Сам себе Парамон

— Ну всё, Парамон, поиграли и хватит! — Арсений погладил маленькое пластмассовое тельце кошко-пса. Поправил растрепавшиеся капроновые кудряшки на холке.

Никто не понимал любви Арсения Стрельникова к таким старомодным пластмассовым материалам. Стремление к натуральному было возведено в культ. И если кому-нибудь из его сослуживцев довелось бы заказывать подобное существо, то оно наверняка имело бы натуральную шёрстку, или, возможно, его поверхность была бы выполнена из плюша, на худой конец из шерсти, но уж точно не из пластмассы. А Арсению нравился именно такой вариант. Может, он хотел быть оригинальным, а может, немодная нынче пластмасса напоминала ему о детских конструкторах далёкого прошлого, о любящем отце и беззаботном детстве. Тёплые воспоминания успокаивали. А это как нельзя лучше отражалось на его нелёгкой работе.
 
 — Констатирую факт, что твой уровень обиды — три, уровень агрессии — пять, уровень неудовольствия — семь. Ты хандришь! — заявил Парамон и уселся на задние лапы так, как это сделала бы собака. Уставился на хозяина в ожидании.
Арсений не отреагировал — так и продолжал сидеть в задумчивости на самом краешке дивана. Кошко-пёс выждал минуту и, весело тявкнув, поставленным механическим голосом предложил:

— Давай ещё поиграем, надо стабилизировать твои эмоции.
 
Ответа не последовало. Тогда весельчак схватил зубами крохотный красный мячик и ткнулся им в ногу Арсения — не больно, но весьма ощутимо — достаточно для того, чтобы добиться нужной реакции. Хозяин взял игрушку. Несколько раз подбросил её на ладони, и, сделав вид, что замахивается, бросил мяч в другую сторону.

Реакция кошко-пса была мгновенной. Подпрыгнув и, схватив на лету мяч зубами, он провертел несколько кульбитов в воздухе и, громко взвизгнув, обрушился всем маленьким тельцем на пол. Он мог бы, конечно, ловко приземлиться по-кошачьи на четыре лапы. Но нет. В надежде получить сочувствие, демонстративно упал.

— Парамон, не прикидывайся! — Арсений попытался спрятать невольную улыбку.
В ответ кошко-пёс закатил глаза, выронил мяч из пасти и заставил дрожать прижатые к брюху лапы. Зрелище было одновременно и трогательным, и комичным.

Стрельников ещё какое-то время посопротивлялся, а затем, не выдержав, рассмеялся. Парамон только этого и добивался. Вскочив и мгновенно оказавшись у ног хозяина, он механическим голосом произнёс:

 — Результат достигнут! Твои эмоции стабилизированы, уровень обиды — ноль, уровень агрессии — ноль, уровень неудовольствия — ноль. Весь негатив сведён к нулю. — Он радостно завилял хвостом-трубочкой.

 — Замечательно! — Арсений одобрительно похлопал Парамона по шершавой пластмассовой спинке, пригладил растрепавшиеся завитки. — Ты молодец!
Стрельников откинулся на спинку дивана и действительно ощутил, как гнетущее чувство отпустило. Напряжение спало, но мысли так и продолжали крутиться в голове. Сегодня состоялось совещание, которое основательно выбило его из колеи. Как никогда он осознал, что проект по запуску инопланетного корабля, которому они с профессором Трифановым отдали столько времени, у них могут отнять.

Чувство исследователя подсказывало, что разгадка находится совсем близко. Но, как выяснилось, Правительственную комиссию это больше не интересовало. Её интересовало только то, что за столько попыток группа профессора Трифанова так и не смогла освоить управление космическим кораблем. Кораблем, который землянам любезно предоставила Вселенская Лига Наций.

