английского — ученики, богатые их родители, да и дочке старухой быть не хотела. Всё для Жюли: языки, воспитание, путешествия. Вдвоём пол-Европы объехать успели. И вдруг жуть какая-то… Пламя, огонь… Откуда? С чего? Во сне не привидится... Девочка ночью с друзьями гибнет на Луизиной даче. Вроде, справляли день рождения какого-то мальчика. По версии, задохнулись угарным газом, случился пожар. Никто не выжил — четыре закрытых гроба рядом легли. От дачи — фундамент в золе, я сразу поехала, не удержалась, не могла поверить, думала, то ли мне показалось, может, глюки от моих заморочек, то ли Луиза мозгами тронулась.
...Сегодня днём хоронили. Луизу — в больницу, прямиком с кладбища. Идти не могла, к гробу вели. Не узнать, так она изменилась — японский хоррор. Я не хотела ехать, такое совпадение, совсем не хотела — поехала… Но Луиза, похоже, никого не узнавала. Там вся кафедра собралась, родственники детей, со школы выпускники. Сколько горя… Пожилых так не хоронят...
А я сама, представляешь, как ненормальная, в эйфории... Так жить хочется, аж колотит меня и трясёт! С кладбища повезли на поминки. Не помню, что-то ела, пила, и с аппетитом. Тут твой звонок. Отлично, думаю, значит, так надо, и пусть оно движется. (Пауза. Мадина переключается на другое воспоминание. Открывает окно.)
Ночью с балкона на огни городские смотрела, а в глазах Павел с розами своими стоит, мне улыбается — оба счастливые, встретились только-только, друг другом не налюбуемся. Да, вижу кольцо обручальное, брильянтик горит огоньком... Чайные розы на солнце края обжигают… Откуда он знал, что люблю именно чайные? Вспоминаю парнишку, фантазии сносят, успела немного влюбиться — такой романтический... Как тени, причудились галереи, театры, балы... Кареты, поездки верхом… Рояли, романсы, стихи... Ах, да что говорить!..
(Пауза. Вновь взволнованная интонация, но интонирование иное.) С поминок вышла как оглушённая. Вспомнила: день рождения у меня! И это кашпо... У таксиста такое же… В салоне чуть ощутимый аромат схожий, такой был у Павла: я как вдохнула, так и нахлынуло. А он сам — ничего, толковый мужик. Говорю: сейчас бы за город — лес, наверное, очень красивый. Оглянуться не успела — мы за городом. Из машины выхожу: воздух, как тёплое море — волнами, волнами... Поле, стога, трава с листьями золотыми намешана… Меня какая-то безмерная любовь подхватила... Неподалёку берёзы зелёные, жёлтые наполовину, солнце садится — они так и светятся. Я к ним, как на зов, листочки — навстречу… Отключилась, а дальше... Да хорошо было дальше... Как во сне, такое, может, раз в жизни случается: в осени растворилась, в природе, в любви... Мистерия сумасшедшая, и я как богиня... Вижу, он сам не верит тому, что случилось. Конечно, телефон пытался просить, да мне ни к чему: на улице его тормознула.
ЛЕНА (после паузы). Это всё... было сегодня?
МАДИНА. Конечно.
ЛЕНА. Ну, ты даёшь…
МАДИНА (спохватывается). Мы с тобой, как всегда, заговорились. Так... Тебя могу накормить, сама есть не буду, да и ночь близится. В холодильнике сыр, фрукты, вино — вчера припасла. Впрочем, и по конфетке не помешает. Хочешь, оставайся, вместе чуток посидим. Закажешь такси, ты-то без приключений домой доберёшься.
ЛЕНА. Да уж…

Женщины сервируют небольшой праздничный стол и располагаются.

МАДИНА. А то до утра оставайся — на диванчике переночуешь.
ЛЕНА. Спасибо, я лучше поеду, но поболтать поболтаю — не так уж часто мы и встречаемся.
МАДИНА. И то хорошо. Предлагаю выпить за счастье, за то, как это здорово — жить! Может, мне повезло с этим родиться, но жизнь для меня, ни на что невзирая — дар!
ЛЕНА. Тебе, действительно, повезло. А для меня жизнь вроде полосы препятствий, за которой, может быть, я не знаю, счастье, а может не быть. Но полосу надо пройти — как кто-то гонит туда... Моя странность другого рода.
МАДИНА. Это какого?
ЛЕНА. Мне радость... притворством всегда была. Прям наказание божие — ликовать. Все силы берёт, настолько сложно себя вымучивать — никогда не смогла бы на сцене работать. А рядом с тобой легко, ничего из себя не надо ломать. Мадина, ты пей за счастье, а я — за тебя.
МАДИНА. Нет-нет, я тоже пью и за счастье, и за тебя! Только в счастье надо сильно-сильно поверить. Уж ты, пожалуйста, постарайся — учись у меня.

Женщины немного пригубили вино, продолжают разговор.

ЛЕНА. Мадина, мне так приятно тебя по имени называть: красивое, редкое. Откуда такое?
МАДИНА. Никто не знает, откуда мама его взяла — в родне не замечено. Скорее всего, где-то случайно услышала, ей понравилось. Может, где-то там, далеко-далеко, много-много Мадин… А здесь я такая одна!
ЛЕНА. А с отчеством как звучит?
МАДИНА. Мадина Владимировна. По дедушке у меня отчество.
ЛЕНА. Музыкальное имя. А твою дочь, напомни, как величают?
МАДИНА. Виктория Аполлоновна.
ЛЕНА (удивлённо). Вот как?.. Ты что, начиталась мифов?
МАДИНА. Её  отца Аполлоном звали.
ЛЕНА (крайне удивлена). Антично… И где он?
МАДИНА. Пропал. Неожиданно. Так же, как появился. Бесследно исчез. Мне было пятнадцать. До сих пор жду возрождения. Смеюсь, конечно. Ничего я не жду. Просто жизни радуюсь. Что имею, тому и радуюсь. 
ЛЕНА. Ты его вспоминаешь?
МАДИНА. Его давно нет. Он в прошлом, даже если где-то живой.
ЛЕНА. А ты как, в пятнадцать, рожать решилась?
МАДИНА. Кто бы спрашивал... Жизнь так обернулась. Очнулась через полгода. Зима. Одеть нечего — курточка на животе не застёгивается, прореху шарфиком закрываю. Но самое страшное не это. Вдруг поняла: не придёт. Был и сплыл. Почему — не знаю. А на меня в общежитии косятся. Теснота, никому не охота жить в комнате с пищащим младенцем. И злорадствуют. Завидуют за Поля, даже несмотря на то, что его уже нет, а я с животом.
ЛЕНА. Почему сразу аборт не сделала?
МАДИНА. Что ты! Какой аборт? Это как Поля убить! Я же его любила! Я и ребёнка в животе, как его, любила. Только стипендия в училище — крохи, даже пелёнок не купишь. Собрала по общаге, у кого что нашлось. Старалась не думать о завтрашнем дне, ребёночка не беспокоить, мне так хотелось, чтобы он был такой же хорошенький, как Поль. Странно, я за время беременности только расцветала. Что там за токсикоз — знать не знаю. Сначала думала, появится Поль — я должна быть красивой. А появился Фёдор Михайлович.
ЛЕНА. Это кто?
МАДИНА. На остановке у общежития ко мне подошёл. Оказывается, заприметил давно. Расспросил, я всё ему рассказала. А что скрывать? Какой смысл? Может, во мне жила надежда, что всё как-то устроится, только как — даже в голову не приходило.
Он снял квартиру, там меня поселил. Помог всё купить для ребёночка, из роддома забрал. Семь лет ко мне приходил, а потом эту квартиру купил, вроде как мне приданое, образование помог получить. Хороший он человек.
ЛЕНА. А ему почему ребёнка не родила?
МАДИНА. У него своих трое. Плюс огромный строительный трест. Он ко мне, как в другую жизнь, приезжал.
 
С улицы приглушённо, но различимо звучит шлягер времён Афганской войны из какого-то автомобиля.

ЛЕНА (взволнованно). Мадина... Ладно, это я забыть не могу, это выше моих сил… Последний день так и впечатался… Помню, полынь… Такая пряная — хлорку перешибала. Цикады осатанели, кажется, орали в ушах... Мы, считай, плечом к плечу три года отвоевали... Но ты-то своего давно ведь списала, ты-то замуж когда пойдёшь?
МАДИНА (чуть захмелела от вина, подошла к открытому окну, смотрит на улицу).  Я тебя понимаю… Я бы такого, как твой Серёжа, тоже забыть не могла. (Машина отъехала вместе с песней и темой. Пауза.) Леночка, милая… Скажи, мне — зачем штаны на диване? Они, когда любовники, всегда лучше всех, ну, или почти всегда. Мне — жить радостью пот с чьей-то спины вытирать? Воду для ног проверять на локоть? Угождать?! (Тут Мадина взволновалась, поставила бокал на подоконник и, поворачиваясь к Лене, смахнула его за окно.) Вот чёрт, только посуду сегодня не била! Ладно, пусть будет к счастью. Я же вижу, им нравится быть со мной, но они не хотят знать, что тут у меня (прижала руку к груди) творится, им надо не это.
ЛЕНА (соглашаясь). Не это...
МАДИНА. Так что сделал дело своё мужское, комплиментов наговорил, от меня комплиментов наслушался и отчалил. Ну, не встречала больше мужчину, чтобы всегда, всегда вместе хотелось, рядом, ну, или почти всегда, я не настаиваю, одиночество тоже необходимо.
ЛЕНА. Думаешь, всё? Уже никогда-никогда?
МАДИНА (достаёт новый бокал, по пути говорит). Вообще не загадываю. Влюбляюсь привычно, но это только влюблённость, та, от которой флёр, дымный мираж, корабли в пустыне. Зато легко и красиво, давно поняла, мужики именно так и влюбляются — без обязательств. Я тоже всех их люблю, пока... (Вновь наливает вино.) В общем, их проблемы мне не нужны. Как и мои — им, это подавно. А любовь, это когда с потрохами, не разделяя ни радость, ни боль, когда друг другу — любыми, до последнего зуба больного, до не знаю чего. Это — любовь, это я понимаю. И не путаю. (Утверждающе.) Ни-ког-да.
ЛЕНА. И тебе всегда избежать удавалось, как ты говоришь, проблемной стороны отношений?
МАДИНА. Во всяком случае, сильно стараюсь. Сразу всё по местам: я не жилетка и нюни мне ни к чему — только радость. Сама тоже не жалуюсь.
ЛЕНА. Нет, ты не увиливай. Ведь нельзя человека насквозь разглядеть.
МАДИНА. Нельзя. Но я стараюсь почувствовать.
ЛЕНА. Удаётся?
МАДИНА. Люди закрыты, это я как на ладони, такая уж уродилась. Может, бог меня бережёт?
ЛЕНА. Бережёт… Мадина, мне кажется, ты рисково играешь. Вот, сегодня...
МАДИНА (недовольно). Лена, давай не будем о том, что быть только может. Уголовные сводки я не читаю, фильмы с маньяками не смотрю, страхи гоню подальше. Всего, согласна, не предусмотришь, но я полагаюсь на жизнь, на то, что она меня любит. И буду радоваться, пока есть для этого повод. Сама живая-здоровая, у Вики всё хорошо — и это прекрасный повод! Для тебя, кстати, тоже. Ведь мы с тобой не просто подруги, выходит. Ты же Виктору тётка?
ЛЕНА. Ой… (машет рукой) двоюродная... Мы с тобой свойственницы, только дальние-дальние. Так довольна, что не поленилась, на свадьбу пришла — не люблю шумных праздников. Это всё Витя с Викой придумали. Витя рыбку купить надоумил. Сказал, что для Вики, что будет оригинально. Действительно, оригинально: знали, что рыбка тебе останется, они ведь аквариум с собой не потащат. А ты любишь командировки, на даче жить — рыбку кому-то кормить придётся, вот и подружимся. Но мне, хитрец, ничего не сказал. В общем, здорово, что аквариум притащила и с тобой познакомилась. Жить стало поинтересней.
МАДИНА. А у тебя безразличие к жизни откуда? С каких пор началось? Афган?..
ЛЕНА. Афган... Мне после Афгана жить как раз где-то полегче. Такого напряга, как там, здесь не водится. Может, для того туда и поехала. По крайней мере, теперь доживаю спокойней.
МАДИНА. Доживаешь? Она доживает! Лет-то тебе, скажи, сколько?
ЛЕНА. Сорок, как и тебе.
МАДИНА. И ты — доживаешь? Ты, вообще, как на войну попала?
ЛЕНА. За Серёжей поехала. Он в Афган — от любви. Жену и простить не мог, и оставить, как приворожила, хоть к бабке иди. Война ему подвернулась. Он — туда, войсковым врачом. Я только-только училище кончила, он у нас хирургию преподавал. Следом рванула, ни на что не надеялась — ему в училище было не до меня. А мне бы только поближе. Но поближе получалось, лишь когда возвращался, в палату к своим бойцам заходил. Капля камень точит. Заметил… Господи, какое настало время! Вокруг ампутации, боль, а у нас любовь сумасшедшая, как нашло на него... Он с ротой уходит, я работаю сутками, но ведь счастливая! Счастливая! Три года счастливая! (Забормотала.) Пока Серёжа... не подорвался... (Справилась с собой, выровняла голос.) У меня выкидыш. Не удержала... Не о ребёнке я думала — мне нужен был только Серёжа. Потом в Афгане остаться хотела — война кончилась. Вернулась, и в какой-то момент поняла, что войны больше нет. Хирургию бросила сразу. Хотя, как сразу? Сколько лет прошло... Процедуры, перевязки, уколы — это всё делать могу на ощупь. Поликлиника — самое мне теперь место: тихо, спокойно. Так и жила ощупью, пока на свадьбе тебя не встретила. Вот, рядом с тобой оживаю. (С иронией.) Кстати, почему ты в штанах?
МАДИНА. Как на зло, колготки последние зацепила. И денег, зараза, нет. Все спустила в Москве, жду получки. Вот и хожу пока только в штанах.
ЛЕНА (осторожно). А мужчины? У них же достаточно денег! Тебе стоит лишь позвонить.
МАДИНА. Вот ещё! Я со всеми приятными мне мужчинами в прекрасных отношениях, потому что от них — только цветы и подарки. Сама никогда не навязываюсь — вот ещё! Пускай в отпуск везут, в театр приглашают, вино приносят, фрукты-продукты, если хотят, но деньги — исключено! (Неожиданно восклицает.) Лена! Прости, увлеклась, чуть не забыла: я же сумку, сумку тебе привезла! Как увидела, так сразу и поняла: она тебя сказочно преобразит! (Мадина идёт за сумкой.)
ЛЕНА (рассуждает вслед, громко, удивлённо). Сказочно преобразит?.. Ты даришь сумку или котомку волшебную?
МАДИНА. Котомка?.. Пускай будет так — котомка, только модерн. Дарю котомку с твоими желаниями — отныне ты знаешь, откуда их вынимать.

