Чудо-чадо

           Повестку я обнаружил в почтовом ящике, когда возвращался с кафедрального застолья по поводу рекомендации моей диссертации к защите. Вначале подумал, что это – набившая оскомину шутка приятелей, которые подбрасывали знакомым пугающие уведомления с гербовой печатью, бывшей оттиском аверса пятака, измазанного штемпельной краской. Однако, поднявшись в квартиру, убедился при ярком свете, что документ настоящий. Оставалось гадать, с какой стати обо мне вспомнили вездесущие охотники за рекрутами через два года после окончания института – в сентябре 1980 года, когда до истечения призывного возраста оставалось календарных два с половиной года.
           Наутро я приехал по указанному адресу и направился прямо в кабинет военкома.
           Им оказался моложавый полковник с вышитыми золотой нитью звездами на погонах. «Знает комиссар, что генеральское звание ему не светит - навечно пришил то, что выслужил!» - злорадно подумал я и положил повестку на стол.
             - Присядьте, - сухо сказал военком и углубился в чтение документов в картонной папке, не торопясь переворачивать страницы.
           Я уселся и приготовился к худшему. Спустя пять бесконечных минут он поднял глаза и казенным слогом уведомил:
            - Гражданин Залесский Олег Григорьевич, согласно Закону о всеобщей воинской обязанности СССР вы призываетесь на действительную воинскую службу сроком на один год как мужчина, окончивший высшее учебное заведение, где не имелось военной кафедры. Какие есть вопросы?
            - Можно по порядку значимости? – копируя его трафаретный язык, спросил я.
          Военком кивнул.
           - Вопрос первый: вы почему меня хватились тогда, когда скоро стукнет 25 лет? Где вы раньше были? Здоровье мое уже не то, чтобы угнаться за восемнадцатилетними пацанами в рытье окопов и марш-бросках, да и преподавательская работа, вкупе с научной деятельностью, приучила к малоподвижному образу жизни. Я гожусь только в писари или вечные дежурные по аэродрому!
        Он по-человечески улыбнулся, услышав цитату из всеми любимого кинофильма «В бой идут одни “старики”».
          - Отвечаю, что согласно установленному законом порядку лица, получившие распределение по профилю образования в государственные учреждения, призываются с прерыванием двухлетнего срока отработки в исключительных случаях.  Поэтому вас не тревожили до сегодняшнего дня. Теперь вы нужны нашей стране – как дежурный иного свойства. Слушаю следующий вопрос.
          - Вопрос второй: можно узнать, зачем я понадобился? Медкомиссия давно установила, что зрение у меня неважное, что в детстве было сотрясение мозга, а последствиями попадания в весеннее болото во втором классе явилась деформация стенок ножных сосудов и хронический гайморит с синуситом…
        Военком неожиданно поднялся, взял из малахитовой сигаретницы папиросу и закурил: игра словами ему надоела.
         - Олег Григорьевич, давайте говорить без велемудрого плетения словес начистоту! Вы - известный и популярный лектор Всесоюзного общества «Знание», специалист по международному положению и идеологической борьбе, с солидным стажем и прекрасными отзывами. Сам с интересом слушал вас на окружных сборах! На радио и телевидении поработали, в центральной печати проявились. К тому же, владеете многими иностранными языками. Наконец, вы – член партии!
        - Не преувеличивайте моих скромных заслуг: я говорю свободно на английском, остальные понимаю на слух, но читаю со словарем, - снизил я накал комплиментов, интуитивно почуяв в них подвох.
        - Достаточно вам будет и этих навыков! Не буду объяснять вам, опытному пропагандисту-международнику, что происходит в настоящее время в Афганистане. Там сейчас обнаружилась острая нехватка квалифицированных политработников, тем более со знанием языков, во всех фронтовых звеньях.
      Я развеселился:
       - Призываете рядовым, а рисуете райские кущи офицера! Где же  армейская субординация?
       - Такие речи стыдно слышать от сына адмирала, ветерана войны! - возвысил голос военком. – Там идут нешуточные бои, а на настоящей войне толковый и думающий боец часто стоит дороже десятка, а то и двух дюжин, наштампованных училищами лейтенантиков, которые за частоколом устава солдата не видят. Да и мы соответствующие рекомендации с самого высокого уровня туда, куда надо, направим.
      Мне стало неловко за свой гонор. Нахлынули мысли о рушащихся на глазах надеждах на защиту кандидатской диссертации, которые путались с тяжелыми думами, на кого оставить квартиру с уникальной библиотекой на Кутузовском проспекте.
      Очевидно, мятущиеся переживания отобразились на лице так ясно, что военком вмешался в их ход:
        - Как я понимаю, вам было бы желательно уйти в армию через полгода весной, чтобы уладить свои дела?
        - А это возможно? – ухватился я за соломинку.
        - Возможно, но при одном категорическом условии, нарушить которое вы не имеете права, ни при каких обстоятельствах, даже смерти близких людей! Защищайте диссертацию, а пока ВАК ее утвердит, солдатская служба подойдет к концу.
        - Согласен! - почти прокричал я. – Неплохо бы уйти в недельный отпуск сейчас, пока в институте нет большой учебной нагрузки, а студенты осваивают азы предмета.
        - А касательно семейного обустройства разве нет проблем?
        - Тут проще! Щенячий возраст, когда недоросли на бабий сахарок ловятся, я пережил, что называется, без юридических отягощений, да и без научной степени являюсь фигурой неинтересной для плотоядных особ.
        - Что-то мне не верится! Невесты нынче подкованные – перспективного жениха за версту видят, и под землей разглядят. Перегуляли вы, молодой человек, чересчур переели сладкого! Так и до диабета недалеко с последующим бесплодием. Ладно, после армейского пайка, где рафинада по норме немного, а конфет вообще не предусмотрено, здоровый интерес к женским сладостям опять проявится, в любых обертках, и особенно вовсе без оных. Поверьте мне, кадровику!
     Нечто подобное говорил мне отец, когда сокрушался по поводу отсутствия внуков, и предупреждал в духе известного шолоховского персонажа «Женю, тебя, сукина сына, на сдобной казачке, коли в юбках заблудился! Сам невесту выберу, чтобы не смел перечить!»
     Прозорливому полковнику с вышитыми звездами отвечать не стал, ограничившись признательной гримасой – щекотливый разговор с родителями на эту тему ждал меня впереди.
         - Говорят, что по праздникам солдатам дают по два яйца и карамельные подушечки, -  мрачновато сострил я.
        - С яйцами в войсках всегда был порядок, даже в будни, а вот подушечки и душечки рационом не предусмотрены. Ими можно полакомиться только в увольнении со своими яйцами и деньгами, - подыграл мне военком.
     Взаимный обмен дурацкими шутками дал мне возможность собраться с духом, и я достал авторучку из кармана.
         - Пишите заявление с просьбой о записи добровольцем, - и военком положил на стол лист с машинописным текстом.
      Я написал «о своем горячем желании добровольно встать в ряды защитников Родины». Такая формулировка значилась в образце, которым, судя по свежести толстой бумаги, редко пользовались. Военком наложил резолюцию и направил меня в учетный отдел, где мне выдали наперед повестку на март и предписание на работу с требованием предоставить в срочном порядке внеочередной недельный отпуск для устройства личных дел.
      В институте известие о моем добровольном уходе в армию повергло коллег в ступор.
      Заведующая кафедрой профессор Виктория Иосифовна Штейнберг, прочитав служебные бумаги, нервно закурила и громко осведомилась о моей алкогольной адекватности после вчерашних возлияний. Мне пришлось даже дыхнуть, как того требует милиция при задержании. Тогда она констатировала, что острые припадки шизофрении у старшего преподавателя Залесского наблюдались регулярно, и ушла составлять график замены.
      Психиатрический эпитет я, в общем заслужил.
      На кафедре истории педагогического института, где я работал, отсутствовало рациональное разделение специалистов на «русистов» и «всеобщников», принятое в университетах, что выражалось в спорах, чьи предметы полезнее для студентов.
     Тем не менее, наш ректор профессор Ричард Сергеевич Овчинников регулярно докладывал в Министерство высшего и среднего специального образования, что она является «дружным и сплоченным коллективом единомышленников». Он был наслышан от студентов и преподавателей, которые диаметрально по-разному оценивали содержание моих занятий, что  данная благостная формулировка имеет одно-единственное исключение - в моем лице. Мне как-то пересказали его резолюцию на одном из авторизованных доносах, которые пышным цветом расцвели на ниве развитого социализма, что в курятнике маленький петушок-задира немалую пользу приносит: он кур топчет, им кровь горячит, и от того общая яйценоскость повышается!   
      Недоброжелатели по углам зло судачили, что как только ректора снимут с должности за политическую близорукость, мне придется переехать на сдельную работу в Магадан.
      Причиной моей особости был впитанный с молоком матери здравый смысл и воспитанный отцом грубоватый боцманский рационализм. Будучи студентом, я словами об отсутствии в истории сослагательного наклонения урезонивал однокурсников, которые вели вечные дебаты, выстояла бы грозная Спарта в столкновении с Александром Македонским, кто победил бы, будь противником Наполеона Суворов, как бы закончилась первая мировая война, возьми немцы Париж в самом ее начале, было ли отступление Красной армии в 1941 году таким кровопролитным, если бы войсками командовал «безвинно погибший маршал Тухачевский».
      Девушек больше волновали вопросы космического масштаба: где отыскать «недостающее звено» в эволюции человека, погиб бы ли Цезарь, если бы сочетался законным браком с Клеопатрой в Риме, женился бы французский король Карл VII на Жанне д’Арк, сколько любовников насчитывалось у императрицы Екатерины II, когда же американцы возвратят Аляску, и считать ли воцарение Петра I окончанием эпохи феодализма в России.
      После неоднократных попыток убедить спорщиков в том, что великий стратег и умница Александр Македонский никогда бы не вторгся в Спарту, а Наполеон не мог бы встретиться с Суворовым на поле брани потому, что того, как и адмирала Ушакова, Александр I отправил бы в почетную отставку, что за неимением мобильной полевой артиллерии полкового калибра немцы бы надолго завязли в уличных боях в Париже, и что Тухачевский в силу стратегической бездарности отступал бы до Урала в своем штабном бронепоезде, создали мне репутацию неисправимого циника.
      Прекрасная половина курса после мужского вердикта заранее встречала меня в штыки и с гневными криками, будто застала подглядывающим в замочную скважину за их групповыми банными омовениями, прогоняла, не выслушав.
      Каково было мое удивление, когда на кафедре услышал те же обсуждения отмеченных научными степенями и учеными званиями старших коллег, описать трудно!  Разница была только в том, что они ловко жонглировали длинными цитатами классиков марксизма-ленинизма, именами обветшалых научных авторитетов и терминами из словаря научного коммунизма.
      Предел моему долготерпению наступил тогда, когда престарелый, но непоколебимый в догматизме времен приснопамятной «школы Покровского» профессор Ложкин выступил на внеочередном методологическом семинаре с полуторачасовым докладом «Непреходящее значение трудов Энгельса “Роль труда в превращении обезьяны в человека” и “Происхождение семьи, частной собственности и государства” для идеологического воспитания студентов», а не знающий никаких иностранных языков доцент Карасёв - с содокладом «Критика буржуазных и религиозных концепций социальной эволюции в свете формационной теории».
      При обсуждении я буквально взорвался и откровенно сказал, что так называемая «теория Дарвина» представляет собой лишь наукоподобное - с умелым жонглированием модными в XIX веке биологическими терминами - воспроизведение процесса стапельного машинного производства с разделением труда по операциям. Марксистский подход попросту является нехитрым перенесением дарвиновской метафизической логики стадного полового отбора, стыдливо названным советскими философами-моралистами естественным отбором, а классиками – борьбой классов, на динамику общественного развития. Я резюмировал, что никаких законов антропогенной эволюции вообще нет, а существует умозрительная спекуляция.
      В довершение моей филиппики я достал карточку с выписанной специально для кафедральных любителей беспредметных дискуссий на тему «что было бы, если бы?» цитатой известного американского философа Сиднея Хука об альтернативах в исторической науке. «Если мы хотим прочесть страницы истории, а не бежать от нее, нам надлежит признать, что у прошедших событий могли быть альтернативы. Некоторые из них можно расценивать как реакцию на совершенные ранее ошибки, которые будущее дает шанс исправить. Эти альтернативы - не отголоски человеческих чаяний и желаний, а упущенные по тем или иным причинам объективные возможности. Иногда такое случается из-за отсутствия героя, иногда - коня, иногда - подковы, но в большинстве случаев - из-за недостатка ума у историков, - прочел я. – Очевидно, что, если бы в 1929 году у власти в США был Франклин Рузвельт, а не Гувер, Великая депрессия все равно бы произошла, как и русская революция в случае гибели Ленина в железнодорожной катастрофе при переезде из Швеции в Петроград».
       Гробовое молчание повисло на кафедре, пока Виктория Иосифовна не нашла оригинального выхода из неловкой ситуации:
          - Олег Григорьевич отличается богатым чувством юмора. Он преподал нам наглядный урок, как полемизировали бы с нами буржуазные оппоненты, и убедительно продемонстрировал, что достаточно глубоко изучил проблематику диссертации, посвященной разоблачению антисоветских фальсификаций.
      Все вымученно засмеялись, но больше я на заседаниях, ни разу не выступал и не участвовал в беспредметных обменах мнениями, чтобы не попасть в психиатрическую клинику, где тогда массово лечили инакомыслящих.
      С другой стороны, из-за реноме чудака прощалось многое, да в глупцах я в общественном мнении не числился – как шут при королевском дворе. Студенты валом валили на мои лекции, втайне записывали их на диктофоны и, говорят, распространяли их то ли за деньги, то ли по дружбе в других вузах.
      Не скрою, это льстило моему самолюбию, но одновременно вынуждало держаться настороже в ожидании каверзы судьбы: с большой высоты больнее падать!
      Впрочем, ещё бравый солдат Швейк мудро заметил: «Если тебя когда-нибудь признали умалишённым, в дальнейшем это будет тебя выручать всю жизнь».
      Коллеги завидовали бурным аплодисментам студентов по завершении моих лекций, и однажды нашли предлог, чтобы обуздать мое джойсовское «потокосознание» - я никогда не пользовался конспектом, как было принято на вечно образцовой кафедре истории КПСС.
     Я доходчиво беседовал с аудиторией, избегая сложносочиненных предложений и предписанных программой терминов «капитализация», «радикализация», «люмпенизация», «пауперизация», «экспроприация», «поляризация»,  «парцелляризация», «диверсификация» и прочая, и прочая. Они обрушивались на юношеские мозги как булыжники на голову, а у девиц вызывали неподдельный испуг, для беременных студенток грозивший выкидышем.
      После кулуарных согласований с сотрудниками, завкафедрой постановила: всем предварительно предоставлять подробные планы лекций в письменном виде. Тогда я стал носить тетрадь с вузовскими записями и клал перед собой на стол, раскрыв на любой странице, ибо заглядывать туда не было нужды.
     Студенты, удивлявшиеся способности свободно излагать материал, решили меня проверить, и на перемене ее украли. Когда во мне ничего не переменилось, тетрадку возвратила хорошенькая большеглазая девчушка со словами пугливого восхищения: «У вас врожденный дар перемещения во времени и общения с потусторонними персонами – как у спирита!»   
      Слухи о моих трансцендентальных дарованиях тут же распространились по институту, и на кафедре потеряли интерес к написанию план-конспектов, а профессор Штейнберг объявила, что, оказывается, в учебно-методическом отделе ее ввели в заблуждение, и для вузов они необязательны.
      Я не понимал, как достигаю подобного парапсихологического эффекта, и объяснял его тщательной подготовкой к занятиям и знанием риторических методик, начиная с Демосфена и Цицерона и кончая Габриэлем Тардом и Уолтером Липманом. Однако его отмечали и умудренные годами слушатели Дипломатической академии, где читал курс по истории внешней политики России от Рюрика до воцарения Романовых.
      Устный выговор сотрудники во главе с заведующей мне однажды все-таки вынесли, чем были очень довольны.
      Дело было так.
      В институте имелась большая поточная аудитория, которую закрепили за мной. В ней было две доски: одна, жестко зафиксированная на стене, а вторая на полозьях ездила вверх-вниз. На лекции, посвященной социальной структуре Римской ранней республики согласно реформе Сервия Туллия я дополнил царские «цензы» списком категорий жречества применительно к сословиям общества. Исписав обе доски, я дернул за рычаг, чтобы опустить верхнюю и вытереть ее начисто, когда услышал жалобный женский голос:
          - Олег Григорьевич, подождите не спускайте, я еще не кончила.
      Постоял три минуты, потряс тряпку, и поинтересовался с серьезным выражением лица:
          - Ну, как, теперь испытали оргазм полностью?
      Зал громыхнул от смеха, а девушку стало видно сразу по запламеневшему лицу. Бедняжку потом замучили скабрезными вариациями моей фразы.
      На заседании кафедры оратоскихколлеги публично осудили мою выходку, а я совершенно искренне покаялся в том, что шутка была неуместной, и обещал впредь избегать юмористических эскапад в ходе лекций и семинаров.
      Будучи обреченным на полное духовное одиночество, став для всех, неважно, кто они - лилипуты, великаны, лапутяне или гуигнгмы, - чужестранцем Гулливером, я замкнулся в себе под личиной чудака.
      После долгих тренировок перед зеркалом я научился изображать гримасы восторга, узнавая, что коллеги благодаря методу диалектического материализма совершили очередное научное открытие из числа таких, что «Волга впадает в Каспийское море».
      Надежда на то, что репутационное падение в глазах кафедральных схоластов отпугнет от меня всех женщин, не оправдалась потому, что те появляются на свет уже  закоренелыми идеалистками, а категорию «материя» трактуют в чрезвычайно широком спектре – от ткани до предметов, доступных им после получения зарплаты!
      Сегодня наступил «звездный час» заневестившихся товарок - я оказался низвергнутым с научного Олимпа и стал простым смертным, обуреваемым земными страстями и естественными желаниями.
      Не зря престарелая экскурсовод из Третьяковской галереи на мой вопрос об отношении посетителей к творчеству Врубеля ответила, что мужчинам нравится «Царевна-лебедь», а женщинам -  «Демон поверженный».
      Доцент Верочка Колосова, которая, став паспортной «вдовой» после второго, на сей раз фиктивного брака ради московской прописки, часто согревала мое одинокое ложе, отвела в сторону и обвинила в том, что таким путем я уклоняюсь от обязательств жениться на ней, хотя таких обещаний я никогда не давал. Имели место ее многократно озвученные планы о нашем соавторстве в написании монографии, что в женском понимании, вероятно, предусматривало и совместное проживание. Сотворение книги Верочка по женской своей природе отождествляла с рождением ребенка. То, что она старше на пять лет, Верочка препятствием не считала.
       Я предложил вернуться к этой проблеме после демобилизации, когда возмужаю, наберусь житейского опыта, а заодно и постарею, чтобы создать полноправную - в смысле равноценной половой зрелости супругов - семью: ведь в боевых условиях год приравнивается к трем!
           - Древние китайцы говорили, что одинокая женщина в 13 лет подобна собаке, которая ищет хозяина, в 23 года – волку, который неразборчив и ненасытен в пище, в 33 – шакалу, который питается лишь падалью и отбросами, а в 43 – тигру, который в одиночку охотится только за крупной дичью. У тебя еще останется время побыть волчицей. 
       Верочка оценила мой юмор разлучной репликой «Фигляр и пошляк!» и ушла независимой походкой щедринской Кармен. Я давно познал эмпирическим путем, что женские ярлыки лишены модальности, и вечером она объявится у меня, чтобы после очередного принципиального выяснения отношений расплакаться и окружить всеохватной заботой.
       Кафедральная лаборантка незамужняя секретарь профкома Наташа Портнягина подошла к делу с подобающей аспирантке-заочнице основательностью и предложила свои услуги для ускоренной перепечатки диссертации у меня на дому в нерабочее время. Поскольку такой временной интервал приходился в производственном графике на вечерние, а, учитывая большой объем рукописи, и на ночные часы, то сомнений в ее матримониальным намерениях не оставалось. Чего стоило одно ее  пожелание «Будьте внимательным со мною, а то я такая беспечная!»
      Отказываться я не стал, пообещав серьезно подумать, но засомневался не только в том, что она натуральная блондинка, но также и в ее девичьей непорочности. Впрочем, Наташа была достаточно глупой особью, и могла сберечь девственность.
      Заключительным авансом стал разговор с моей дипломницей Вероникой Морёновой. Та, узнав о моих злоключениях от не в меру говорливой Наташи, бескорыстно вызвалась помогать мне по хозяйству после занятий в институте, пока буду готовиться к защите диссертации и сдавать дела на кафедре.
       Пора было мне расписывать почасовое обслуживание женщин в гареме!
       Мне даже простили коллеги заключительную реплику на вводной лекции:
          - На V Всероссийском съезде комсомола Лев Давыдович Троцкий, известный оппортунист и будущий глава Четвертого Интернационала заявил: «Наука - не простая вещь, и общественная наука в том числе, — это вообще гранит, и его надо грызть молодыми зубами. Учитесь, грызите молодыми зубами гранит науки, закаляйтесь и готовьтесь нам на смену!»
       Возвратившись домой, я заказал в кредит междугородний разговор с Севастополем, где проживали родители, и в ожидании звонка задумался. Проблемы навалились комом, и разрешить их в одиночку было сложно.
       Служба накрепко связала отца с Черным морем: после окончания Ленинградского Краснознамённого военно-морского училища имени Фрунзе был старшим механиком на эсминце «Беспощадный», а завершил Великую Отечественную войну на крейсере «Ворошилов». В южном городе-герое он повстречал мою мать, которая, пережив блокаду северного города-героя, пришла с Приморской армией в Севастополь, чтобы снять там погоны военврача и стать супругой немногословного капитана 2-го ранга Залесского.
       На примере неразлучных родителей я убедился в прозорливости Льва Толстого, который говорил, что «мы не встречаем людей просто так, мы встречаем только тех, кого должны встретить». Они оба были казачьих кровей: отцовские корни были в станице Клецкой, а мамины - в Россоши. У них сохранились гены того бунтарского духа, который толкнул верховую донскую голытьбу под раскольничьи хоругви Степана Разина, а спустя столетия  - под красные знамена российской революции.
       Вся близкая родня сложила свои головы в борьбе за идеалы нового строя. Мамины два брата-близнеца сгорели в танке в боях на Халхин-Голе в 1939, а дедушка пал смертью храбрых при штурме «линии Маннергейма» в феврале сорокового года. Отцовские родители были расстреляны эсесовцами во время оккупации Клецкой по доносу местного полицая, что их сыновья – большевистские командиры. Старший брат отца вскоре погиб под Сталинградом.
       Я был поздним ребенком по причине контузии мамы в годы войны, но не могу сказать, чтобы меня очень баловали. Конечно, дома ни в чем не отказывали, а шоколадные конфеты я попробовал раньше, и ел чаще, чем мои сверстники, но в остальном подчинялся относительно строгому, почти казарменному режиму, привычному двум ветеранам.