Представителей Вселенской Лиги на Земле коротко называли Вселинирами. Контакт с ними был осуществлен давно. Пришельцы посетили Землю и принесли с собой замечательную весть — человечеству выпала огромная честь вступить во Вселенскую Лигу Наций, в которой уже находились все передовые цивилизации галактики. Но это было не самое главное, самое главное было то, что в знак своего дружеского расположения и участия, Вселиниры предоставляли в ведение землян все свои передовые технологии и технику.

Люди с удовольствием приняли выпавшую им честь и вступили в Лигу. Они с не меньшим удовольствием овладели бы и передовыми знаниями, но, увы, не вся великая наука усваивалась. Человечество с лихостью научилось использовать вакуумом для восстановления здоровья, выяснило, как заменить синтетическое производство на выращивание вещей из органических кристаллов, оно овладело многими космическими технологиями, но не могло освоить самое главное — передовой космический корабль пришельцев.

Скорость его ошеломляла и по быстроте могла сравниться только с мгновенной реакцией мысли. Известная на Земле скорость света не выдерживала с этим явлением никакой конкуренции. Вселиниры именно летали, а земляне с легкой руки великого Юрия Гагарина, всё ещё ехали, хотя и очень хотели полететь. Но полететь пока никак не получалось.

Корабли Вселиниров, выращенные из сложного органического вещества, больше напоминали гигантских живых существ, чем технику. Но по сути своей всё-таки являлись техникой и требовали определенного способа управления. Данный способ как раз и стал камнем преткновения, на котором спотыкалось человечество. Звездолёты пришельцев подчинялись мысленному приказу пилота. Космонавт должен был всего лишь наладить с гигантским чудом техники определенный психологический контакт. И только слившись с ним в одно единое сознание, получал возможность управлять звездолётом. Но наладить такой контакт никак не получалось. Вот уже несколько месяцев корабль был нем и глух к своему новому пилоту — молодому астронавту Арсению Стрельникову, который самоотверженно пытался от лица всего человечества подружиться с диковинным существом.

Арсений нервничал. Возможно, в скором времени будет решена его дальнейшая судьба и, скорее всего, будет решена не самым лучшим образом. На завтра была назначена Правительственная комиссия, на которой Арсений должен будет показать свои успехи по овладению кораблём. И эти результаты будут оценивать уже не только высшие умы человечества, но и представители Вселиниров, во главе с ТриГаном, который месяц за месяцем передавал лично ему — Арсению, сложную инструкцию по управлению звездолётом.

ТриГан с большим пониманием относился к возникшим сложностям в группе работе профессора Трифанова, чего нельзя было сказать о выдающихся умах человечества.
На сегодняшнем совещании ответственный за финансирование господин Брыськин отчётливо дал понять, что лимит доверия исчерпан и он, Брыськин, костьми ляжет, но перенаправит бюджетирование в другое русло.

Брыськин брызгал слюной, тыкал пухлыми пальчиками в разложенные на столе бумаги и требовал ответить на один единственный вопрос: почему звездолет не отрывается от земли хотя бы на сантиметр и если для этого нужен какой-то там контакт пилота с кораблем, то почему этот контакт не состоялся.
Профессор Трифанов с трудом выдерживал натиск эмоций Брыськна. В надежде подобрать для своего гостя более понятный язык, он пытался донести мысль, пересказывая её разными словами.

— Как я уже объяснял, для осуществления психологического контакта с кораблем, эмоции пилота должны находиться в абсолютном равновесии. Это одно из главных условий, прописанных в инструкциях Вселиниров, — медленно растолковывал Трифанов. В ожидании непредсказуемой реакции он с опаской поглядывал на Брыськина.

 — Про эмоции я понял, — закивал Брыськин, придавая лицу умное выражение. — Но я не уловил, добились ли вы их равновесия или нет? Только прошу вас, профессор, не утомляйте меня излишними подробностями. Поверьте, я тоже могу забросать вас разными цифрами, правда, цифрами несколько другого порядка. — Он расплылся в ехидной улыбке.