Мадина вручает сумку Лене.

ЛЕНА. Знаю? Ничего я не знаю! (Недоверчиво смотрит на сумку, потом заглядывает внутрь, открывает карманы. Притворно-обиженно.) Она совершенно пустая! Где же мои желания!?
МАДИНА. В себя загляни!
ЛЕНА. Легко сказать.
МАДИНА. Ничего, захочешь — заглянешь.
ЛЕНА. Так вот, оказывается, чего я хочу!
МАДИНА. Ну, наконец-то, путь открылся к себе.
ЛЕНА. Ничего не открылся! Котомка, выходит, есть, а... инструкция? Где, скажите на милость, инструкция? Ты её, случаем, не потеряла?
МАДИНА. Ага, утаила, припрятала для себя.
ЛЕНА. Шутки шутками, но как узнать, чего я на самом деле хочу? Ты как узнаёшь?
МАДИНА. Как?… Очень просто...
ЛЕНА. Поподробней отсюда, пожалуйста.
МАДИНА. Ну… Этого не объяснишь, тут надо самой... Тут, главное, не противиться. Ну, ты же поехала за Серёжей, хотя он не звал? Тут что-то похожее.
ЛЕНА (другим голосом). За Серёжей… Я сильно хотела. Конечно, не звал, но иначе жить не было смысла.
МАДИНА. Вот видишь, тебе тоже это известно. Хотя у тебя, понятно, была любовь. В ней только мертвец ни на что не способен.
ЛЕНА. Да… Это была любовь…
МАДИНА. Любовь любовью, но жизнь — вот что главное! Жизнь, а не дожитие! В общем, я не гуру, пудрить мозги тебе не собираюсь, главное, теперь у тебя — котомка желаний, а дальше сама. Тут, наверное, никто не подскажет, да и что тебе чей-то совет? Хоть один человек в нормальном уме посоветовал бы молоденькой девушке рвануть на войну, хотя бы и за любимым? По-хорошему, только войны тебе не хватало...
ЛЕНА (встрепенувшись). А я тебе, красота ненаглядная, чулки принесла — три упаковки, шикарные, разные!
МАДИНА (очень довольна, хлопает в ладоши). Ой, спасибо, спасибо! Чулки — вот чего вечно мне не хватает! Чулки!

Лена передаёт подарок. Мадина распаковывает свёрток, выбирает чулки, уходит переодеться.
Лена недоумённо смотрит на новую сумку, походит к зеркалу — сумка совершенно не подходит к платью. Тогда Лена выбирает сумку из стеллажа, прикладывает её так и этак, потом выбирает шарф, пробует варианты драпировки, в конечном итоге оригинально его повязывает. Но этого ей кажется мало, она снимает подходящий зонтик, раскрывает его — образ, который отражается в зеркале прихожей, ей нравится, она его демонстрирует так, как это делала Мадина, показывая пальто. Далее Лена вздыхает и развешивает аксессуары по местам. 
Мадина возвращается в вечернем наряде, волосы подобраны в причёску, красиво заколоты. Она снова мечтательно ходит по комнате, в такт музыке начинает слегка танцевать.
Лена постукивает по аквариуму.

ЛЕНА. А ну, Златовласка! С тебя тоже подарочек! Наколдуй чуда, да почуднее, красоте ненаглядной, Мадине!

Вскоре за дверью кто-то рухнул, с ругательствами поднялся и начал в неё колотить.

ГОЛОС ИЗ-ЗА ДВЕРИ. Открой, Ритка, не слышишь — пришёл. (Бум-бум-бум — раздаются удары.)

Мадина и Лена переглянулись. Мадина подошла к двери.

МАДИНА (громко). Риты здесь нет. Вы дверь перепутали. Ниже спуститесь.
ГОЛОС ИЗ-ЗА ДВЕРИ. Открывай, говорю!
МАДИНА (с досадой, усиливая голос). Прекратите долбить! Рита! Живёт! Ниже!

Шум за дверью стихает, кто-то с грохотом падает с лестницы. Через некоторое время слышатся удары снизу и голоса, которые скоро смолкают.

МАДИНА. Уф… Ты с заказами поосторожней.

Мадина возбуждена, даже испугана. Совсем не похожа на себя, беспечную счастливую женщину. Она садится за стол, наливает в свой бокал вино и до дна выпивает.

ЛЕНА. И часто у вас двери путают?
МАДИНА. В последнее время случается. Снизу запил сосед. Его цех на заводе закрыли. Лифт у нас новый, панель другая, он, пьяный, тыкать кнопки продолжает по-старому.

Музыка, женщины вновь наливают вино, и тут начинает непрерывно звонить телефон Мадины. Голоса разных мужчин, средних лет и в возрасте, внимательные, нежные. Мадина мгновенно переключается, встаёт и танцует с бокалом и телефоном, отвечает голосам, погружается в воспоминания. На экране телевизора или на отдельном экране визуализируются фантазии в тему звонков.

ГОЛОС. Мадина, любовь моя! С днём рождения, счастье моё! А помнишь, как ты о беззубку поранилась? Потом на камнях устриц этих в консервной банке варили! (Мадина смеётся.) Сколько тогда ночей в тёплом море проплавали... Вика в палатке, поперёк спальников — за день ласты промокли, из моря пацанка твоя не вылазила.  Как молоды мы были! Сколько же лет с тех пор?..
МАДИНА. Роман, каждый год считаю — пятнадцать. Жемчуг твой почти не снимаю!
ГОЛОС (пожилого человека). Мадина, любовь моя! Будь красавица, моя звёздочка! Ты светишь, и мне жить пока ещё хочется. Ах, Мадиночка, помню, Викуля попискивает, ты ей грудь, я на тебя не налюбуюсь… Ведь с юной мадонной жил! Не испугалась моих седин, уважила старика…
МАДИНА. Фёдор Михайлович, дорогой, не были вы стариком, зачем наговариваете? Вам было, как мне сейчас, всего только сорок. Ваша грива только-только ещё серебрилась. За квартиру век благодарна — живу в ней, радуюсь, вас добром поминаю.
ГОЛОС (можно понять, что говорящий курит кальян). Мадина, любовь моя, прекрасная Шахразада, ты и в этом сезоне не оставишь маститого театрала? (Похохатывает.) Ногти и лысину уже полирую! Манжеты крахмалю! Коллекцией запонок и новой булавкой обещаю  заворожить!
МАДИНА (хохочет). Райхан, мой калиф, без твоей лысины, духов и перстней — какая музыка,  какой театр?!
ГОЛОС. Мадина, любовь моя! Сколько лет замуж зову!
МАДИНА. Захар, а ты не зови! Забудь, и небо у нас — в алмазах!
ГОЛОС ПАВЛА (томно). Мадина, любовь моя! Я-таки болен, и мне это нравится… Вы вдохновили — начал писать: пробую, мучаюсь, тихо страдаю… (Другим голосом, весело.) С днём рождения!
МАДИНА (в тон ему, весело). Спасибо, Павел! Спасибо, что позвонили, мне очень, очень приятно! Пишите, у вас непременно получится! Жду ваш роман!
ГОЛОС. Мадина, любовь моя...

Лена понимает, что теперь она лишняя, допивает своё вино, тихонько постукивает по аквариуму, как бы с рыбкой прощается, одевается и уходит. Звучит музыка, в ней на разные голоса повторяется лейтмотив «Мадина, любовь моя!»

Тишина. Мадина задумчиво сидит за столом, потом встаёт с намерением лечь спать. Неожиданно кто-то ритмично стучит в дверь, слышатся струнные звуки. Мадина осторожно подходит, заглядывает в глазок.

МАДИНА. Кто там?

За дверью слышатся лишь музыкальные звуки.

МАДИНА. Кто вы? Я вас не вижу!

Звуки звучат громче, настойчивей. Мадина отходит от двери, рассеянно шагает по комнате, она заметно взволнована. Вновь раздаётся отчётливый ритмичный стук, следом плеск струн. Мадина решительно подходит к двери и распахивает её. Потрясённая, отходит, пятится к дивану.
Через порог на низкой инвалидной тележке въезжает ряженый в античном плаще, в лавровом венке, с детскими гуслями на ремешке через шею. Привычным движением он закрывает дверь.

МАДИНА (ошарашенно). Бог мой! Аполлон!?!

Мадина, дойдя до дивана, бессильно оседает. Аполлон подъезжает к Мадине и пытается вернуть её в чувство, обмахивая полой плаща. Она приоткрывает глаза, ничего не может понять и вновь, не желая того, ненадолго теряет сознание. Тогда Аполлон катит на кухню, возвращается с бутылкой минеральной воды, наливает в стакан, сначала пьёт сам, затем, набрав воду в рот, дует Мадине в лицо. Она приходит в сознание, но находится в состоянии крайнего удивления.

МАДИНА (взбудораженно). Аполлон!? Ты?! 

Аполлон предлагает ей воду. Она пьёт.

АПОЛЛОН (после продолжительной паузы, темпераментным, театральным голосом). Мадина, любовь моя! Это я, твой Аполлон!

Услышав его голос, Мадина давится водой — теперь Аполлон обрызган. Он спокойно едет к столу за салфеткой, возвращается.

МАДИНА. Поль, откуда ты взялся?
АПОЛЛОН (немного по-детски). Откуда, откуда… От верблюда.
МАДИНА (подозрительно). Ты… путешествовал по Азии?
АПОЛЛОН (удовлетворённо). С умной женщиной и общаться приятно. (Салфеткой осторожно вытирает лицо сначала ей, потом себе.) С красивой тем более. (Целует её в губы, слегка, осторожно.)
МАДИНА (улыбаясь, но со стоном). Поль, ну почему ты на каком-то поддоне явился?
АПОЛЛОН (с чувством). Не обзывай мой трон! Это кормилец! Вершина инженерной мысли для спецзадач. Сам конструировал: на нём я проходим, как внедорожник.
МАДИНА (встрепенулась несообразно услышанному). Что? Какой внедорожник?
АПОЛЛОН (хочет скорее сменить тему). Шутка, шутка! Успокойся, любовь моя, не всё сразу. Если хочешь, я хотел поразить твоё воображение. Правда, мне удалось?
МАДИНА (справилась со своим волнением. Доброжелательно). Поразил. Даже слишком. Вставай, что ли. А то чересчур поразил.
АПОЛЛОН (удручённо, театрально). Мужайся, любовь моя. Встать на ноги я не могу, разве что на колени…

Длительная пауза. Лицо Мадины отражает её внутреннее состояние.

МАДИНА (совершенно растерянно). Поль… Я... Я не знаю, что мне сказать… Ты появился так неожиданно. (Обнимает его, тихо плачет.)
АПОЛЛОН (в её объятиях, его глаза тоже на мокром месте). А что тут скажешь?.. Прости, родная, прости, если можешь…
МАДИНА. Уже забыла, за что.
АПОЛЛОН. За всё.

Пауза. Мадина смотрит на него, внимательно рассматривает и странно для ситуации кивает и улыбается. Поль картинно вытирает ей и себе слёзы.

