Дело корнета Малка

Суть искусства заключена в подражательности. Основной вопрос, следовательно, относится к предметной области – чему подражает искусство? [1, с. 104] Так, Н. Бунин предельно уничижительно аттестовал свой детективный рассказ «Дело корнета Елагина»: «похоже на бульварный роман» [2]. Однако, по мнению Аристотеля, подлинная трагедия суть подражание не только завершенному действу, «но также страшному и жалкому» [1, с. 103]. Фактографию для своей нетипичной повести Бунин почерпнул из материалов действительного судебного разбирательства по уголовному делу 1890 г. об убийстве офицером Бартеневым актрисы Висновской [3]. Наилучшей фабулы, по Аристотелю, невозможно вообразить:

«Ужасное дело это – дело странное, загадочное, неразрешимое» [2].  Невозможно было без нравственного содрогания читать жуткие отчеты варшавских газет об ужасающем преступлении [4].

В действительности, даже если трагедия воспроизводит реально случившееся, люди и события в ней выходят более привлекательными. Так из-под кисти умелых портретистов изображаемые лица смотрятся куда красивее, нежели на самом деле. С чем мы в данном случае имеем дело? С непреложным нравственно-эстетическим законом, гласящим, что миссия искусства – облагораживать и, следовательно, улучшать природу? Либо с желанием творца угодить вкусам толпы? Ведь, как известно, талант не продается, «но можно рукопись продать».

Как бы то ни было, на самом деле реальные прототипы романных героев-убийц с трудом вызовут симпатию даже у самых экзальтированных представителей человечества. Достаточно будет вспомнить Артема Исхакова, у последней черты сокрушавшегося о непросмотренных «видосах на ютубе» и неполученной «зп в 80 к» [5] (речь идет о зарплате в 80 тысяч рублей, если перевести с «птичьего» на русский – прим. автора). Однако зачем искусству столь мощная детализация? Ведь и на коже прелестнейшей из красавиц при очень близком рассмотрении возможно будет обнаружить волоски, прыщики и прочие шероховатости [1, c. 106]. Реализм не есть механистический физиологизм скрупулезного Золя - чтобы работать с "человеческими документами", совершенно необязательно погружать руки по локоть в экскременты.

«История не повторяется», – гласит еще один непреложный закон. Однако необратимость процессов есть видимость, вызванная к жизни несовершенством нашего восприятия и недолговечностью самого наблюдателя. Камеральные штудии мертвых историко-культурных хроник позволяют обернуть время вспять – «история не повторяется, она рифмуется»: процесс Бартенева-Елагина рефреном отозвался сквозь десятилетия еще одним разбирательством по делу об убийстве 13 июня 1998 г. британской модели и актрисы Кадамбы Симмонс бывшим военнослужащим Янивом Малка.

Арестованный Малка уверял на суде, что гибель Симмонс была частью запланированного двойного романтического самоубийства: накануне трагедии пара занималась любовью и Кадамба якобы сама умоляла Малка лишить ее жизни. Однако переиграть знаменитую трагедию в Майерлинге [6, с. 32] у влюбленных не получилось. К тому же для Малка все закончилось довольно пошлым фарсом: прибывший наряд полиции битых два часа уговаривал незадачливого «кронпринца» слезть с крыши.

В этой связи вспомним еще один историко-литературный документ: начинающий 23-летний литератор Анри Шамбиж в 1888 г. при аналогичных обстоятельствах убивает 30-летнюю замужнюю даму Магдалену Грийе, а затем неудачно пытается покончить с собой. Этот сюжет подлинной уголовной хроники впоследствии лег в основу романа П. Бурже «Ученик» [6, с. 32], [7, с. xviii-xix]. В обоих случаях проскальзывает мистический след: духовные поиски Кадамбы Симмонс в далекой Индии, декадентски-утонченный психологизм и месмеризм Шамбижа. По итогу, в результате своих гностических блужданий алчущая Симмонс нашла лишь погибель: именно в Индии подающая надежды киноактриса познакомилась с бывшим солдатом израильской армии Янивом Малка.

