Блок. Я был весь в пестрых лоскутьях... Прочтение

37. «Я был весь в пестрых лоскутьях…»


                Я был весь в пестрых лоскутьях,
                Белый, красный, в безобразной маске
                Хохотал и кривлялся па распутьях,
                И рассказывал шуточные сказки.

                Развертывал длинные сказанья
                Бессвязно, и долго, и звонко —
                О стариках, и о странах без названья,
                И о девушке с глазами ребенка.

                Кто-то долго, бессмысленно смеялся,
                И кому-то становилось больно.
                И когда я внезапно сбивался,
                Из толпы кричали: «Довольно!»
                Апрель 1903

     Ну вот… И вслед за видениями, вслед за воспоминаниями о «пророчестве» в предшествующих стихотворениях («У забытых могил пробивалась трава», «А.М. Добролюбов», «У берега зеленого на малой могиле») пришла она – госпожа Ирония…

     «Ее проявления – приступы изнурительного смеха, который начинается с дьявольски-издевательской, провокаторской улыбки, кончается – буйством и кощунством… И мне самому смешно, что этот самый человек, терзаемый смехом, повествующий о том, что он всеми унижен и всеми оставлен, - как бы отсутствует; будто не с ним я говорю, будто и нет этого человека, только хохочет передо мною его рот. Я хочу потрясти его за плечи, схватить за руки, закричать, чтобы он перестал смеяться над тем, что ему дороже жизни, - и не могу. Самого меня ломает бес смеха; и меня самого уже нет. Нас обоих нет. Каждый из нас - только смех, оба мы - только нагло хохочущие рты…» (Ал. Блок «Ирония»)

     Позже она расцветет в «Балаганчике» и задохнется в «Плясках смерти», а сейчас вот – первые ее улыбки…
     Из которых, кажется, через пару лет расцветет вот это чудо:

                «Девушка пела в церковном хоре
                О всех усталых в чужом краю,
                О всех кораблях, ушедших в море,
                О всех забывших радость свою.

                Так пел ее голос, летящий в купол,
                И луч сиял на белом плече,
                И каждый из мрака смотрел и слушал,
                Как белое платье пело в луче.
               
                И всем казалось, что радость будет,
                Что в тихой заводи все корабли,
                Что на чужбине усталые люди
                Светлую жизнь себе обрели.
               
                И голос был сладок, и луч был тонок,
                И только высоко, у Царских Врат,
                Причастный Тайнам, – плакал ребенок
                О том, что никто не придет назад.
                Август 1905»