МАДИНА (принюхиваясь). От тебя лавровым листом пахнет, как от картошки тушёной.
АПОЛЛОН. Вот и я о том же. Во-первых, я голоден. Уж будь добра, накорми чем-нибудь, нектар и амброзия приелись мне до оскомины. А на твоём столе лишь сырная шкурка да приторные конфеты, а я, представь, берегу форму, свой божественный торс. Во-вторых, этому лавру ты обязана великолепным моим пред тобой появлением.

Мадина уходит за едой. Аполлон в это время с интересом осматривает её жилище, особенно живописный стеллаж, открывает ящики трюмо — там хранятся украшения,  рассматривает их, нюхает флакончики духов. Возвращается к столу. Мадина заходит с подносом и кормит Аполлона (он ловко пересел к столу, снял гусельки). Аполлон наливает вино.

МАДИНА. Так ты ободрал лавровое деревце? Где ты его нашёл?!
АПОЛЛОН. Мужик на остановке продавал лавровые веники с южных плантаций. Меня, кстати, тоже запах прельстил. Надеюсь, не опоздал? С днём рождения, любовь моя! За тебя! За то, что я здесь! (Они чокаются, пьют, он картинно поэтизирует.) Но продолжу свою новеллу. Я, как вкопанный, остановился, пытаясь понять волнение от аромата. И вдруг крылом обмахнуло: Аполлон, а что, если из этих веток сплести венок?! Создать поэтический образ?! Вдохновение подхватило, я приобрёл три веника и проворно скрутил из отборных веточек превосходный венок. Правда, здорово получилось?
МАДИНА. Хм... А откуда хламиду выкопал?
АПОЛЛОН (с гордостью, театрально.) Мой тончайший гиматий натурального шёлка? В ателье заказал, в честь явления. Подрубили по-быстрому.
МАДИНА. Ну а гусли-то — почему? Почему не кифара?! Ты эклектикой решил меня доконать?

Мадина теребит струны на гуслях, пока он ест.

АПОЛЛОН. Нынче быстро кифары не сыщешь... Гусельки оказались доступней. Купил в игрушечном магазине. Правда, неплохо звучат? Теперь их можно кому-нибудь подарить.
МАДИНА (загадочно). Подарить?
АПОЛЛОН. Конечно, кому-нибудь подарить. Дети любят музыкальные игрушки. На улице много детей.
МАДИНА. Дети?.. (Пауза.) Вот внуку их и подаришь.
АПОЛЛОН (задохнувшись, прокашлявшись, теперь натуральным голосом). Внуку?..
МАДИНА. Мне тоже удалось тебя поразить? Это ещё не всё. Твоя красавица-дочь, Виктория Аполлоновна, замужем, между прочим, и живёт со своим принцем в тридесятом королевстве. (Мадина хочет подавить зевок, но зевает.) Поль, на сегодня новелл достаточно. Я зверски измучена и хочу спать. Ты, таки, доконал — просто падаю... У меня был сумасшедший день, и если сейчас не лягу...
АПОЛЛОН (усталым натуральным голосом). Лечь поспать — идея хорошая. Сам на ногах не стою.
МАДИНА. Завтра поговорим... Ложись на диван, коль приехал. Он гостевой, удобный. Хорошо выспишься, отдохнёшь. Ванная там.

Аполлон уезжает в ванную, включает воду. Мадина застилает диван, убирает посуду, устало идёт к кровати.

МАДИНА (восклицает по пути, сначала удивлённо, потом так радостно, что едва не плачет). Бог мой! Аполлон… Как я счастлива: у меня есть ноги!


ДЕНЬ ВТОРОЙ. ВЕСНА

Весна. Мадина с Леной случайно встречаются на улице, по пути разговаривают. Лена хорошеет, она одета значительно более ярко и смело, нежели в прошлый раз, на ней заметны украшения. Сумка тоже другая, но не та, что подарила Мадина. Обувь на среднем каблуке. Мадина, как всегда, обольстительна.

МАДИНА. Его веночек за зиму вышел — в суп ощипала. А парфюм ещё есть.
ЛЕНА. Запах роскошный.
МАДИНА. Гиматий на летнее платье пущу, там шёлка довольно. Из отреза заказала этот костюм. Как тебе гарнитур?
ЛЕНА. Украшения бесподобные. Ткань супер, очень тебе к лицу, костюм просто шик. Слушай, вкус у него весьма и весьма. А это, точно, он подарки прислал?
МАДИНА. Без подписи некому больше.
ЛЕНА. Думаешь, ещё нарисуется?
МАДИНА. Думать тут бесполезно. Поль и тогда напоминал мне драгоценный ларец, который открывается всякий раз с новыми чудесами. Потом схлопывается, да так крепко, что без ключа не откроешь. Только ключ неизвестно где. Однажды он, знаешь, что мне сказал? Что мы умрём в один день, слившись в любовном экстазе, ну, что-то вроде того. Я понимаю, банальность затёртая, но она-то как раз и запомнилась: ничего не помню, а это забыть не могу. Лучше бы он совсем не являлся, может, (подсмеиваясь) я бы вечно жила! А теперь, знаешь, даже его боюсь. Этих его появлений, исчезновений…
ЛЕНА. А сколько раз этот рок тебя настигал?
МАДИНА. Вполне достаточно — два. В юности за месяц успел сделать Вику. Потом, не прошло и четверти века, в ночь после тебя появился, часов, может, на семь. Что сделать успел, пока не догадываюсь. Спала как убитая, когда проснулась, его уже не было. Постель аккуратно сложена, прикрыта прекрасным его гиматием, гусельки на стене, картинкой висят, веночек в кухне на гвоздике.
ЛЕНА. А… у тебя, прости, ничего не пропало?
МАДИНА. Было бы, чему пропадать. Наоборот, вечером доставили корзину цветов и подарочный свёрток. В нём отрез на костюм, бижутерия в тон и флакончик любимого аромата. Надо ж так, откуда-то вычислил...
ЛЕНА. Чудо! Слушай, не понимаю, чего ты боишься? Почему бы не жить долго и счастливо, а потом — в один день?! Это же сказочная мечта! Слушай, что-то с тобой происходит… Что-то не то... Да-а… Выпал тебе тогда денёк: скучно не было. (Бодро.) Это ведь главное?! А я ломаю голову над образом к волшебной котомке — крепко ты меня озадачила. Видно, всё придётся менять, даже причёску и мысли.
МАДИНА. Надо когда-то. К тому же весна. Природа и всё такое.
ЛЕНА. Такое... А что с соседкой по даче?
МАДИНА (грустно). Луиза скончалась в хосписе. (Пауза) Может, оно и к лучшему. На девять дней с кафедры приглашали, в то же кафе. Прикинь, там скандал грандиозный: у Луизы родственники объявились, целая свора, она о них ни разу не упоминала. Там же и начали выяснять отношения, кому что достанется. Вот тебе и одна-оденёшенька...
ЛЕНА. Дело обычное: было бы что наследовать. Дача, квартира, поди, в банке счета… Поделить будет непросто, чай, не горшки.
МАДИНА. Бог с ними. Девочку жалко. Луизу тоже. Наверное, судьба. Перед дачей моей пустырь. Чуть снег сошёл, покупатели ходят, участком интересуются — место хорошее. Не знаю, зачем эта дикость случилась?.. Странно… Помню их голоса, Луизы и Джулии, слышатся всё оттуда, из-за забора... Всё так неясно... Однако как здорово, что мы-то живые!
ЛЕНА (после паузы). Так Аполлон где живёт? С кем? На что? Неужели так ничего не сказал?
МАДИНА. Я была уверена — утро вечера мудренее. Сама ничего не соображала.
ЛЕНА. А в целом как он тебе показался?
МАДИНА. Если забыть увечье, то… необыкновенно неплохо. Он в юности был убойно хорош, и сейчас не уродлив. Уж точно, на убогого он не тянет. Странно... В отличной физической форме... Из ванны выехал без гиматия своего, в стильном спортивном белье — я поразилась статуарности торса. Такой обычно лишь у спортсменов.
ЛЕНА. А может, он и есть спортсмен? Ну, есть же параолимпийские игры...
МАДИНА. Гадать не буду, не знаю. Но то, что следит за собой отменно, это видать.
ЛЕНА. Ты — как?..
МАДИНА. Да в том то и дело, что — совсем, ну, совсем никак! Да, это он. И уже не он, не тот молодой бог — первый, единственный навсегда, никем никогда не заменимый... К тому же, появился... Снова исчез… Сколько можно! Как будто Меркурий, а не Аполлон. У меня больше досады, чем интереса. Чем дальше, тем меньше мне хочется каких-то волнений, кульбитов, хлопот…
ЛЕНА (иронически). Что ты говоришь!?
МАДИНА. Может, старею. А, может, мудрею? А, может, русло ищу. Надёжное, которое не высохнет завтра, не скроется вдруг, в песках не исчезнет. И вообще, мне захотелось той самой стены, за которой...
ЛЕНА (удивлённо). От кого?!
МАДИНА (отмахивается возгласом). А... не хочу говорить… Я ведь тоже не бабочкой тут порхаю. Молодость в прошлом. То, что случилось осенью — всполохи, может, от жизни подарок, вроде зарплаты тринадцатой — помнишь, была такая в Советском Союзе? Я всё понимаю, время идёт, дорогу пора уступать молодым, но надо ещё и привыкнуть к новому статусу. Ну, ничего, лишь бы у Вики с Витей было всё хорошо, да рос бы Русланчик. После контракта обещают вернуться, здесь квартиру купить. Осталось всего-то год обождать, и я стану по-настоящему заботливой бабушкой.
ЛЕНА. А я познакомилась с мужчиной!
МАДИНА (счастлива за подругу). Вот это известие! И выглядишь соответственно!
ЛЕНА. Представляешь, по твоим следам тогда в театр отправилась. На «Дядю Ваню». Здесь, у нас. Классическая постановка. Наверное, такая мне и нужна — разволновалась как следует. Такси дождалась, сажусь в салон, а там… Песня… Наша, афганская… Сразу Серёжу вспомнила, не удержалась, слёзы... бегут…
МАДИНА. Ох, Леночка, что-то и ты стала плаксивая…
ЛЕНА. Всё хорошо, здорово даже, так и должно быть. Потому что Анатолия именно слёзы мои проняли. Он, было, песню выключить потянулся, я остановила — пускай играет. Он тогда говорит: давайте по городу покатаемся — вызовов интересных нет — по мостам. Я согласилась: давайте, так и быть, покатаемся. Разговорились с ним понемногу. Он служил, там, на срочной. Не поверишь, мы в медроте встречались, он помнит меня, я его — нет, у меня тогда всё горело. У Анатолия палец на ноге оторван, ерунда по тем временам. Вдовец, жены, два года, как нет. Дочь и сын в школу ходят, второй и четвёртый класс. Хорошие ребятишки, мы уже подружились. Для начала пошли в зоопарк — у них дома пушистая кошка Осинка, представляешь, спит только у Толи в кровати — в зоопарке всех зверей рассмотрели. Зимой все ёлки объездили. А твоя как зима?
МАДИНА. В рабочем порядке. Утрясаю дела…
ЛЕНА. Тебе что-то приходится утрясать?
МАДИНА (грустновато). Ох… Приходится. Не хочу говорить, прости.
ЛЕНА. Это ты прости. Время как сорвалось… Я тебе даже не позвонила…
МАДИНА. Брось. С Новым годом друг друга поздравили. Я ведь тоже тебе не звонила — книжки читала, Чехова… Рассказы, пьесы. Письма, воспоминания... Главное, знаю, ты рядом, стоит взять телефон. Ты хорошая подруга. Терпеть не могу, когда люди друг к другу лепятся, жить друг без друга не могут — друзья, имею ввиду. Такие загрузки не для меня. Так что мне с тобою комфортно. Дай бог, чтобы всё у вас получилось, желаю от всей души. Приезжайте оба ко мне на дачу на день рождения — уже решила, буду там отмечать. Может, раньше где встретимся. Ну, ладно, я специально сюда приехала: надо на рынке кое-что посмотреть. А ты здесь какими судьбами?
ЛЕНА. Толик в парк пригласил. Договорились в летнем кафе посидеть, потом погулять. Он мне сказать что-то хочет!
МАДИНА (с пониманием). Удачи! Пока!
ЛЕНА (совершенно счастливая, машет рукой). Пока-пока!

Мадина идёт к рынку вдоль ряда коробейников, покупает букетик весенних цветов. Она не знает, что за ней следит Пётр, двигаясь чуть поодаль. Вдруг Мадина замечает в ряду Аполлона и останавливается. Пётр наблюдает происходящее. Аполлон на низкой тележке, в опрятной солдатской форме без знаков различия. Он в приподнятом настроении, очень динамичен, деньги к нему, можно сказать, текут рекой.

АПОЛЛОН (обращаясь к прохожему, модно одетому молодому человеку, протягивает руку как для пожатия). Брат, не проходи, помоги! (Тот останавливается, подаёт купюру.) Спасибо, брат! За помощь спасибо!

