Рыжуха

Другие рассказы о целине: http://proza.ru/2019/10/16/780; http://proza.ru/2019/11/20/34; http://proza.ru/2019/10/15/1757; http://proza.ru/2019/10/15/1760; http://proza.ru/2019/10/26/1427

 В Ленинград я попал, что называется, «от сохи»! Вообще-то родился и вырос я на целине, где на бескрайних степных просторах хозяйничал «железный конь», но одну соху я помню хорошо.
Наш сосед, дядя Толя, числился в совхозе возчиком, ездил по поселку на телеге, запряженной старой кобылой. Лошадка была рыжей масти, потому и звали ее Рыжуха. В те времена, о которых идет речь, она была уже старая, смирная, и мы, ребятишки, без всякого страха подходили к ней, когда дядя Толя приезжал домой обедать, и кормили нехитрой снедью – рафинадом, корочкой хлеба, печенькой. Нравилось, как Рыжуха утыкалась своими влажными шершавыми губами  в ладонь, аккуратно брала угощение и в знак благодарности трясла своей чёлкой.
Дядя Толя по старинке сажал картошку под соху. Она была деревянная, с двумя металлическими зубьями на конце. Когда он шел за сохой, в которую была впряжена Рыжуха, то был похож на графа Толстого с картинки в школьном учебнике, разве что только без бороды. Наши участки были рядом, и мы сажали под соху оба огорода одновременно. Нам, мальчишкам, эта затея вовсе не нравилась! Ходи,  как проклятый,  с ведром вдоль борозды, бросай через каждые полметра картошку, да еще поправляй, если далеко укатилась. То ли дело картофелесажалка! Засыпал сразу два мешка клубней, тракторист проехал туда-сюда, и готово. Сейчас-то я рад, что довелось мне увидеть это чудо крестьянской техники воочию, а не на картинке в книжке.
Вообще-то дядя Толя работал ассенизатором, чистил выгребные ямы в совхозных туалетах. У Джанни Родари, кажется, есть стихотворение «Чем пахнут ремесла»! Ну, там, столяр пахнет стружкой и клеем, пекарь – хлебом и булкой, и так далее… Угадайте с трех раз, чем пахло от дяди Толи? Хотя от других сельских жителей, в том числе и от меня, пахло не лучше. Мать, уходя на работу, давала нам с братом задание:
– Вовка, Сашка, чтобы скотину в обед напоили, сена дали, навоз из стойла вычистили и выбросили за сарай!
Нет, чтобы каждому дала отдельное задание: Вовке – напоить, накормить, Сашке – вычистить! Вовка хитрый: только мать за порог, сразу на стадион и мяч гонять. Знает, гад, что Сашка будет отдуваться за двоих: ведь мама сказала – надо сделать, а то нагоняй вечером получишь. Вот и несло от меня после работы в сарае не слабее, чем от дяди Толи.
У дяди Толи было много различного инструмента, и мы часто приходили по разным поводам.
– Дядя Толя, у вас есть резиновый клей? – обращались мы к нему, чтобы заклеить велосипедную камеру.
– Сейчас не клея;ть! – говорил он со специфическим подмосковным говором.
Как я теперь понимаю, он приехал на целину из подмосковья и хорошо знал окрестности Москвы. Как-то мы смотрели по телевизору хоккейный матч с участием воскресенского «Химика». Ну, возгласы: «Химик», «Химик», «Воскресенск», «Воскресенск»! Дядя Толя вслушивался в нашу болтовню и выдал:
– Химки, а вы – Воскресенск! Химки – это совсем другая страна!
По вечерам дядя Толя распрягал Рыжуху, и она сама брела на совхозную конюшню, но с годами начала блуждать, и приходилось ее каждый вечер туда отводить, а это – два километра с гаком. Туда, естественно, можно было ехать верхом, а обратно – пёхом, да еще в сумерках, да мимо кладбища! Но соблазн прокатиться на лошади брал верх,  и я иногда соглашался отогнать Рыжуху на конюшню. Седла на Рыжухе, конечно, не было, но и свалиться с нее был риск небольшой. Ни о каком галопе речь не шла; максимум, чего удавалось добиться от нее, –  бежать легкой рысью.
Я не стану хвастать, как дед Щукарь, что перевидал  на своем веку много лошадей: хватит, наверное, пальцев одной руки, чтобы сосчитать, сколько их было в моей жизни.
Кроме Рыжухи, приходилось мне отгонять на конюшню и лошадь двоюродного дяди моей матери. Дядя Миша был, правда, на три года младше племянницы, но успел повоевать на двух войнах (с Германией и Японией). Попал в последний военный призыв, потому, может быть, и остался жив. Вернулся в тогда еще колхоз, и его как «грамотного» назначили сначала учетчиком, потом избрали председателем Сельского совета. Мама рассказывала, что до войны его все «шпыняли»:
– Мишка, беги туда! Мишка, принеси это!