— В таком случае… — неуверенно произнёс профессор, — я думаю, что лучше будет показать, чем объяснять, — и, обратившись к Арсению, попросил: — Достань Парамона.

Стрельников поднял с пола сумку, больше похожую на коробку, обтянутую ярко-синей тканью. По бокам она имела ручки и застёжки, напоминающие молнии. Окинув взглядом комнату, он решил не церемониться и поставил сумку прямо на стол. Наклонившись, он скомандовал: «Парамон, работаем». Раздался щелчок, в теле сумки образовался проём и из своего убежища вышел кошко-пёс. Уселся в свою любимую позу — на задние лапы — прямо напротив хозяина.

— Твой уровень обиды — пять, уровень агрессии — семь, уровень страха — четыре, уровень тоски — восемь, — с уверенностью произнёс он. И с любопытством посмотрев на присутствующих, весело тявкнул и добавил: — В данной ситуации стабилизация эмоций невозможна. Предлагаю пойти прогуляться. — Он завилял хвостом-трубочкой, всем видом показывая, что готов отправиться в путь.
Арсений отметил про себя, что такого букета эмоций он не собирал уже давно. Тоска-то откуда взялась? И со страхом он вроде тоже давно распрощался. По крайней мере, ему так казалось. Но вслух произнес: «Молодец, Парамон. Но прогулку мы пока отложим».

Кошко-пёс опять присел на задние лапы и изобразил на мордочке гримасу неудовольствия.

— Что это? — спросил Брыськин, уставившись на Парамона. Его лицо вытянулось в откровенном непонимании. Глаза сузились, как будто он приценивался.

— Это робот, — ответил Трифанов и стал с беспокойством наблюдать за реакцией финансиста. — Основываясь на электромагнитных колебаниях мозга, он вычисляет эмоциональное состояние хозяина. Дальнейшая его задача — помочь хозяину выбросить неприятные мысли из головы. Так сказать, отвлечься и выровнять эмоциональный фон.

— То есть это робот, который может стабилизировать эмоции человека? — воскликнул Брыськин, испытывая настоящий восторг от собственной сообразительности.

— Совершенно верно, — облегченно вздохнул Трифанов.

— А почему же тогда корабль не запускается? — спросил финансист и демонстративно закатил глаза.

Трифанов снова вздохнул, но на этот раз очень глубоко и совершенно обречённо.
 
— Вот над этим вопросом и бьётся наша группа. Мы выполнили все инструкции Вселиниров. Добились того, чтобы эмоции пилота были абсолютно сбалансированы. Но осуществить психологический контакт с кораблем нам так и не удалось. Но я думаю, что если вы дадите возможность, то в скором времени мы найдем ответ.

Брыськин с сомнением посмотрел на кошко-пса. Тоже попытался вздохнуть, но сразу же пресёк этот свой порыв, видимо, посчитав, что ему, вроде как, и не положено. Затем уставился в бумаги и, не поднимая головы, более чем официальным тоном заявил:

— Как вы понимаете, я не принимаю решения самостоятельно, но обязательно сообщу о ваших…э-э-э-э... достижениях в вышестоящие инстанции и даже лично самому господину ТриГану, — упомянув имя ТриГана, Брыськин поднял указательный палец и авторитетно потряс им в воздухе, но глаз при этом так и не поднял.

***
На утреннем солнце гладкая поверхность корабля отливала всеми цветами радуги. При беглом взгляде можно было подумать, что звездолёт обшит металлом. Но это было обманчивое впечатление. Поблескивающий эффект создавала кожа гигантского организма, по структуре своей напоминающая рыбью чешую. Арсений знал, если провести по ней рукой, то она примет форму ладони. А если надавить посильнее, то можно будет ощутить неприятное предупреждающее покалывание.