Каждый второй прохожий сам ссыпает мелочь или вкладывает купюру в руку, которую Аполлон сразу протягивает и благодарит. Через некоторое время Аполлон обращается к хорошо одетой женщине.

АПОЛЛОН (проникновенно). Сестра! Чем можешь, если можешь помочь… (Женщина достаёт кошелёк, протягивает купюру.) Спасибо, сестра! Всех тебе благ! (Склоняет голову, прижимает руку с купюрой к груди.)

К Аполлону подходит старушка, соседка по ряду, у неё на коробке половичок, пинетки, носки, тапочки.

СТАРУШКА. Милок, разменяй, сдача моя покончалась. (Чуть отъехав назад, Аполлон меняет ей деньги и горстью ссыпает мелочь.) Спасибо, милок.

Аполлон возвращается на своё место и неожиданно замечает Мадину. Они некоторое время смотрят друг на друга. Она поворачивается и быстрым шагом уходит. Аполлон бросается на тележке следом, довольно ловко объезжает прохожих, кричит ей: «Мадина, постой! Мадина!» Мадина роняет букетик, Аполлон его подбирает. Слышен звук подъехавшего к остановке автобуса, Мадина на нём уезжает.
Аполлон медленно возвращается на своё место, букетик Мадины вставлен в нагрудный карман. Он продолжает работать, несмотря на то, что явно озабочен встречей. Неподалёку останавливается Пётр и начинает кидать по одной мелкие монетки перед Аполлоном. Аполлон пристально смотрит на Петра, не подбирает.

ПЁТР (предварительно цыкнув слюну). Неплохую придумал себе работёнку…
АПОЛЛОН (дерзко). Я не на пенсии. Работаю.
ПЁТР (подходит вплотную, угрожающе). Слышь ты, валет недорезанный, не знаю, из какой колоды ты вылез, только к Мадинке не лезь.

Аполлон не вступает в разговор, ждёт, когда Пётр уйдёт, собирает его монетки, швыряет их прочь и продолжает работать.

Летнее кафе. Лена с Анатолием сидят за столиком. Перед ними порции мороженого.
 
АНАТОЛИЙ (очень взволнованно). Лена, ты мне очень, очень нужна, как хорошо, что мы с тобой встретились, что тебе понравились дети, что ты понравилась детям. У нас с Машей всё было по-честному, без всяких секретов. Хочу и с тобой так же. Лена, милая, не торопи меня, только дождись… (Пауза от переполнивших чувств.)
ЛЕНА (пытается успокоить). Толик, ждать я умею.
АНАТОЛИЙ. Тогда, первый раз, то, что ты о Сергее сказала… Я бы хотел, чтобы так обо мне говорили… Лена, Леночка... (Собирается сказать что-то важное, обречённо.) У меня есть тайна, и она меня мучает. Не даёт покоя одна женщина… Всё кажется, она где-то здесь, а я встретить её не могу, разобраться, понять.
ЛЕНА (обеспокоенно). Какая женщина? Толик, что-то случилось?
АНАТОЛИЙ. Нет, это было до нашей встречи.
ЛЕНА. Тогда расскажи сначала о Маше. Ты давно обещал.
АНАТОЛИЙ. Да, конечно, о Маше. Как обещал. Мы в поле с ней познакомились, совсем не студентами. Оба были полевыми геологами. Палатки, тайга, гитара, костёр... Как Маша песни походные пела, а военные — особенно, с чувством! Особенно те, с Великой Отечественной... И работу сильно любила, без поля жить не могла. Когда всё рухнуло, я в таксисты пошёл, а Маша… Маша чуть руки на себя не наложила… Уговорил детей рожать, но это её не спасло. Говорила, что жизнь её обманула — знаю, она мечтала в походе её провести, в изысканиях. Конечно, она и тогда курила — больше баловалась самосадом — нравился аромат, а тут стала дымить одну за другой, за сигаретами пошли папиросы… Я на работе почти круглосуточно, дети у бабушки с дедушкой, у неё рак лёгких открылся — пряталась от врачей. Скоротечная форма. Для меня это было таким же ударом, как для тебя гибель Сергея. Время идёт, я как заживо похоронен, ничего не надо, только тень моя копошится, крутит баранку. Маришке с Юриком улыбаюсь, а улыбка, чувствую, деревянная, и сделать с собой ничего не могу... И вдруг! Она пару слов сказала, а голос... Голос был Машин. Мне всё казалось, она сейчас запоёт.
ЛЕНА (от волнения теряет нить разговора). Кто? Кто запоёт?
АНАТОЛИЙ. Та женщина, которую встретил. Как Маша, в поле, ещё здоровая. Я — не я, сам не свой. Всё во мне к ней потянулось. (В отчаянии.) Лена, прости, я к тебе такого не чувствую... Кто она, тоже не знаю. Может, жрица любви городская, может. А может, и нет. Может, и у неё что-то случилось. Но после такой любви умирать не страшно — теперь понимаю, за что воины отдавали жизнь Клеопатре. Понимаешь, я испытал... А она ушла, не то телефона, имени не сказала.
ЛЕНА. Наверное, дорого тебе обошлась?
АНАТОЛИЙ. Лучше бы деньги взяла. И отпустила. Прости, Лена, честным хочу с тобой быть. То Машу забыть не мог, теперь эту женщину.
ЛЕНА. Город большой, можно друг друга знать, а так никогда и не встретиться. Может, она приезжей была?
АНАТОЛИЙ. Может. Всё может быть. Но дело не в этом. А в том, что тут какая-то мистика: после той встречи мне захотелось жить и любить, и вскоре ты появилась. Скорее всего, я никогда её больше не встречу. Но зачем-то хочу, чтобы ты знала об этом. Прости, я тебя мучаю…
ЛЕНА. Толик, я тоже думала, что после Серёжи лишь доживаю. Но появился ты, Юрик с Маришкой, и мне теперь хочется всё по-новой! Я так тебе благодарна! За твоё доверие тоже. Мне спешить некуда, не беспокойся. (Проникновенно.) Но... если что... Я всё готова понять.
АНАТОЛИЙ. Спасибо, Лена… родная... У меня — камень с души. Может, наконец и забуду. Я так рад, что мы встретились! Детям ты нравишься. Мне с тобой хорошо, спокойно, надёжно, так, как должно быть...

Лена с Анатолием уходят гулять.

Мадина возвращается домой. Несмотря на то, что на ней тот же новый костюм и украшения, выглядит она другим человеком — неожиданная встреча с Аполлоном крепко её озадачила. 
Мадину поджидает Пётр. Он выныривает из-за спины и хватает её под руку, идёт рядом.

МАДИНА (измученно). Господи, ты ещё...
ПЁТР (со злой обидой). Машину из-за тебя угробил!
МАДИНА (осторожно пытается вырваться). Из-за меня? Ты с ума сошёл?! При чём здесь я?
ПЁТР (отчаянно, продолжает держать её руку). А при том! При том, что ты мне сюда, вот сюда (в грудь себя долбит) влезла! (Интонация меняется на угрожающую.) День и ночь о тебе, кошке, думаю…
МАДИНА (дёргает рукой, недовольно). Если у меня появится хоть один синяк — сейчас еду в травмпункт и снимаю побои.
ПЁТР (продолжает угрожать). Не беспокойся, кошечка… Без синяков, мурка, ляжешь… Лучше мне не противься. Я с детства упрямый.
МАДИНА (останавливается, стряхивает его руку, твёрдым голосом). А ну! Уходи, слышишь? Это становится по-дурному назойливым. Твои возвращения… Ты же куда-то там уезжал… Вот снова туда и проваливай!
ПЁТР (теперь как милость выпрашивает, отпускает её). Слушай, ну... давай, ну давай по-хорошему… Мадиночка, у нас же всё получалось, всё было чин чинарём… Я же так тебе нравился, ну…
МАДИНА (уставшим, но решительным голосом). Пётр… Я устала тебе объяснять. Нравился — разонравился. Всё! Мы друг другу ничего не должны, ничем не обязаны!

Мадина  уходит.

ПЁТР (рычит вслед с уголовным гонором, подражая героям боевиков). А ты не груби мне, кошечка. Не груби... Только попробуй кого-нибудь завести… Смотри, выведешь из себя...

Квартира Мадины. Поздний вечер того же дня, за открытым окном темно. В дверь кто-то колотит, Мадина не отвечает.

ГОЛОС ПЬЯНОГО ПЕТРА (колотит и кричит). Мадина, я знаю, ты дома. Открой! Надо поговорить!

Мадина сидит за столом перед аквариумом. Она то опирается головой на руки, то откидывается на спинку стула, то наблюдает за рыбкой, гладит аквариум, как кошку. Наконец Пётр уходит, следом раздаётся ритмичный стук. Мадина сразу распахивает дверь, медленно поднимает голову: перед ней Аполлон… на ногах, в городской одежде. Выглядит он привлекательно, в руках розы.

АПОЛЛОН. Здравствуй! Что за горилла к тебе ломилась?
МАДИНА. Привет, проходи. (Они дружески целуются. Мадина принимает букет, нюхает, любуется розами.) Это не просто горилла, это стихийное бедствие, дурная напасть, порча какая-то… Никак не могу отвязаться. Напридумал чёрт знает чего. Полгода живу, как в осаде.
АПОЛЛОН. И долго ещё в осаде жить собираешься?
МАДИНА. Долго не собираюсь. Должен же он успокоиться. Или по пьяни где-нибудь загремит. Но утомил предостаточно. На даче стёкла недавно побил, благо, сосед — стекольщик, быстро поправил.
АПОЛЛОН. Мадина! Это не шуточки. Это мужику одному хорошо, да и то не всякому подойдёт, а женщину любой может обидеть. Скажи ему, что замуж выходишь.
МАДИНА. Что ты, вконец озвереет. На этот счёт он дурной основательно. Поль, честно скажу, все эти годы были мужчины, но мы расходились по-дружески, друг другу жизнь не травили.
АПОЛЛОН. Тебе просто везло.
МАДИНА. Всегда везло, получается. Этот тоже был поначалу нормальный. Завод продали, вот и дурит. Цеха один за другим закрылись, работы в городе мало... Ладно, не будем о грустном. Рада видеть тебя. На ногах...

Мадина, наконец, переключилась с Петра на Аполлона. Пауза — она переживает нахлынувшие чувства, устраивает цветы в вазе, собирает на стол угощение. Аполлон ждёт за столом.