       Последней ушла в мир иной бабушка по материнской линии Пелагея Васильевна. Она вступила в Красную гвардию, дошла с 1-ой Конной армией до Вислы, откуда ее раненную во время отступления увез в тыл на бронепоезде будущий муж бравый мичман родом из казаков Василий Зиновьевич Кремс. Дальше в ее биографии была культурно-просветительская и партийная работа, учеба в Промакадемии, тяжелые будни коллективизации, а после того, как овдовела после гибели мужа от пули беглых кулаков, по собственному желанию настояла на переводе в наркомат культуры недавно образованной Эстонской ССР. Встретив войну в Таллинне, она туда вернулась после победы.
       Мы стали большими друзьями, когда отца неожиданно, как водится в офицерской жизни, перевели служить начальником управления в министерство военно-морского флота в Тушино.
      Я учился в девятом классе, а в предоставленной ему с матерью однокомнатной квартирке в Москве не было условий для размещения взрослого сына. Бабушку  оторвали от милого ее сердцу балтийского побережья и вызвали на черноморские берега, чтобы дать мне возможность нормально закончить школу. 
     Она прибыла с большим багажом и четырехлетней пухленькой  девочкой по имени Эва Каск, о чем уведомила заранее письмом. Та осталась круглой сиротой, когда ее закадычная фронтовая подруга с сыном и снохой заживо сгорели в своем доме в Пяэскуле: по мнению следователей, имел место умышленный поджог по политическим мотивам. Эва уцелела потому, что была в детском санатории на Пирите.
     На вокзале я расцеловал бабушку и присел на корточки перед малышкой с гигантскими капроновыми бантами:
          - Здравствуй, чудо-чадо! Сколько же барышне годков? И как вас величать прикажете?
     Барышня наморщила лобик, собираясь с мыслями, потом гордо встряхнула бантами и четыре раза подняла указательный пальчик с наманикюренным ноготком, добавив облегченно, но с достоинством:
          - Величай меня девочкой Эвочкой! Давай дружить!
      Ее прибалтийский акцент скоро исчез, но ей долго не давались обычные слова: телевизор Ева называла «тевелизором». а щепки, оставшиеся от опалубки мебели во дворе, - «деверяшками». Нас это забавляло, и я находил способы вынуждать девочку повторять слова ее изобретеня.
      Бабушка благодаря авторитету республиканского масштаба забрала ее к себе, не оформляя удочерение. Тем не менее, из коммунальных соображений при устройстве девочки в детский сад и школу ей пришлось побыть до совершеннолетия Евой Кремс: бабушкины боевые ордена и медали  позволяли директорам не замечать расхождения в заявлениях и свидетельстве о рождении: в конце концов, метрика – не паспорт!
      Отец посмеивался над тещей, говоря, что, сменив свою угро-финскую фамилию на казацкую Кремс, «мадемуазель все равно останется нерусской  белой вороной для любого отдела кадров на фоне до боли своих Ивановых, Коваленко, Петросянов и Вайнштейнов».
      Ева быстро освоилась в новой семье. Будучи на людях послушным и воспитанным ребенком, наедине с домашними она превращалась в своенравную игрушечную женщинку.
      Я присвоил ей почетный титул «Лисичка-хитричка», услышав который малышка закатывалась от радостного смеха и, кокетливо поводя плечиком, подставляла лоб для поцелуя. Тут отказа с моей стороны не было!
      На пустынном пляже в Евпатории она при нас голышом без устали прыгала в волнах, но при появлении посторонних мужчин в воскресенье требовала у бабушки надеть на нее «купальник» и влезала в тесное ситцевое трико на весь жаркий день. 
Под южным солнцем белокожая Ева нещадно обгорала, но загнать ее под тент было невозможно. С облупившимся носом и выгоревшими до седой белизны природными золотистыми волосами, она неутомимо кокетничала с отдыхающими, и умело закатывала лазоревые глазки перед мужчинами. А когда из репродуктора раздавалась эстрадная музыка, она начинала грациозно танцевать, делая восточные пасы полными ручками и, как гейша, семеня по песку длинными ножками.
      С замиранием она слушала сказки, которые перед сном читала бабушка, но, идя со мной в магазин, просила придумывать на ходу стихи про птичек, мишек  и собачек – кошек, как ни странно, Ева терпеть не могла в отличие от ровесниц. Я выбирал размеренный шаг, и в такт сочинял простенькие рифмованные строфы в духе Корнея Чуковского. Она пыталась подлаживаться под мою походку, но закономерно садилась на шпагат и оглушительно с надрывом ревела - не от боли, а от обиды! Ей казалось, что стихи зависят от размаха поступи, а у нее так не получается потому, что она еще маленькая.
      Спала Чудо-чадо в кроватке с откидным бортиком в комнате бабушки, и после ее отхода ко сну по возрастному регламенту плотно закрывались двери, а для меня наступало свободное время для учебы, досуга и курения вдосталь. Во время ночных гроз или шквальных ветров, которые с неподдающейся синоптическому прогнозу периодичностью то и дело обрушивались на город, Ева с криком бежала ко мне с ошарашенными глазами и забиралась с головой под одеяло, чтобы мелко дрожать всем крохотным тельцем, тесно прижавшись ко мне. Волосы на моей груди попадали в рот, она потешно чихала и недовольно спрашивала, когда раскаты грома, уходя, затихали: «Зачем ты шерстяной?» По сказочным канонам я отвечал: «Для того чтобы Евочке было мягко лежать! Притесняйся, и почувствуешь тепло». Тогда она переворачивалась спиной под мою руку и мирно засыпала, положив сложенные корабликом ладошки под щеку.
      Искусством подмывать Еву после песочницы бабушка обучала по принципу «действуй, как я!» Оказывается, процесс был обратным, нежели для мальчика: пену следовало после круговых движений направлять вверх и смывать с наклоном корпуса вперед. Чудо-чаду нравилась гигиеническая процедура потому, что после нее получала леденец, и я нес ее на руках, закутанную в банном махровом полотенце, переодеваться или спать.
      Сложный процесс купания Евы я называл «помывкой» потому, что после мытья головы с воплями «Мыло в глазки попало!» и оттирания тела мочалкой с хихиканьем «Мне щекотливо на спине!» наступал момент ее ловли в мыльной пене среди почти соразмерных ей пластмассовых медведей, уточек, рыбок и пупсов, где шустрая малышка изображала пловчиху, которую надо догнать.
     Закономерный вопрос всех «почемучек» о том, откуда берутся дети, застал меня в ванной. После обливания ее струями из душевой лейки с заклинанием «Стекай, стекай, вода, а с Евочки - вся худоба!» в процессе обтирания пухлого тельца я придумал ответ: «Мальчиков приносят аисты, а девочек находят в капусте». Она поразмыслила и заключила: «Понятно, почему мальчики такие драчуны и попрыгайчики», а затем поинтересовалась, в какой именно капусте мы с бабушкой нашли ее, такую красивую и послушную лапушку. «Богиню красоты Венеру нашли на жемчужной раковине, а тебя – на листе красной капусты». Чудо-чадо была удовлетворена моим объяснением.
     В каникулы я вынужден был заступать на дневную «вахту по Евочке».  Бабушка работала методистом в Доме культуры офицеров Севастопольского рейда и организовывала детские утренники, патриотические вечера, «встречи с интересными людьми», концерты и «голубые огоньки», а наша плутовка, услышав, что я свободен от школы, начинала громко кашлять и жаловаться на боли в животике, чтобы не идти в садик.
    Наступало время ее безраздельного владычества. Чудо-чадо за обе щеки уплетала гречневую кашу и макароны по-флотски, которые приготовлялись совместно, хотя обычно воротила от них нос, за компанию с душевным подъемом и песенкой Мойдодыра пылесосила квартиру, не затыкая по обыкновению ушей, чтобы, наконец, дождаться блаженного времени игр. Их правила изобретались нами на основе обычных «ходилок». Я старательно лепил из пластилина в реалистической манере бабу-Ягу, всевозможных Змеев-Горынычей, коней, волков, собак и медведей, а главным персонажем была принцесса в платье из позолоченной фольги. Кто-то из них делал сразу три хода, кто-то перемещался как шахматный конь, кто-то – по диагонали, кто-то – под прямым углом.
    Мы ложились на напольный ковер и погружались в вымышленный мир сказки с математическими расчетами. Ева так увлекалась, что часто поспешно вскакивала, и, зажимая снизу трусики, бежала в туалет с криком: «Ничего не трогай! Я быстренько пописаю и прибегу!». Горшок благодаря ее длинным ножкам давно вышел из употребления, и для меня наступало блаженное время покурить у форточки.
    Когда пришла естественная в детстве возрастная потребность опекать и воспитывать живое существо, Ева целый месяц приставала ко мне с просьбой купить собачку. Ни у бабушки, ни у меня не было возможности выгуливать ее по расписанию, и я увиливал от ответа различными способами. В конце концов, набор отговорок был исчерпан, и я сказал, что никаких домашних животных в доме не будет. Она не унималась: «Кого мне можно завести?». «Попугая», ответил я.
     Нельзя передать словами, что она вытворила потом! Пока бабушка ходила в булочную, Ева пришла к рядку дворовых старушек, греющихся на скамейке, и с печалью объяснила благодарной за внимание аудитории: «Братик не хочет купить мне собачку. Ему нужен один попугай, чтобы повторял за ним его умные слова!»
     Часто дворничиха тетя Рая упрашивала бабушку приютить, пока я дома, своего сына – Петьку Шаяхметова, который был старше Евы на полтора года, игровые коллизии принимали драматический характер: оба пыхтели, толкались, ссорились до тумаков, когда делали неверные ходы. Но правила были строгими наподобие шахматных, и все зависело от умения думать: каждый пользовался четырьмя фигурами. У Евы был опыт, настырность и лучше организованное мышление – Петька, как правило, становился проигравшим в состязании с ней.
    Потом наступало время кормления, и оба сметали с тарелок подчистую мою рукотворную снедь, на которую в другое время жаловались бы, что она пересоленная, с обугленной коркой или жесткая, и сообща хныкали за компанию.
    Ева была щеголихой, и отказывалась от прогулок по городу, если на ней нет нарядного платьица. Чтобы водить малышей в достойном облачении на прогулку в Приморский парк, бабушка отписала в Таллинн друзьям, чтобы выслали ей оттуда мальчиковые костюмчики и обувь. Петьку я обряжал в лихую матроску с бескозыркой с надписью «Варяг», а Еву украшал огромным бантом на макушке, и они, оба гордые и симпатичные, крутились до одури на каруселях и затем с сановным видом в кафе кушали стальными ложечками из стеклянных плошек фруктовое мороженое за отдельным низким столиком. Оттирая носовым платком после десерта их чумазые лица, я шутил, что они  - наследные принц Уэльский и принцесса Виндзорская после налета германских цеппелинов.
     Трагедией для Чудо-чадо было празднование дня рождения, который приходился на 25 июля. Она непременно хотела пригласить хороших девочек и нескольких мальчиков есть сласти, пить лимонад и «петь хороводом», но тех обычно в начале лета развозили по дачам, профилакториям или деревням. Вытирая горестные слезы, я спрашивал, к чему ей такая большая аудитория, она вздыхала: «Они же не увидят, как я умею задувать свечки на торте!»
     Петька Шаяхметов бывал единственным гостем.
     Когда Чудо-чаду исполнилось шесть лет, бабушка подарила ей золотые сережки. Я бурно протестовал против этого: зачем травмировать девочку ради безделицы? Ей придется прокалывать мочки ушей, а это больно, а потом, чтобы отверстия не затянулись, надо надевать сережки хотя бы раз в месяц. Бабушка объяснила, что таков стародавний обычай у казачек – девочка с малолетства должна ощущать себя женщиной!
     Переубедить ее я не сумел, и взялся психологически подготовить любимицу к болезненной процедуре. Ева выслушала мои путаные объяснения и спросила: «Мне надо потерпеть, чтобы быть совсем красивой?» Я сказал, что для меня красивее нее нет, но бабушка хочет, чтобы внучка еще больше похорошела. Она легко расставила все по местам, почувствовав мое неодобрение затеи с сережками, и согласилась с условием, что я обещаю полюбить «крепче крепкого совсем красивую девочку Евочку». Я с тяжелым сердцем обязался ей в этом.
     Операция по прокалыванию ушек проходила на кухне – ее проводил знакомый бабушкин хирург. Я ожидал повторения сценария в зубоврачебном кабинете, когда заходившего в плаче ребенка приходилось удерживать в кресле двум взрослым людям, бабушке и медсестре, но Ева только шмыгнула аристократическим носиком, смахнула слезинки со щек и тут же побежала к зеркалу любоваться собой. 
     Ева росла добрым человечком. Ее угнетал вид «братика», сидящего за толстыми книгами и пишущего шпаргалки. Она тихонько подбиралась и жалеючи спрашивала: «Ты все время занят читанием и писанием: когда же ты играешь?» Я разъяснял, что ни с кем, кроме нее, больше не играю, и круглые сутки посвящать развлечениям нельзя, потому что и куклам, и ей, и мне нужно когда-то отдыхать. Чудо-чадо вздыхала, и выставляла на письменный стол небольших гномиков, пёсиков, слоников и птичек из детских наборов сказочных интерьеров, «чтобы не скучал один-одинёшенек».
     Бабушка часто недомогала, а во время острых сердечных приступов повторяла, что достаточно пожила на свете пора ей на погост. Ева билась в истерике, умоляя ее лечиться и не уезжать туда, чтобы услышать в ответ: «Малютка моя, от старости лекарств нету. Смертишка в двери стучится!»
     С тех пор Чудо-чадо задумалась, как сделать своих любимых людей бессмертными. Она некоторое время одолевала меня вопросами, что такое старость, и я, как мог доходчиво, разъяснял, что так называется время, когда человек прожил много лет. Ее рецепт долголетия вызвал у нас и смех, и слезы. Ева сказала, что для того, чтобы не стареть, бабушке не надо больше отмечать день рождения, и тогда годы проходить не будут. Если бы ее услышал Гете, то обязательно озвучил в «Фаусте»!
     Любимым развлечением Евы было забираться ко мне в постель утром по выходным дням и горячо делиться сердечными переживаниями недельной давности. Я выучивал имена ее кукол и подружек, а заодно узнавал, в какого мальчика она на сей раз влюблена «на всю жизнь». Поскольку с течением времени потерял им счет, то как-то раз назидательно ее пожурил: «Девочка Евочка, нельзя быть такой ветреной барышней! Брошенные мальчики соберутся вместе и поколотят тебя». Она села мне на шею и глубокомысленно заявила, глядя свысока: «Я - Ева, и у меня рядом должен быть мой Адам! Так в Библии записано». От такой рассудительной сентенции я ахнул: в логике милой карапузихе с косичками в розовой пижамке отказать было нельзя!
     Бабушка приучала девочку к правильной осанке и размеренной походке, высоко и ровно держа головку, чтобы Ева стала «настоящей леди». Малышка пребывала в уверенности, что «леди» - это профессия. Когда я сумел внушить ей, что так в Англии называют красивых и воспитанных женщин, а не их занятия, она при вопросе «Кем ты станешь, когда вырастешь?» все равно лукаво отвечала «Я буду леди конфетчица», что подразумевало продавщицу в булочной, или «Я стану леди доктор», или «Я стану леди повар», или после просмотра детского фильма-сказки «Вырасту леди рассказывательницей».
     Я удивлялся ее прирожденному здравому смыслу и находчивости, и повторял бабушке, что в случае с Евой вначале родился характер, а уже потом появилась на свет она сама. Девочка подслушала разговор под дверью, и стала говорить «Я буду леди характером!» с добавлением очередной придуманной профессии.
     Однажды по моему недогляду чуть было не случилось непоправимое, когда на резиновом круге Еву волной от военного катера отнесло к ограничительным буйкам, на нем выбило ниппель. Она начала тонуть, колотя ручонками по воде. С такой скоростью я никогда не плавал! Чудо-чадо уже наглоталась воды и закатила глаза, когда мне удалось подхватить ее и отплыть к волнорезу – на большее не хватило сил.
     Когда после искусственного дыхания ее вырвало, Ева неистово вцепилась мне в волосы и расплакалась: «Братик, у меня так сердце испугалось! Обещай спасать меня всегда!» Я целовал ее опавшее от пережитого страха личико и клялся быть вечным спасателем, а она посулила выручать меня, если будут обижать плохие мальчишки. 
     Когда после выпускного вечера я уезжал в Москву поступать в институт, Ева полдня плакала, забившись в угол, а на вокзале так крепко обняла меня за ногу, что бабушке пришлось ее оттаскивать силой.
        - Я буду слезки ронять по тебе каждый вечер! - крикнула она, когда вагон тронулся.
     Было грустно расставаться с забавной крохой, давно ставшей мне младшей сестренкой!
     Разница в возрасте для современных семей была естественной – 8 лет.
     В московскую квартиру я попал впервые, и понял, почему родители не звали приехать эти полтора года, предпочитая по мере сил регулярно приезжать в Севастополь: мама – каждый месяц на пару дней, а отец – в очередной отпуск с изрядно накопившимися отгулами.
     Архитектору следовало бы установить памятник в виде мыслящего в роденовской позе осла на постаменте из дреколья.
     Жилая площадь размером 18 квадратных метров представляла собой узкий прямоугольник с французским балкончиком, куда помещались только голуби, который играл роль огромного окна с малюсенькой форточкой сбоку с видом на гудящий и чадящий выхлопными газами Кутузовский проспект. Зато напротив в алькове на подиуме свободно помещалась двуспальная кровать с тумбочкой.
    Дверь в несоразмерно большую квадратную прихожую была перед ней с небольшим просветом, где умещался только телевизор на ножках. Его можно было смотреть лежа только с кушетки с пуфиком рядом для второго, но сидящего лица!
    В центре стоял миниатюрный круглый стол с плотно придвинутыми четырьмя стульями, а шкафы и книжные стеллажи, декорированные под дуб, были пристроены по стенам. Правда, добираться до их содержимого приходилось не иначе как посредством алюминиевой стремянки.
    На кухне окна, как такового, вообще не имелось – его заменяла узкая застекленная амбразура с фрамугой высоко под трехметровым потолком. Вентиляция производилась с помощью армированного каната с кистями по принципу «Дерни за веревочку, дверь и откроется!»
    Понятное дело, освещение там было электрическое, и свет зажигался постоянно, хотя двухкомфорочная плита являлась газовой.
    Непередаваемым архитектурным новшеством для меня стала сидячая ванна, совмещенная с душем, а в отдельный туалет приходилось заходить бочком – мешали широкие плечи. Женщинам, надо полагать, было намного сложнее протискивать туда свои объемные формы. Никуда не денешься – организму не прикажешь!
    Пока готовился к вступительным экзаменам, нам пришлось мыкаться в тесноте, а после зачисления отец надел парадный мундир со всеми регалиями, пошел к ректору и добился, чтобы мне дали место в общежитии.
    С тех пор я появлялся на Кутузовском не чаще раза в месяц, когда стипендия была потрачена и возникала необходимость в карманных деньгах. Впрочем, мама скоро нашла выход: сама приезжала в институт и привозила сыну, как она фигурно выражалась, «достойное родительское всеспомоществование», тем более что учился я с удовольствием, хотя отличником по педагогическим дисциплинам не был, а по истории КПСС мне с трудом «натягивали “четверку”» за общественную работу – я был редактором факультетской стенгазеты.
    Круговорот общежитейской жизни с обязательными любовными увлечениями, поздними свиданиями, вечеринками и «капустниками» не оставлял свободного времени. Лето я проводил в археологических экспедициях или отбывал повинность в стройотряде, который негласно считался обязательным «трудовым семестром», а в сентябре убирал с товарищами картофель с колхозных полей в Подмосковье.
    В Крым я так и не выбрался, но не ленился посылать обеим тамошним Прекрасным дамам поздравительные открытки с затейливыми добродушными пожеланиями. 
    Гром грянул на третьем курсе: в мае приехал отец, вызвал меня прямо с лекции и строго приказал собираться в Севастополь: бабушку разбил паралич. Сборы были быстрыми, и московские Залесские со ставшими обязательными баулами  двинулись на «малую родину».
    На перроне нас ждал долговязый мосластый подросток в коротких брюках и белой рубашке с комсомольским значком, в котором я никогда бы не узнал Еву, не бросься она мне со слезами на шею:
         - У бабушки уже затруднена речь, Олежка, – приступает немота. Это ужасно видеть!   
     Мама горестно кивнула – ей как медику трудоемкие перспективы будущего были очевидны, как никому другому. Отец почернел лицом от понимания того, что и как нам предстоит пережить. Меня же одолевал вопрос, как быть с Евой после случившегося.
     Мы собрались у постели, чтобы услышать последнюю волю неукротимой красной казачки. Шелест ее губ понимала только Ева, и она озвучивала их, не переставая плакать. Мама, вероятно, по профессиональной привычке  механически записывала сказанное, словно анамнез в больнице. При переводе последней бабушкиной фразы Ева подавилась спазмами и, схватившись за уши, стремглав убежала во двор.
    Я догадался, в чем дело, спустился вниз, обнял девочку за плечи и дал возможность выплакаться как в детстве мне на груди.
         - Бабушка завещала оставить тебя у нас?
    Ева разревелась еще пуще, толкаясь головой вместо утвердительных кивков. Я гладил ее по волосам, увещевая:
         - Чего ты напугалась? Ты давно полноправный член нашей семьи, а мне считай как сестра, которую знаю разве что не с пеленок! Помнишь, какие интересные игры выдумывали, и какой ты славной была принцессой в золотых нарядах? Думай о хорошем исходе в скором будущем. Мы тебя никогда не оставим! Замуж выдадим за хорошего человека и богатым приданым обеспечим!
         - Не хочу замуж! Я никого, кроме тебя, не люблю, и меня никто не любит! – всхлипывала, нервно икая, Ева.
         - Придет время, и захочешь, и полюбишь! Как в детстве, от поклонников отбою не будет. Пока ты выглядишь как молоток со штангенциркулем, но пройдет и это – расцветешь на зависть всем!
         - Молоток с чем-чем?! – струной напряглась Ева: икота мгновенно пропала, глаза просохли и хищно сузились.
         - Со штангенциркулем, - участливо пояснил я. – Есть такая симпатичная эмблема у ведомства профтехобразования.
      Она вырвалась, встала столбом и с силой, далеко развернув плечо, хлестнула меня по щеке. Удар сложенной ладонью был хорошо поставлен – я ненадолго ослеп и оглох, а левая сторона лица тут же загорелась от прилива крови. Если бы не сидел, мог и свалиться наземь! Ощущение было непривычным, ярким и запоминающимся, так как получать контактные удары от женщин мне пока не доводилось! В сравнении со знакомыми мужскими кулаками не в меру подозрительных ревнивцев эффект женской пощечины был обезноживающим и обезоруживающим. 
     Чтобы проверить, нет ли серьезных увечий, я подвигал челюстью. В рот попала кровь – значит, рассечена губа.
        - Теперь понятно, какие страсти претерпел горемыка Адам от вкусившей яблоко познания Евы! – пробормотал я. – Так с братом не обращаются, Чудо-чадо!