Представители ответственной комиссии топтались возле трапа корабля. Землян и Вселиниров было сложно отличить друг от друга, поскольку пришельцы по своему облику ничем не отличались от людей. Среди большого количества собравшихся Арсений отыскал глазами Трифанова, который увлеченно беседовал с ТриГаном. Между ними пытался вклиниться суетившийся Брыськин. Он держал в руке пачку бумаг и, обходя стоящих то с одной, то с дугой стороны, напоминал в своём кружении танец с трепещущим веером.

Арсений взглянул на него и решил попробовать пройти мимо незамеченным. Он всё утро настраивался на эмоциональное равновесие и уж кого-кого, а Брыськина точно видеть не хотел. Он сделал по несколько шагов, но его окликнул ТриГан.

— Ну как, молодой человек, готовы? — спросил подошедший к нему Вселинир. Он почему-то всегда называл Арсения именно молодым человеком.

Стрельников в очередной раз подумал, как сильно восхищает его пришелец. С умными проницательными глазами, уверенный в себе, всегда сдержанный и уравновешенный, но при этом не бездушный.

— Готов, — коротко ответил Стрельников, не желая вдаваться в подробности.
ТриГан почувствовал его волнение и не стал досаждать вопросами. Пожелав ему удачи, он отошёл и увлёк за собой подскочившего в этот момент Брыськина. С полувзгляда понял, как не хочет с ним общаться пилот.

 Арсений поудобнее перехватил сумку с Парамоном и направился к звездолёту. Оказавшись внутри, он окинул пространство взглядом. Он знал каждый сантиметр этого огромного организма. Изучил его с такой тщательностью, с какой дагтелоскопист изучает отпечатки пальцев. Он мог с закрытыми глазами описать сложность изгиба любого рычажка-хоботка на панели управления. Каждый индикатор-глазница, с причудливо вращающимся внутри зрачком, имел для него своё особое выражение. Знакомым было абсолютно всё, но при этом так и оставалось непознанным.
Стрельников вздохнул и поставил сумку на пол. Вызволив Парамона, скомандовал: «Работаем». Кошко-пёс сообщил, что эмоциональный уровень хозяина стабилизирован и можно действовать Арсений кивнул и уселся в похожее на гигантский лопух кресло, которое мгновенно приняло форму его тела. Выделив взглядом самые главные индикаторы-глазницы на панели, он приготовился.

Неожиданно в глубине корабля раздался громкий чвакающий звук. Стрельников понял, что это Трифанов закрывает входной люк. Пилот с горечью подумал, что за столько времени они не научились при помощи мысли справляться даже с этой малостью. Но тут же отогнал весь негатив прочь. Эмоциональное равновесие было важнее.
Он приступил к осуществлению контакта. Прикоснувшись пальцами к самому большому рычажку-хоботку, сформировал посыл: «Я, Арсений Стрельников, хочу вступить в работу с кораблем “ИРИС-211”». Все мои эмоции сбалансированы».

Он стал прокручивать эту мысль в голове, пока она не заполнила каждую клеточку его тела, пока не сделалась важной составляющей частью организма. Той важной частью, которая разносит кислород по венам вместо крови или, заменяя воздух, заполняет всё пространство легких. Через какое-то время он перестал ощущать, кто кем владеет — он мыслью или она им.

Он сидел в таком состоянии долго. Иногда, выныривая из него, бросал оценивающий взгляд на индикаторы и интересовался у Парамона о своём эмоциональном фоне. И в том, и другом случае заранее знал ответ: индикаторы «мертвы», а его эмоции сбалансированы.

Неожиданно он услышал громкое чваканье. Это Трифанов открывал люк, вызволяя его из импровизированной тюрьмы. И это означало, что время вышло, и попытка не удалась. На всякий случай он ещё раз взглянул на индикаторы и понял, что они «безжизненны».