АПОЛЛОН. Мадина…
МАДИНА (пауза). Я здесь…
АПОЛЛОН. Ты сегодня была потрясающа. Костюм великолепный.
МАДИНА. Спасибо, Поль, за подарок.
АПОЛЛОН. Мадина, тебе защита нужна. Почему ты не замужем?
МАДИНА. Поль… К чему? Тут, не будучи замужем, голова кругом, но всё-таки, думаю, заморочек поменьше.
АПОЛЛОН. И всё-таки, почему ты не замужем?
МАДИНА (после паузы, настроившись на обстоятельный разговор, садится за стол). Поль… Я никого после тебя не любила, лишь увлекалась. Да и тебя любила — того, юного Аполлона. Сколько лет, сколько зим… Ты что, что-то ко мне чувствуешь?
АПОЛЛОН. Я — чувствую. Специально уехал, чтобы почувствовать, понять окончательно.
МАДИНА. Поделись. Расскажи, наконец, что понял. А то я запуталась. Особенно, как этот кретин разохотился. Ты, вообще, откуда и как здесь оказался? Ты, наконец, хоть что-нибудь объяснишь? Ты же не ящерица, наконец! Что происходит? И где ты живёшь? Где работаешь, я уже видела. Тебя за попрошайничество ещё не привлекали?
АПОЛЛОН. Мадина… Я не совсем дурак. Не зря в театральном учился. Кормушек в столице навалом, плюс люблю путешествия, так сказать, творческие командировки. На совсем  крайний случай — изучаю характеры, в образ вхожу. У меня дружбаны по театрам — прикроют. Актёр я, актёр. Мой помост на колёсиках, улица — мой театр. Среди простого народа работаю, торгую потребностями.
МАДИНА (крайне удивлённо). Какими потребностями?
АПОЛЛОН. Да самыми нужными. Помог инвалиду — себя уважил. Если хочешь — да, плыву по течению. В которое вынесло. Или против — это как посмотреть. Зато сам кормлюсь, и скучно мне не было.
МАДИНА. Да, пожалуй, это самое главное.
АПОЛЛОН. У меня от скуки лекарство есть, на полке лежит. Как только жить станет невмоготу — отправлюсь в кругосветное путешествие, буду кружить, пока не умру где-нибудь в море, заранее распоряжусь, чтобы там же и притопили. Может, всю жизнь работаю ради этой мечты. Ну, так мне казалось.
МАДИНА (мечтательно). А я на пенсии жить уеду на дачу. Буду книжки читать. Гостей принимать. Баню топить. Есть клубнику. Ходить за грибами. Восходы, закаты. Дождь, снег... И чтобы ничего, совсем ничего не делать, кроме того, что необходимо и хочется. Внуки будут ко мне приезжать на каникулы. Правнуки… Деревенский погост не закрывают — ты бы видел это гоголевское местечко... Сплошной лес из рябины, черёмухи, калины, боярки... Всюду благоухают лесные цветы: иван-чай, ромашки, вьюнки… Вечера на хуторе… 
АПОЛЛОН. Тоже неплохо. Слушай, возьми с собой, а? Будем вместе на даче жить, а захотим — поедем куда-нибудь! Хочешь, к морю тебя увезу, хочешь, в пустыню, к верблюдам и пирамидам, а хочешь… да хоть в санаторий, нервишки подладить? Грязи, бассейн, массаж, тихий час, прогулки, экскурсии... Хоть куда ехать можно!
МАДИНА. Не увиливай. Как ты здесь оказался?
АПОЛЛОН. Да вот, как раз и стало невмоготу… Ну, не стяжатель я — им, считай, повезло, золото видят и в раж: руки трясутся, так жить им охота. А я как-то скоро насытился. Но перед путешествием кругосветным решил объехать те вотчины, где когда-то меня любили. Что-то позвало в дорогу…
МАДИНА. Что?!
АПОЛЛОН. Да кто его знает?.. Утром проснулся и понял: всё! Надо ехать, пора. Встал и поехал.
МАДИНА. Это я понимаю… Ну и как твой объезд?
АПОЛЛОН. Врать не буду, женщины наши увечных любят не меньше, чем не увечных. Но ещё больше они любят деньги. К тебе последней заехал — дальше-то на восток не пробирался, да и здесь делать нечего — бизнес не тот, масштабы смешные. Специально проверил разные точки — на одной ты меня и застукала. Вот антрепризы в этих краях были ударными… Я же тогда, с предпоследнего курса, подработать приехал. Тебя увидел: как Ромео, крышу снесло — ну кто, пускай в тайне, не мечтает об этом — самому вот так пережить… с юной Джульеттой... Дача какая-то подвернулась — снял и увёз. Мне надо обратно, а я никак не мог рассказать, не находил в себе силы — ты на меня, как на бога, смотрела… Я ведь тогда был женат, она старше, уже работала на телевидении. Жил у неё, как сыр в масле катался. Нужды ни в чём, будущее у ног. Свербило: пора, пора, назад собирайся, диплом получить, работу, да и не знал ничего о ребёнке. Те деньги… На всякий случай, мало ли что...
МАДИНА. А... помню… Утром проснулась, занавески колышутся, тебя нет, в кухне никто не гремит, кругом тишина. На столе триста рублей пачечкой. В жизни денег таких в руках не держала. А мне и в голову не пришло, что это твой отступной. Представляешь, я деньги те до города не довезла: наверное, выронила из кармашка, а может, в электричке или на вокзале из сумки вытащили, а может, там, на столе и оставила… Я ведь не о деньгах этих думала...
АПОЛЛОН (виноватым тоном). Вернулся домой. Учёба, репетиции. Через два месяца как отрубило — трамвай... Совсем по Булгакову. Только сам поскользнулся, к автобусу вдруг понесло. Что это было?.. Ведь никуда не опаздывал. Так ведь нет, как на канате тянуло... Так что с женой само развязалось, и быстро. Нет, Валерия — молодец. Сильно мне помогла. Но ей к тому времени тоже свобода потребовалась. Потом перестройка. Она занялась недвижимостью, и молодец, всё у неё получилось. До сих пор с ней сотрудничаю: покупает объекты, в аренду сдаёт. Мадина! Я… сильно тебя вспоминал. Прости… К тебе вернуться не мог — зачем я с обрубками? Тебе, молодой и безумно красивой. И на сцене — кому бы сгодился? Как занавес опустили... Мне (говорит с горечью) оставалось только шутить. В шуты и подался. Видно, судьба. (С воодушевлением.) Но бывает и хуже!
МАДИНА (поддержала, с горькой улыбкой). А то!
АПОЛЛОН. Но вернёмся в недавнее прошлое. (Страстно, но естественным голосом.) Мадина! Тебя увидел когда… Я ведь ночью себя полным идиотом почувствовал... Ты такой оказалась… Ах я, паяц... Когда про дочку узнал, про внука... Так уснуть и не смог. Впервые захотел ноги, как не хотел ничего никогда! Настоящие ноги! Первым же самолётом...  А там бионику заказал, прошёл обучение, по пути привёл в порядок дела, в голове, в первую очередь. И теперь, с тобой, могу быть не как инвалид, теперь есть, ради кого быть не инвалидом. Ведь у меня есть дочь и даже маленький внук! За эти месяцы окончательно понял, что не в море хочу умереть, а среди родных, среди детей, внуков, даст бог, правнуков… За дочку, за внука (перехватывает голос) ...спасибо. Ты одна родила, как я могу тебя не любить? Мне только теперь, больше жизни, теперь захотелось — семью! Чтобы род продолжался. Ведь у нас могут быть ещё дети!
МАДИНА (потрясена). Господи, Поль… Какие дети?! Это же как надо влюбиться! Ещё один сумасшедший! Да все эти годы не думала ни о детях, ни о замужестве. О тебе тоже не думала, ты уж прости. Но ведь и ты обо мне, считай, позабыл. Как с неба свалился. Да, я рада, что ты живой. Но вот здесь (руку к сердцу прижимает), здесь, понимаешь, пусто… Не отзывается...
АПОЛЛОН. Мадина... Не тороплю... (Молча ходит по комнате, думая об услышанном. За дверьми в подъезде что-то стукнуло. Другим голосом, жёстко.) Этому, слышишь, не открывай. Вызывай милицию, пусть забирают. Посидит с бомжами впритирку, глядишь, образумится.
МАДИНА. Эх, хорошо бы…
АПОЛЛОН (продолжительная пауза). Дочь… Я бы хотел с ней познакомиться…
МАДИНА. Поль… Что я ей скажу? Ты, ей-богу, как метеорит, снова свалился. Дочь тебя любит. Тебя, воина-интернационалиста. Я была несовершеннолетняя. Тебя призвали, ты ничего не знал о ребёнке и не узнал — погиб. Первый призыв. Согласись, легенда надёжная. И достойная. (Пауза.) Конечно, всё надо ей рассказать, всё как есть. Но не сейчас. Она — кормящая мать, давай не будем её тревожить. Ты же не хочешь, чтобы внук остался без материнского молока?
АПОЛЛОН. Не хочу. Мальцу молоко нужнее.
МАДИНА. Его Русланом назвали. Руслан Викторович.
АПОЛЛОН. Руслан... Значит, будет ещё и Людмила. Как хорошо! Ты права, давай обождём. (После паузы). Слушай, я ещё что пришёл?! Квартиру приглядываю в новостройке. Прекрасный вид на весь город: часовня, река, мосты. Три варианта, каждый хорош. Слушай, помоги выбрать! Через месяц дом заселяют.
МАДИНА (смеётся). Вот хитрюган!
АПОЛЛОН. Помоги, Мадина!
МАДИНА. Путь к сердцу женщины лежит через дом?
АПОЛЛОН (хочет заразить её своим азартом). А хочешь, построю дом? Или куплю готовый? Хочешь дом? Как игрушечка, будет!
МАДИНА. Я дачу свою люблю — сама выбирала. Там спокойно, звёзды, озеро, лес, соседи хорошие… (Вздыхает.)
АПОЛЛОН. Домик, если захочешь, можно новый построить.
МАДИНА (укоризненно). Поль…
АПОЛЛОН. Всё. Не соблазняю. Понимаю, надо друг к другу привыкнуть, друг друга узнать. Я-то тоже хорош… (Покаянно.) Будто в юности… Пришёл, увидел... (Уверенным тоном.) Но предложение в силе. Так поможешь квартиру выбрать? Сам не могу, одна кажется маловатой, другая слишком большой, в третьей зато панорамные окна — настоящий аквариум.
МАДИНА (задумалась). Аквариум? Дом-аквариум… 
АПОЛЛОН. Для золотой рыбки. (Сказал, и тоже задумался над образом, пытаясь понять, что это может значить.)

Мадина смотрит на Златовласку, Аполлон — на Мадину.
На экран под вариацию мелодии «Мадина, любовь моя!» вплывает огромная золотая рыбка: изящные, завораживающие движения плавников и хвоста, блистает чешуйчатое упитанное тело, выразительная голова. Вода, и в ней рыбка, никаких других деталей. Рыбка медленно выплывает из кадра.


ДЕНЬ ТРЕТИЙ. ОСЕНЬ
   
Осень. Очень тёплая, почти летняя погода.
Дача Мадины. Видна изба. Заборчик, калитка. Во дворе куча наколотых дров, колода с колуном. Просторная беседка с длинным столом. За таким столом удобно играть в шахматы.
Из дома появляется Мадина с резиновым мячиком и от порога начинает играть с ним, как девочка. Потом этот мячик может перемещаться по сцене.
Вдалеке слышны звуки железной дороги, щебечут щеглы.
Звук подъехавшего автомобиля. К калитке подходят Лена с Анатолием. Лена совершенно преобразилась — модная, счастливая женщина. При ней сумка, подарок Мадины, с которой дачный наряд Лены в полной гармонии. Анатолий держит хозяйственные сумки, одна из них та самая, с которой Лена приходила к Мадине.

ЛЕНА (весело, громко, машет рукой). Мадина, это мы! С днём рождения, красота ненаглядная!

Мадина бросает мячик и, разгорячённая, идёт навстречу, шлёпая друг о друга и о бока ладони. Обнимается, целуется с Леной.

МАДИНА. Здравствуй, Леночка, здравствуй! Выглядишь просто волшебно!
ЛЕНА. Знакомься: Анатолий.
МАДИНА. Молодцы, что приехали! (Пожимает руку Анатолию.) Очень приятно, Мадина. Проходите, Анатолий, располагайтесь… Павел! К нам гости!

Чувствуется, что Мадина смущена, Анатолий тоже смущён, но оба быстро справляются с неловкостью, которую Лена не замечает, она с любопытством осматривает дачу Мадины и мужчину, который к ним подходит. Он в футболке и штанах для физической работы.

ПАВЕЛ. Рад знакомству, Павел. (Пожимает руку Лене.)
ЛЕНА. Мне тоже очень приятно, Лена.
ПАВЕЛ. Очень рад! (Пожимает руку Анатолию.)
АНАТОЛИЙ. Будем знакомы, Анатолий. Могу чем-то помочь? Дрова рубить? Лес валить? Камни дробить? Землю пахать? Предлагаю на «ты».
ПАВЕЛ. Запросто! Дровишки частью вот покрошил, юность вспомнил. Присоединяйся! Могу колун уступить. Есть задумка сложить для ландшафта и фотосессии ажурную поленницу, смотри, в интернете картиночку отыскал (показывает с телефона) — инструкция прилагается.

Женщины уходят в дом с сумками. Мужчины увлечённо складывают поленницу и разговаривают. Телефон лежит на колоде, время от времени кто-то из них сверяется с инструкцией, что-то поправляет в поленнице.