        - Ты мне никакой не брат, заруби это себе на носу! Для меня ты им не был, и не будешь! «Мужик, как бык: втемяшится в башку какая блажь - колом ее оттудова не вышибешь!» писал, если мне не изменяет память, поэт Некрасов.
        - Правильно, достаточно и отекшей физиономии, чтобы усвоить простую истину. Расстанемся бывшими друзьями, коли мы теперь даже не дальние родственники.
      Она уходила, как ребенок - легко, быстро, чуть загребая одной ногой с большой стопой.
     На следующий день я уехал в Москву, оставив родителей улаживать наследственные дела и даже не попрощавшись с Евой.
     Мне было досадно, что она одним махом разрушила радужные воспоминания об игрушечной женщинке. Умом я понимал, что для женщины даже в угловатом отрочестве шутливая аллегория с молотком и штангенциркулем может звучать обидно, но, казалось, жестокости не заслужил.
     Сентиментальная ностальгия сменилась холодной неприязнью к Еве, забывшей трогательную заботу о Чудо-чаде и, тем самым, предавшей меня и память о волшебном прошлом.
     Мама вышла на пенсию и уехала ухаживать за парализованной бабушкой в Севастополь, а отец через полтора месяца подал рапорт о переводе в распоряжение штаба Черноморского флота по изменившимся семейным обстоятельствам. Все время до переезда он посвятил волокитной процедуре моей постоянной прописки в богемном убожестве на Кутузовском, 24.
    В квартирно-эксплуатационной службе морского министерства пошли ему навстречу, скорее всего потому, что понимали: следующие жильцы вряд ли будут происходить из потомков самоотверженных бунташных казаков, которые прежде озабочены светлыми идеалами, а уже потом - зипунами.
    В Крым я приехал летом на неделю на похороны бабушки, но после поминок Ева, для которых оделась в черный бесформенный балахон и повязала траурный платок, закрывающий лоб, с узлом под подбородок, избегала встреч под предлогом занятий, то в вечерней музыкальной школе, то в секции спортивной акробатики, то на курсах вышивки макраме. Мне дома хватало бесконечных разговоров с мамой за кружкой пива и лекций по отечественной истории в военно-морском училище по просьбе отца, где тот работал по совместительству в должности профессора.
    Вечерами мы по школьному маршруту фланировали по горбатым улицам родного города с бывшим однокашником Лешей Довженко. Он учился на заочном отделении инженерно-экономического факультета Полиграфического института, и в Москве мы изредка виделись во время его заездов на сессии. Общих тем для разговоров становилось мало, а воспоминания об уроках на фоне новых специальных предметов в институтах выглядели малозначимыми. Здесь же в памяти на фоне привычного ландшафта оживали образы прошлого, лица приятелей и подруг, у которых оказались фатальные судьбы, несмотря на отличные аттестаты зрелости и золотые медали. Некоторые из тех, кого учителя хором прочили в научные гении, оказались в тюрьме, другие из победителей всесоюзных олимпиад превратились в алкоголиков и наркоманов, а признанные гордые красавицы стали матерями-одиночками. Бывшие середнячки, как мы с Лешей, наоборот, успешно карабкались вверх по лестнице жизни. Этот парадокс мы могли обсуждать нескончаемо долго.
    Нас всегда чуть поодаль сопровождал крепыш Петька Шаяхметов. Он учился с Евой в одной школе, и вежливо вступал в разговор, когда к нему обращались по поводу того или иного человека из нашего выпуска. В последний день, простившись с Лешей и возвращаясь, я спросил:
         - Петя, зачем ты гулял с нами? Тебе же было скучно выслушивать мемуары великовозрастных умников. Своих забот нет?
         - Я вас, хлюпиков аристократических кровей, охранял на всякий случай. У нас в потёмках в городе неспокойно, ребята припортовые с северной стороны шалят, с заводскими не ладят. Могли бы вам ненароком бока намять, а то и что похуже.
         - Можно подумать, что ты со всей шпаной дружбу водишь?
         - Сыну мусорной пролетарки шпана, как ты выразился, не опасна – мы одного поля ягоды. Договорился бы с пацанами по-хорошему, по крайности местными авторитетами прикрылся.
         - Ишь ты, какой охранитель дворянской чести нашелся! Кто тебя просил?
         - Ева, - бросил он.
   Сделав вид, что ищу сигарету в пачке, смущенно поинтересовался:
         - Сейчас придумал, чтобы мне досадить?
         - Зачем? Мужик ты свойский. В детстве с дворницким оборванцем возился, играл, щами адмиральскими, пряниками с шоколадном маслом и пирожными с марципаном потчевал. По сию пору помню их вкус! Сладкое в малолетстве забывать не получается! И дареную матроску мамка бережет: нет-нет, да и достанет из гардероба, чтобы всплакнуть о молодости.
         - Забавной вы были парочкой в детстве! Помню, когда водил вас в передвижной зверинец. Оба дрожали от страха перед клеткой с бабуинами, за ручки взявшись, но не сбежали. Ева в тот раз мужественно собралась с духом и спросила: «Почему у них попки красные?»  Я пошутил: «Большими учеными они хотят стать, за книжками много сидят – читают!» А она в ответ: «Не буду любить ученых! Они плохо нюхаются без штанов!». «В штанах разве лучше?» - «В штанах не видно!» А как трусил и кусался ты, когда я с боем и рёвом усаживал на ослика, чтобы сфотографировать на память. Считай, что подвиг, если измерять количеством пролитой крови, совершил!
     Петька усмехнулся:
         - Такое не забудешь! Камня за пазухой против тебя не держу, не думай. Еву жалко! Она тебя досмерти любит, но боится из-за давней ссоры. Когда ты в квартире наверху со стариками чаевничаешь и лясы точишь, она сидит окаменелая на скамейке за спортивной площадкой в затишке, где ее ниоткуда не видно, и молчит, - он громко сглотнул слюну и добавил, - Я вашу Еву давно люблю и по достижении трудовой самостоятельности жениться на ней хочу.
        - Люби себе на здоровье, женись, раз приспичило, – я тебе не помеха! У Евы в голове путаница, как положено девушкам в транзитивный период, - Петька недоуменно взглянул на меня. – Проще говоря, в переходный возраст полового созревания, когда детские переживания накладываются на мечты. Сексуальное влечение девочки к отцу или старшему брату в психологии называется подсознательным Эдиповым комплексом, и к глубоким чувствам отношения не имеет. Подрастет она, и вступит в права первая любовь, где старшим братьям места нет, тем более что я исчезну из поля зрения. С глаз долой, из сердца вон!
    С тем я тогда уехал.
    В переписке с родителями я передавал «девочке Евочке» дежурный привет, но, честно говоря, вспоминал ее лишь по ассоциации с юношескими реминисценциями. Кругом хватало и забот, и хлопот, и женщин, вступивших в следующий после разочарования в первой любви переходный возраст – от ожидания Прекрасного принца к поискам мужа, или временного междумужества…
    Часто затрезвонил междугородный звонок. Я кратко обрисовал отцу ситуацию, он надолго замолчал, - чувствовалось, как по привычке, адмирал в волнении покусывает нижнюю губу, - и после лаконичных слов «Приезжай, разберемся!» повесил трубку.
    Спустя три дня меня вечером встречали за празднично сервированным хлебосольным столом, разрешив лишь умыться с дороги. Отец стоя произнес тост за пополнение военнослужащими рода Залесских, и семейное торжество пошло обычным неспешным порядком.
    Я, не вдаваясь в подробности жестких условий заявления о добровольном вступлении в армейские ряды и умолчав об очевидном направлении в Афганистан, веселил домочадцев описанием военкома с вышитыми навечно звездами, шутил, что нигде не могу купить армейскую фляжку и просил отца при случае прислать хромовые сапоги для сержантского форсу.
   Скользя из вежливости  взглядом по Еве, заметил, как она напряжена: руки, лежащие на столе, заметно дрожали.      
    После поедания гуся с яблоками, которого, судя по многозначительной реплике мамы, приготовила Ева, не любивший табачного дыма отец разрешил мне закурить, не выходя на кухню, и перешел к деловой части:
       - Мы тут посовещались и решили, что на Кутузовском на время твоей службы временно пропишем Еву. Сам видишь, что у матери неважно с ногами – ходит с палочкой да по пристеночкам, а я службу не могу оставить. Она согласна посторожить семейные пенаты и для этого будет сдавать экстерном выпускные экзамены, чтобы в январе переехать в Москву. Жертвует выпускным балом, между прочим! С гороно вопрос мною согласован. Девочка будет поступать  в университет на журналистику, и полгода для обучения на подготовительных курсах ей хватит. Хороших репетиторов найдешь сам. Ты разбираешься в них лучше, зная эту публику, а оплачивать услуги будем мы.
    Я оборотился всем корпусом к Еве, и она впервые после той памятной пощечины прямо смотрела на меня, не отводя больших округлых с густыми ресницами голубых глаз, и сдержанно улыбалась, слегка приоткрыв жемчужные зубы за полными губами. Ее длинные золотистые волосы аккуратными волнистыми прядями широко разлеглись по прямым плечам.
    Однако женские формы под расклешенным от груди платьем конструкции «мешок» были не видны. «Штангенциркулем как была, так и осталась», зло подумал я.
    В остальном Ева отличалась тем прохладным северным очарованием, которое умиротворяет и успокаивает мужчин. но не воспламеняет их.
      - Папа, а как насчет юридического аспекта в смысле прописки? В Москве после Олимпиады он стал притчей во языцех: одни препоны!
    Ева, не говоря ни слова, протянула мне через стол паспорт. Там значилось: «Кремс Ева Юрьевна. Национальность: русская».
      - Она будет для дотошных бюрократов в Моссовете приходиться тебе сводной или двоюродной сестрой - неважно, учитывая девичью фамилию мамы!
     Отец, заметив мое смятение, торопливо пояснил:
      - Ева выбрала фамилию самостоятельно, без нашего участия и, упаси Бог, принуждения. Поставила перед фактом!
    Она утвердительно кивнула.
    Я холодно поинтересовался:
        - Видать, у девочки Евочки случилась атрофия голосовых связок: она говорить разучилась и общается как неандерталец кинетическими средствами – жестами и  свистом. Или простудилась, поедая мороженное?
     Она вспыхнула:
        - Мороженым я в детстве объелась с твоей помощью так, что обхожусь без него! Да и о чем говорить, если Григорий Федорович детально изложил существо дела? Ты ведь сам мечтал, чтобы я была твоей сестренкой – желание и исполнилось!
     Услышав мелодичный голос, я вспомнил, что года четыре не общался с ней визави, и загустевший тембр ее взрослой речи вряд ли бы узнал.
    Захотелось напомнить ей давешний выкрик, что у нее нет, и не будет брата, но отец не допустил назревавшего конфликта:
        - Когда у тебя защита?
        - По плану Научного совета она состоится 14 февраля будущего года.
        - Надо же, перст судьбы – защита в день собственного двадцатипятилетия! Значит, так: после банкета на кафедре в ресторане семейно отметим день двойного рождения сына. Апартаменты в гостинице «Украина» я забронирую через своих знакомых: в твоей берлоге мы не поместимся!
      Я ушел в дальнюю комнату и завалился спать – от переизбытка впечатлений силы оставили меня, как пишут в бульварных романах.
      Завтракал я в одиночестве тем, что осталось в холодильнике: мама была на процедурах в грязелечебнице.
      Оставалось два дня краткосрочного отпуска.
      Надо подышать целебным йодистым воздухом, решил я, и позвонил наудачу Леше Довженко. Тот, к счастью, оказался дома на больничном и с воодушевлением принял предложение «прошвырнуться по местам боевой славы и разговеться».
      По дороге меня догнал Петька Шаяхметов. Поздоровавшись, я спросил:
          - Ты опять возложил на себя функции боевого охранения?
          - Случайность на сей раз, но компания тебе не повредит.
          - А почему ты не в школе?
          - Я учусь в кооперативном техникуме на отделении бухгалтерского учета, и через год распределяюсь в финансовый отдел на Судоремонтный завод. Правда, меня сразу заберут в армию, а повода для отсрочки нет.
          - Что же, на Руси положено выпивать на троих. Пойдем, устроим проводы в армию по надлежащей форме.
      Мы встретились в кафе, где заказали бутылку коньяка и горку бутербродов с сыром – колбасные и рыбные деликатесы теперь встречались только в севастопольских ресторанах. Это даже хорошо, сказал я приятелям, потом, что пора привыкать к армейскому меню, где «хлеб да каша - пища наша!»
    После первой рюмки за будущего защитника Отечества Леша спросил:
         - Олег, почему ты не откосил от армии? Твой отец – профессор, адмирал, член Всесоюзного Совета ветеранов, и для него такое дело провернуть ничего не стоило. Ты что, одержим совдеповским патриотизмом? Мой «шнурок», хоть и не воевал, и в полковниках остался, но в военкомате блат имеет: «белый билет» в связи с липовой астмой  давно лежит в кармане. 
         - Понимаете, ребята, как бы мы не хорохорились диссидентской закваской и прочтением всего Самиздата, как бы ни высмеивали лобзающих друг друга кремлевских маразматиков, все хотим жить в сверхдержаве. Ее надо кому-то поддерживать, особенно во время упадка экономики, культуры и нравов - бодрым голосом провозгласил я.
     Мне не хотелось им объяснять суть коллизий негласного соглашения с военкомом, чтобы не выглядеть загнанным в угол страдальцем – договор, в конечном счете, был взаимовыгодным.
     Петька вздохнул:
         - Хорошо тебе капризничать, Олег, и гонор сословный выказывать. И блата, как у Леши, у меня нет. В институт мне поступать нельзя – мать хворает, а алименты папашка скоро платить перестанет. И пойду в кирзовых сапогах с песней «Не плачь, девчонка!» по улицам какого-нибудь златоглавого Крыжополя…
        - Петька, а ты возьми в жены кормящую мать с младенцем, - со смехом посоветовал Леша. – При двух иждивенцах военком тебе даст вольную года на два, а потом и вообще забудет. Кому в армии бухгалтер нужен – там своих прапорщиков навалом! А еще проще жениться на беременной дурочке, которая по деревенскому невежеству прозевала время безвредного аборта. Пока ребенку не исполнится год, ты будешь неприкасаемым.
     Я внес свою лепту:
        - И упаси тебя Бог от фиктивного брака! Здешние горячие хохлушки запросто сделают его эффективным.
     Мы развеселились, представляя окруженного пеленками и сосками Петьку на фоне пожилой дородной матроны с  орущим сопливым пацаном на руках, и выпили за его свадьбу.
     После этого обходились без здравиц, ибо вернулись к привычной и вечной трепотне с Лешей о девчонках и мальчишках из нашего класса, - как, что и где они сейчас.
     Петька молчал, но, когда бутылка опустела, вернулся к разговору об отсрочке в связи с женитьбой:
         - Идею, Леша, ты хорошую подкинул, но где найти такую вдовушку? Они, наверно, все страшные с лица, раз мужики их бросили, или в бальзаковских годах, раз остались «одноночками»? Вот бы найти одинокую бабёнку, чтобы была бы и тонкая, и звонкая, и ноги от ушей.… Тогда и всякого, хоть чужого ребенка приголублю!
         - Ты в зеркало посмотрись, Петр Великий! – съязвил Леша. – Ты отнюдь не Шон Коннори! А долгоногие пышнотелые красавицы, почти как по Ильфу и Петрову, любят богатых, плечистых, жизнерадостных певунов с гитарами и непризнанных поэтов, а не скучных фабричных счетоводов. С лица воду не пить, коли решил вступать в законный брак!
      Он двусмысленно ухмыльнулся, и тут же обернулся ко мне:
         - Олег, а ты завтра возьми да и  женись на Еве! Получишь отсрочку по ее беременности, и пока суд да дело, из призывного возраста выйдешь.
        - Петя, от ее пятидесяти килограммов дранки со шпатлевкой сам в армию сбежишь! – молодецки приосанился я, заслужив нетрезвый признательный хохот.
     Вечером я пожалел о своей мальчишеской браваде: Петька обо всем доложился Еве.
     Когда сели ужинать, она была густо напудрена, чтобы скрыть заплаканное лицо. Отец холодно выговорил мне:
        - Олег, ты вел себя неподобающим для мужчины образом. Немедленно извинись перед девочкой публично, и в будущем не смей Еву обижать ни словом, ни делом. Неважно, что ты ляпнул оскорбление не ей в глаза, а в пьяной похвальбе перед собутыльниками - мужские сплетни грубее и навознее женских, и ранят гораздо глубже. Казарменный юмор в общении с ней требую прекратить раз и навсегда, понял? Соблюдай субординацию и дистанцию, как положено солдату по уставу!
     Я встал, попросил прощения и поклялся соблюдать субординацию и дистанцию: мне и вправду было очень стыдно!
     Ева кротко кивнула и заревела в голос, как Чудо-чадо в детстве – от накопившейся обиды.
     В Москве я жил и работал, словно в предсмертной лихорадке, боясь не успеть чего-то сделать, или доделать. Как назло, редакция солидного журнала еще и заказала обширную юбилейную статью. Мотался к машинисткам, которые начисто перепечатывали диссертацию, сидел допоздна с дипломниками в институте, а дома меня ждала доцент Верочка Колосова с женской заботой, которая отбирала последние силы в алькове.
    Не заметил, как пролетели новогодние праздники, тем более что остался в одиночестве и без ёлки: праздник считался семейным, и Верочка отъехала к своим родителям в рязанскую провинцию. В беспорядочной суете я не раз ловил себя на мысли, что с юношеским нетерпением жду телеграммы из Севастополя.
    Почтальон принес ее накануне Татьянина дня, когда сессионные сидения были позади и наступили студенческие каникулы: до защиты диссертации оставалось три недели.
    Назавтра, идя на перрон, купил у интеллигентной дамы в потертой шубейке букетик домашних фиалок и встал в центре, чтобы не затеряться в толпе у кромки. Ева вышла из вагона последней и стала растерянно озираться.
    Я подкрался сзади и вынес через плечо цветы к ее лицу. Она испуганно отшатнулась, чтобы, обернувшись, облегченно вздохнуть и заулыбаться.
        - Страшно боялась, что ты не получил телеграммы, а сама бы заблудилась в Москве – никогда тут не бывала! Спасибо за цветы; честно говоря, столь галантерейного обхождения от тебя никак не ждала!
        - Невысокого ты мнения обо мне, однако, - ничто человеческое москвичам не чуждо, завет пионеров-тимуровцев помогать детям и старушкам мы помним и блюдем! Ну, а до Кутузовского, 24, тебя бы довез любой; без разницы, таксист или чекист, – рядом дом Генерального секретаря товарища Брежнева. В каком купе багаж?
    Увидев неподъемный с виду здоровенный матерчатый тюк и старинный фибровый чемодан с деревянной ручкой и железными уголками, я сник.
        - Чего ты понапихала сюда, будто на БАМ ехала – ни в одну машину не влезет? Тут будет не меньше пуда веса! – ворчал я, приноравливаясь, как бы взяться за груз и вынести его за одну ходку.
        - Меньше слов, больше дела, названый братец! Хватайся за узлы и развивайся физически. Дома разберемся.
    Поэтапно, начиная с помощи носильщика и таксиста и кончая слесарем ЖЭКа, я поднял поклажу на пятый этаж, сам внес тяжести в квартиру, где сел, чтобы вытереть пот. Видно было, что Ева с мамой капитально готовились к переезду, по-хозяйски и с дальним прицелом. 
    Ева, как была в потертых джинсах и балахонистом свитере, быстро кругом обошла квартиру, заглянув во все закоулки и стенные шкафы, и села на кушетку беседовать:
       - Так, с кухней разобралась – Авгиевы конюшни, понятное дело! Засаленные кастрюли и сковородки вычищу завтра. Мытье холодильника отложим на послезавтра – его долго размораживать придется. Щербатую столовскую посуду и бессупружние, или для непонятливых - холостяцкие граненые стаканы, выброшу сегодня, не обессудь! Это - плохая примета для добропорядочных хозяев! В ванной сломана защелка: пойдешь и купишь новую, чтобы я без свидетелей душ принимала и бабьи срамные места подмывала. Теперь распределим спальные места, чтобы я нашла место поблизости для интимных женских принадлежностей. Где будет дровяной склад для моей дранки со шпатлевкой?
    Я покраснел, но стерпел выпад:
      - Твоим будет царское ложе в алькове с тумбочкой и вешалкой в нише. На всякий случай в припадке стыдливости, можешь использовать занавесь из панбархата. Она, кстати, имеет и свойство звукоизоляции. Я займу кушетку потому, что люблю перед сном смотреть телевизор, да и другого места нет. Работаю и курю я, как правило, на кухне, где есть вытяжка. И, пожалуйста, не надо больше напоминать о глупой выходке в Севастополе. Ты же там приняла мое привселюдное покаяние, а про дистанцию и субординацию я помню.
    Она не ответила и обеими руками стянула через голову свитер, после поправив заголивший плечо вырез на пятнистой рубахе, которая напоминала по покрою мешковатую блузу русских художников-авангардистов начала века. Судя по контурам, мое богатое воображение нарисовало под ней тумбообразный торс с обвислыми бедрами, дополненный астенической грудью и тощими ногами
    Чтобы переменить тему, я спросил:
      - С какими отметками ты школу окончила, похвастайся?
      - У меня серебряная медаль - по физкультуре лишняя «четверка».
      - Не может быть! – искренне подивился я, вспомнив о весомой оплеухе. – С твоими атлетическими данными тебя педагоги явно недооценили.
      - Самооборона без оружия в школьную программу не входит, как и юбочные способы приведения хамовитых мужланов в чувство, - съехидничала она и показала язык, как в свое время Чудо-чадо, в чем-то перехитрив меня.
     Душевного разговора между нами не получалось.
     Ева ощутила это первой, и поднялась. Я подивился, какой она стала высокой – с меня ростом.
      - Ладно, давай разбирать багаж, время не ждет!
     Она раскрыла чемодан и достала оттуда синий халат с хлястиком сзади, который носили уборщицы в старых школах, и ушла в ванную, чтобы принять душ и переодеться.
    Я закурил, чтобы задуматься о произошедшей перемене. Ко мне в дом вошла настоящая хозяйка – властная, волевая, сильная и знающая себе цену казачка. Самым удивительным было то, что Ева опять владычествовала надо мною, как в раннем детстве в утренней постели, и не было желания противиться чудачествам милой рассудительной крохи, хотя та давно выросла из розовой пижамки, и я больше не заплетал ей косички. Пусть покомандует – у нее с рождения есть атаманская жилка!
    Она скоро возвратилась с копной золотистых волос, перетянутых сзади у шеи резинкой, в своей синей рабочей спецовке и первым делом принялась за альков, с неприкрытым отвращением выкидывая оттуда на пол по очереди простынь, наволочки и одеяло.
      - Олежка, найди какую-нибудь рогожку и заверни это вонючее тряпье! Выбросишь вечером, когда выйдем на прогулку для ознакомления с окрестными магазинами и предприятиями бытового обслуживания.
