Родословная Мочёнкина из Бочкотары

Просим внести дополнения. Ищем родственников.
89262371485@mail.ru
.......................
Василий Аксенов. Затоваренная бочкотара


 Журнальный вариант. Печатался в журнале "Юность"
 Spellchecked by Tanya Andrushchenko
Повесть с преувеличениями и сновидениями



                Затоварилась бочкотара, зацвела желтым
                цветком, затарилась, затюрилась и с места
                стронулась.
                Из газет.


     В палисаднике под вечер скопление пчел, жужжание, деловые перелеты  с
георгина на подсолнух, с табака на резеду, инспекция комнатных  левкоев  и
желтофиолей в открытых окнах; труды, труды  в  горячем  воздухе  районного
центра.
     Вторжение наглых инородцев, жирных навозных мух, пресыщенных мусорной
кучей.
     Ломкий, как танго, полет на исходе  жизни  -  темнокрылая  бабочка  -
адмирал, почти барон Врангель.
     На улице, за палисадником, все еще оседает пыль от прошедшего полчаса
назад грузовика.
     Хозяин - потомственный рабочий пенсионного  возраста,  тихо  и  уютно
сидящий  на  скамейке  с  цигаркою  в  желтых,  трудно  зажатых   пальцах,
рассказывает приятелю, почти двойнику, о художествах сына:
     - Я совсем атрофировал к нему отцовское отношение.  Мы,  Телескоповы,
сам знаешь, Петр Ильич, по механической части, в лабораторных цехах, слуги
индустрии. В четырех коленах, Петр Ильич, как знаешь.  Сюда,  к  идиотизму
сельской жизни, возвращаемся на заслуженный отдых, лишь только когда  соль
в коленах снижает квалификацию, как и вы, Петр Ильич. А он, Владимир,  мой
старшой, после  армии  цыганил  неизвестно  где  почти  полную  семилетку,
вернулся в Питер в совершенно отрицательном виде, голая пьянь, возмущенные
глаза. Устроил я его в цех. Талант  телескоповский,  руки  телескоповские,
наша, телескоповская  голова,  льняная  и  легкая.  Глаз  стал  совершенно
художественный, У меня, Петр Ильич, сердце пело,  когда  мы  с  Владимиром
вместе возвращались с завода, да эх... все опять процыганил... И  в  кого,
сам не пойму. К отцу на пенсионные хлеба прикатил,  стыд  и  позор...  зов
земли, говорит, родина предков...
     - Работает где, ай так шабашит? - спрашивает Петр Ильич.
     - Третьего дня в сельпо оформился шофером, стыд и позор. Так  с  того
дня у Симки и сидит в закутке, нарядов нет, не просыхает...
     - А в Китае-то, слыхал, что делается?  -  переключает  разговор  Петр
Ильич. - Хунвэйбины фулиганят.
     В это время Владимир  Телескопов  действительно  сидит  в  закутке  у
буфетчицы Симы, вопевой вдовы. Он сидит на опасно скрипучем  ящике  из-под
мыла, хотя мог бы себе выбрать сиденье понадежней. Вместе с новым дружком,
моряком-черноморцем   Глебом   Шустиковым,   он   угощается   мандариновой
настойкой. На розовой пластмассовой занавеске отчетливо видны  их  тени  и
тени стаканчиков с мандариновым огоньком внутри. Профиль  Шустикова  Глеба
чеканен, портретно-плакатен, видно сразу, что  будет  человек  командиром,
тогда как профиль Владимира вихраст, курнос, ненадежен.  Он  покачивается,
склоняется к стаканчику, отстраняется от него.
     Сима считает у стойки выручку, слышит за спиной косоротые  откровения
своего избранника.
     - ...и он зовет меня, директор-падло,  к  себе  на  завод,  а  я  ему
говорю, я пьяный, а он мне говорит, я тебя в наш медпункт отведу, там тебя
доведут до нормы, а какая у меня квалификация,  этого  я  тебе,  Глеб,  не
скажу...
     - Володька, кончай зенки наливать, - говорит Сима. - Завтра  повезешь
тару на станцию.
..................