АНАТОЛИЙ. Где дрова колоть выучился?
ПАВЕЛ. В деревне вырос, в Бурятии. Тайга за околицей, волки-медведи. Дрова всегда колоть любил — работа мужицкая, настоящая. Но дрова, это было так давно, что почти что неправда. А тут колун взял в руки, он лёг так привычненько… Кожу, правда, сорвал, ладони давно не те, пришлось залепить. Потом остатки доколю потихоньку.
АНАТОЛИЙ. А где с Мадиной познакомился?
ПАВЕЛ. В Москве, год назад, случайно. Иду по Арбату, на денёк взял выходной, смотрю — такая красота позирует, сразу видать, с периферии поставка, не имитация. Художник пузыри пускает, ей хоть бы что — от счастья светится, что-то своё видит, хорошо ей… А мне хреново… Вот всё достало, и денег с пропиской не надо. А тут Мадина… Вся настоящая... Хотя, прикинь, Чехова не читала! Разве что в школе, но что она в школе могла прочитать? А я ещё в начале эпопеи своей московской кое-какие томики из полного собрания по случаю подобрал: какие-то наследнички книжки на помойку снесли, ни на раз не открытые, народ не всё растащил. Было как-то не по себе Чехова в таком месте увидеть — перенёс, что осталось. Так и лёг на душу Антон Павлович… В общем, как следует я начитался. Мадине пересказываю —  она заводится, глаза горят! Так её зацепило о литературе поговорить, о театре, мы на «Дядю Ваню» тогда сходили, она давай про себя, да так искренне, словно ей лет пятнадцать! Я вконец обалдел — женщины пыль обычно пускают, невесть что о себе говорят... А тут она, такая простая, и я со своим Чеховым ей интересен. Как в девятнадцатом веке гуляем, настоящая провинциальная дама, без цинизма, без зависти, рядом с ней — да… Просто полёт! В общем, не полез я к ней в номер. Она телефон дала, такси через три часа в аэропорт — ну, думаю, проехали, до свидания. А следом «Дядя Ваня» как следует торкнул... И засвербело: жизнь надо менять, менять надо, пока не поздно, дело своё делать. Про день рождения я не забыл, позвонил, спросил, могу ли лично поздравить. Багаж на вокзале, сам вчера к ней нарисовался, под ночь.
АНАТОЛИЙ (заинтересованно). И как?
ПАВЕЛ. Да никак пока. Обживаюсь. Она предложила здесь, на даче пожить, вроде как сторожем. Дом деревенский, тёплый, просторный, дров себе подкуплю, магазин на станции. Что ещё для творчества надо?
АНАТОЛИЙ. А столица?
ПАВЕЛ. Всё. Уехал. Закончился брачный контракт. Домой, в Сибирь возвратился: тайга, медитация... Не успел оглядеться — сразу угол нашёл, место, считай.
АНАТОЛИЙ. А ты чем, такой красивый, в Москве занимался?
ПАВЕЛ (вздыхает). Представительскими услугами. Супругу сопровождал. Она любит молодых мужей. Я у неё третьим работал, семилетку свою отрабатывал.
АНАТОЛИЙ. А сколько ей лет?
ПАВЕЛ. Дело к полтиннику.
АНАТОЛИЙ. Поди, заездила парнишечку молодого?
ПАВЕЛ. Не то слово. Семь лет не вздохнуть. На мне был эскорт, протокол и сетевые ресурсы.
АНАТОЛИЙ. Постой, так ты и личным секретарём — на два фронта работал?
ПАВЕЛ. Ещё чего! Она не в моём вкусе.
АНАТОЛИЙ (веселится). На вкус и цвет…
ПАВЕЛ. На вкус! На цвет, впрочем, тоже.
АНАТОЛИЙ (подозрительным тоном). У вас там, в Москве, всё так запутано.
ПАВЕЛ. И не говори...
АНАТОЛИЙ. То ли дело в глубинке. Мужик, он и есть мужик.
ПАВЕЛ. Ну, пошёл причитать! Плюнь да забудь! Кстати, работать баба умеет, вкалывает как вол, и меня научила. На экранах я не светился, но пресса знала — муж есть.
АНАТОЛИЙ. Не пойму только, муж ей внаймы — зачем?! Да ещё молодой.
ПАВЕЛ. Как зачем? Без мужа — куда? Соответствие социальным нормам. Моя бывшая — дама публичная и на поприще этом преуспевает. Но, что поделать, любит... женщин. Последнее приходится прятать. А что молодой… Ну, тут больше каприз. Мода на молодость. Опять же, меньше больничных. Опять же, стиль — модные мужские аксессуары — в этом толк она понимает. Не только мужики заводят себе выставки для бриллиантов.
АНАТОЛИЙ. А ты-то как?!
ПАВЕЛ. Выходные и отпуск — по трудовому законодательству.  Но порочащих связей и слухов я обязан был всячески избегать. Впрочем, ненавязчивый флирт с дамами даже входил в роль. В целом о личной жизни, учитывая проживание в её особняке, напрочь пришлось забыть. Это оговаривалось, и неустойка была такова, что лучше не пробовать. Предыдущий не выдержал — вылетел. А я решил ренту себе заработать, коль случай выпал такой.
АНАТОЛИЙ. Сам-то устоял перед модными тенденциями?
ПАВЕЛ. Я бы места не получил! (Оба смеются.)
АНАТОЛИЙ. А сюда вернулся зачем? Почему?.. 
ПАВЕЛ. Зачем?.. Почему?.. Не спрашивай, ещё не решил. Поживу в тиши, в глуши, о жизни подумаю. Есть задумка писать о болотах и звездах над ними, да уже и пишу понемногу. В столице столько лет проваландался, чего только не насмотрелся. А тут вроде повод: Мадину поздравить, в гости заехать, а дальше как сложится. Странно, она очень обрадовалась, что готов на даче пожить. Неужели здесь неспокойно?
АНАТОЛИЙ. Может, медведи? (Рычит, умело подражая медвежьему рыку.) На лесных дачах у нас — дело обычное, вон, в интернет загляни. Вышел из домика и пугай, в небо пали, чтобы без приключений до уборной добраться.
ПАВЕЛ. Медведи? В самом деле, и в голову не пришло. Отвык, подзабыл. Буду медведей гонять, чтобы беседку не разломали, в погреб не забрались. (Мечтательно.) Зато зимой снег, лыжи… Банька — держитесь, сугробы! Ух, как представлю! Да, лыжи куплю обязательно. Лыжню проложу… Как в детстве, в деревне. Нашей уж нет, леспромхоз, десять лет, как закрыли. Ты ходишь на лыжах? (Не дождавшись ответа.) Толя! А пошли, озеро поглядим, а то и переплывём, во всяком случае, я сегодня планировал, пока тепло, пока вода не остыла.

Поленница частично сложена. Появляются Мадина с Леной, идут с продуктами к столу. Мужчины заходят в дом за полотенцами и отправляются на озеро.

ПАВЕЛ (оборачиваясь). Девочки! Мы на озеро — искупнёмся!
ЛЕНА (радостно им машет). Купайтесь, купайтесь! (Мадине.) Что у тебя за мужчина?
МАДИНА. Павел, тот самый, с которым в Москве познакомилась, на «Дядю Ваню» вместе ходили. Представляешь, портрет мой привёз, в рамке красивой. Духи хорошие подарил. Как снег на голову свалился, может, оно и к месту…
ЛЕНА. К месту? У тебя что-то случилось?
МАДИНА. Да ничего… Не спрашивай, не надо. ...Златовласка на днях, утром встаю — кверху пузом болтается. Вроде, не кошка, не собака, а так её жалко, привыкла с ней разговаривать...
ЛЕНА. Не переживай. Может, рыбка была уже старая? Кто-то в зоомагазин сдал — я зашла,  она мне и попалась. Может, не стоило покупать, игрушечной обойтись?
МАДИНА. Стоило, стоило! Ещё как стоило! Она до последнего дня желания исполняла. А тут… Всё когда-то кончается...
ЛЕНА. Мадина, ну как мне тебя поддержать? Ну, не расстраивайся, красота ненаглядная… Слу-шай! А может, Златовласка твоя «того» (складывает ладони, закатывает глаза), потому что исполнила желание самое-самое, а? Только ты об этом пока не знаешь?! А хочешь, мы новую рыбку тебе подарим?
МАДИНА. Вы?.. Приятный мужчина, твой Анатолий.
ЛЕНА (наивно). Ты разве знаешь его?
МАДИНА. Нет, что ты! Нет-нет! Вижу впервые!
ЛЕНА (немного другим тоном). Я смотрю, ты земледелием совершенно не увлекаешься. Грядка виктории, зелень, огурцы грунтовые и всё. Остальное трава и цветы.
МАДИНА. Дача мне ради отдыха, озера, леса — там мои ягоды, много не собираю. Я мёд таёжный люблю, у нас тут сосед ближе к лесу участок под ульи держит, мы все мёд у него покупаем, так что варенье почти не варю. За грибами люблю ходить, грибов здесь хватает. Дача — мой рай, ещё с юности. Тогда Аполлон меня в какую-то деревеньку увёз, мы месяц там жили. Это было такое счастье, что почти ничего и не помню, только озеро, лес, полянки какие-то, мы на них, как дети, в жмурки играли. У нас был свой музыкальный хлоп (хлопает ладошами ритм, которым Аполлон стучался в дверь). Любили гулять под звёздами, а в жару спали. Долго искала похожее место, чтобы сердце отозвалось, кажется, отыскала. Отсюда, точно, уже никуда не уеду…
ЛЕНА. А что Апполон? Появился?
МАДИНА. Да, Апполон появился. Он будет сегодня, так что ты познакомишься. А как ваши дела?
ЛЕНА (с радостью). Я беременна! Даже не чаяла! Думала — всё, не знать материнских утех, а так ребёночка захотелось!.. Вот всё-всё за ребёночка бы отдала!
МАДИНА. Что Анатолий?
ЛЕНА. Ещё не говорила, сама вот только узнала о новом своём положении. Знаешь, Толя... Он по весне рассказал... Какая-то женщина, ещё до нашей встречи, он был тогда ни живой ни мёртвый, всколыхнула его и исчезла, как не было. Что у него с ней случилось, не знаю, говорит, то ли сон это был, то ли явь… В общем, женщина эта как стоит между нами, призрак какой-то. Но ребёночка по-любому оставлю. Мой ребёночек! Этого буду держать, что бы вокруг ни случилось. Вдруг поняла — это и есть самое главное! Боже мой, ну почему, почему же так поздно?!
МАДИНА. Брось. И совсем не поздно. Поздно, это когда никогда. Зато теперь жить начнёшь заново.
ЛЕНА. Уже начала — радуюсь! Вот горы свернуть готова! Уже решила: после отпуска по уходу — на пенсию! Буду ради ребёночка жить… Мадина, родная, ведь это всё ты! Это ты меня оживила! Если родится девочка, Мадиной её назову.
МАДИНА. Ну, даёшь... Разве мало красивых имён? Дело, конечно, твоё. Глядишь, и у нас появится много-много Мадин. Главное, сама не теряйся: ребёночек — это всё хорошо и прекрасно, но себя тоже не забывай. И тех, кто рядом.
ЛЕНА. Да-да: Анатолий, ребятишки. Маришка, представляешь, врачом хочет быть. Я ей с работы мелочь разную натащила — пузырьки, пластырь, бинтики, помазки — нас всех теперь лечит. А Юра мечтает о геологии, камушки собирает. Мы тут в музей геологии вместе ходили, семьёй.
МАДИНА. Молодцы!
ЛЕНА (осторожно). Как ты думаешь, эта тень, женщина эта, она… растворится?
МАДИНА. Вот точно, до ваших детей дела ей никакого, так что ты на верном пути и горы свернёшь обязательно.
ЛЕНА (довольная). Смотри-ка, картошку начистила — в воду пойду опущу. И тесто в избе проведаю.
МАДИНА. Иди. Я салатики пока покрошу.

Лена уходит в дом. Проходит какое-то время.
Раздаётся стук калитки. Во двор вламывается небритый Пётр в неопрятной одежде. Он явно с похмелья.

ПЁТР. Мадинка! Ты где? Петька к тебе пришёл! Соскучился, разохотился! Ты — жена моя, поняла? Ты где, кошка (…)? (Хватает полено и со всей силы кидает его в поленницу. Стук полена заглушает оскорбительное слово. Кидает ещё одно, другое. Часть поленницы рушится. Мадина прижалась лбом к беседке, наблюдает оттуда за происходящим.)

Из дома осторожно выглядывает Лена.

МАДИНА (увидев Лену, выходит из беседки, чтобы отвлечь внимание Петра на себя). Петя! Я же просила тебя больше не приходить. Уходи, пожалуйста, уходи! У меня гости на озеро пошли, скоро вернутся. Уходи, очень тебя прошу.
ПЁТР. Никуда не уйду! Жить здесь останусь! Некуда мне идти, а ты, (расставил объятия) у-у-у, кошечка! Ты — жена моя! (Пытается к ней подойти.)
МАДИНА (отходит к калитке, подальше от дома). Петя, никакая я тебе не жена, у тебя другая жена. Петя, почему ты так опустился, ты же другим человеком был... Петя… (Мадина говорит осторожно, боится его разозлить.)
ПЁТР (пиная поленья). А ты знаешь, почему. Потому что с работы выгнали! Закрыли нашу работу, закрыли завод. А другой нет! Всё это время — нет никакой работы. Я не грузчик им, в магазинах мешки таскать. Я — слесарь-инструментальщик! Шестого разряда!
МАДИНА. Петя, мне очень жаль, что так получилось. Но я не виновата, что у тебя нет работы.
ПЁТР (с ненавистью). Жена выгнала. Тварь! Выписала! Развелась, сука, со мной через суд. А куда мне идти? Даже общагу не дали. К тебе я пришёл.
МАДИНА. Петя… Не надо ко мне приходить, прошу тебя. Мы с тобой второй год не встречаемся, ты работал ещё. У меня своя жизнь, я тебе не жена.

В калитке появляются Павел с Анатолием, переглядываются. Выходит из дома Лена. Пётр стоит среди развороченной поленницы, рядом с колуном.

МАДИНА. Петя, прошу тебя, уходи. У меня гости. Я очень прошу тебя уйти.
ПЁТР (разглядывает вошедших). А это кто такие? Оба с тобой живут?
МАДИНА. Петя! Прошу тебя, уходи! У меня день рождения, сделай подарок…
ПЁТР. Подарок! Сделать тебе подарок?! Какой же я теперь могу сделать тебе подарок? Уйти? Ну уж нет! Некуда мне идти! Здесь жить останусь! (Он направляется в дом. Лена отскакивает от дверей.)
АНАТОЛИЙ (решительно направляется к Петру). Гражданин! Полковник Иванов. Я не в форме, но попрошу вас покинуть частную территорию.
ПЁТР (резко разворачивается, взбешённый, сжимает кулаки.) Ты кто такой, мусор? Ты… Ты, может, спишь с ней? Убью! И того тоже!
МАДИНА (кричит). В тюрьму захотел? Сейчас наряд вызовем, загремишь, если по-хорошему не понимаешь! (У неё в голосе слёзы от обиды) Пристал, как банный лист!
ПАВЕЛ (тоже наступает на Петра, внушительным голосом). Гражданин! Полковник Дёмин. Я тоже на отдыхе, попрошу не буянить.