      - Девочка Евочка, проще сдать белье в прачечную, нежели вышвыривать на помойку. Одеяло можно сдать в химчистку.
      - Кошечий запах не выведешь никакими щелоками и кислотами, а семейство мяучащих тварей не терплю с детства, если ты помнишь. И пятна от их выделений не отстирываются – только бледнеют!
      - Тут отродясь не было, ни котов, ни кошек!
      - Значит, так воняют твои сожительницы, которые при спаривании натужно кряхтят, как при запоре, попёрдывают и чвакают секреторной жижей! Предпочитаю спать на чистом от грязи белье. Новое одеяло я привезла с собой – мама подарила.
    От чересчур физиологических описаний поведения женщин в минуты совокупления на меня накатила тошнота.
    Откуда у шестнадцатилетней девочки, пусть и начитанной медалистки, нашлись такие сильнодействующие эмоциональные гиперболы?
        - Да, журналисткой ты станешь знаменитой – в таких экспрессивных выражениях описала женский оргазм, что сразу так и хочется в монастырь уйти!
        - Не перепутай двери сгоряча: в женской обители ты многократно заблудших греховодниц исповедовал меж седалищных бугров! Да и говорила я не об оргазме, а о случке, что суть разные явления.
        - Еще пару твоих красочных натуралистических зарисовок, и я стану импотентом или заболею хронической мизогинией, то бишь психопатическим отвращением к женскому полу! – пообещал я.
        - Импотенция излечивается травами и женьшенем, а мизогиния никогда не распространяется на отношения больного с матерью и сестрами. Во всяком случае, в общении между мной и тобой она проявиться не может, - проявила редкую эрудицию Ева, пристально рассматривая меня - как хирург пациента, которому предстоит попасть под нож на операционном столе.
    Этот взгляд был знакомым: так Чудо-чадо сосредотачивалась в детстве, принимая важное решение.
    В разгар выгребания хлама из-под кровати, среди которого обнаружились не только числившие потерянными зажигалки, но и одеревенелый от времени разорванный бюстгальтер, а Ева, стоя надо мною, ползающим по полу, оценила размер его чашечек на глазок и посочувствовала опаздывающей к рогоносцу-мужу жене, которая умчалась, «на ходу поддерживая обвисшие до пупа сиськи», вошла доцент Верочка Колосова.
    Как у нее оказался ключ от квартиры, я не имел представления: наверняка, она тайком себе сделала дубликат.
    Возникла вечная гоголевская «немая сцена». Я успел встать на четвереньки подобно мифическому Гераклу у ног прекрасной Омфалы и прохрипел, давясь от пыли:
           - Познакомьтесь, Вера Владиславовна, с моей двоюродной сестрой!
           - Теперь это так называется?
    Ева подбоченилась и, опасно поигрывая веником, ответила:
           - «Это» относится только к вам, любезная залётка. Воспитанные люди загодя уведомляют о визите, или в дверь звонят, а не подкрадываются аки тать в нощи.
           - Ева, мы работаем вместе на кафедре, и коллега доцент Колосова пришла ко мне еще раз обдумать план доклада на защите, - бормотал я, пытаясь подняться, но не смог: Ева тяжело поставила ступню на подколенную область.
          - Чем ей думать? У твоего доцента одна извилина, и та прямая промеж ног! Ей приходится все время, как замечено у Гоголя, чтобы казаться умной, нижнюю губу натягивать на верхнюю!
    Верочка могла лишь по-рыбьи открывать и закрывать рот.
           - Милочка, - методично добивала онемевшую жертву Ева, - понятно, что после того, как возлюбленная коза сдохла от переутомления, Робинзону Крузо на необитаемом острове было весьма тяжко, но непорочный Пятница с лихвой заменил ее, а заодно и попугая. Сегодня среда, но у потерпевших кораблекрушение обычно неточный календарь. Я – Пятница, и приехала надолго! Оставьте отмычку, и выметайтесь. Иначе коллега вмиг окажется калекой!
    Доцент Колосова в сердцах швырнула ключ в открытую ванную и ретировалась, грохнув дверью.
           - Поднимайся, бабий пластун! - приказала Ева. - Почему мужчины так однообразно врут, никак в толк не возьму! Надо же было тебе приютить такую кочерыжку – ни рожи, ни кожи, между ляжек колесико, плоский задик матросика, промеж ножек – пожарная просека, да и талия на шее! Правильно бают крымские рыбаки: на безрыбье и раку порадуешься.
     Я дрожащими пальцами зажег сигарету:
           - В умении рифмовать пакостные образы ты заметно преуспела, но не представляешь, что произойдет на кафедре!
           - Ничего не произойдет, будь спокоен. Ни одна женщина не станет рассказывать, как ее с позором выставили за порог. А когда я покажусь на защите вкупе с родителями, болтать будет не о чем.
           - Ты лишила меня личной жизни!
           - Я лишила тебя износившейся подстилки, которой место на свалке. У этой дуры ни лица, ни фигуры! Если хочешь, можешь догнать свой пыхтящий самовар, фетишист несчастный! Эта особа выглядит страхолюднее, чем мойщица горшков из детского сада колхоза «10 лет без урожая»! Но совокупляться здесь не позволю!
           - Приговор окончательный и обжалованию не подлежит, ваша честь? - я сделал вид,  что огорчился. – Отныне мне уготован регламент муравья: с рассвета до заката трудиться, чтобы в темноте спать ложиться!
           - По мне, никакой личной жизни у тебя вовсе не было. Ты под этим словом понимаешь беспорядочное безделье вроде студенческого «общего супа» на бульоне из-под магазинных пельменей, куда заправляются все объедки с маслом, оставшимся в банке от шпрот.
           - «Занимательная философия для любознательных», часть первая, - ради сохранения возрастной  дистанции скучно произнес я, с удивлением распознав в подборе эвфемизмов и расстановке слов собственную манеру речи в юности! Такие парадоксальные репризы я произносил на конкурсах капитанов КВН, когда решалась судьба команды. Однако голос Евы был звонче, и паузы она держала точнее по хронометражу благодаря замечательному музыкальному слуху, которым я был обделен от природы; оттого ее юмористические миниатюры немедленно достигали поставленной цели и обескураживали собеседника.
     Надо же, подумал я, как многому Чудо-чадо научилась, с детства приходя с покойной бабушкой наблюдать мой первый сценический образ «реактивного импровизатора»: такой эпитет до последнего звонка  прилепился ко мне благодаря злоязыким товарищам. 
    Фронтальная приборка квартиры завершилась к исходу дня.
    Уставшие, мы присели перевести дух на кушетку. Говорить не хотелось, тем более что за уборкой Ева успела между руководящими указаниями подробно поведать о том, что родители серьезно хворают, но внешне бодрятся – сказываются последствия ранений и прочих военных тягот, что ее большие статьи трижды напечатали в областной газете, что Петька Шаяхметов накануне сделал предложение руки и сердца, и обещал подождать полтора года, пока ей исполнится 18 лет.
      Мне почему-то неприятно было слышать о серьезных брачносемейных намерениях Петьки, но за шумом пылесоса мы отвлеклись на обсуждение бессистемной расстановки книг на полках и их более рациональным размещением, и к этой теме не возвращались.
      Зато пришлось выслушивать льющиеся потоком бесконечные колкости и прибаутки по поводу моих любовниц, которым, как повествовалось в русских летописях, «несть числа», с юмористической реконструкцией их убогой внешности, когда Ева находила в самых неожиданных местах женские шпильки, заколки, гребни и расчески с остатками волос различного окраса.
     Апофеозом стали старые плавки с деревянной прищепкой изнутри, обнаруженные наверху трехметрового стеллажа
           - До реки отсюда далеко? – деловито осведомилась Ева, стоя на стремянке и брезгливо держа находку двумя пальцами.
           - Москва-река рядышком, в десяти минутах ходьбы, - ответил я, мрачно предугадывая, какого сатирического пассажа ожидать на сей раз.
           - Страшненькая была тётка, сразу видно: чтобы ты не потерял эрекцию, пока она стащит с себя закрытый купальник с ортопедическим корсетом, удерживала наполненность кровью фаллоса принудительно простейшим механическим устройством. Молодчина, большая изобретательница!
     Объяснять, что так не бывает, не было сил. Тут я вспомнил, что под настойчивым девичьем напором в приведении в жилой вид квартиры оставил Еву голодной. Не сообразил даже напоить чаем после поезда, хотя накануне купил в кулинарии на Арбате торт «Прага» и нажарил шницелей с карликовой бельгийской капустой.
           - Девочка Евочка! Я как последний болван не покормил тебя с дороги. Давай исправим мой досадный промах, и устроим скромный пир. К тому же сегодня праздник русских студентов – не грех и рюмочку спиртного выпить за успехи прошлых и будущих мучеников на ниве просвещения!
     Я боялся, что она найдет повод отказаться, но Ева легко согласилась. 
           - Марш на кухню, нечего смотреть, как названная сестра копается в своих тряпках! И не оглядывайся – пройду в ванную неглиже. В мое временное отсутствие оденься поприличнее, накрой на стол и жди, пока приведу себя в надлежащий вид.
     Когда за стенкой зашумела вода, я надел белую рубашку и единственные отглаженные брюки вместо джинсов, разогрел мясо, выставил на кухонный столик бутылку «Чинзано», фляжку импортной польской водки с золотинками внутри, и замер в ожидании.
     Терпение иссякало, водка грелась, а горячее остывало, когда Ева, наконец, появилась, чтобы разом заполнить собой весь обозримый объем кухни.
           - Позвольте представиться: молоток со штангенциркулем, артикул – Ева Кремс!
     Повинуясь естественному внутреннему порыву, я вскочил от восхищения.
     Зрачки в глазах от изумления обычно сходятся к переносице, но у меня, похоже, они разъехались в разные стороны - иначе совершенное создание природы по имени Ева было не обозреть! 
     Передо мной стояла высокая стройная юная женщина редкой красоты в сиреневом облегающем кружевном платье-бюстье с открытыми плечами. Сразу вспомнилась Джина Лоллобриджида в роли Эсмеральды в фильме «Собор Парижской богоматери», которая одним своим обликом затмила блестящую игру Энтони Куинна.
     Мне пришлось повидать много женщин, но увидеть в реальной жизни подобную и не мечтал! В уме сумбурно копились метафоры о божественном образе, венце творения, Галатее, наконец, но они шуршали шелухой, - до головной боли хотелось прикоснуться и убедиться, что она материальна, и существует в моем измерении, что она - не каприз возбужденного разума.
    Ева привела меня в чувство приземленной присказкой:
        - Закрой рот, не то ворона залетит!
    Повернувшись в профиль, она наклонилась, чтобы стереть пятнышко с коленки, и я увидел, как провисли большие груди, и натянулась ткань на округлых полушариях бедер, где в проемах между кружевами белела узкая тесьма трусиков.
     В голове бурно зашумело:
         - Ты чудо, которая чадо!
     Довольная произведенным эффектом, Ева едко поинтересовалась:
         - Ну и как, гожусь я для эмблемы профтехобразования, или дранки маловато? Божечки, какая я тогда была прыщавая, и, понятно, почему сердечными проблемами какой-то неоформившейся пигалицы Евы тебе заниматься не хотелось!
    Похоже, она мне тех глупых сравнений вовек не простит!
         - Перестань сыпать соль на раны! – взмолился я. – Давай ужинать!
    Мы сели напротив друг друга через стол, я наполнил рюмки и произнес торжественной тост за Татьянин день, но получилось нечто настолько бессвязное, что она засмеялась:
         - Приятно видеть, как, разглядев созревшее Чудо-чадо, ты лишился навыков импровизации. Такие тосты нужно заносить в хрестоматии по психиатрии: надо же ухитриться свалить в одну кучу тещу графа Шувалова, Хрущева и меня! Поэтому, давай говорить нормальным языком, без пустопорожнего юбилейно-поминального пафоса, но вначале поедим. Я действительно проголодалась.
     Она не спеша ела, в перерывах, чтобы сделать глоток вина, спрашивая о том, где купил полуфабрикаты, почему настолько обленился, что сам себе не готовлю, и где ближайший кинотеатр. Я что-то отвечал и обещал, чуть отпивая из рюмки, чтобы проглотить застревающие в пересохшем горле куски и все глубже впадал в паническое состояние, не зная, как себя вести.
     Я вторично и на сей раз безнадежно влюбился в Чудо-чадо!
          - Олежка, объясни, почему ты не женился, будучи студентом? – спросила она, доев горячее и аккуратно промокнув губы салфеткой. – Девчонки на курсах английского языка рассказывали, что в общежитии  те, кто побойчее, и ушлыми мамашами целевым образом сориентированные, обычно стреноживали самых породистых жеребцов, подманив кого борщом, кого телом, кого случайной брюхатостью, - чего, как известно, у женщин не бывает, разве что в кино, -  а кого папиными блатными связями. Как ты миновал такие капканы и ловушки?
         - Чутьё у меня звериное, вернее - наблюдательность. Да и выпивал в меру, гурманом и сластёной не был. Не допускал позиции, где меня можно оседлать, и в других случаях умел вовремя соскочить. Тебе не вредно такие откровения слушать?
         - Ничуть! – спокойно ответила Ева. – Даже познавательно, особенно если поделишься деталями. Если ты примешься объяснять как ребенку, что мы, в конечном итоге, люди, а не самцы и самки, то красочно описывай, как мужчина испускает из пупка лазерный луч, от которого женщина производит детей почкованием. Учти, что в нашей глубинке столичные сексуальные новинки давно в ходу. Московские тёлки на пляжах фотографируются к морю передом - к камере задом, и наоборот, балконом наружу, коленками в противоположные стороны, на цыпочках с откляченной кормой! Вместо купальников на них нечто из трех треугольников: два поменьше - сверху спереди, второй чуть поболее - снизу, которые соединяются только узенькими полосками, а разрез между нижним приходился аккурат на промежность. Платья приезжие носят чуть пониже попы и чуть повыше груди, похожие больше на пояс. Распространяется «быстрый секс», свинг, когда семейные пары обмениваются супругами, а для случки незнакомых людей сдаются квартиры. В центральных ресторанах правят бал молодки в «супер-мини» без трусов и, наклоняясь при вставании со стула, выставляют свои люльки-писюльки на всеобщее обозрение. Правда, по-моему, они их не моют.
         - Извини, но такие пошлые детали мне с тобой обсуждать вроде бы рановато!
         - Ладно, отложим. Ну, а влюблен ты был хоть раз? – не отставала она.
         - Был грех, понравилась мне одна девочка. В областном Доме учителя по праздникам организовывались студенческие концерты, после чего были танцевальные вечера. Мне приходилось выступать на сцене в амплуа институтского конферансье. Там встретилась миленькая кроха, синеглазка с черными цыганскими волосами, только что без красной розы, вплетенной за ушком, которая со мной одним упорно в гляделки играла. На третий раз она, алея, как маков цвет, пригласила меня на «белый танец». Ну, я, естественно, первым делом спросил, где она учится. Она с гордостью ответила, что медичка. А я с умным видом говорю: «Оно и видно! От вас формалином пахнет». Девочка - в рёв, рысью вон, и больше мы не виделись. Язык мой - враг мой!
         - Еще одна жертва твоего непотребного юмора! Я думала, что только мне одной выпало великое счастье насладиться им в ассортименте.
     Ева отнесла пустые тарелки в мойку и аккуратно разрезала торт.  Похоже, она уловила моё смятение, заметив, между прочим:
         - Со мной в классе училась девчонка-армянка, которая говорила перед каждым уроком химии: «Ничего не выучила. Не знаю, куды бечь!» Ты о том же думаешь?
    Попытка сделать оскорбленное лицо не удавалась, и я просто залпом допил рюмку, чтобы соврать:
         - Я задумался, как охранить тебя, несмышленую и симпатичную, в полной соблазнов Москве и оградить от здешних прожженных ловеласов и всяческих пройдох.
         - Неправда, ты мучаешься потому, что раздваиваешься между моим детским и нынешним обличьем. Ты вот ни разу не дотронулся до меня за весь день: вначале из давней неприязни и пресловутой дистанции, а теперь, чтобы не дать возгореться мужскому темпераменту. Так дело не пойдет, мой хороший. Во-первых, в душе я осталась девочкой Евочкой, которая любит тебя по-прежнему преданно, и доверяется во всем. Во-вторых, я – живой человек, которого надо иногда и за руку поддержать…
         - Или за ногу, - продолжил я в той же тональности, и тут же пожалел о сказанном.
         - Действительно, почему бы не начать с ноги? – с вызовом сказала Ева. Она поднялась, подошла вплотную и положила мою правую руку выше колена. - «Ничто не существует, пока оно не измерено», учил великий физик Нильс Бор.
    Мне стало нестерпимо жарко: кожа была атласной и теплой, и пальцы невольно сжались, чтобы не заскользить.
         - Не боишься, что синяки от мужской пятерни останутся? - просипел я.
         - Ничего страшного! Кроме тебя, лицезреть их никому не придется - можешь не сомневаться. Не стесняйся, действуй, тут простор большой.
         - Какой? – говорить я мог лишь односложно из-за пересохшей гортани.   
         - У меня длина ноги 95 сантиметров, - невозмутимо пояснила Ева.
         - Не может быть!
    Ева резко встала, без предисловий открыла аптечный настенный шкафчик за моей спиной, достала оттуда изрядно потертый «портняжный метр» с ржавыми металлическими заклепками на концах и с королевским величием протянула его мне. Встав на колени, я трясущимися руками приложил ленту к ее белокожей ноге, но цифры по возрастающей шкале оказались внизу – мне пришлось в буквальном смысле припасть к ее стопам.
    Она, глядя сверху, заливалась смехом.
           - С тобой и в кино ходить не надо! Как в голливудской сказке про багдадского вора – самодовольный султан превратился в червя.
     Когда я красный, как рак, ощупью задом уселся на ближайшую табуретку, она продолжала потешаться:
          - Какой же ты герой-любовник, если не знаешь, откуда у женщины ноги начинаются! Кто же от нижнего обреза трусов их меряет?
     Ева наступила на заклепку, задрала подол  и спустила трусики наземь.
     Я опешил.
         - Ничего нового ты для себя не увидел! Женщины внизу различаются только расцветкой, прической и широтой улыбки. Дерзай!
     Она натянула «метр» чуть повыше следа от резинки трусиков до незаметной, но ей известной косточки:
         - Нога начинается от точки сочленения бедренной кости с тазом. Смотри, сколько!
    Чувствуя себя донельзя измученным изощренными пытками ума и плоти, я покорно наклонился к налитому бедру, чтобы вдохнуть аромат лаванды и увидеть под пальцем цифру «95». Мысли путались: непонятно, дразнит она, играет или мстит мне за нанесенные обиды. Детская шаловливость непостижимым образом сочеталась в Еве с взрослыми женскими повадками! 
    А может, такова она и бывает - настоящая женщина без грима и ужимок?
    После того, как измерил по ее требованию талию, которая была 50 сантиметров в охвате, надо мною, наконец, сжалились. Я устало облокотился на столешницу, и Ева прижала мою голову к упругой груди со словами:
           - Вот она у меня подгуляла – высокая, обхват 72, полнота третья! Надо мне было бы в детстве грызть больше капустных кочерыжек, чтобы сиськи росли в соответствии стандарту, но заяц из меня не получился - не нравилось это занятие.
           - Не переживай, грудь, скорее всего, увеличится: девушки развиваются физически до 21 года, - сказал я, чувствуя, что меня лихорадит.
   Ева теперь смирно уместилась рядом, взяла мои руки в свои ладони, будто согревая, и примирительно заговорила:
           - Прости, пожалуйста, за то, что вела себя вызывающе. Я ехала в Москву в отчаянии, что ты отдаляешься навсегда и в никуда, откуда возврата нет. Все варианты поведения перебрала, дома решила быть ровной в отношениях и добросовестной домоправительницей, а увидела тебя, - словно бес в меня вселился. Не хочу тебя отдавать никому, не могу ни с кем делить, хочу принадлежать тебе  целиком, чтобы владеть денно и нощно – стать рабыней, чтобы быть госпожой! Нелогично? Да, наверное, но иначе женщина не достигает подлинного счастья. Принадлежать и обладать - вот кредо бабьей премудрости! Пока есть силы, буду биться за тебя не на жизнь, а на смерть!
         - Чудо-чадо, я не сержусь потому, что ты еще растёшь, и переполнена подростковым максимализмом. Безмятежное время, когда недоросли верят, что существует товарищеская дружба между мальчиком и девочкой, у меня давно миновало. Впредь прошу учесть, что я по капризу случая в некотором роде мужчина с врожденным инстинктом продолжения рода, восходящим к диким  троглодитам, и от застоя крови в членах могу запросто отдать концы. Врачи «скорой помощи» поставят диагноз – инсульт! Насчет долгой жизни не скажу, но скорая смерть мне обеспечена, если будешь таким способом и дальше испытывать меня на стойкость к соблазнам. Можно, конечно, духовно спастись как отец Сергий у Льва Толстого, отрубив себе палец, но лучше целехоньким лежать в гробу!
     Ева огорченно, как мне показалось, вздохнула:
          - К сожалению, я - неваляшка сиречь старорежимная девственница! Подружки в классе избавились от этой еврейской добродетели и быстренько вставили себе контрацептивные спирали. Я осталась одной из немногих, кто не пожелал опорочить себя скотским перепихиванием из любопытства в зассаной подворотне или на загаженном чердаке.
          - Для Петьки себя бережешь? – холодно уточнил я: предложение Еве выйти за него замуж то и дело всплывало в памяти.
    Она сверкнула глазами и сжала кулаки; я на всякий случай отпрянул к стене.
          - Хотя мировые авторитеты настаивают, что сильные душевные порывы сдерживать не следует, по физиономии на сей раз бить не буду. Для кого себя берегла, обсудим подробно и попозже. Смею тебя заверить, что Петька тут не причем, - она остыла и рассудила, - Выход я обязательно найду!
          - Чтобы искать выход, надо вначале войти в замкнутое пространство, - невесело констатировал я. – Эта тривиальная истина формальной логики. Входа, как понимаю, не существует. Тогда и не стоит искать выхода! Разве что взлететь вверх как птичка-невеличка? Но с твоими габаритами воспарять будет трудновато.
         - Как прикажешь это понимать – как очередной сомнительный комплимент или оскорбление в духе штангенциркуля, клееной дранки или формалина? – глаза Евы стали угрожающе узкими.
        - Никак, - утомленно ответствовал я. – Просто тебе с волшебными длинными ногами, тончайшей  талией и лебединым изгибом шеи больше подходит сравнение с африканским страусом, а не с порхающими пернатыми. Да и то с поэтическими преувеличениями: самки у страусов невзрачные и пугливые! Поэтому кладку охраняют и яйца высиживают самцы. Одним ударом ноги страус льва сваливает, а если ему в морду попадет, то убьет!
       - Значит, я ко всему прочему и мужеподобная?!
     Ева стала неторопливо подниматься, знакомо отводя назад правое плечо, но я вовремя схватил ее за коленку и легонько сжал.
     Она возмущенно вытаращилась, напряглась и тут же обмякла, чтобы, круто наклонившись, прижать обеими руками мою ладонь теснее.