Кадамба, как и Висновская, довольно быстро разочаровалась в своем избраннике: он неудачник, такой же, как и все. Однако разорвать бесконечно тянущуюся, нелепо-странную связь была способна только смерть.

Кадамба не оставила дневников (по крайней мере, автору о них ничего не известно), однако, по всей видимости, начинающая голливудская звезда, как и артистка Мария Висновская, была натурой весьма впечатлительной. Богатое воображение обоих женщин стремительно возводило чарующие миражи, однако иллюзии быстро таяли, как дым, и наступало гнетущее разочарование. Отсюда – горечь одиночества в толпе поклонников.

29 марта 1999 г. Янива Малка приговорили к пожизненному лишению свободы. Суровый приговор дополняло не менее суровое нравственное порицание из уст судьи:

«У Кадамбы Симмонс была вся жизнь впереди. Жизнь, наполненная огромными перспективами. Вы лишили её этой жизни. Вы причинили страдания ей и огромные страдания её семье и друзьям» [8].

В заключение вернемся к вопросу, вынесенному в начало статьи. Так чему же все-таки подражает искусство? По авторитетному мнению Аристотеля, предметом естественного подражания в искусстве должна выступать «объективная справедливость», отражающая момент нравственности, пролегающий за гранью привнесенных человеком этических ценностей [1, c. 105].

Гениальность Бунина заключается в том, что ему поразительным образом удалось запечатлеть этот самый момент, без которого жизнь уплощается до банальных нравоучений окружного судьи-фарисея. Хотя, возможно, для многих такая запредельная задача искусства прозвучит слишком по-ницшеански.

Бывший израильский солдат Янив Малка, пожалуй, мог бы повторить вслед за корнетом Елагиным:

«Но я не могу примириться с тем, что думают, будто я палач. Нет, нет! Может быть, я виноват перед людским законом, виноват перед богом, но не перед ней!» [2].

«Если он хотел и требовал - виртуозно развивал свою защитительную речь на процессе Бартенева знаменитый Плевако, - чтобы она отдалась ему и принадлежала ему, то исключительно как человеку, который питает к ней глубокую, чистую и горячую любовь» [4]. Такого рода выспренние характеристики изумительно смотрятся на страницах изрядно потрепанной книжицы, затерявшейся в будуаре какой-нибудь восторженной гризетки, однако для оправдания действительных мотивов никуда не годятся.

Кадамбе Симмонс было всего 24 года. Была ли она неким существом высшего порядка, устремлявшимся в своей беспредельной самодеятельности к бесконечным метафизическим горизонтам? Или это была очередная пустая актриска, блистательная никчемность, пресытившаяся столичными кутежами и подавшаяся в модный дауншифтинг бывшая кокотка? Этого мы уже никогда не узнаем — Кадамба Симмонс могла быть кем угодно. Однако искуству это знание и не нужно: лучшая фабула, по Аристотелю - это предельно невероятное, но при этом достаточно правдоподобное.


1. Арсланов В.Г. Теория и история искусствознания. Античность. Средние века. Возрождение: Учебное пособие для вузов. – М.: Академический проект; Культура, 2015. – 436 с.

2. Бунин И.А. Дело корнета Елагина // https://ilibrary.ru/text/1496/p.1/index.html

3. Иван Бунин – Дело корнета Елагина //
https://hehe.vn/v/526a4a4463563948546b6f35524655

4. Дело корнета Бартенева. Обзор газетных репортажей об убийстве Марии Висновской // http://sobolev.franklang.ru

5. История Артёма 18+ // https://telegra.ph/Istoriya-Artyoma-18-01-23

6. Генри ф. Элленбергер. Открытие бессознательного: история и эволюция динамической психиатрии // http://shag.com.ua

7. Радин Е.П. Футуризм и безумие: Параллели творчества и аналогии нового языка кубо-футуристов. Предисл. С. Шаргородского. – Б.м.: Salamandra P.V.V., 2011. – 94 c. – Факсимильное издание. – PDF.

8.  Симмонс, Кадамба // https://ru.wikipedia.org