Пётр, рыча, уходит и так хлопает калиткой, что она ломается.

МАДИНА (очень расстроена). Ну вот, день рождения… Гости… Откуда неладная притащила… Он же месяц, как к матери в Ачинск уехал. Там, вроде, работу нашёл.
ПАВЕЛ. Не работу, наверно, а выпивку.
МАДИНА. Может, и выпивку. Чем дальше, тем хуже… Заведётся — не остановишь. Здесь тоже собутыльников отыскал. Видно, надо собираться, уезжать, теперь не даст нам покоя. Тебе, Павел, тоже не стоит здесь оставаться.
ПАВЕЛ. Мадина, мы его напугали. Что он, совсем ненормальный? Побоится с милицией связываться. Сегодня хотя бы. А там видно будет. Если он тебе угрожает, надо писать заявление. Он же ничего не понимает — теперь ты у него во всём виновата.
ЛЕНА (бодро). Так. Давайте, мужчины, дрова собирайте, что им валяться, а мы стол соберём! Нас много, сюда он больше не сунется. Сейчас за стол сядем, будем обедать.

Мужчины укладывают поленницу, ремонтируют калитку. С дач звучит лёгкая музыка. Женщины заняты у стола.

ЛЕНА. Откуда этот кинг-конг? Ты где его подобрала?
МАДИНА. На дороге. То есть, в лесу. Вернее, он меня подобрал.
ЛЕНА. Это как?
МАДИНА. У нас в прошлом году кислица уродилась. Не удержалась, тоже пошла собирать. У меня здесь соковарка — такой мармелад из сока с сахаром получается, за уши не оттянешь. Дачники ближние заросли обобрали, пришлось подальше уйти, оказалось, незаметно утопала чуть не до речки. Вышла с вёдром к старой грунтовке — всё не по лесу волохать. Спешить некуда. Я, вся такая селянка пригожая, бреду потихоньку, погода прекрасная. Глядь, из-за пригорка джипарь новенький переваливается, оттуда хит про красивую жизнь блажит. За рулём мужик. Цепь его, как увидела, вспомнила древних персов. Где-то читала, что они надевали до тридцати килограмм золотых украшений. В общем, ни дать ни взять блуданувший в тайге олигарх. Притормозил, рот до ушей, весь добродушный, тут же хвойным спреем облился — комары со стёкол попадали. Оказывается, ехал от матери, к речке съехал машину помыть, потом свернул не туда, и теперь не знает, куда ползёт по колдобинам.
ЛЕНА. И ты не боишься одна ходить? В тёмный лес?
МАДИНА. Да если бы я одна там ходила, недалеко бы ушла. В общем, подвёз женщину с полным вёдром. Слово за слово. У меня перед забором как раз машина дров была свалена — на зиму заказала. Пока картошку жарила, колбасу резала, помидоры с лучком крошила, он дровишки перекидал. Смотрю, за колун схватился, верхонки сыскал, давай силу показывать молодецкую. На следующие выходные мы вместе уже приехали. За маслятами на жарёху сходили, поаукались вволю. Потом он по-хозяйски дровами моими занялся, сложил поленницу, по пути затопил баньку — он в частном доме вырос, всё на земле знает. Мужчина женатый, у жены взрослые дети от первого брака. Что ещё надо? Так и подобрала, без задней мысли. Только он за пару месяцев мне надоел — машина вчера из салона, а сам… дикарь дикарём, только дубины ему не хватает. Не о чем с ним говорить. Пока было, как ему нравилось — культурно держался. Стоило начать выпроваживать — началось… Всё полезло… И пошло, и поехало... Потом оказалось: машина в кредите, платить за неё и платить; цепь из золота самоварного, дутая; сам «кодированный» алкоголик со стажем. С заводом полная хренотень. Вдобавок с женой разругался. А он ей зачем, безработный, нужен? Она его из квартиры попёрла.
ЛЕНА. Про тебя, может, узнала?
МАДИНА. Да брось ты! Первый год они, что ли, живут? По рассказам его, та ещё стерва. Он зарабатывал всегда хорошо, по его же рассказам, а может, и правда. Но мне-то не деньги нужны, так что я ей никак не помеха. Именно в то время на заводе зарплата сначала всех удивила — упала, потом стали и эту задерживать. Он — ко мне, то с проклятьями, то с причитаниями, под конец с пузырём самогона. Ну, тут я терпеть не стала, иди, говорю, откуда пришёл...
ЛЕНА. Никак добраться не может? Идти далеко?
МАДИНА. Да некуда ему идти, кроме как к матери. Уезжает, и снова обратно.

Мужчины закончили укладку поленницы. В калитку входит Аполлон с сумкой продуктов и с арбузом в руке.

АПОЛЛОН (громко). Привет честной компании!
МАДИНА (пафосно). Друзья! К нам явился... Аполлон!

Все подходят, знакомятся, заинтригованные именем. Аполлон сумку поставил на землю, одной рукой обнял Мадину, они целуются как приятели.

ЛЕНА (пожимает с восторгом руку). Очень приятно, Лена. Мадина рассказывала про вас.
ПАВЕЛ (пожимает руку Аполлона). Рад знакомству, просто Павел. Позвольте ваш арбузик… сахарный.
АПОЛЛОН. Для друзей я короче — Поль! Давайте, ребята, без церемоний, по-братски. Держи, Паша, арбуз.
 
Павел забирает арбуз и уносит его на стол в беседку.

АНАТОЛИЙ (пожимает руку). Будем знакомы, Анатолий — Толя. (Не может удержаться, чтобы не спросить.) Поль, имя твоё, что полное, что короткое — ей богу, такое впервые… Потрясён родительским пылом.
АПОЛЛОН. Народ как слышит — отступает на шаг (смеётся) — я почти что привык. (Показывает на сумку.) Девочки, разного тут накупил, разберитесь, красавицы. Там кое-что надо бы в холодильник. Или в погреб снести.

Анатолий забирает сумку Аполлона, несёт в дом. С ним уходят Мадина и Лена. Аполлон с Павлом неспешно проходят во двор. Аполлон разглядывает двор, Павел — Аполлона.

ПАВЕЛ. Простите, с кем имею честь? Аполлон... Александрийский?
АПОЛЛОН. Он самый. Давай по-простому.
ПАВЕЛ. Да, конечно… Извини за любопытство, но я, кажется, тебя узнал. Видел в общаге афишу «Платонова» с тобой в главной роли. О твоих успехах у женщин ходили легенды, антрепризы, все, говорят, были с аншлагами. Всюду искал имя твоё, хотел игру посмотреть.
АПОЛЛОН (философски). Человек предполагает...
ПАВЕЛ. Согласен. Я после армии поступал. Никто мне так и не ответил, настоящее это имя или псевдоним.
АПОЛЛОН. Такое и есть. Фамилия семинарская, а имя папа Яков придумал — уж не знаю, трезвый ли на радостях, легенда не сохранила — царствие небесное, весёлым был скрипачом. Матушка моя цыганских кровей. Такой вот замес. Ну что, показывай дачу Мадины. Я здесь ещё не бывал.
ПАВЕЛ. Я, что ль, бывал? Утром приехали, на первой электричке. Подскочила ни свет ни заря, так на дачу ей не терпелось. Я у неё на диванчике перекантовался — сам вчера из столицы вернулся. В Сибирь, на малую родину, после долгой разлуки. Тоже только осматриваюсь. Вы с Мадиной давно знакомы?
АПОЛЛОН. В юности были… Она и сейчас невеста завидная. А тогда…
ПАВЕЛ (простосердечно). Да... Нет слов...
АПОЛЛОН. Хороша!.. И климат прекрасный — сюда перебрался, тоже на родину предков, отец был из этих краёв. Квартиру, вот, недавно купил. Обставил, теперь обживаю.

Мужчины оценивающе, но дружелюбно, смотрят друг на друга. Неожиданно в калитку врывается Пётр. Он несколько протрезвел, полностью мокрый, с волос капает вода. При нём бесенёнок. Аполлон стоит к Петру спиной.

ПЁТР. Как, ещё один не прошёл мимо! Не успел я нырнуть. Вот кошка!

Аполлон поворачивается к Петру.

ПЁТР. Ба!.. Ба-тюш-ки... Какая встреча! И ты, валет, в ту же колоду?! Где ноги взял, полумерок?

На дворе появляются Мадина, Лена и Анатолий. Аполлон молчит. Все смотрят на Петра и Аполлона.

ПЁТР. Что молчишь? Ноги тебе — зачем? Или без ног она с тобой не желает?

Пётр по-дурному хохочет над своей шуткой. Всем становится не по себе. С колоды, в которую воткнут колун, ему подхохатывает вскочивший на неё бесенёнок, он тоже мокрый, внешне похож на пропойцу, но двигается проворно. Аполлон решительно направляется к Петру. Все понимают, что сейчас будет драка. Аполлона опережает Павел, встаёт между ними. Анатолий подходит ближе.

ПАВЕЛ (Петру, угрожающе). Ты... неясно понял? Недостаточно чётко тебе объяснили?
АНАТОЛИЙ (презрительно). Как собака, только палку и понимает.
АПОЛЛОН (Павлу). Тут до меня касается. Отойди.

Аполлон решительно отодвигает Павла.

ПАВЕЛ (вновь встаёт между ними, пытаясь их раздвинуть руками подальше друг от друга). Так, мужики... Понятно, кому-то подраться охота. Теперь без сатисфакции не обойтись. Давайте без крови. Армрестлинг! Выясним, кто сильней, и по-мужски разойдёмся. У нас дамы...

У разъярённого Пётра бегают глаза, он видит арбуз на столе, подходит, хватает его и сначала хочет вроде бы раздавить, но затем легко поднимает над головой и швыряет обо что-то. Слышен хруст разбитого арбуза, на двор рикошетят несколько полосатых ошмётков, один из них попадает в бесенёнка, тот брезгливо стряхивает с себя налипшую мякоть.
Аполлон не ведёт бровью. Все молчат.
Пётр и Аполлон для поединка садятся за стол, с которого убираются все предметы. Сцепляют правые руки.
Павел, Анатолий, Лена и Мадина подходят ближе. Противники кажутся равными. Аполлон сосредоточен и спокоен. Пётр рычит, вскидывает набок голову, напрягая плечо — подражает героям боевиков.
Схватившиеся руки ходят туда-сюда. Зрители забыли, где они находятся, болеют за Аполлона, как на ринге. Бесенёнок соскочил с колоды, он болеет за Петра.
Пётр начинает одолевать, медленно, но верно. Он громко, с усилием дышит. Женщины стонут, бесенёнок ликует. Трясущейся рукой Пётр уже почти прижал руку Аполлона, но в какой-то момент рука Петра остановилась и началось медленное непрерывное движение в обратную сторону — удар костяшек о стол — под общий возглас Аполлон побеждает. Противники встают и демонстративно расходятся.
Пётр пинает подвернувшего под ноги бесенёнка, тот летит кубарем, вскакивает, ловко перепрыгивает через заборчик, оглядывается, делает угрожающие и неприличные жесты. 
Павел кидает ему вслед арбузную корку, попадает — бесенёнок скрывается.
Мадина и Лена подбирают куски арбуза.

МАДИНА. Вот дрянь… До чертей допился… Арбузик наш размозжил…
АПОЛЛОН. За арбузом завтра на станцию сходим. Я его там в магазине купил.
МАДИНА. Всё равно жалко. Чёрт… так бы и выругалась покрепче: сам не знает, чего несёт…
АПОЛЛОН (ко всем обращается). Всё он прекрасно знает. Шила в мешке не утаишь. У меня протезы.
МАДИНА. Поль… Да таких здоровых ещё поискать.
ЛЕНА. Иным протез для головы бы не помешал… (Другой интонацией.) Поль, никогда бы про ноги твои не подумала — шагаешь как на своих.
АПОЛЛОН. Бионика. В самом деле, как на своих. Снова бегаю, прыгаю. Жизнь, спасибо Мадине, заново началась! Заживо! Всё зажило! (Обнимает Мадину, целует по-дружески.)
ЛЕНА. Живенький полосатенький каламбурчик! Может, нам тему сменить?
ПАВЕЛ. А что? Хорошая тема. Ещё со школы подметил: люди потенциально увечны, только увечье скрывается под физической полноценностью, пока почву не выбило из-под ног. И тогда писатель ...потирает руки!
МАДИНА. Писателю хорошо: спасение утопающих — дело рук самих утопающих. 
АНАТОЛИЙ. Вот именно — рук. Тренированных! Жаль, ничем из Писания козырнуть не могу, а то бы к месту пришлось, ей-богу. Я по-простому: Поль, ты молодец и силён не по-детски!
ПАВЕЛ (уважительно). Да… Ты, случайно, не мастер-международник по рукам?
АПОЛЛОН. Нет, я по нашему, по ремеслу, остался. А руки… Сила, она ведь из слабости. Считай, всё это время руки — и руки и ноги одновременно.   
АНАТОЛИЙ. Сколько раз подтянуться можешь?
АПОЛЛОН (как будто это обычное дело, с лёгкой усмешкой). А сколько надо? И на какой: правой, левой?
АНАТОЛИЙ (восхищённо). Сила...
ЛЕНА. Мальчики, скоро на стол соберём — опять... О, время — должен испечься! Пора — бегу вынимать! У нас царский пирог: рыбник с форелью! Поль, твой обалденный шашлык в маринаде решили на вечер оставить, под петарды в честь именинницы. У нас на всю ночь программа с вручением подарков, играми и прогулкой на озеро — в воде звёзды будем считать.