     Ее правая грудь от резкого движения выскочила из-под платья и заалела обширной ареолой с долгим соском посередине, но Ева не поменяла позу. Она лишь умело встряхнулась, чтобы наружу выпала другая, и притворно вздохнула, не сумев, однако, картинно  покраснеть для соблюдения великосветских приличий по канонам тургеневских барышень.
     Перемена в девушке была поразительной – ее расширившиеся глаза восторженно лучились блаженным упоением!
     С минуту или две мы не двигались потому, что оба не хотели.
     Наконец, она потянулась ко мне лицом и начала жадно целовать щеки лоб и нос, пока я не положил свободную левую руку ей на затылок, чтобы соединиться губами. Целоваться она не умела, но я языком прошелся по уголкам рта и ноздрям, и Ева от щекотки разжала зубы.
     Казалось, что это - мой первый юношеский поцелуй. Он был таким же  чистым, свежим и сочным как лесной воздух на весенней заре.
     Я бережно посадил ее на колени, и Ева, обхватив мне шею, не переставая, жадно целовалась, положив мои пальцы на обнаженную грудь и прося в перерывах «Сильнее сожми сосочек!».
     Она была вынуждена упираться в пол, чтобы не упасть, и подол задрался к талии, а ноги широко раздвинулись, обнажив рыжеватую елочку волосиков на лобке и нижние набухшие полураскрытые губы подобные венчику распустившегося лотоса  с выступающим и ожидающе наполненным силой рыльцем пестика. Как там сказано у буддистов: «Цветок лотоса, рожденный из грязи незапятнанным, пребывает в сансаре!» Я перенес туда руку, плотно закрыв разгоряченную промежность от света – заодно и от своих глаз.
     Ева задрожала и торжествующе прошептала:
             - Свершилось! Ты станешь моим!
     Она осторожно распрямилась, оставив все, как есть, и прерывистой скороговоркой, но в полный голос сказала:
             - Знал бы ты, сколько лет я мечтала о таком мгновении по-женски раскрыться наедине с тобой! Я так долго готовилась к нашей встрече, белье и наряды себе выбирала, даже признание в своей любви впрок заготовила! А как встретились, всё пошло наперекосяк из-за твоего тупоумия и трусости, любви к здравому смыслу, привычке соблюдать заповеди – неважно, отцовские они или религиозные! Каким же надо быть идиотом, чтобы суметь внушить самому себе, что я – твоя сестра, а наша близость окажется кровосмесительным преступлением! Тебе ли не знать, откуда я взялась? Шизофрения какая-то!
             - На работе меня тоже считают шизофреником, но из-за того, что я, наоборот, как раз отрицаю все догматы, - заметил я хмуро и попытался убрать руку с ее живота.
     Ева звонко шлепнула по ней и вернула на прежнее место:
             - Наивные, как они заблуждаются! В армии ты будешь жутким занудой и записным буквоедом: от Устава ни на шаг! В научных эмпиреях ты творцом витаешь и безраздельно господствуешь потому, что там нет живых людей. Нет, ты, конечно, силой воображения мысленно оживляешь их, но они – всего лишь куклы, которые механически двигаются и действуют по условным законам психологии и материальных возможностей. Их путь предначертан историей. И там чудес не бывает потому, что не может быть иначе. В жизни по-другому – тут главным является человек!
            - Не знал, что ты станешь апологетом дурацкой «альтернативной истории»! - в сердцах вскричал я. – У меня от нее «крышу» сносит в институте; дай хоть дома отдохнуть!
     Она ласково прижала мою голову к груди, но в рефлекторном порыве вдруг вскинулась, и шелковистый сосок оказался во рту:
            - Поласкай меня, пожалуйста, тут, если не противно!
     Противно не было вовсе - Ева вскоре глубоко и прерывисто задышала, зажав внизу мои беспокойные рвущиеся наружу пальцы тесно сведенными ногами так, что очень мягкая, волнующаяся и трепетно дрожащая, словно новорожденный мокрый щенок с плюшевым подшерстком и горячим носиком, вульва уютно улеглась на моей ладони.
     Когда Ева протяжно с хрипотцой застонала и кожа покрылась пятнами, то погладила меня по волосам:
             - Господи, как с тобой хорошо!
             - Напрасно болтают, что северянки лишены темперамента, - ошеломленно покачал я головой. – Внутри у тебя один пламень! Опытные ловеласы советуют при соблазнении девушки действовать по правилу: взялся за грудь - говори что-нибудь! Но как поступать соблазняемому, они не рекомендаций не оставили.
      Ева ни с того, ни сего застеснялась, покраснела и стремглав убежала в ванную.
      Я допил остатки водки и с особенным наслаждением солдата на привале закурил. Да, дистанции и субординации между нами с Чудо-чадом больше не существует, названная сестра превратилась в любимую девушку, чему я был бесконечно рад, но как быть дальше? В лучшем случае через два месяца меня переоденут в воинскую униформу, а когда вернусь, если пуля-дура минует меня в афганских горах, то женюсь на Еве.
      Но, что следует честно признать, наступая на горло собственной песне, существует непредсказуемая альтернатива худшего варианта, а он пока отчетливо не прорисовывался. Точнее, он выглядел как пучок векторов печального развития событий, что оптимизма не прибавляло.
    Одолевали плохие предчувствия, что нашему счастью долгим быть не суждено.
    Главное в любом случае, не наделать непоправимых ошибок, что предполагает ложная мифологема альтернативной истории, объясняя причины нереализованного потенциала политических деятелей прошлого!
     Чтобы собраться с мыслями и успокоиться, я принялся мыть посуду и расставлять ее по ранжиру. Ева тем временем прошла мимо в халате в комнату, и я принял душ, который окончательно привел меня в чувство.
    Однако, войдя в комнату, я остолбенел – моя кушетка была доверху завалена тюками со старыми тряпками, бумажными пакетами с вековым мусором и томами справочников, которым завтра надо было отыскать место на стеллажах.
    Не сдержавшись, от души выругался и услышал задорный смех: Ева стояла в алькове в льняной ночной сорочке до пят.
          - Какие колоритные слова ты употребляешь - заслушаешься! Так у нас матерятся грузчики в порту.
          - Где мне спать – на полу прикажешь лечь или на коврике в прихожей? Или в сидячей ванне уместиться?
          - Спать ты будешь со мной, и это не обсуждается.
          - А зачем нам спать вместе? – зло поинтересовался я. 
          - Во-первых, я с детства привыкла засыпать после сказки, - уловив холодок в моем настроении, вмиг посерьезнела она. – Во-вторых, в квартире прохладно, а вдвоем под одеялом легче сохранять тепло. Прекратим полемику, и ложимся. Дальше будем действовать по обстоятельствам.
    Выбора не было, и мне вовсе не хотелось ссориться. Я залез на кровать. Ева сидела вполоборота, заплетая косу. Она опять стала замкнутой: в прошлом я называл похожее настроение «надутостью, которая мешает нам дружить, радоваться и жить». Помнится, долго Чудо-чадо не выдерживала и начинала выговаривать свои маленькие обиды срывающимся голоском.
    Она сдавленно спросила:
           - От меня что, плохо пахнет?
           - С чего ты взяла? Источаешь аромат как заросли диких роз, аж за версту голова кружится.
           - Тогда объясни, почему ты по-прежнему от меня шарахаешься? Я что-то не так сделала там, на кухне? Вела себя как последняя тварь, развратная девка, и ты подумал, что у меня большой сексуальный опыт? Поверь, ни с кем до тебя ничего не было! Правда, я много читала разных иностранных книжек про тамошнюю садомазолюбовь, которые привозили «торгаши», - извини, торговые моряки, - и задорого продавали из-под полы в припортовых подъездах. Роман Полины Реаж «История О.» меня повел до безысходной тоски. Ты читал?
           - Не пришлось, но ты мне своими словами расскажешь, ладно? Времени для обмена опытом у нас с избытком. Кажется, недавно во Франции был снят одноименный фильм и собрал аншлаг. Что касается меня, то никуда я не шарахаюсь. Нелегко лежать рядом с королевой красоты, к тому с незащищенными участками тела, и сказки про других бабёнок рассказывать - это также из области французского садомазохизма.
           - Зачем же дело стало? Лишить меня невинности должен ты, мой возлюбленный мужчина, и никто другой! Я это давно для себя решила, и добьюсь своего, во что бы то ни стало.
           - С позиций научного психоанализа твоя любовь ко мне является всего лишь следствием неизжитого детского синдрома сексуального стремления совокупиться с отцом, которого за его отсутствием заместил я, - вдохновенно на ходу сочинял я. - В глубоком детстве, в фаллическую стадию развития ребенка, здоровая девочка, в возрасте от 3 до 6 лет, переживает полноценные отношения с отцом на уровне подсознания, учится в играх взаимодействовать с ним как мужчиной, выстраивать коммуникацию его соблазнения и подчинения, и мечтает выйти за него замуж, чтобы родить детей. Взрослея позже без отца, или того, кто его заместил, девочка начинает поболее ценить в себе не женские, а именно мужские качества: мужественность, ответственность и стойкость, умение защитить слабого, и всемерно развивает свое логическое мышление. Бессознательное незаметно для самого ребенка оказывает мощнейшее влияние на её будущее. Синдром усиливается в период полового созревания, если девушке в 13-14 лет кто-то «разбил сердце» по первой любви, но до постели дело не дошло.
          - Ты меня за абсолютную идиотку принимаешь? - вскинулась в гневе Ева. - Что за бред ты несешь? Какая может быть фаллическая стадия у девочки, если у женщин вагина, а не фаллос? Если ты запамятовал, потрогай щёлочку у меня, которую в детстве подмывал! Да и никакой роковой первой любви я не переживала, а в койку, понятное дело, ни к кому никогда лечь не стремилась! Моя первая и последняя любовь - это ты! Нечего пудрить мне мозги словоблудием, говори правду!
          - Тебе шестнадцать лет, а я не морально разложившийся педофил, чтобы малолеток совращать, - сдался я, осознавая себя законченным кретином. - В конце концов, у тебя есть проверенный способ обойтись без меня. Знаменитый средневековый теолог Фома Аквинский писал, что «если у девочек к четырнадцатилетнему возрасту еще не было мужчины, они, не нарушая препона девственности, начинают симулировать половое соитие без участия мужского члена: трут себя пальцами или другими схожими предметами по промежности и таким образом доводят себя до оргазма. Так они усмиряют свои сексуальные страсти и избавляются от греховных желаний».
         - Одной пощечины тебе было мало – на вторую напрашиваешься? В конце концов, я хочу изнасиловать тебя, а не ты меня! – она легла и прижалась ко мне. – Бабушка говорила, что любовь - самое главное в отношениях, а женилка, сиськи и писька - это просто приложения. ...Ты стал совсем шерстяной, как первобытный человек…
         - Девочка Евочка, у меня нет соответствующего опыта: с девицами дел не имел, и убегал от них, как черт от ладана. Короче, не умею с девственницами обращаться, а без навыка можно дров наломать! Говорят, что при неумелых действиях при дефлорации у женщины может произойти душевный надлом, который обязательно скажется на последующем поведении, а то и проявится в вагинизме, фригидности и прочих психофизиологических отклонениях. Часто первый неудачный сексуальный опыт толкает травмированную женщину на путь половых извращений. К тому же мы оба приняли алкоголь, а это крайне опасно для плода при случайной беременности.
       - Великая сложность для мужика - всунуть свой челнок в мою ушлёпку! Можно подумать, что речь идет о путешествии к центру Земли!  - возмутилась она, но тише, заметно оробев от обилия медицинских терминов. – Скажи прямо, что я тебе не нравлюсь. Или увиливаешь под благовидным предлогом? Между прочим, ты делаешь мне больно своим пренебрежением.
      - Не принимай скоропалительных решений, войди в наше положение. У  женщин вагина находится на разном расстоянии от лобковой кости, и она различной конфигурации и глубины, что зависит от их роста, конституции и этнического типа. Кроме всего прочего, после правильного исчисления расположения детородного органа надо оптимально рассчитать угол подъема и ширину разведения твоих ног, учитывая при этом и немалый объем ягодиц, для того, чтобы давление на девственную плеву было равномерным. Да и полового партнера неплохо бы обмерить в эрективном состоянии, подходит ли тебе по личным параметрам в данной ситуации.
   Бедняжка Чудо-чадо была настолько обескуражена алгебраической задачей с множеством неизвестных, что отсела подальше, зябливо натянув ватное одеяло на колени. «Теперь ей на месяц хватит материала для размышлений, чтобы, в конце концов, засомневаться, стоит ли игра триумфальных свеч», - подумал я, обрадованный тем, что достаточно напугал Еву словесной белибердой, и фатальной ошибки мы не совершим. 
       - В общем, давай отложим слово и дело на потом, когда подготовимся к ним основательно. Недаром в древней Индии лишением невинности девиц занимались умудренные брахманы. У славян в первую брачную ночь невесту отдавали «на пробу» старейшине общины, а позже - боярину. В некоторых северных селах, где сохранялись совсем древние порядки, её клали между двумя опытными мужчинами, которые поочередно разрабатывали ей влагалище до тех пор, пока у молодайки не уйдет боль. Об этом достоверно известно из указа княгини Ольгой 946 года, запрещающего отдавать девицу воеводе на первую ночь, а жених выкупал свое право на нее мехом куницы. В Сибири женский половой орган, поэтому, до сих пор называют кункой.
      - Как красиво звучит - кунка! - притворно вздохнула Ева. - Жаль, что я не темноволосая, а то за мою невинность пришлось бы тебе отдавать рыжую белку... Пошел бы на охоту?
      - Руками поймал бы ее! - пообещал я. - Однако классик мировой дипломатии герцог Талейран говорил своим подчиненным, что «поспешать надо медленно». Тебе спешить некуда - всему свое время!
    Она тепло прижалась ко мне:
      - У женщины и мужчины время измеряется по-разному!
   Надо идти до конца, решил я:
      - В Западной Европе издавна существовал неписанный закон jus primae noctis – «право первой ночи». Наверное, такая привилегия берет начало из обычаев первобытных германских племен, как и на Руси, когда вождю по статусу великого воина полагалось пролить последнюю девичью кровь любой сосватанной его дружинником невесты. Это было наивысшей оценкой заслуг ее жениха! Но в христианскую эпоху традиция продолжилась. Одно из самых ранних свидетельств относится к XI веку. В Шотландии тогда жила королева Маргарита, супруга Малькольма III. По происхождению она была русской, внучкой Великого Киевского князя Ярослава Мудрого! Она настояла на отмене «права первой ночи», за что ее после смерти причислили к лику святых. Как и княгиня Ольга, Маргарита заменила ее натуральным «даром» или денежным выкупом, необременительным для молодых супругов.
   Ева легла на бок, подперев голову одной рукой, а другой волнующе теребила перекинутую на грудь косичку.
     - На Пиренейском полуострове идальго даже в эпоху Великих географических открытий придерживались древних правил. Точку в этом вопросе поставил супруг знаменитой королевы Изабеллы Кастильской, покровительницы Христофора Колумба, король Фердинанд II Арагонский. Он издал в 1468 году указ, в котором говорилось: «Мы полагаем и объявляем, что сеньоры не могут, когда крестьянин женится, спать первую ночь с его женой. Не могут они также пользоваться против воли крестьянскими дочерьми за плату или без платы».
     - У Бомарше вся фабула комедии «Женитьбы Фигаро» построена на недопущении графом Альмавива воспользоваться «правом первой ночи», - веско вставила Ева.
     - Его современник Вольтер тоже попенял древнему обычаю: «В христианской Европе это позорное право было принято очень долгое время, при том, что сие действо не подтверждал ни один из писанных законов!»
   Чудо-чадо ничего не боялась, и я добавил черных красок:
      - Публичное пролитие крови девственницы у многих народностей стало священным ритуалом и заменило человеческие жертвоприношения. У черкесов на похоронах великих лиц девушку лет двенадцати или четырнадцати в нижней юбке клали на шкуру только что заколотого быка, расстеленную на земле, и в присутствии стоящих вокруг мужчин и женщин, самый сильный и отважный юноша лишал ее невинности. Естественно, что она, сопротивляясь, кричала и легко вырывалась из-под него. Когда она, в конце концов, после обещания, что будет считаться его женою, помогала храбрецу собственной рукой и ногами «пробить шахту в рудник своих чресел», тогда победитель показывал тут же окружающим её белые одежды с пятнами крови, а женщины, якобы от стыда, отворачивали лицо, притворяясь, что не хотят смотреть, но не могли сдержать смех, слушая рыдания жертвы.
    - Очень поучительно все то, что ты сейчас рассказал, но на людях мне лично становиться женщиной вовсе не хочется. Я спрашивала бабушку, как обстояло дело у казаков с сексом, и она ответила: «Да яблись, девочка, под каждым стогом яблись в ночь на Ивана Купалу!» Мы с тобой вдвоем запросто справимся с одной моей целкой.
    - Вот и мы с тобой обождем годик - полтора! Я допустил вынужденную оплошность в эдипальный период, когда тебе было от 4 до 6 лет, разрешив спать со мной, а не прогонял к бабушке. В этом возрасте у каждой девочки наступает первый этап эротических фантазий, и она обычно влюбляется в своего отца. За его неимением объектом оказался я. Помнишь, что говорила во дворе: «Мой братик - самый лучший мужчина, и когда вырасту, я выйду за него замуж»? Обожди, встретишь симпатичных сверстников в университете, и разочаруешься во мне.
    - Знаешь, чем педофил отличается от педагога? Педофил действительно любит детей, а педагог не любит, так как учит их сначала думать о Родине, а потом о себе, чтобы лишить детей полноценной жизни, которая без чувств теряет смысл. Вокруг меня в школе крутилось множество красивых мальчиков, но я всегда любила одного тебя! Мы, женщины, даже глядя на голых мужиков, сохраняем здравый смысл, зато у вас, мужчин, при виде наших неприкрытых сисек и писек разум начисто отшибает, - и Ева показала мне язык.
    Она повернулась спиной. Мы заснули.
    Утром я проснулся от бодрящего запаха свежесваренного кофе и теплого хлеба. Побрившись и умывшись, я облачился в привычный в нерабочей обстановке свитер и джинсы, и вышел на кухню.
    Завтрак по холостяцким меркам был королевским: яичница с беконом, тосты с маслом и разогретые в духовке мамины пирожки с мясом. Тарелки стояли на сплетенных из выбеленных суровых нитей салфетках, которые вязала на спицах покойная бабушка долгими зимними вечерами у телевизора, а старинные серебряные вилки и ножи были взяты вчера с антресолей из ветхого фронтового чемоданчика в дальнем углу. Их отцу, как и всем старшим офицерам, подарил юный румынский король Михай II во время официального визита на борт крейсера «Ворошилов» в конце войны в порту Констанца.
    Ева была одета в серый брючный костюм и белую рубашку с отложным воротником, отчего казалась выше, тоньше и старше, а волосы глухо подвязала синей косынкой, оставив челку на лбу. Ее деловой вид дополняли скромно подкрашенные глаза и неброская помада.
    Поздоровавшись, я спросил, как спалось на новом месте, и не приснился ли жених невесте по старинному поверью.
        - Мне в сновидениях ты один являлся! Несколько раз просыпалась от ощущения, что я заблудилась в дремучем лесу, но успокаивалась, как только прижималась к твоей широкой спине. Нелепая квартира: из-за высокого потолка в темноте кажется, что ночуешь на улице!
        - Рядом на тумбочке есть ночник – включила бы, и страхов нет!
        - Ты тоже был беспокоен, и снилась тебе одна я - во сне повторял мое имя, и очень по-доброму.
        - Как всякий гостеприимный хозяин, я и в сновидениях тебе отводил почетное место. К тому же ты за какие-то шесть часов перевернула вверх дном мой привычный мир, ставший из собачьей конуры дворцом халифа. Твое имя не только в памяти носить, на скрижалях буду отливать!
        - А в ином качестве я тебе не мерещилась? – лукаво глянула она.
        - Не помню, - честно признался я, - так вчера наломался, как римский раб на латифундиях, что в мыслях полный кавардак.
   Ева обиженно поджала губы и перешла от снов к реальности:
         - У меня сложился план проведения сегодняшнего дня. После завтрака пойдем осваивать окрестности и магазины. Затем – обед с обязательным твоим отдыхом, пока я занимаюсь кухней. Вечером будет культурная программа.
    Последний пункт распорядка насторожил меня – общие понятия имеют чрезвычайно широкое толкование, а в женских устах приобретают лишь им одним понятный скрытый смысл, недоступный обычному мужчине. Однако после вчерашнего экскурса в анатомию, физиологию и психиатрию я был совершенно спокоен, что ничего невероятного между нами случиться не может, и исполнение ее директивного плана нарушу отговорками, а потом придут месячные…
         - Напоследок коснемся прозы – денег!  Предлагаю «раскулачить» твою сберкнижку. Я прикинула поутру на калькуляторе, что траты предстоят немалые - на еду, белье, рубашку и галстуки для тебя, - теми, что нашла в шкафу, впору чучело обряжать, -  и оплату такси. С тяжелыми сумками бегать по Москве из конца в конец нам тогда будет некогда. Далее подсчитала спиртное и закуску для «междусобойчика» на твоей кафедре. Наши родители, разумеется, с пустыми руками и  кошельками не приедут, но следует рассчитать свои деньги с запасом и на ближайшую  перспективу. Да и мне захочется сходить в ресторан, чтобы людей посмотреть и себя показать! Про регулярное посещение, концертов, театров и кино даже и не мечтаю. Боюсь, такой нагрузки наш бюджет не выдержит. Удовлетворимся Третьяковкой, чтобы увидеть, как Иван Грозный убивает своего тщедушного сына и полюбоваться саврасовскими грачами, которые прилетели, телевизором и активным обсуждением окололитературных тем.
    Ева постоянно употребляла местоимение «наш», что с непривычки сбивало с толку. Впрочем, здраво рассудил я, она теперь будет делить со мной и стол, и дом, что решено на семейном совете, и ей тоже надо питаться, одеваться и проводить досуг.
    Зарплату тогда преподавателям вузов платили солидную, но лишь треть уходила на покрытие моих месячных запросов, и остаток накоплений на счете выражался четырехзначной цифрой. Чудо-чадо была права в том, что им следует рационально распорядиться до отбытия на срочную службу.
    Для солидности я попросил посмотреть ее расчеты. Она протянула маленький блокнотик в позолоченной металлической обложке, где на каждой странице были выписанные аккуратным почерком разделы с ровными столбиками цифр и значков с подпунктами очередности применения.
    Да, Ева обещала стать рачительной хозяйкой с врожденной североевропейской педантичностью.
        - Одобряю, - подытожил я. – Однако здесь не достает одного существенного параграфа. Вчера я заметил, что пальтишко на тебе, извини за сленг, «семисезонное» и на рыбьем меху, что в Крыму перетерпеть можно с неубедительной ссылкой нищих на мягкий климат, но для Москвы оно никак не годится! К тому же ты из него давно выросла - рукава коротки и снизу поддувает так, что либо кого-нибудь с помощью Святого духа надует, либо твой женский репродуктивный агрегат в негодность приведет.