А теперь дядя Миша стал «держателем» всей советской власти в деревне. Когда «началась» целина, и появились совхозы, дядя Миша стал управляющим отделением, или «управом», и хотя ему полагался по должности «бобик» (автомобиль ГАЗ–69, прообраз современного УАЗА), он по старинке объезжал поля на лошади. И вот частенько дядя Миша в конце дня заезжал к моему отцу, естественно, не пустой, а с бутылочкой, и они начинали обсуждать перспективы на урожай пшеницы, ячменя и прочей гречихи. А лошадь кто будет отгонять на конюшню, угадайте с трех раз? Конечно, Сашка, а Вовка мяч гоняет, он при деле!
За давностью лет имен тех лошадей я не помню, но это были уже лошади, а не клячи, как Рыжуха! На них можно было скакать галопом, благо было седло. И я выезжал на шоссе и по обочине разгонял «скакуна», выжимая из него максимальную скорость. Проезжающие в попутном грузовике шофера уже знали, чего хочет наездник, и в окно кричали, какая у меня скорость. Да, варварские были у меня тогда нравы, cейчас бы я такие эксперименты над лошадкой не проводил. А тогда, пригнав лошадь на конюшню, быстренько сдавал ее конюху, чтобы он не обнаружил ссадины на спине лошади и не выматерил как следует. Но если все же он успевал это обнаружить, я с невинным видом говорил:
– Не знаю! Может, это дядя Миша кожу на холке сбил!
– Да, говори мне сказки: Михаил Порфирьевич всю жизнь на лошади, умеет ездить! Небось за машинами гонялся?
– Да нет, сразу из дома сюда – и, пятясь задом в двери, бегом мимо кладбища, пока не стемнело.
Да, приходилось врать конюху, и не только ему. Нас приучали врать всегда и везде, начиная со школы. Это в первых классах мы все дружно салютовали и твердили: «…Всегда готовы!» В старших же пионерский галстук снимали сразу же после уроков или «забывали» дома! Да и сам галстук был больше похож на половую тряпку, и цвет его сильно отличался от «цвета нашего знамени!» Затем мы плавно переходили в разряд комсомольцев, скучали на комсомольских собраниях, где обсуждали «личное дело комсомольца К., который постоянно нарушает дисциплину на уроках, тянет весь класс назад», и следует ему объявить последнее «китайское» предупреждение!
Такие примерно мысли роились в моей голове, пока я преодолевал последние метры перед домом.
А дома отец с дядей Мишей продолжают выяснять, сколько за последнюю неделю выпало осадков? Двадцать или тридцать  милли;метров (с ударением на второе «и»), или какова урожайность с одного гектара в центне;рах (с ударением, естественно, на второе «е»)! Видать, мать выставила им еще «горючего» из «стратегических» запасов.
Да, жизнь на целине шла своим ходом. Вместо гусеничных тракторов появились у нас в совхозе «Кировцы». Я помню, как четыре этих гиганта прошли по раскисшей от осенних дождей земле. Колея от их огромных колес сохранялась до моего отъезда в Ленинград, а, может быть, и доселе видна. Вместе с «Кировцами» приехали журналисты «Огонька», которые оставили совсем другой след в моей памяти. У них была задумка (или задание редакции) – поместить на обложке журнала двух девочек на фоне новых тракторов: одну славянской внешности, а другую – казашку. Ну, типа, дружба народов, казахские степи, и прочая идеологическая «пурга». С первой девочкой проблем не было, а вот найти казашку оказалось сложнее: у нас в поселке не было ни одной казахской семьи. Срочно помчались за «тридевять земель» и нашли-таки с трудом представительницу «титульной» нации. Идеологическое задание редакции было успешно выполнено!
Уже спустя пятьдесят лет я специально заказал в библиотеке подшивку «Огонька» за тот год и словно вновь погрузился в то время. Улыбаются мне с обложки две девочки–подростки на фоне огромных тракторных колес! Одну я вовсе не знаю, а другая, все такая же красивая, улыбается мне ежедневно с аватарки в «Одноклассниках»!
И на смену дядитолиной телеги с бочкой пришла новая техника. Совхоз приобрел специальную машину, и он с Рыжухой стал почти не нужен. Они трудились на совхозной ниве, выполняя разовые работы по перевозке маленьких грузов на маленькие же расстояния.
И вот спустя время среди нас, пацанов, прошел слух, что Рыжуху «отправляют на колбасу». Это только в фильме «Ко мне, Мухтар!» собаку отправили на пенсию, а Рыжуха себе пенсии не заработала!
Мы поговорили об этом и забыли, но однажды вечером увидели дядю Толю, который не ехал на телеге, а шел пешком. В руках у него была уздечка.
Мы, глупые пацанята, подбежали к нему с криками:
– Дядя Толя, а где Рыжуха?
– Нету Рыжухи! Съели! – дрожащим голосом ответил он и, повернувшись к нам спиной, бросил на землю уздечку! Его длинное тело и голова на тонкой шее содрогались от рыданий! И мы, вслед за ним, тоже расплакались!

Другие рассказы о целине: http://proza.ru/2019/10/16/780; http://proza.ru/2019/11/20/34; http://proza.ru/2019/10/15/1757; http://proza.ru/2019/10/15/1760; http://proza.ru/2019/10/26/1427