Арсений прислушался к себе и понял, что ещё толком не может осознать всю горечь поражения. Но смутно догадывался, что лавина отчаяния всего лишь притаилась и обязательно настигнет его по приходу домой — тогда, когда он останется один. И сила её будет настолько велика, что справиться с ней не сможет ни Парамон, ни он сам, ни даже мощнейшие транквилизаторы.

За спиной послышались приближающиеся шаги. Как ни кстати. Разговаривать совсем не хотелось

— Ну как, молодой человек, не получилось?
Арсений понял, что сзади него находится ТриГан.

— Нет, не получилось… — ответил он, не поворачиваясь. — Я сделал все, что мог, — он низко опустил голову.

— Я вижу, что вы очень расстроены этим фактом, — заметил Вселинир. — А можете ответить, что вы сейчас чувствуете?  — неожиданно спросил он.
Арсений понял, что до дома ему дотянуть не удастся. И ТриГан, пусть даже и невольно, обнажит своими вопросами его рану прямо здесь. И тогда Стрельников уже будет не в силах бежать от настигающих его чувств, и они выльются наружу прямо здесь — во всём своём безобразном естестве. Но на вопрос он всё-таки ответил:
— Я чувствую обиду, злость… — он попытался подобрать слова, — разочарование. И думаю, что многое другое. Но мне кажется, точнее об этом сможет сказать Парамон. — Он кивнул в сторону сидящего на полу друга.

ТриГан обошёл пилотное кресло и, остановившись рядом с Парамоном, внимательно его рассмотрел.

— Арсений, хочу задать вам ещё один вопрос. Как вы собираетесь контролировать эмоции, если даже толком сами не понимаете, что чувствуете? — Он наклонился и погладил кошко-пса по холке.

— А я их и не контролирую, — чётко ответил Стрельников и, начиная чувствовать подвох, уже с меньшей уверенностью добавил: — Я только стараюсь от них избавиться, ну, или отвлечься, чтобы соблюсти баланс.

— То есть вы даже не пытаетесь ими управлять, а просто спасаетесь бегством и так достигаете равновесия? Я правильно понимаю?

— Ну, видимо, да. — Голос Арсения потерял все признаки уверенности.

— Очень жаль, — подытожил ТриГан.  — Ваш баланс не имеет смысла. Равновесие — это ещё не всё. Главное, каким образом это равновесие достигнуто. Дело в том, что «ИРИС» — живое существо, и оно никогда не допустит в своё сознание человека, не умеющего контролировать свой внутренний мир. — Он внимательно взглянул на Стрельникова. — Корабль делает это из чувства безопасности — как он может доверять человеку, который не доверяет сам себе, человеку, который зависит от неприятных флюидов, допустим, того же господина Брыськина? — Он слегка улыбнулся.
Арсений заёрзал в кресле и понял, что начинает краснеть.

— Я хочу вам дать совет, — продолжил ТриГан. — Позвольте себе испытывать абсолютно все эмоции, но при этом научитесь отделять одно чувство от другого: злобу от агрессии, тоску от скуки, разочарование от неудовлетворенности. С такой же точностью, с какой это делает ваш Парамон. — Он кивнул на сидящего у его ног робота. — Вы понимаете, о чём я?

— Думаю, что да, — ответил ошеломленный Стрельников.

— Как только вы научитесь распознавать в себе эмоции, отделять их одну от другой, то сразу поймете, каким образом их можно контролировать. Не убегать от них, не насильно избавляться, а именно контролировать. — Он ободряюще улыбнулся. — Уверяю вас, как только вы одержите победу над самим собой, вам достанется в награду не только «ИРИС», но и звёзды всей галактики в целом. — Он снова погладил кошко-пса и неожиданно к нему обратился:

— Ну что, дружок? Какое сейчас состояние у твоего хозяина? — но опережая ответ, предложил: — Давай помолчим. Думаю, что в скором времени твой хозяин сможет рассказать об этом самостоятельно. Теперь он и сам себе Парамон.