    Она затрепетала в предвкушении вердикта:
         - Впиши в статью расходов шубу для себя! Моя двоюродная сестра на банкете после защиты диссертации должна блистать как ограненный бриллиант, тем более, что красотой ты моих коллег само собой ослепишь и без всяких ухищрений.
    Ева, сияя от счастья, повисла на моей шее, хитроумно чуть-чуть присев, чтобы стать пониже, и осыпала лицо поцелуями.
          - Хитричка-лисичка хочет что-нибудь еще? Требуй, пока я добрый!
          - Туфельки на высоком прямоугольном каблуке и набор из кружевных трусиков, бюстгальтера и комбинации. Я его в журнале мод видела, он на Новом Арбате продается, - выпалила она и зарделась.
          - С первыми аксессуарами понятно, а кружева на исподнем кому ты собираешься демонстрировать на кафедре?
          - Дубина ты стоеросовая! Красивое белье женщина носит не для посторонних, а для самоутверждения. Чтобы любить других, она должна любить себя.
    Спорить не стал, но подумал, что женская философия в ее категорических декларациях как сгусток архетипов - предмет особый, научному анализу не поддающийся. Если мужская мудрость представляет собой бинарную диалектику анализа восходящего от коллективного к индивидуальному самопознанию, то женская – корпоративный синтез в циклически замкнутом двухмерном пространстве.
          – Когда будешь готова, мы двинемся на просторы Замоскворечья.
    В сберкассе вышла заминка: 2000 рублей требовалось заказывать заранее. Пришлось идти к заведующей и уговаривать ее изыскать требуемую сумму, мотивируя это неожиданным призывом в армию – повестка из военкомата с изрядно потершейся на сгибе датой лежала в бумажнике.
    Покупка шубы из песца с бесконечными примерками разных покроев и оттенков была сродни проведению студенческой конференции по беготне по этажам, трудоемкости и потраченному времени, а в отделе нижнего белья она затащила меня прямо в примерочную, где без стеснения переодевалась, словно проверяя то ли прочность молнии на джинсах, то ли объем моих выпученных глазных яблок. Зато в обувном отделе я отдыхал.
    Домой Ева ехала молчаливой и задумчивой, с гордо поднятой головой, широко разложив на сидении такси круглый пакет с шубой и обувную коробку, но прижав к груди розовый короб с пикантными кружевными изделиями. Мне нашлось место рядом с шофером, где курил и любовался разрумянившимся как в детстве на Рождество Чудо-чадом в зеркало заднего вида.
    Поднявшись в квартиру, Ева не раздеваясь, сложила покупки на кушетку и приказала сходить за хлебом насущным.
    Хождение по магазинам с женщинами - занятие утомительное! Они ищут, прицениваются и покупают те вещи, мимо которых мужчина прошел бы мимо. Когда после полудня мы добрались домой, я смертельно устал не только от ношения набиравших с каждым разом вес сумок, но и от многосложных  разъяснений, что почем и зачем.
    За обедом, доедая домашние пирожки с бульоном, я несмело намекнул, что хорошо бы «обмыть» шубу, башмачки для Золушки и женский кружавчатый такелаж, но был вознагражден испепеляющим взглядом, услышал однозначный отказ, и туманное обещание рассмотреть проблему вечером «в комплексе прочих культурных мероприятий».
       - Отправляйся отдыхать, а у меня еще много дел. Мне нужно приготовить ужин, принять ванну, чтобы примерить новинки, и почитать на сон грядущий. Что порекомендуешь, будущий светило на научном небосклоне?
       - Сказки Афанасьева: там есть и про Иванушку-дурачка, и по Василису Премудрую, - сказал я, разочарованный отменой пиршества.
       - Спасибо за совет, но я их усвоила в начальной школе вместе с «Колобком». Займусь ликвидацией половой неграмотности по собственному выбору.
    Она выложила на стол толстый том «Анатомия и физиология человека». Меня охватило недоброе предчувствие, сменившееся уверенностью, что сумею изловчиться, и выпутаюсь импровизацией.
    Я не поленился залезть по стремянке наверх стеллажа, где валялась запыленный реферат книги польского сексолога Мариуша Кинессы «Брак под микроскопом. Физиология половой жизни человека», переведенный на русский язык неизвестным старателем и переплетенный в виде тетради с боковой пружиной. Я его отобрал на лекции у студентки, которая от волнения не услышала звонка на перерыв, а заодно и истории древней Спарты. Сам не читал, но судя взволнованным глазам приходивших ко мне приятельниц, которым ради шутки предлагал повысить сексуальную грамотность, его содержание было интригующим. Еве понадобится двое суток для его усвоения, и я буду спать спокойно.
    Ева сдержанно поблагодарила меня и углубилась в изучение насущной проблемы.
          - Правильно поступаешь, Евочка! Еще древнеримский философ Публилий Сир поучал: «Лучше совсем не знать чего-либо, чем знать плохо!» - похвалил ее я на свою голову.
    Пока принимал душ и одевал тренировочные штаны, она успела прочесть треть книги и затащила меня на кухню:
          - Слушай, что здесь написано про обряд брачной ночи у евреев - мицва называется, - я из вежливости сел напротив. - «Жениху для начала следует 7 раз легонько похлопать невесту по колену, чтобы она приготовилась к святости предстоящей ей миссии. Ему самому нужно протереть свой орган мокрой тряпицей и трижды окропить чистой водой лицо невесты. Затем она должна снять с себя все одежды и, оставшись лишь в легком халате, лечь в кровать. Нельзя начинать мицву, не обнявшись и не поцеловавшись. Жених это делает первым, чтобы покорить невесту, и должен ее обнять и поцеловать 2 раза, а она его - не более 4 раз».
         - Очень приблизительный перевод, далекий от талмудического оригинала, - остудил я Еву. - Цифра 7 у древних иудеев считалась несчастливой, а 13, наоборот, приносящей удачу. Поэтому Христос в Новом Завете окружен 12 верными апостолами. Впрочем, в учении каббалистов сказано, что достижение седьмого уровня духовного совершенствования приводит к тому, что любовь к себе превращается в любовь к Богу, и человек воссоединяется с ним. С точки зрения ритуала брачной ночи, то тогда мужчина исполняет божественную функцию, сливаясь в женщину. Виноват, сливаясь с женщиной!
    Она недовольно поморщилась и продолжала:
         - «Невеста должна лечь на спину и развести в стороны ноги, а жених - возлечь между ними, слегка поджав колени. В соответствии с природой, его орган должен затвердеть сам по себе. Если же орган мягкий, жених приказывает невесте сделать так, как написано в Торе и как учила ее раббанит-праведница». Это как?
        - Не знаю, я ведь не опытная раббанит! - уклонился я от ответа.
        - «Потом жених должен громким голосом приказать невесте взять орган а руки и поместить его в то место, которое прежде она проверяла всю неделю до свадьбы. Врата невесты очень узки, поэтому, если с первого раза не получилось, жениху следует попросить невесту сделать это еще раз. Выполнять мицву надо быстро и осторожно, следя, чтобы ни одна из частей тела жениха и невесты не показалась из-под покрывала». Почему?
         - Наверное, из-за субтропического жаркого климата, - продолжал я изображать невинность.
         - Да ну тебя - всё ты знаешь! «В том месте у невесты есть девственная плева, которую жених должен порвать своим органом. Когда оттуда покажется кровь, и ей будет больно, ему надлежит трижды сказать, что боль ощущается только в первый раз, а потом все пройдет, и что это неизбежно при выполнении мицвы».
         - Видишь, какой непростой ритуал! - констатировал я. - Без опытной советчицы тебе никак не обойтись, а ее в наличии нет.
    Я не поленился, сходил к стеллажу, принес потрепанную подругами мамы книгу и легко открыл на зачитанной до серости странице:
          - Вот что писала на сей счет известная романистка Жорж Санд: «Многие женщины датируют начало полной страданий интимной жизни, первой ночью после свадьбы. Душевное потрясение от омерзительных воспоминаний о событии, которое оставило глубокие раны не только в душе, но и на теле, делают ее нервной психически и униженной физически. Ничего нет страшнее, чем испуг, страдание и отвращение невинного ребенка, оскверненного грубым животным. Ничего нет удивительного в том, что некоторые невесты после свадьбы приходят к своим матерям и подругам, у которых они имели право искать совета касательно подобных вещей, и, заливаясь краской стыда и праведного возмущения, горько упрекают их: "О, почему ты мне не сказала!" Почему невинная девушка должна быть обманута таким образом?» Есть такая точка зрения. Просвещайся дальше, а я пойду прилягу.
   Кушетка оставалась не разобранной от хлама, и мне пришлось раздеться, чтобы лечь под одеяло на кровать, и, погрустив недолго о несостоявшемся ликёро-пищевом воздаянии за содеянное благородство, задремал.
   Разбудил меня яркий свет – в комнате были включены люстра и все настенные светильники!
    В центре стояла Ева в искрящей шубе в туфельках на босу ногу с тщательно причесанными волосами и легкомысленным синим бантом над левым ушком. Она изящно прошлась танцевальным шагом вдоль подиума, походя отворачивая меховые полы для демонстрации стройных голых ног и зазывно поглядывая из-под полуопущенных засиненных век, и у меня перехватило дух от созерцания юной гармоничной женской красоты.
        - Тебе нет равных по совершенству форм среди смертных, девочка! – честно признался я.
   Она вся светилась от радости, что понравилась. Господи, неужели злодейке-судьбе будет угодно лишить меня такого сокровища? Стало страшно от одной только мысли ее потерять, узнать, что кто-то начнет лапать ее дивное тело липкими руками, и прав ли я, что ищу способа откладывать в долгий ящик исполнение ее желаний. Ведь мне хотелось того же, если бы не уход в армию и ее возраст.
   Нет, решил я, следует все-таки подавить в себе эмоции и опираться на доводы разума. Мальчишеский задор надо пресечь силой воли!
   Ева подбежала ко мне и жарко поцеловала в губы:
        - Спасибо, мой родной, за великолепные подарки! Главным для женщины является, во-первых, чтобы было то, во что ей одеться, и во-вторых, чтобы был тот, перед кем мечтаешь раздеться. Теперь оцени, какова я в костюме гетеры!
    Она скинула шубу на кровать и осталась в голубом ажурном бюстгальтере и трусиках, которые подчеркивали ее круглые бедра и полные груди.
       - Чудо-чадо! Нет на свете красочных комплиментов, которых ты заслужила! Твое лазоревое кружевное нижнее белье стало знаменем победы надо мною, преподавателем кафедры истории, с иссушенным советской аскезой и истертым в прах и пепел умом. Жаль, что я не поэт – сочинил бы панегирик или спел бы серенаду, - и чтобы снять чрезмерное напряжение в членах, предложил. – Пойдем, поднимем бокалы в честь мисс Очарование!
    Чудо-чадо протестующее помотала головой и откинула одеяло. Я покраснел – мой восторг стоял на виду.
    Ева, не задумываясь, спустила с плеч бретельки, завела руки за спину, расстегнула лифчик и бросила его на пол. Потом резко сдернула с бедер трусики, позволив им упасть к ногам, и, помедлив несколько секунд, робко переминаясь с ноги на ногу, чтобы собраться с духом, грациозно перешагнула через них, словно через невидимую роковую черту. Ее налившаяся высокая грудь с аккуратными шариками набухших сосков и округло-выпуклый животик с трогательной ямочкой пупка привлекали мое внимание больше, чем покрытый вьющейся кипой рыжеватых волосиков лобок, под которым виднелась расщелина сомкнутых, но уже побагровевших влажных губок.
    Перед тем, как сделать заключительное движение и лечь, она вновь застыла, мелко дрожа: грудь её учащённо вздымалась, пухлые детские щёчки пылали, а глаза лихорадочно блестели. Мотнув головой, чтобы преодолеть страх, Ева закусила губу и с опорой на руку спортивно запрыгнула на кровать.
    Здесь она одним махом стянула с меня трусы – я не знал, куда деваться от смущения!
       - Отлично, стимуляции не потребуется – я все равно толком не поняла, как она делается!
    Она схватила со столешницы прикроватной тумбочки и раскрыла блокнотик.
       - Я все прочитала, у себя расстояния измерила и рассчитала – оказалась «королевской кобылицей». Можешь добавлять эвфемизм – «златогривой», мне он симпатичен. На глазок оценивая фаллические размеры, ты мне подходишь по анатомическим параметрам, - и она легла на спину посередине кровати. - Ползи сюда на карачках, чтобы не растерять эрекцию, и исполняй мои указания!
    Чудо-чадо одновременно немного стеснялась и очень хотела нравиться, отчего ее груди покрылись стыдливыми маковыми пятнами и учащенно подрагивали в такт биению взволнованного сердечка - круглые, белые, со стоящими сосочками и мелкими пупырышками, покрывавшими бледно-розовые кружочки ареол.
    Ева неумело развела и согнула в коленях свои длинные ноги: между белоснежных тугих ягодиц розовел покрытый мелкой бриллиантовой росой распустившийся бутон ее вульвы с приоткрытыми изящными лепестками, а ниже коричневым контрастом выделялась звездочка ануса. 
    Более комическую ситуацию трудно было себе даже представить!
    Моя Чудо-чадо решительно поставила меня над собой в позу золотого осла Апулея, заставив опереться на вытянутые руки, сама смело пальцами завела мою пульсирующую крайность в мокрый зев своего огнедышащего лона так глубоко, как смогла, пока не поморщилась от боли, и с досадой промолвила:
       - Жаль, что длинного зеркальца заднего вида нет, чтобы проверить точность стыковки.
    От неожиданного использования космической терминологии в любовной постели невольно расхохотался, она рассерженно толкнула меня в плечо, и я, потеряв равновесие, рухнул на нее всем телом.
    Ева пронзительно ойкнула, а страдальчески расширившиеся глаза враз наполнились до краев слезами. Я не шевелился, и целовал покрывшийся капельками пота высокий лоб. Тушь потекла из глазниц к вискам.
    Она гулко вздохнула и, поежившись бедрами, укорила меня:
          - Ты сорвал торжественный момент, к которому я так долго готовилась!
          - Не надо было толкаться, милый мой медвежонок! Одно скажу – математический расчет был идеальным, - прошептал я в свое оправдание.
    Самодовольно улыбнувшись, она великодушно подставила губы. Когда мы задохнулись от томительного ласкового поцелуя, я предложил, жалея ее:
          - Давай на этом сегодня закончим. Ты устала и перенервничала.
          - Не подлизывайся, ты же этого не хочешь! – и подпрыгнула подо мною от восторга, увидев, что я покачал головой. – Давай закончим все честь по чести, без джентльменских поклонов и дамских книксенов. Сотня, галопом марш!
    Галопа не было! Таким неторопливым, бережным и нежным я никогда еще не был, никого я так ласково и трепетно не целовал, став единым целым, о чем говорили ее засиявшие глаза, когда иссяк порыв.
    Размазавшаяся голубая тушь казалась маской, и она, кулачком оттирая слезливые подтеки, нечаянно увеличивала ее в ширину, и пугала нарастающей женской незнакомостью. 
    Ева лежала в кольце моих рук с волнительным молчанием школьницы перед оглашением оценки за экзаменационную контрольную работу. Она мыслила в пределах пятибалльной системы, которая со вступлением во взрослую жизнь перестает действовать, и ее нужно менять на многобалльную, где учитываются деяния двоих людей. Она, похоже, ощутила сама, что ее непреклонная настойчивость родилась из упорства отличницы во всем быть первой, и усомнилась, была ли ее безусловная победа нужной мне.
    Об этом размышлял и я. Как легко отбывать в дальние края, не имея глубоких душевных привязанностей, и как трудно думать об этом сейчас, оставляя одной драгоценную женщину с совершенным телом, но с еще детским наивным мышлением!
    Всемогущий творец сделал так намеренно, чтобы мужчина силой и умом оберегал женщину, а та постоянно нуждалась в опеке мужчины. Поэтому в истории было много робинзонов, но ни одной робинзонки. Те в одиночку погибали.
    То, что произошло, было одновременно и великой благодатью, и прелюдией к труднейшим испытаниям разлукой. У меня не было сомнений в том, что Ева сама не поддастся соблазнам, но вокруг будет крутиться предостаточно сатанинского отродья с благопристойным мужским обличьем, способного поймать в сети и запутать прельстительными словесами любую одинокую женщину.
          - Ты разочарован мною? На словах бойкая, а как до дела дошло – колода дубовая?
          - Солнышко мое, колодой ты была умопомрачительной, а женщиной станешь богоподобной! Мужчина является настолько примитивным по устройству существом, что может достигать физиологического удовлетворения в одиночку, но неповторимая палитра наслаждений ему доступна только с женщиной, которая органично настроится на его эмоциональную волну.
   Ева настороженно слушала и, кажется, не вполне улавливала смысл. Ее мало интересовала философские рассуждения, она хотела признаний в любви после принесенной на ее алтарь жертвы.
          - Тяжко было в первый раз? – участливо поинтересовался я, и глаза ее засветились признательностью за сочувствие.
          - Честно сказать? - я кивнул. - Вначале укол, будто молочный зуб вырвали, а потом внутри оказалось много полного, теплого, распиравшего меня, но чуток шершавого твоего семяродника, - так его по-казачьи называла покойная бабушка в беседах о половом воспитании, - и щекотно, но царапало, хотя снаружи промокла, и становилось чуток больно, когда он продвигался глубоко и упирался в донышко. Саднит маленько внизу под губами. Это плохо? – забеспокоилась она.
   Я прижал ее к себе и успокоил:
          - Не знаю, но, наверное, так и должно быть. Покажи-ка место стыковки, посмотреть, отчего саднит!
   Она покраснела, но, зажмурившись, и с обреченными словами «Чего уж конфузиться девицей, коли сама раскорячилась!», широко раздвинула ноги – пониже рыжеватых кудряшек был густой окаём засохшей крови. Я прильнул губами к карминовой припухлости, высоко подняв белоснежные глянцевые бедра, и она просяще выгнулась навстречу:
          - Спасибо за эту боль, Чудо-чадо мое! Какая дивная у тебя избушка на курьих ножках! Там есть норушка под печкой-квакушкой с золотым гребешком!
          - Ты сказки перепутал, - по инерции запротестовала «серебряная медалистка», но тут же оценила аллегорию. – Здорово ты придумал названия моим заповедным местам! Не забудешь?
          - Нет! Я тебе безмерно люблю, девочка Евочка! И никогда не оставлю, пока жив, – клянусь!
   Ева подняла на меня просторно распахнутые блестящие глаза и зарделась:
           - Мне хочется плакать, можно?
           - Тебе по-прежнему больно, Евочка? - забеспокоился я
           - Немножко, но это не из-за боли. Она - нормальное явление, без нее женщиной не станешь! Меня одолевает какая-то странная радостная грусть от того, что стала сразу взрослой, оставив детство лишь в воспоминаниях. Но мне надо поплакать так, чтобы ты был в моих объятиях! Не думай, что я такая храбрая! Когда раздевалась при свете, коленки у меня тряслись, как у двенадцатилетней школьницы, которая впервые натянула на тощее тело с едва наметившимися грудками и костлявой задницей спортивное трико потому, что влюблена в своего учителя физкультуры, а сердце готово лопнуть от страха, что ему она в таком виде не понравится. Ведь ты - первый мужчина, перед кем я полностью обнажилась!
   Раздвинув ноги, она просунула между ними мою волосатую ляжку, прижалась грудью, обвила шею руками, и разверелась, бурно обливаясь слезами.
   Плечу стало мокро, а ноге сыро. Ее сильное и одновременно податливое женское тело подрагивало от всхлипов рядом с моим сердцем.
   Когда уселись ужинать, притихшая Чудо-чадо попросила открыть себе бутылку шампанского, а мне разрешила выпить стакан водки. Тостов не произносили – все слова были сказаны. Убирая посуду, она как бы невзначай спросила:
           - Олежка, а много у тебя было женщин?
           - Чудо-чадо, я не буду тебе врать, и изменять не собираюсь, но никакого ответа не услышишь, ни сегодня, ни на смертном одре. Это остро ранит гордую женщину, а я не хочу мучиться от угрызений совести. Считай себя у меня первой, что фактически так и есть – сегодня состоялась брачная ночь двух неискушенных девственников.
   Все следующие дни Ева преображала меня, бесцеремонно раздевая манекенов в витринах столичных магазинов, чтобы субботним вечером отправиться в ресторан «Берлин». Для завершения образа прожженного бездельника из числа московских сибаритов я отыскал довоенную отцовскую вересковую трубку и купил с рук у «Березки» пачку фирменного голландского табаку «Амфора». Себе она купила синее платье с глубоким вырезом на спине, доходящим почти до кобчика.
   Моя спутница в мраморно-позолоченном барочном антураже была в центре внимания - она притягивала изголодавшиеся взгляды мужчин и завистливые взоры женщин. Апофеозом стал момент, когда Ева взяла у меня дымящуюся трубку, и сделала вид, что курит, истомно развалившись в кресле нога на ногу. Оркестр тут же прекратил играть заунывный фокстрот, чтобы через несколько секунд воцарившуюся в зале тишину не нарушил восхищенный голос маэстро:
          - Для прекрасной леди с трубкой за седьмым столиком персонально исполняется модный шлягер «Созрели вишни в саду у дяди Васи»!
    Ева державно привстала для представления публике и снисходительно кивнула. Зал зааплодировал тяжелыми мужскими ладонями, я надулся от тщеславия, а музыканты с воодушевлением запели.
    Той ночью она впервые кончила в судорогах оргазма, затрепыхав подо мною взлетающей птицей и утробно мыча! Перед тем, как закатить зрачки в эйфории, она тихо произнесла заплетающимся языком, отчего у меня закололо сердце:
         – Олежка, я очень сильно люблю тебя!
    Поначалу Ева очень стеснялась оргазмов. Она прикрывала согнутыми руками глаза и рот и напряженно, протяжно и хрипло стонала, стремясь как можно сильнее вжаться в меня и глубже пустить меня вовнутрь. Тогда мне пришлось, видя, как учащается дыхание, лицо начинает пылать, ноздри расширяются, тело обильно покрывается испариной и расслабляется живот, ухватить за мочки ее маленьких ушек, и она полностью потеряла контроль над собой, закричала, как чайка, и впилась мне в спину ногтями. Потом она в благодарном изнеможении плакала от стыда, густо мазала кровоточащие царапины йодом, обещала «более никогда не давать воли животной страсти» и заверяла, что такого не повторится.
   Действительно, в дальнейшем Ева в трансе вцеплялась руками в простыню так, что под ее длинными сильными пальцами мягкая ткань собиралась в два плотных узла, но голосила от души. Сдерживая то стоны, то рыдания, то смех, она захватывала зубами угол одеяла, ее гибкое тело множество раз судорожно сотрясалось, а лицо с подрагивающими сжатыми губами иногда искажалось до неузнаваемости наподобие маски для античных полночных мистерий.
   С тех пор она потребовала, чтобы я не давал ей пощады, пока не испробует всего из оглавления польского реферата, чтобы быть для меня самой лучшей женщиной на свете, и ее самоотверженная любознательность и бесстыдное упорство не знали пределов ни в сладострастии, ни в боли.
