Бес полей 8

                1.

  Я сидел, как всегда, дома и ничего не делал. Что можно делать дома, когда дома делать совершенно нечего? К тому же, у меня заканчивался отпуск и нужно было ещё как следует устать, чтобы потом можно было хорошо отдыхать на работе.

 Я мог бы, конечно,  выйти в свет, но чего я там такого не видел? Тем более, что выходя под дождь, можно вымокнуть до последней тонкой нитки. Поэтому, я литрами пил чай с сухарями и кофе с печеньем, чтобы занять хоть какую-то часть своего организма в оправдание своего тотального бездействия и хронического беспокойства. Беспокоиться было от чего. Отпуск был испорчен сообщением начальницы об очередном сокращении и вопросом, не имею ли я желания сократиться, ведь ходят слухи, что я что-то там говорил...  Зачем я только взял трубку, хотя бы и с третьего раза? Подумал, что-то важное. Мы, как раз, были в том месте, где, по слухам, даже грибы с глазами и, к сожалению, поймал сеть мой сотовый оператор.
 - Это же для тебя бесплатно, - сказало на том конце, не понятной длины, волны записанное в телефоне имя.
 Как же это приятно, когда те, кто не хочет платить тебе нормальную зарплату, напоминает о том, что тебе ничего не стоит.
  Я сказал, что я не знаю, чего хочу и почему я должен быть откровенен с непонятными мне людьми? Хотелось сказать, чего по пьяни не ляпнешь, но я же не пью. Как плохо иногда не пить, нечего привести доводом в своё оправдание.
 Зря взял трубку.
 
 Тут я задался вопросом, сколько метров в русской рулетке, и отправился в кладовку...

 С одной стороны, было бы неплохим исходом, закрыть это главу собственного существования, пока не стал совсем старым, всё равно это предприятие накроется медным тазом, к этому всё идёт, но, с обратной стороны, лень принимать какие-нибудь решения, ибо, как писал один поэт – всё равно, жить уже не получиться. К тому же, через два года у предприятия заканчивается срок аренды земли и участь сего места уже решена. Завод работал даже в блокаду, но пещерный капитализм пережить не мог. Экономика в стране достигла такого  уровня, что экономить стало уже совсем не на чем, и пришла пора воровать, даже тому, кто раньше и до этого не рассматривал для себя возможности такой перспективы. То есть, идти в бизнес.


                2.

 На работу возвращаться не хотелось. Там те же самые люди, которых ты уже давно ненавидишь уже за то, что с ними приходится о чём-то разговаривать, когда ни им, ни тебе, сказать друг другу в принципе нечего. Приходишь, строишь из себя то, чего от тебя все ждут и уходишь домой.
Хорошо работать одному, когда не надо работать за бездельников рядом и тебе самому не на кого надеяться.
  Хотя, как можно любить работать? Любить можно морковку, рыбу или устриц. Ходить в поход или в кино. Смотреть на звёзды. Некоторое время, даже какую-нибудь бабу, но любить работать?

 Вспомнилось опять, благословенное время, когда я имел удовольствие  работать водителем трамвая. Придёшь на работу, закроешь дверь кабины и ловишь кайф от своего аквариумного одиночества. Если бы ещё не пассажиры... Можно было бы и стёкла кабины за тонировать чёрной краской, но тогда без экстрасенсорных способностей было бы совсем не обойтись, а их, как известно, нет. Потом,  чтобы окончательно всё испортить, из небытия вернули кондукторов и те стали считать своим долгом, делиться с водителем своими впечатлениями и ощущениями от происходящего вокруг и внутри и желали обгонять другие трамваи, чтобы увеличить выручку с продажи талонов, от которых им капал процент.  Это становилось азартной игрой, практически спортом. Было бы, в своё время, прекрасно, вонзить свои  сорок тонн в какое-нибудь феррари и стать героем трамвайного парка. Посмертно. Но не судьба.
 Нужно было  идти водить товарные составы. Я даже подумал вернуться в этот шпально-рельсовый рай, но закрыли столько маршрутов, спилили столько рельс, что стало совсем некуда кататься. Это для того, чтобы было больше пересадок, когда едешь из конца в конец через весь город. В принципе, можно было бы хватать людей, идущих пешком, и запихивать их в трамваи... Менеджеры должны всё продумать, что касается денег.
 Прибыль –  показатель всего на этом свете, а воровство – это суть любого капитализма. Каждый, на своём клочке истёртой подошвы, вынуждено становиться  предпринимателем.  Один предпринимает попытки выжить, другой – обокрасть сумевшего выжить, а особо предприимчивые,  даже мёртвых. И те и другие, часто, любой ценой.

 Как хорошо представлять себе, что всё срослось и ты вернулся на работу, бывшую когда-то любимой.
 Тут нет противоречия. Из каких-то работ, какая-то может быть и любимой. Любить работать, это другое.
 Какое-то время, я нежно мечтал, как снова куда-то веду свой вагон и неровные стыки рельс предлагают мне свой не хитрый аккомпанемент в качестве ненавязчивого собеседника. 

 Единственным препятствием, было бы то, что пока меня не там было, со мной случилось уже столько лет, что даже семидесятилетним дамам я мог показаться уже стариком.
 Можно было, конечно,  пойти в партизаны, но леса вырубают и жгут с такой регулярной тщательностью, наверное, только для того, чтобы если вдруг война, никто не смог уйти в эти партизаны и сопротивляться стратегическим партнёрам наших захватчиков.

 Я думал, на досуге, сидя на кухне, бесполезно пытаясь угадать за окном перемены, где бы я мог трудиться, но так и не мог. Мне бы подошёл график, сутки через трое. Желательно поближе к дому и чтобы поменьше телефонных звонков и, на всякий случай, одна оранжевая кнопка в чемоданчике, для поднятия настроения в критический момент...

                3.

 Мне захотелось взять больничный. Я даже приготовил речь, в оправдание своего желания это сделать, собирая список симптомов возможных своих недугов, но так не любил людей, что никуда не пошёл и даже не позвонил.

  Если раньше я шёл на работу кормить людей, то теперь шёл на туже самую работу, приносить прибыль капиталисту. Удовольствие совершенно разное, надо заметить. Хотя, легче не замечать.
 
- Что не перезваниваешь? Денег жалко? – остановил меня голос ударом в спину.
  Обернувшись, я ответил, что никому не перезваниваю.
- Даже мне?
 Так наивно считать себя каким-то особенным в чужом сознании, определённым чужим бытием.

Я пришёл на работу, как обычно, в понедельник, но мне был объявлен выговор. Оказывается, сегодня уже была среда.  Пока я отдыхал, приняли закон о том, что дни недели теперь менялись местами хаотично и каким днём недели будет  следующий день, нужно было узнавать вечером, включив телевизор. Обычный порядок последовательности дней недели был, в связи с этим,  упразднён. Потому что, мало кто уже включал телевизор по вечерам. Так, одним махом,  сразу выявлялись  патриоты, а заодно и премию можно было снять с пролетариата. Нужно было помогать развивать бизнес...
 


-------------------------------------

возле сытого огня

Ночь возле сытого огня,
День отправляясь в дебеня,         
Варьирует углом поклона,
С застенчивого неба клона,
По эфемерному настилу.            
Глаза вскрывая через силу,
После «рагу из синей птицы»,
Впуская будни чечевицы,
Туда, куда судьбу допёр,
Тень заметая под ковёр.
Навскидку, подражая мыслям,
С претензией к опавшим листьям,
Без  оборотной  стороны,
Не  став свидетелем Луны,
Долгой икотой или чихом,
Кухарку  поминая лихом.