Пролог. Июль-Русалия

Повесть(14+) о любви, суевериях и о выборе своего места в жизни.
* * * * *

Неожиданный, хотя и «ожидаемый», дождик скомкал торжественное построение и шуршанием вплёлся в «Гаудеамус игитур», гимн всех времён и народов, вернее, его наилучшей части – молодой, рьяной, стремящейся к знаниям и… оправданному безделью!
Из репродукторов всё ещё звучало «Виват Акадэмиа! Вивант профессорэс!..», а новоиспечённые студенты стайками, а кому уже повезло – парами, разбежались по своим факультетам. Менделеевская линия быстро опустела, и ни что уже не нарушало черноты мокрого асфальта, в которой тускло отражались кусты поникших сиреней и чуть подёрнутые первой желтизной кроны столетних лип. А вот макушка голубоватой ели, стремящейся ввысь с газона у моего факультета, осталась призрачно неотражённой, сливаясь с сизостью ленинградского неба...
Под вековыми сводами жёлто-белой террасы «истфака» хихикающие девчонки встряхивали мокрыми волосами, поправляя «причёски» и взбивая чёлки, стреляли взглядом, из-под накрашенных ресниц, по парням. Кто-то оценивающе посмотрели и на меня… Как всегда смутившись от женской бесцеремонности, я ускорил шаг и почти взбежал по стёртым ступеням на второй этаж, прямиком к курилке. Но и здесь!.. Беззлобный мат, как выплеск эмоций или для связи слов в предложении, колыхался волнами в голубоватой никотиновой дымке, и громче всех слышны были визгливые девичьи голоса. Подумалось: «И это – будущие философы, *лядь!» А сам-то…
Нет, я не хотел быть ни философом, ни историком, и уж точно не сельским учителем, что грозило по окончании философского факультета! Но мама была категорически против «психфака», а изучение армейской, как части социальной, психологии меня не прельщало. Так и оказался я в этом «отстойнике» гуманитариев-неудачников – лишь бы не расстраивать родителей…

Первый студенческий день – знакомство и перекличка, как липкой пружиной, вытолкнул меня на набережную, к свежести Невы и чаду проносящихся мимо автомашин. Избегая пустых разговоров с одногруппниками, словно когтистыми лапками искавших слабые места в моей «круговой защите», я не пошёл к остановке, а перебежал к парапету. И лишь здесь, вдохнув полной грудью запах воды и водорослей, мокрого гранита и прелых листьев, забившихся в щели тротуарных плит, вновь почувствовал себя собой – лёгким и открытым ветрам! Ветрам, но не пошлости и смердящей духоте навязчивого знакомства.
Постепенно смиряя шаг, я незаметно для себя дошёл до сфинксов, где несколько художников, стоя перед мольбертами, рисовали избитый пейзаж – полульвы-полулюди на фоне балтийского неба. Я бы прошёл мимо, если бы взгляд не споткнулся о невероятное! На полотне, прямо передо мной, на фоне сиреневого неба возлежал розовый сфинкс, уютно подперев лапкой подбородок с оттопыренной в сторону косицей, и хитрющими глазами искоса поглядывал на прохожих… Я улыбнулся, поймав себя на желании сказать ему «Здрасте!», как малознакомому, но всё же – соседу. И невольно обратил внимание на живописца, автора этого удивительного полотна...
Худенькая безбровая девочка с белёсой косой из-под пёстрого платка, в цветастом «домашнем» халате с короткими рукавами, поверх свитера и джинсов, была столь же невероятно живописна, как и её творение. Построй передо мной шеренгу художников, я, не сомневаясь ни минуты, сразу же догадался бы об авторстве поразившего меня сфинкса! И я завис… Стоял за спиной художницы и, стараясь оставаться незамеченным, наблюдал – как плоское полотно обретает небесную глубину, теплоту согретого солнцем гранита, знакомый аромат невской воды… Но вот девчонка обернулась… И наполнила собою весь мир!

Нет, она не была сфинксом или кошкой, но была ими вместе взятыми... Неторопливая и мягкая в улыбке и в движениях, быстрая во взгляде и в словах, больше слушала, но если говорила, мне уже не хотелось её прерывать. Была ли она красива? Не знаю. Да и не имело это для меня никакого значения! Я в принципе не собирался влюбляться или строить какие-либо отношения. Мы просто встречались, заранее не договариваясь, на набережной – напротив "двенадцати коллегий" или академии художеств – и прогуливались, болтая ни о чём! Покупали в ларьке, возле голубого здания «филфака», бумажные стаканчики с обжигающим подобием кофе и обсыпанные кристалликами сахара слойки, иногда мороженое, и, жуя, но не прерывая разговора, неспешно доходили до Кадетской линии. Перебегали поток машин, не в силах дождаться зелёного сигнала светофора, к решётке Соловьёвского сада и усаживались на одну из его скамеек у жиденького фонтана. Если накрапывал дождь, поднимались на сцену старинной эстрады, там доморощенные музыканты поставили несколько садовых скамей. Вот и в тот день мы сидели на одной из них...
Полина была задумчива и молчалива, отвечала невпопад, и мне стало казаться, что я сегодня в тягость! Можно было бы просто распрощаться… Но я не хотел нарушать традицию «случайности» встреч и вдруг испугался потерять ещё неосознанную дружбу, а потому решился и спросил:
– Проблемы?..
Поля повернула голову и посмотрела на меня бездонной голубизной глаз, словно стараясь понять больше сказанного. Удивительно, но поняла и ответила:
– Сегодня была на выставке «Минувшее лето» и увидела там…
Девушка отвела взгляд и вновь замолчала, словно внимательно разглядывая увиденное, но уже внутри себя. Дождь, жидким стеклом покрывший витые столбы эстрады, пологом из прозрачных бусин, сыпавшихся с резного навеса, закрыл нас от отсутствующих зрителей. Мерное шуршание по бурому золоту лип убаюкивало, располагая к сказочным историям…
– Ну!.. Рассказывай… – я слегка подтолкнул Полину локтем.
И она, заведя за ухо пепельную прядь, упавшую на лоб, глянула на меня искоса и, улыбнувшись улыбкой сфинкса, поведала эту историю…

* * * * *
На фото: Соловьёвский садик, Санкт-Петербург (Ленинград).
Продолжение, 1-я глава «Вуокса», – http://www.proza.ru/2019/10/02/1534