   Как-то вечером Ева пришла ко мне с заветной тетрадью и поставила в очередной тупик:
          - Олежка, что ты знаешь о божественной точке G в моей вагине?
          - Ничего не знаю, - честно признался я. - Помню, что буквой Г в шахматах ходят кони, но любознательных кобылок с вагиной в этой игре точно нет!
          - Неуч ты! Вот что пишет Кинесса: «Она названа так в честь германского психоаналитика Эрнеста фон Грейфенберга, который в 1959 году обнаружил, что внутри влагалища есть зона, очень чувствительная к ручной стимуляции. Британский гинеколог Шейла Китцингер считает, что "точка G" — это зона периметром около 5 сантиметров, расположенная на передней стенке влагалища под лобком».
          - Тебе надо обратиться к тем женщинам, которые увлекаются ручной стимуляцией. О мастурбации слышала?
          - «Декамерона» Боккачо перечитай на досуге! К ней прибегают все девушки в переходном возрасте, когда им требуется избавиться от щекотки в промежности, в том числе и я, - с вызовом ответила Ева. - Но тут одной не справиться - нужна третья рука. Я привыкла пальцами правой руки ласкать клитор движениями сверху вниз и по кругу, а левой глажу, оттягиваю и щиплю соски на груди. Поможешь мне? Но сначала изучи технику по тексту и разожги меня поцелуями.
   Мне самому стало любопытно, да и отказать любимой был не в состоянии.
   Мы оба отправились в душ, а потом прямиком в кровать.
   Ева, вероятно, почувствовав, что в нужную меру возбудилась, скрестила ноги над моей головой и сжала руками налившиеся груди. Опираясь указательным и безымянным пальцами на большие губы, мой средний палец моей руки проник ей под лобок и стал нежно надавливать на набрякшую шишечку. Ева буквально взвилась вверх словно дикая и необузданная лошадь, истошно вскрикивая, и несколько раз кончила, насаживаясь сильно ужавшейся норушкой на палец, сжимая его влагалищными мышцами и обильно изливаясь.
   Когда она успокоилась в моих объятиях, обстоятельно констатировала:
         - Да, такая стимуляция приводит к бурному, но техническому оргазму. Но в постели о ней надобно позабыть - я с тобой получала прекрасный и полноценный оргазм, ничего не зная о существовании точки G. Будем жить, как жили!
   После заключительных мучений в познании таинств порока Ева призналась:
         - Я, наверное, извращенка, но мне нравится с тобой основательный анальный коитус, когда начальная боль, с которой он сопряжен, обязательно перерастает в райское удовольствие. Боль постепенно затихает и по мере углубления сменяется легким онемением, за которым следуют все более и более приятные ощущения: мышцы в промежности напрягаются до предела, стенки лона и заднего прохода сжимаются, и в завершение меня накрывает дикий оргазм с трубными воплями. Тут главное - половчее двигать задом, играть одной рукой на клиторе и тереться сосками по матрасу. Ты так чудесно разминаешь мою попку для анала, когда забираешься намасленными пальцами в упругое колечко ниже влагалища, медленно вставляешь два пальца внутрь меня и водишь ими по кругу, по кругу, по кругу, вызывая во мне сладкие предвкушения обалденного вторжения! Когда кончаем, нутро вибрирует, тело начинает трясти и колотить, оргазм скручивает всю меня вдоль и поперек, стенки прямой кишки сжимаются вокруг твоего запульсировавшего семяродника, почувствовав внутри себя тяжелый поток спермы. Ору благим матом, двигаю бедрами, пытаясь вытолкнуть его, но он, наоборот, намного глубже погружается в меня, соскакиваю во втором оргазме, который сильнее предыдущего, с обиженным плачем, ибо не в силах дальше выносить эту сладчайшую пытку, и катаюсь по кровати с лягушачьими телодвижениями, тщетно стремясь свести вместе дрожащие ноги, обезумевшая, в соплях и слезах. Наверное, я в эти минуты выгляжу как чудище из преисподней с сорочьим гнездом вместо прически, или взбесившаяся обезьяна?
       - Во-первых, японцы, которые учились у меня в аспирантуре, говорили, что назвать возлюбленную «своей обезьянкой» значит сказать ей возвышенный комплимент. Во-вторых, ты прекрасна в любом оргазме, и я не устаю любоваться тобой!
    Амплитуды наших тел совпадали настолько идеально, что оргазм был естественным, одновременным и постоянным.
    У меня все ладилось, думалось легко и ясно, и юбилейную статью для толстого журнала, которая до этого, что называется, «вымучивалась» из-за разработанности темы вдоль и поперек написал в два присеста. Главный редактор позвонил, просмотрев рукопись, и обрадовано сообщил, что править в ней нечего и «ничего лучшего он давненько не видел».
   С исчерпанием практической апробации содержания учебного пособия по основам сексуального поведения Кинессы, Ева вспомнила о романе «История О.» Она, оказывается, купила ее по сложной схеме приобретения запрещенных книг у подруг в школе в виде слепой машинописной копии на папиросной бумаге. По объему запрещенное в СССР сочинение Полины Реаж - таким был литературный псевдоним французской писательницы Доминики Ори - было невелико, и я бы ознакомился с ним за час, но Ева превратила его прочтение в подобие радиотеатра.
   Ева садилась рядом со мной на кухне в расстегнутом халатике, клала мою левую руку, свободную от сигареты, на колено и читала его с выражением вслух.
    Я сразу уловил, что имею дело с посредственным парафразом полузабытых книг маркиза де Сада, но в своеобразной женской интерпретации. Садовская идея освобождения естественных начал неверующего в Бога человека из аллегорических монастырских и тюремных стен путем изыскания всевозможных форм наслаждения равноправных партнеров-либертинов, у Реаж, наоборот, сводилась к добровольному заточению женщины как сексуальной рабыни в средневековых застенках при абсолютном доминировании мужчин, главной целью которых было извращенное насилие над женщинами как животными.
          - Маркиз де Сад считал, что принужденное достижение оргазма в разных видах либертинками, которые «изливаются так, что позавидовал бы любой мужчина», и «извергаются струями, как батарея мортир», является результатом освобождения женщин от мрака средневекового мракобесия. У Реаж, наоборот, оргазм является следствием орально-анального истязания, морального унижения или бичевания женских эрогенных зон. Она живописует абсурдный тезис записного французского романтика Виктора Гюго о том, что «женщина – это глина, жаждущая обратиться в грязь». В действительности, безграничная свобода, как и бескрайняя Вселенная, представляют собой хаос. Они чужды человеку, с момента сотворения мира живущему по законам всемирного тяготения в трехмерном пространстве Евклида, и он воссоздает свой индивидуальный привычный мир иерархического порядка внутри беспорядка равновеликих ценностей, - объяснил я этот феномен Еве. - Форма может быть любой - от коммунальной диктатуры и политической партии до религиозной секты и полигамной семьи. Люди стремятся не к цветущей сложности, а к стайному инстинкту с насильственным доминированием физически или психологически сильной особи. В этом отношении маркиз де Сад – утопический коммунист, а Полина Реаж – поклонница деспотии. К тому же алголагния – это психиатрическая патология, состоящая в получении удовольствия от болевых ощущений, первопричина мазохизма.
          - Объясни, что это а штука?
          - Мазохизм — это склонность человека получать удовольствие, испытывая унижения, насилие или мучения в процессе полового сношения. Термин был введён психиатром и неврологом Рихардом фон Крафт-Эбингом в монографии 1886 года «Psychopathia sexualis» и назван по имени писателя Леопольда Захер-Мазоха, в романе и новеллах которого описаны подобные психические отклонения, - скучно растолковал я.
          - Почему О. охотно согласилась, чтобы ей на ягодице выжгли именное тавро любовника? Меня этот вопрос давно мучает, - спросила она.
          - Согласно Римскому праву, которое в новой «просветительской» редакции так или иначе действует до сих пор, каждый, добровольно принявший личное клеймо владельца, теряет право считаться свободным человеком и превращается в его частную собственность. Главный персонаж тем самым становилась бесправным существом, домашним животным вроде борзой суки, породистой кобылы, рабыней или «одушевленным орудием» по определению Аристотеля. Отсюда и закодированное имя «О», что значит Objet, то есть просто «Объект», - пояснил я.
           - Разве это так дурно - всецело принадлежать любимому мужчине? Я бы согласилась иметь на попке твои инициалы.
    Я от возмущения легонько шлепнул ее по губам, а она в ответ показала мне язык.
    С философией у Евы по складу ума были трудности, как у меня – с естественными и точными науками. Чудо-чадо решила, что я плохо понимаю тайны женской души и тела. Для наглядности заставляла меня инсценировать с ней любимые пассажи по тексту, но, в конце концов, убедилась, что ничего оригинального, кроме порки женщин кнутами и их изнасилования в цепях, которые я исключил в натурных реконструкциях раз и навсегда, в этом сочинении нет.    
    Она, дочитав, потребовала толково разъяснить, в чем я вижу конкретные недостатки ее настольной книги.
          - Понимаешь, девочка Евочка, женщине Богом отпущено гораздо больше радостей при интимном общении, чем мужчине. В преддверии и при совокуплении у нее включается множество тактильных рецепторов, а у мужчины один – крайняя плоть. При этом у женщины полностью сохраняется ясное мышление и  пространственная ориентация, а зрение, слух и обоняние обостряются. Кошка, когда почует, оглядится, и увидит мышь, тут же выскочит из-под оглохшего и потерявшего нюх при спаривании кота, и бросится ее ловить!
          - Я не выскочу! – уверенно пообещала Ева.
          - Разумеется, ты ведь мышей боишься! А если ночью твой грудной ребенок заплачет, мужа оттолкнешь и побежишь к кроватке.
          - Конечно, - сказала она без малейших колебаний. – Олежка, заканчивай свою отрицательную рецензию.
          - Почему отрицательную? Нет, просто женщине не под силу описать полифоническую гамму своих одномоментных ощущений и переживаний. Думаю, что литературными средствами добиться такого вообще невозможно. Мужчина способен передать словами свои наблюдения за поведением женщины, и то – в форме констатации механистической последовательности стадий процесса соития, что чистой воды умственная спекуляция. Однако может получиться красиво.
          - Вот ты и попробуй – на моем примере! Подхожу? – Ева сбросила халатик, и я невольно сладко зажмурился.
          - Подходишь, но для биологического обоснования эйнштейновской формулы преобразования энергии в массу при участии двоих!
          - Здорово постулат E = mc2 ты к нашей любви применил, дорогой мой! Я поняла, что энергия – это будущий ребенок, – и я в виде поощрения заполучил воспламенившуюся страстью Еву себе на колени и удостоился долгого поцелуя.
     Родители приехали за сутки до защиты. Мы встречали их, будучи морально и технически подготовленными: носильщик с вместительной железной тележкой неотступно следовал за броской длинноногой Евой, поскольку я сливался с серой толпой, а такси с включенным счетчиком ожидало богатых пассажиров на стоянке для ведомственных автомашин. Пока из вагона выносили на перевозку разнокалиберные стеклянные банки с домашним консервированием и бидоны с самодельным вином, отец успел похвалить Еву:
           - Ты, моя хорошая, заметно повзрослела и серьезнее стала. Значит, хороших репетиторов Олег тебе подыскал!
     Бегающие смешинки в его серых глазах смутили меня, будто отец доподлинно знал, какую прикладную науку и с каким репетитором осваивала Ева, и я покраснел как мальчишка. Чудо-чадо меня выручила, закрыв амбразуру родительского взора своей высокой грудью третьего размера:
           - Да, папа, я приступила к изучению литературы. Учитель у меня добросовестный и знающий, грех жаловаться!
           - «Слово о полку Игореве» с репетитором изучила?
     Ева с честным лицом кивнула. 
           - Напомни ему про «Слово о Законе и Благодати» киевского митрополита Иллариона – его следует знать не только для сдачи экзамена, но и для жизни. Там есть мудрое противопоставление жестокости иудейского закона православному благодатному всепрощению падших, грешников и всех, преступивших закон, - заметил отец и обратился ко мне. – Сынок, я воочию убедился, что ты всерьез заботишься о нашей девочке: приодел по-столичному, заботишься, и голодом не моришь, но смотри - не раскорми излишне от щедрот. С несмышлеными девушками такое бывает, ибо молодость меры не знает!
     Мне опять послышалась двусмысленность в его словах, и я окончательно смутился. Однако Ева была на страже:
          - Папа, вы отлично понимаете, что с моим ростом театральное амплуа душечки-толстушечки мне нипочем не освоить. Чтобы мне растолстеть, на еду никаких денег не хватит!
          - Деньги мы привезли столько, что при желании ты сможешь запросто изменить нынешнее амплуа, - задумчиво сказал отец и прикрикнул на маму. – Мать, ты завозилась с поклажей, а тебе еще с ребятами в магазин надо успеть!
     После разгрузки багажа в гостинице «Украина», мама, оставив отца отдыхать в номере, помчалась на такси с нами в Тушино, где при Штабе ВМФ располагалось специальное ателье индивидуального пошива для высшего командного состава.
     Там Еве подобрали и подогнали по фигуре длинное бирюзовое платье с отливом, а меня одели в серый двубортный костюм. Чудо-чадо сияла, а я не находил себе места после разговора с отцом. Да и завтрашнее выступление на Ученом совете не выходило из головы. Расставить обе проблемы по приоритетам никак не удавалось.
     Вступительное слово на защите я от волнения произнес плохо, поскольку знакомые лица профессоров вдруг показались враждебными, а ректор в президиуме выглядел безразличным. Оппоненты отклонились от текста своих письменных отзывов, в результате чего я отвечал на их замечания сбивчиво, и в заключительном выступлении забыл их поблагодарить. Ощущение провала не покидало до оглашения результатов тайного голосования, которое превращало меня в кандидата исторических наук.
     Действо, происходившее на кафедральном «чаепитии», как переименовали в ректорате банкет, воспринималось как спектакль, где был зрителем. Нет, я помнил, как разрумянился от удовольствия отец, с радости выпивший лишнего, как мама усердно потчевала моих коллег крымскими разносолами, как робела Ева, стремясь быть незаметной, сидя между родителями, отчего привлекала повышенное внимание.
      На перекуре, когда все были вынуждены встать из-за стола, чтобы мама при содействии Наташи Портнягиной открыла очередные банки - доцент Верочка Колосова в стороне демонстрировала свою безучастнось - и вновь наполнила опустевшую посуду домашними соленьями и маринованным мясом, заведующая кафедрой Виктория Иосифовна взяла Еву под локоток и отвела к окну. Я слышал обрывки разговора.
          - Девушка, вы читали диссертацию вашего брата? – спросила профессор Штейнберг и, услышав утвердительный ответ, поинтересовалась, - Не кажется ли вам, что Олег Григорьевич в своих оценках кое-где перегнул палку? В истории не все можно трактовать однозначно – следует учитывать вероятностный фактор в развитии событий.
          - Полностью солидарна с вами, - согласилась Ева. – Он часто невнимателен к мелочам, прямолинеен и тороплив, но, по-моему, таковы все мужчины. Они как майские жуки сосредоточены на полете к березе, не замечая иных лиственных деревьев, не говоря уже о хвойных. Для продолжения рода в смешанном лесу лучшего инстинкта не придумаешь! Так и жизни: если у мужчины нет развитой цветовой дифференциации, ему все люди представляются двуполыми, что от начала веков вынуждает женщин вычурно одеваться и крикливо накрашиваться. Но в березовой роще майские жуки полностью теряют ориентировку и часто не оставляют дееспособного потомства, запутавшись в трех соснах.
    Профессор Штейнберг по привычке поправила:
         - В трех березах!  У вас, Ева, есть все данные хорошего исследователя. Почему бы вам не попробовать себя на истфаке МГУ? С талантливым братом вы бы составили идеальную пару соавторов – лед и пламень!
    Ева смутилась, и произнесла с невнятной надеждой:
          - Олег мне говорил об этом, но мне надо сначала освоить специальность - постоянно оставаться льдом. Журналистика с ее непосредственным реагированием на яркие факты действительности больше подходит мне по характеру. Не исключено, однако, что скоро придется всерьез задуматься о соавторстве, а заодно и об истфаке.
    Мы оставили кафедру допивать и доедать изобилие яств на столе, и переместились в ресторан. Здесь в семейном кругу я, наконец, расслабился. Отец произнес тост в честь моего дня рождения, и потом без умолку делился воспоминаниями о моих детских причудах, в которых теперь угадывал одаренность сына, мама о чем-то деловито шепталась с Евой, а я вновь и вновь возвращался к своим «ляпам» на защите.
    Увидев, что я невнятно произношу согласные звуки, мама прекратила пиршество словами:
         - Отец, Олегу пора спать – он еле на ногах держится от усталости! Вручаем подарки и отправляем его с Евой домой. Договорим завтра, когда он будет вменяемым.
    Мне они подарили новый бумажник, набитый сотенными купюрами, одели и проводили до такси. Дома меня раздевала и укладывала в постель Ева.
    Проводив назавтра родителей в Севастополь, мы вернулись опустошенные и печальные. Грандиозный триумф был позади, от лекционных курсов освобожден, а семинарские занятия три раза в неделю – работа необременительная с моим опытом. Завтра начну подбирать репетиторов для Евы. Денег в закромах достаточно, чтобы не отказывать себе ни в чем месяц-полтора, а абитуриентке я оставлю дополнительно и те, что получу при увольнении с работы – в армии они не понадобятся.
    Есть не хотелось, и мы пили кофе. Ева спросила:
        - О чем ты задумался?
        - Пытаюсь распланировать жизнь на ближайшую перспективу.
        - Предоставь это мне, с точными науками ты всегда был не в ладах. Завтра раскассирую деньги по потребностям и возможностям, а, исходя из расчетов, определимся, на какую ногу будем жить – широкую или семейную. Думаю, не пропадем.
         - Ты будешь идеальной женой! – признался я.
         - Почему ты говоришь в будущем времени? Разве я уже не жена? – возмутилась Ева.
         - Ты для меня – больше, чем жена! Ты – обретенный смысл моей жизни, и остаться одному теперь равносильно смерти! Но по советскому закону мы можем пожениться только через два года, и по возвращению из армии останемся женихом и невестой до твоего совершеннолетия. Конечно, тебе надо еще суметь дождаться меня. Помнишь, что случилось с Наташей Ростовой? За двенадцать месяцев многое в девушке меняется.
         - Нашел с кем сравнивать – с девицей, растаявшей от случайного поцелуя! Однако логическая цепочка твоих рассуждений ведет к тому, что оставлять опытную женщину одну, то есть меня, намного опаснее, чем целку, не так ли? – Ева видела меня насквозь. – Подлец ты законченный, раз такое могло прийти в голову! Я тебя ни на кого не променяю, запомни!
   Она грозно встала надо мной:
          - Меня на разнообразие не потянет, хотя секс с тобой больше всего на свете полюбила. Я вообще терпеть не могу мужиков - для меня в них таится опасность насилия с кучей гигиенических проблем. Если нет эмоциональной связи между людьми, то в чем тогда смысл половых отношений «на стороне»? Если мужчина не думает, как доставить женщине удовольствие, а только своим озабочен, то это плохо отражается на женском здоровье. Женщина чахнет без нормального отношения и уважения, и сам секс тогда - дело второстепенное, и совсем уж не такое важное. Ну, потыкалась бы я из любопытства с посторонним, а дальше-то что? Если человек меня не «заводит», и нет химии в крови, то не будет и оргазма, для меня во всяком случае. Мужикам оно, конечно, всегда нужно, и, судя по всему, им вообще неважно, куда совать свой хоботок. Зачем мне трусики снимать, если нет прикола в засовывании в себя чужого члена?
      Глаза ее нешуточно сверкали, но я, памятуя о давней оплеухе, успел обнять ее за талию и уткнуться в живот. Ева обмякла и погладила по волосам:
          - Прощаю, но ревнивую дурь из тебя обязательно выбью. Не надо думать, что секс для женщины превыше всего... Для меня - это всего лишь часть близости между мужчиной и женщиной, но очень важная именно в плане достижения гармоничных отношений. В тебе я нашла своего единственного человека со схожими желаниями и потребностями, и не будет у нас измен и предательства потому, что я сполна получаю всё то, что необходимо мне в физическом и психологическом плане, и одариваю тем, что нужно тебе, - обнадежила она меня, задумалась и спросила. - Разве юридических исключений для вступления в брак с несовершеннолетней не существует?
         - Отбросив криминальную подделку документов, есть единственный, но аморальный прецедент: обоюдно признанная беременность претендентки в невесты с более или менее достоверной легендой, где отсутствует факт сексуального насилия. Без судебного процесса не обойтись. Ходил по Москве забавный рассказ, а, по-моему, – салонный анекдот, как одна первокурсница осеменилась по причине пользования общим полотенцем в бане на даче, и гостивший там случайно у ее родственников вдовец-профессор взял беременную студентку в жены прямо в зале суда без последствий для дальнейшей преподавательской карьеры! Вероятно, у каждого высокооплачиваемого адвоката есть стандартный набор похожих вариантов, где можно отделаться порицанием с последующей регистрацией семейных отношений. Однако они больше применимы к половозрелым подросткам и сельским молодухам – там дефицит парней. Поэтому настроимся на двухлетнее ожидание твоего социального созревания.
         Она воздала должное хитроумию студентки, которая лихо захомутала профессора, и тяжело вздохнула:
           - Пожалуй, ты прав: куда ни кинь, везде клин! Стану как монашка умерщвлять безумную плоть непосильным трудом, постами и молитвами, хотя каждый день без тебя покажется неделей.
          - Мне будет тяжелее, поверь мне! С другой стороны, больше пользы принесу Родине – работа отвлекает от вредных мыслей и мужских фантазий. Предадимся переписке, которую на склоне издадим в жанре почтового романа.
      Смех получился безрадостным, а молчать вдвоем было невыносимо. Ева собралась устроить постирушку, чтобы отвлечься, а я взял записную книжку с телефонами друзей, что утром начать поиск репетиторов, как в дверь позвонили.
На пороге стоял майор в морской шинели с красными просветами береговой службы на погонах с небольшим чемоданом и листком с адресом в руке. Он назвался старшим интендантом Штаба Краснознаменного Балтийского флота, попросил меня представиться с паспортом, и вошел:
         - Товарищ контр-адмирал Залесский две недели назад просил своего фронтового товарища, а ныне командующего Таллиннской базы организовать приобретение дефицитных предметов личного обихода для вашей семьи и перевел по телеграфу деньги. Я должен был их доставить вчера, но была нелетная погода, извините! Вот заказ, расходные ордера, излишек средств, и сопутствующие документы, за  которые вы обязаны расписаться. Вещи в чемодане – он входит в число закупок. От эстонских товарищей сувенир – бутылка нашего ликёра «Старый Таллинн».
      Я предложил чаю, но майор сослался на личные дела, откозырял и ушел.
      Мы сели на кухне, и пока раскладывал по ранжиру и скреплял стиплером финансовые документы и чеки, чтобы прийти в себя, Ева, встав на колени, переворошила содержимое чемодана на полу.