Лена убегает в дом. Аполлон с Павлом уходят в сад, Мадина, оглушённая происходящим, остаётся в беседке, к ней заходит Анатолий.

АНАТОЛИЙ. Мадина? Ты меня помнишь?
 
Мадина молчит.

 Я адрес напрочь забыл, как стёрло: вызов не был зарегистрирован, не уточнить.

Анатолий внимательно на неё смотрит: ждёт, что она скажет.
Лена возвращается что-то спросить, слышит разговор и останавливается. Не потому, что хочет подслушать — это происходит помимо её воли.

АНАТОЛИЙ (медленно). Только тебя забыть не получается. Ты не думай. Я совсем не такой. Жену схоронил, ради детей только и жил, только ради детей. Вдруг ты. Внезапно. Ничего такого не ожидал. Потом искал, всюду тебя высматривал.

Тут Лена спохватывается и убегает, не дослушав. Её никто не заметил.

Нет-нет… Я — ничего... С тех пор оживать и начал. Лена встретилась — такая славная, детей моих любит, меня… Она… сильно мне нравится… Но ты...
МАДИНА (устало, не глядя на Анатолия). Толя, забудь, пожалуйста. Это был сон… Сон об осени. И о любви. Сон… Просто сон...

Анатолий уходит, Мадина остаётся за столом. В беседке появляется Аполлон. В его руках папка.

АПОЛЛОН. Мадина, всё вижу, ты не волнуйся, всё понимаю: ты — женщина свободная. Но я тоже свободен. Вот, подарок тебе приготовил, при свете дня хотелось вручить. (С горькой усмешкой.) Лучше, наверное, не тянуть, всяко бывает, а то, может, пора на корабль... Привёз копию завещания — пускай будет. Ты — единственная моя наследница. После тебя наследует дочь. После неё внук. Здесь всё указано. И список движимого и недвижимого имущества. (Раскрывает папку, подаёт Мадине. Та берёт, читает. С изумлением глядит на Аполлона.)
МАДИНА. Это всё... твоё?
АПОЛЛОН. Как очухался, с тех пор не бездельничал. Работал, поблажки себе не давал. Ни телу, ни духу. Иначе не знаю, во что бы мог превратиться… Братва такого пошиба быстро сходит со сцены. А я, может, всё это время к тебе дорогу искал. Пускай без ног, но добрался...
МАДИНА (признательно). Поль… Спасибо.
АПОЛЛОН. Ты мне ничем не обязана. Наоборот. И ещё. (Снимает с шеи ключ на ремешке, вешает на шею Мадине.) Ключ от новой квартиры. Запаска. Пускай у тебя хранится.
МАДИНА. Поль…
АПОЛЛОН. Мало ли что, дверь хорошая, не стоит её ломать...
МАДИНА (говорит медленно, она ещё не оправилась от посещений Петра, Анатолия). Поль... Я Вике письмо отправила. По-старинному, на бумаге. Подумала, так будет и спокойней, и правильней. Решила всё-таки не откладывать, и так месяц писала. Вчера утром на почту зашла, отдала, чтобы в руки вручили. Про всё написала, даже про гусельки для Руслана, гиматий и твой венок. Про то, что в юности за тобой бы в огонь шагнула. Про то, как ты внезапно исчез. Про то, как вновь появился. Про ноги твои. Так что вместе с письмом у неё появишься ты. Сам остальное доскажешь.
АПОЛЛОН. Как ты думаешь, она?..
МАДИНА. Думаю, будет любить. Если бы ты, именно ты, оказался моим отцом, ну, представим такое, я бы любила. Без всякого завещания. Деньги здесь не при чём.
АПОЛЛОН (горячо обнимает Мадину, она сдержанна). Знаю. Потому и люблю.

Лена заносит в беседку тарелки.

АПОЛЛОН (Лене). Могу помочь?
ЛЕНА. Да, можно из кухни нести, всё готово. Вино и водку надо поднять из погреба.

Аполлон уходит.

ЛЕНА (очень взволнованно). Мадина… Так ты... с Анатолием знакома? Так это была… (Не может произнести.)
МАДИНА (устало, без тени раздражения). Лена… Зачем спрашиваешь? Какое это имеет значение?
ЛЕНА (ей очень неловко). Прости… Вот она какая… Ревность, оказывается… Прости, я не могла не спросить.
МАДИНА (спокойно). Ничего. Да свадьбы заживёт. (Пауза.) Вот, смотри. Аполлон мне подарок сделал — распорядился. И ключ от квартиры. Замуж зовёт.

Мадина подаёт Лене папку, Лена читает. 

ЛЕНА (крайне удивлённо, с уважением). Да он крёз!
МАДИНА (кладёт раскрытую папку на стол). Хороший Поль человек.
ЛЕНА. А Павел? Вроде, Павел тут зимовать собирается?
МАДИНА. Да, Павел... Не мужчина — мечта… Очень мне нравится. Общаться с ним безумно интересно. Мне выбирать никогда ведь не приходилось, каждый был вовремя и по-своему незаменим. А тут какое-то совпадение, да ещё этот, с чертями, лезет, щели всё ищет… (Глубоко вздыхает.) Ничего не буду загадывать. Само пускай разрешится. Ладно… Пора за стол, да и праздника хочется, наконец.

Аполлон заносит в беседку спиртное и возвращается. Вместе с ним уходят Мадина и Лена. С продуктами появляется Павел. Он видит папку, читает текст и, задумавшись, уходит. Навстречу идут Мадина с Анатолием, несут посуду, еду, на обратном пути Мадина забирает папку.
Скоро все собираются за столом. Тосты сопровождаются одобрительными возгласами.

ЛЕНА (хлопает в ладоши, говорит оживлённо). Друзья! Давайте для начала скажем нашей Мадине самое-самое! (Сопровождает слова жестами.) Вынем из сердца и протянем ей на ладонях!
Мадина! Ты... ты просто волшебница! Рядом с тобой я изменилась. Нет, я продолжаю меняться и мне это нравится!
ПАВЕЛ. Мадина! Вы мне мечту подарили и веру в Женщину — пленительную и… настоящую!
АНАТОЛИЙ. Мадина! Я не мастак говорить. Скажу просто: одно ваше имя вызывает сердцебиение. 
АПОЛЛОН. Мадина! Кто бы сомневался, что я вытянул счастливый билет, родившись мужчиной! (Все смеются.)
МАДИНА. Спасибо, друзья, спасибо! Как здорово, что вы есть! Как здорово, что бог создал женщину и мужчину. Быть может, в этом и есть счастье, ну почему бы нет? Вот оно, здесь, рядом и никуда ему не пропасть: будьте и восхищайтесь друг другом! Это люди вдруг забывают, зачем родились…
ПАВЕЛ. Мы сегодня об этом непременно поговорим!
ЛЕНА. И не только об этом!
АНАТОЛИЙ. Мадина, за вас!
АПОЛЛОН. Будем!

Все встают, чокаются, все забыли о плохом, настроены на праздник, им хорошо.
Внезапно слышится тревожный гул, подобный рою рассерженных ос. Гул нарастает, слышны сначала отдельные слова, затем фразы. На заборчике появляются бесенята — мелкие пакостники, они кривляются. Затем в калитку врывается пьяный Пётр, его заметно трясёт. В состоянии безумия он мечется, зажав уши, падает, встаёт, а вокруг бесятся прыгнувшие во двор бесенята, подстрекают его (каждая фраза жалит как оса), от их голосов и стоит гул. 

ГОЛОСА БЕСЕНЯТ. «Валет недорезанный, унизить тебя хотел! Полумерок  — тебя!» «Не уважает! Он тебя, тебя не уважает!» «Он, вообще, кто?» «Попрошайки живут, а нормальному нет работы!» «Она твоя! Ты должен ему отомстить! Реванш! Реванш!» «Заруби их! Всех заруби!» «Поджечь и пепел развеять!» «Я тридцать лет на заводе… И меня тоже, сволочи, растоптали!» «Всем рыла начистить! Хребты обломать!» «Моя сучонка и меня кинула. Все бабы, все до единой такие! Не зря Стенька Разин их за борт! Всё из-за них...» «Это из-за неё, из-за неё! Это она! Она во всём виновата!»
ПЁТР (с перекошенным лицом). Где?! Кошка! Ведьма!

Все подскочили, смотрят, мужчины оценивают ситуацию.

ЛЕНА. Да у него же делирий!
МАДИНА. Что?
ЛЕНА. Белая горячка. Вязать его надо. И в дурку.
ПАВЕЛ (с досадой). Был у нас в общаге один похожий, не понимал ничего. Однажды семь раз его выносили, пока не вынесли...

Пётр в своём хаотичном движении натыкается на колоду с колуном, хватает его и начинает им люто махать, продолжая метаться — кажется, это колун машет Петром.  Бесенята беснуются — во дворе настоящий ад.

АНАТОЛИЙ (командирским голосом). Женщины — в дом, и запереться. Паша, уводи — мы вас прикроем. (Аполлону.) Надо поленом снять терминатора. Поль, отвлечёшь, сможешь?
АПОЛЛОН (кивает). Конечно.

Все покидают беседку. Мадина и Лена с Павлом за беседкой пробираются к дому. Павел присоединяется к отряду. Анатолий руководит мужчинами — до поленьев надо ещё добраться. Пётр ведёт свою войну. Мадина и Лена наблюдают из окна.
Анатолию удаётся дойти до поленьев и кинуть по полену мужчинам, теперь они вооружены — зрелище почти первобытное. Пётр обложен противниками, но он одержим, находится в помрачении. Бесенята сбегают к забору и потихоньку по-одному исчезают.
Анатолий подбирается, пытается оглушить Петра, однако у того крепкий череп, он лишь поворачивается в сторону удара. Тут к нему приближается Аполлон, чтобы оглушить окончательно. Но внезапно Пётр, видимо, наступив на небольшой кусок арбуза и неожиданно крутанувшись, спонтанным движением задевает Аполлона колуном по голове, но удерживается на ногах.
Аполлон падает навзничь. Мадина с истошным криком бросается из дома к нему. В это время Павел ударяет Петра и только теперь Пётр начинает медленно валится, не выпуская из рук своё оружие, вновь поворачиваясь в сторону удара. Анатолий окончательно оглушает Петра. Но в последнем смертельном па колун задевает Мадину в висок. Колун падает на землю, Мадина — на грудь Аполлону.
Павел прыгает на Петра, заламывает ему руки. Бесенята сбегают прочь.
Анатолий проверяет пульс у Мадины, Аполлона и Петра.
В это время Лена звонит по телефону. Анатолий идёт в дом, возвращается с верёвкой, они вдвоём с Павлом связывают Петра.

ЛЕНА (кричит в телефон). Милиция! Человека убили! Двоих... Колуном... Пьяный… Да, нужна психбригада… Связали... Адрес? (Стонет, опускает телефон.) О, Господи! Какой же здесь адрес?! Мы в гостях. (Сообразила. Твёрдым голосом.) Станция Минино, центральная улица, двадцатая дача справа. Ориентир: против нас — сгоревшая дача.

Немая сцена. Пётр связан. Мёртвая Мадина обнимает мёртвого Аполлона. Лена стоит, в опущенной руке телефон. К ней со спины подходит Анатолий и крепко обнимает за плечи. Павел на коленях. Не веря случившемуся, он смотрит на Мадину с Аполлоном.
Внезапно в наступившей тишине в беседке оживает телефон Мадины.
Одновременно выглядывает солнце, налетает порыв тёплого ветра, начинается листопад. Медленный ветерок тянет по воздуху жёлтые листья, они словно прощаются с Мадиной. Звучит скрипка, минорный мотив которой — вариация музыки «Мадина, любовь моя!». Звонок прекращается. Новый звонок. Музыка и звонки продолжаются.
Слышен вой приближающейся сирены. Он заглушает все звуки. И тоже внезапно обрывается.

Тишина.
Тёплый солнечный свет.
Шелест листвы.
Листопад.

ЗАНАВЕС

Красноярск, 2019


*Пьеса в редакции "мелодрама" опубликована в журнале "ЛиTERRAтура" №157 апрель 2020.
Прошу конечной авторской редакцией считать вариант с подзаголовком "ТРИ ДНЯ из жизни СЧАСТЛИВОЙ ЖЕНЩИНЫ".