       - Они оба все знают, и благословили нас, - услышал я дрожащий от близких слез шепот. – Я ощущала телом и душой теплые флюиды, исходившие от папы и мамы, совсем другие, чем были раньше, но думала, что фантазирую в надежде, что буду понята ими. Только в ресторане мама открылась тем, что подарок мне в сумочку тайком положила и велела дома посмотреть. Я за хлопотами позабыла об этом.
      - Ничего удивительного нет: страсть часто возгорается между зрелым мужчиной и девушкой, оставшимися наедине! Вспомни «Лолиту» Набокова…
      - Замолчи! Иначе отлуплю от всего сердца! Твой и без того убогий юмор скатился до сортирной пошлости! Родители – святые и благие люди, им по гроб нужно поклоны бить! Господи, какое редкое счастье выпало нам вырасти под их ангельскими крылами! Дай Бог им долгих лет жизни, чтобы пожать плоды возблагодарения чад своих неразумных. Спасибо, великий Боже, что отпустил им время порадоваться свершениям блудных детей и позволь дожить до топотанья внуков беспечных! И дам им радость я великую, чтобы скрасить склоны лет!
    Ева пребывала в безотчетном религиозном экстазе: глаза ее были полны слезами, которые загустели до того, что не стекали по щекам, и в свете ламп переливались алмазными гранями, причудливо меняя спектр от багровых бликов до фиолетовой тьмы.   
    Завороженный, я боялся пошевелиться и заговорить. Ее бескрайний женский темперамент открылся мне иной скрытой стороной – захотел пасть на колени рядом и повторять ее молитвы.
    Наконец, она упала головой в пакеты в раскрытом чемодане и зашлась в радостном истошном плаче. Я бережно поднял ее и прижал к груди. Рубашка намокла, но она затихла.
    Встав, Ева сказала, что идет спать и сомнамбулической походкой ушла в комнату.
    Я рассмотрел содержимое чемодана и понял, почему наступил коренной перелом в ее состоянии. Среди бесчисленных трусиков и лифчиков всех цветов и фасонов, модных мужских трусов и футболок, лежала коротенькая чуть пониже паха, прозрачная ночная сорочка из шифона, какую дарят исключительно новобрачной, косметический набор загадочных инструментов и флаконов для ухода за женским телом и солидная упаковка импортных презервативов! Такие пикантные подарки предназначались молодоженам, и по неписанному праву их разрешалось преподносить только самым близким родственникам – матери с отцом.
    У нас с Евой они были общими.
    Вот за кого благодарила и молила Бога коленопреклоненная Ева!
    Вот она какая – сдобная казачка, которую отец для меня сосватал с ее согласия! Ею стала коренная эстонка Эва Каск, сама выбравшая фамилию Кремс, которую я воспитывал с раннего детства, и, оказалось, готовил в жены для себя!
    Фильтр у сигареты начал плавиться в пальцах, и от ожога я очнулся. Умывшись и почистив зубы, осторожно, чтобы не разбудить Еву, я взобрался на кровать.
    Но она не спала.
    Включив ночник, Ева притянула меня к себе так, чтобы видеть лицо:
        - Олежка, скажи: ты меня и вправду любишь или пользуешься для удовлетворения мужской похоти?
        - Если у меня сортирный юмор, то у тебя не менее пакостные вопросы – аккурат для беседы в двухместном нужнике, когда у обоих геморрой! Конечно, люблю по-сумасшедшему, и буду любить до гроба! Могу свои чувства заверить у нотариуса, если требуется документальное признание. Похоть же с древности – это удел рабов и привилегия интеллектуально ущербных нуворишей. Я, увы, принадлежу к сословию русских служилых людей.
        - Неужели ты не перестанешь любить меня, когда подурнею, как, к примеру, при беременности? Грудь обвиснет, пятнами покроюсь, волосы выпадать начнут, брюхо колесом, разжирею? – допытывалась Ева.
        - Ты для меня станешь еще краше и дороже! Не пойму, зачем ты завела этот пустопорожний разговор?
   Она с мечтательными глазами чмокнула в щеку:
        - Чтобы потом не было обидно больно за бесцельно прожитые годы – помнишь обязательный для заучивания монолог из «Как закалялась сталь»? Сегодня будет выходная ночь. Будем отдыхать, и набираться сил.
    Солнце заливало комнату, когда я проснулся. Евы рядом не было. Oна сидела на верху стремянки в длинной бязевой сорочке с тюрбаном из полотенца на вымытых волосах и с блокнотиком в руках читала Большую советскую энциклопедию.
        - Моя юная жена достигла вершины мудрости, сменив лежбище Венеры на трон Минервы! – тоном телевизионного диктора провозгласил я.
        - Охотно принимаю сомнительный комплимент, - ответствовала она со своей вершины. – Кофе горячий в термосе, масло и колбаса для бутербродов на столе. Можешь закурить и впасть в эйфорию в дымовой завесе. Не забудь затем привести себя в порядок.
    Когда сытый и чисто выбритый, я вернулся в комнату, Ева сортировала по полу вещи из чемодана, доставленного моряком из Таллинна. Она жестом остановила меня у двери и взволнованно попросила:
       - Любимый, пожалуйста, ложись и обожди меня. Помечтай о чем-нибудь возвышенном, ладно? Ведь у нас с тобой все хорошо?
       - Да, - сказал я, удивленный ее необычным тоном, - лучше не бывает!
       - Бывает, а будет много лучше! – задорно уверила она меня.
    Я лежал и думал лишь о том, как трудно быть мужем очаровательной молодой женщины, и какие душевные мытарства меня ожидают в разлуке – однообразному мужскому воображению в дальних краях, помноженному на образную память, фантазировать исключительно в позитивном ключе не прикажешь!
   Из-за дверного наличника зазвенел ее голосок:
       - Зажмурься, пока не разрешу! – послышались шаги босых ног по полу. – Открывай глаза!
    У кровати стояла Ева в новой эротичной невестиной сорочке, откуда призывно выглядывали набрякшие розовые соски из специальных прорезей, отчего казалась полнее, выше и старше, с золотыми серьгами в маленьких ушках, тяжелым колье на шее и массивным перстнем на безымянном пальце правой руки, которой она жеманно поддерживала отяжелевшую левую грудь. В них были вправлены синие ограненные камни, которые удивительно гармонировали с ее небесно-голубыми глазами. И хотя до ломоты в затылке хотелось поскорее снять с нее драгоценную бижутерию и заодно рубашку, чтобы обладать ею оголенной, мне следовало вначале потрафить женскому самолюбию:
       - Девочка Евочка, что это камни? Они тебе очень к лицу!
       - Это сапфиры, по прочности и чистоте не уступающие алмазам, - она открыла блокнотик и с умелой расстановкой пауз процитировала. – Древние индусы называли его «частицей чистого неба». Он символизирует женское целомудрие, долголетие, духовную силу, решимость, и идеально походит для тех, кто родился под зодиакальным знаком Льва. То есть для меня! Правда, по восточному гороскопу я - Желтый Петух. Петух символизирует горячее солнце, поэтому мой цвет - жёлтый, что вполне соответствует золоту, подаренному мамой. Такие люди, как я, серьёзно взвешивают каждое своё решение, они настойчивы, любознательны и рассудительны, и наделены чувством бесстрашия, чтобы упорно идти к своей цели, несмотря на любые преграды и трудности.
       - Дорогая, тебя не поймешь: то ты кобылица, то ты курица, то ты львица – определись с понятиями? – беззлобно поддел ее я.
       - Дурачок! Кобылица я для тебя, который на мне скачет галопом, курица - как твоя жена, а львица – по складу характера. В этом смысле готова числить себя принадлежащей к нелюбимому семейству кошачьих.
       - Знаешь, что в львином гаремном прайде главную функцию охотниц выполняют как раз львицы, нападающие из засады на антилоп, которых на них всего лишь загоняет лев?
       - С биологией у тебя в школе было неважно, гуманитарий несчастный! Когда котята подросли, и самец больше не нужен, львицы прогоняют его и добывают пропитание сами, - нравоучительно сказала Ева.
       - Действительно, зачем им лишний прожорливый бездельник: осеменил, подкормил, и пошел с глаз долой в просторы саванны  до следующего года. И остается бедолаге только с гиенами спариваться! Волки в этом смысле более благопристойны – пока у самца зубы не выпадут, сохраняют парную семью.
       - Вечно ты все опошлишь! – махнула рукой Ева, и вернулась к главной теме, которая ее занимала. – Золотой сапфировый гарнитур и особенная свадебная сорочка являются маминым благословлением нашего брака, ты понял?
       - А презервативы – папиным наказом? Молодцы фронтовики, хорошо помнят, что на самолете без парашюта не летают, и спасательный круг на любом корабле не бывает лишним даже для отчаянных пловцов, будь они хоть всесоюзными чемпионами по плаванию. Предосторожность никому не навредит.
    Ева нахмурила брови, как в детстве, раздумывая над дилеммой. Я ждал категорического резюме, но напрасно. Она озадачила меня новым вопросом:
       - Олежка, зачем с древности во всех культурах придают такое большее значение ритуалу брачной ночи? Ты, как историк, обязан это объяснить непросвещенной аборигенке. Пожалуйста, обойдись без псевдонаучного словоблудия – мы это проходили в связи с открытием нараспашку норушки у девочки Евочки.
    Оказалось, что однозначного ответа нет. В огромном по протяженности цивилизационном процессе разрыв девственной плевы у невесты как цель брачной ночи занимал крохотный период времени, начиная с повсеместного упрочения христианского мировидения в евроатлантическом социуме, однако торжественные обряды уединения новобрачных существовали задолго до него. Было о чем поразмыслить, и я почесал в затылке.
    Ева торжествовала:
       - Научная мысль спасовала перед элементарной гуманитарной задачей! Все дело в том, что ответ прост, как апельсин. Но я растолкую тебе его потом, ладно?
    Она уселась мне на шею с детства знакомыми словами «Я – Ева, а ты мой Адам!» и надвинулась животом с выступившим наружу словно бордовый продолговатый стручок кизила клитором из раскрывшихся губок мне на лицо для обласкивания языком. Когда ее ноги и живот свело судорогой, она охнула, упала на меня и сползла подергивающимся телом вниз, чтобы через минуту стать всадницей.
    В ответственный момент, когда я обычно ласково подталкивал ее вверх, Ева внезапно выпрямилась, содрогнувшись с изумлением в глазах от толчка изнутри, и прочно припечатала меня к кровати, упершись растопыренными ладонями в грудь и лишив возможности маневра.
       - Хорошо! У меня во рту стоит вкус спермы - насквозь пробил, когда оседлала! - сообщила она, облизывая пересохшие губы и победно взирая сверху.
    Понятно, подумал я, почему женщинам нравится «Демон поверженный». Переведя дух, обреченно спросил:    
       - Знаешь, что бывает после такой езды, кобылица моя златогривая?
    Она осталась восседать на мне с царственным величием, да еще скрестила руки на груди, как Цезарь после капитуляции вождя галлов Венцигеторигса.
       - Знаю. Читала в романах!
       - Как бы тебе не пришлось читать этот роман с продолжением в девять месяцев, - невесело предупредил я, понимая, что она меня обвела вокруг пальца. 
       - Подумаешь, всего-то и делов - 9 журнальных номеров! Я вообще с четвертого класса страсть как обожаю перечитывать солидные трилогии о необычайных приключениях, а особенно мне нравятся «Дети капитана Гранта» с продолжением в виде  подводного плавания с капитаном Немо и освоением таинственного острова.
      - Есть ко всему и трилогия «Хождение по мукам». Как она тебе?
      - Увлекательная книга, но там не нашлось место детям. Без них даже крутая интрига теряет привлекательность, во всяком случае, для меня.
    Ева, наконец, смилостивилась, улеглась рядом и погладила меня по волосам:
       - Отвечаю на теоретический вопрос, который привел тебя в замешательство. Брачная ночь с сотворения мира всего-навсего означала зарождение новой ветви рода.
       - Поэтому ты облачилась в ритуальные одеяния невесты?
       - Да, такой день должен остаться в нашей памяти на веки вечные, а фамильные золотые украшения символизируют продолжение рода Залесских - их мне когда-то бабушка примеряла.
    Во мне невероятным образом совмещались восторженное вдохновение от сознания величия свершившего перелома в жизни и досада, что Ева вновь решила все за нас двоих, посчитав меня бытовым трусом.
       - Не принимай случившееся близко к сердцу: природа капризна, и иногда оплодотворения матки супругам приходится дожидаться годами. Через десять дней все прояснится, но больше никаких соскакиваний я не хочу, а подарочные презервативы можешь спрятать для своих любовниц на антресолях. 
    Спустя две недели, когда я спросил, когда придут месячные, она с сияющими глазами ответила детской частушкой:
                Кто-кто в теремочке живет?
                Кто-кто в невысоком живет?
                Поселилась ягодка в избушке,
                Но открыта дверь в норушку!
    Чудо-чадо на радостях повисла у меня на шее, поджав ноги:         
         - Ты у меня снайпер: с первого выстрела попал в цель!
    Заметив, что я расстроился, Ева успокоила меня:
         - Не беспокойся, я справлюсь – в крайнем случае, родители помогут. Тебе гораздо легче будет служить, зная, что жена занята серьезным делом, а не шляется по дискотекам и притонам, чтобы потрахаться инкогнито, потом отписываясь враньем о своей верности по почте. Бумага, как известно, все стерпит. И мне будет, для кого грызть гранит науки, когда он живет во мне.
    Через месяц у нее начался токсикоз. Он переселилась на кушетку, откуда был короче путь до туалета, и таяла на глазах: уходя в институт, я оставлял ее в тревожной дреме свернувшейся калачиком, чтобы, вернувшись домой, увидеть за обеденным столом истощенное личико со ставшими огромными виноватыми глазами.
    Ева мужественно ходила в ближайшие магазины за продуктами, но на пути между парадным и лифтом, то ли из-за перепада температуры, то ли из-за разницы в давлении между улицей и помещением у нее начинались приступы тошноты и обмороки. Ее подхватывала бессменная лифтерша нашего подъезда Агата Каземировна, которая была русифицированной в Сибири полькой, и уводила в подсобку под лестницей, где после рвоты усиленно отпаивала национальным «посполитым травяным чаем».
    Я не знал, как выразить заботливой старушке свою признательность за бескорыстную помощь и без повода дарил ей коробки шоколадных конфет.
    В очередной раз Агата Каземировна, приняв подношение, сказала:
         - Олег, ты бы заодно купил карамелек – Еве полезно сейчас кисленькое, а не сладкое. И ожидайте девочку! У нее личико крапчатое, а когда парней носишь, чистой кожа остается. По себе знаю, что девочка в утробе забирает материнскую красоту, потому женщины, беременные девочками, дурнеют внешне, и тягость им тяжело даётся, и рожают они трудно. Недаром у нас говорят: «Баба бабе враг от чрева до старости!» А вот с мальчишками все наоборот.
    В начале апреля Ева провожала меня на заснеженном плацу у Алешниковских казарм на Таганке, прозванных в народе «Большой Самарой». Она прилепилась к моей груди, плакала без перерыва и умоляла не забыть ее и обязательно вернуться живым, а я повторял как заклинание извечное солдатское «Береги себя и ребенка!» Когда объявили минутную готовность к построению, она отошла, чтобы я надел рюкзак, и крикнула:
          - Я позвонила родителям. Они все знают про нашего будущего ребеночка. Мама наказала мне: «Держишь, жалмерка! Такая наша бабья служба Отечеству».
     До армии, работая над статьями, я не мог объяснить себе, почему фронтовики так мало пишут воспоминаний о войне, чаще всего доверяя их изложение литераторам, видевших ее в лучшем случае урывками в командировках. Побывав в боях, я понял причину. Война – это тяжелая монотонная и кровопролитная работа, где бывают  неудачи и успехи, как в обыденной жизни, но где ошибки равносильны смерти. Понятие «подвиг» там имеет отнюдь негероическое содержание. Так называется и «выбивание» у скаредных тыловиков новых сапог для подчиненных или лишнего литра спирта, умелое «вешание лапши на уши» очередной комиссии и, конечно, победы над женщинами.
     Мой должностной уровень в Афганистане менялся с калейдоскопической быстротой.
     Когда в первом бою из-за неграмотного приказа ввести в бой из резерва нашу необстрелянную роту, снайпер убил молоденького командира в заметной офицерской фуражке, а замполит впал в шок и застрелился, мне пришлось по возрасту руководить вконец перепуганными мальчишками. Они безропотно подчинились, и по моему приказу заняли круговую оборону для того, чтобы не только уцелеть в свисте пуль, но отстреливаться и не попасть в плен. Мне вручили медаль «За отвагу» и погоны старшего сержанта.
    Через три месяца стал старшиной с орденом Боевого Красного знамени потому, что переобув бойцов в китайские резиновые кеды и сменив пилотки на пляжные панамки, - на восточном базаре был богатый выбор всех размеров, - замоченные в зловонном вареве из цветочков и лишайника, чтобы стали зелено-пятнистыми, мой разведывтельный взвод «оборванцев» бесшумно, постреляв охрану, без потерь взял в плен американского инструктора. Позже нам всем скопом вручили медали «За боевые заслуги». 
     Наш почтовый роман с Евой прервался на первых страницах. Вначале письма я получал пачками, когда рота попадала на доформирование, где вместо подписи был оттиск ее напомаженных губок. Но с мая писем из Москвы мне не доставляли. Я в панике написал отцу с просьбой выяснить, что случилось, и получил маловразумительный сухой ответ, что Ева вышла замуж и уехала, неизвестно куда и с кем. 
    Летом меня вызвали в Тебриз, где в политотделе душевно с коньячком поздравили с тем, что ВАК удостоил меня научной степени кандидата исторических наук, и командованием подписан приказ досрочно за боевые заслуги присвоить мне звание старшего лейтенанта запаса. Меня срочно сфотографировали для получения новых документов в офицерском кителе.
    Я сдал красный солдатский военный билет, истолковав сказанное как окончание срочной службы, и два дня «гусарил» по рюмочным пограничного городка.
    Похмелье оказалось неожиданным – утром явился военный патруль во главе с вежливым майором, который отвез меня на аэродром и усадил в военно-транспортный самолет, следующий в Кабул
    Там мне вручили не офицерский зеленый военный билет уволенного в запас, а удостоверение личности старшего лейтенанта О.Г. Залесского и приказ о моем призыве из запаса.
    Можно, конечно, было писать в Москву жалобы на произвол местного начальства, идти  по инстанциям, подключить к разбирательству отца, но не стал - после измены Евы домой меня не тянуло!
    Я вернулся командиром в свою роту, с который провоевал без малого два года, пока не был тяжело ранен и попал в госпиталь.
    Весной 1984 года, когда я научился ходить, сменив костыли на палку, которую сердечные медсестры величали тростью, пришла срочная телеграмма: «Папа скончался 22, мама 31 мая. Похороны 5 июня. Ключи 3 отделении милиции. Ева Кремс».
    Как я не торопился, опоздал – лететь из Ташкента пришлось с двумя многочасовыми пересадками.
    В обезмолвевшей квартире с занавешенными черными накидками зеркалами и стеклами серванта было чисто, холодно и пусто. На обеденном столе лежала записка с до боли знакомым ровным почерком: «Олег! Я достойно предала земле прах наших родителей, но влезла в большие долги – 300 рублей: два захоронения и двое поминок. Если сможешь, верни поскорее. Я каждый день буду ждать в 12.00 во дворе твоего дома».
    Я нашел ее на скамейке в огороженном от футбольной детворы сетчатым забором скверике. Ева примостилась боком на самом ее краешке. Рядом стояла хозяйственная сумка с торчащими длинными пшеничными батонами, пучками зеленого лука и изогнутыми гидропоническими огурцами. Ее поношенное бесформенное ситцевое платье так резко контрастировало с моим новеньким мундиром и орденами, что стало неловко за свой петушиный вид.
    Ева безразличным взглядом пригласила сесть за сумкой.
    Я плюхнулся мешком, неверно опершись на палку и подняв густую пыль с рассохшихся досок.
        - Ты почти не изменилась с тех пор, - сказал я, проглотив заготовленный банальный комплимент «Все хорошеешь!» потому, что перемены в ее облике были удручающими.
     Двадцатилетняя Ева выглядела как молодящаяся пожилая женщина, соблюдающая диету, бегающая трусцой по утрам и постоянно посещающая косметический салон. Она казалась изможденной, на лице явственно проступали под несвежей кожей синеющие разветвления кровеносных сосудов, а в провалившихся глазах отражался старческий страх перед скорой смертью.
     Пыль, поднятая моим неуклюжим приземлением на скамью, медленно оседала, затуманивая солнце.
       - Благодарю за комплимент, - в пыли повис ответ.
       - Спасибо тебе за то, что проводила родителей в последний путь. Очень тебе обязан, - поблагодарил я и достал деньги.
     Она протянула навстречу руку, не подвинувшись в мою сторону и  поморщившись будто от боли, и мне пришлось прилечь на локоть, чтобы вложить в ладонь с рельефными толстыми венами на истончившемся запястье запечатанные в банковские упаковки червонцы.
    Лицо ее оставалось отрешенным, а в глаза застыла обреченность, какая бывает у молодых солдат в ожидании тяжелого боя.
        - Скажи, пожалуйста, ты родила ребенка, зачатого там, на Кутузовском? Родители мне так ничего и не ответили.
        - Да, родилась хорошенькая девочка весом 4110 килограммов. Зовут ее Полина - Поленька.
        - Имя дала в честь своей любимой писательницы Полины Реаж? – попытался я разрядить тягостную атмосферу.
        - Мое отношение к ней радикально изменилось: не всякая рабыня может быть госпожой. Во всяком случае, фантазии француженки, воспевающей гимны садомазохизму, мне больше не интересны. Имя нашей дочери я дала в честь бабушки Пелагеи Васильевны.
     Увидев мое удивление, она скучно пояснила:
        - В ЗАГСе заявили, что греческие имена Пелагея, Евлампия, Евдокия, Алевтина и прочие анахронизмы согласно циркуляру Совет министров Украинской ССР решено изъять из  реестра как давно вышедшие из употребления. Можно было, конечно, писать апелляции в Киев и добиться своего, но возможности не было.
        - Полина – очень славное имя!
     Говорить было не о чем. Показалось, что она изображает вежливую скуку, словно перед ней оказался безликий страховой агент.
        - Получается, что ты нашла личное счастье? Виват муженёк, детишки, ладушки, двоечки…!
        - Да, и я ни о чем не жалею, - она сделала ударение на последнем слове.
        - Ну, разумеется! Бороться и искать, найти и не сдаваться! Правда, двух капитанов в наличии не имеется, единственный присутствующий отвергнут, но сдаваться ты не собираешься?
     Она медленно растянула полные губы в сухой улыбке: так выдавливается зубная паста из тюбика:
         - Как бабушка часто приговаривала: смешно дураку, аж язык на боку!
         - Ладно, пусть реют знамена нашей победы и будут растоптаны флаги злейших врагов! А за что бороться станешь по нетленной формуле Вениамина Каверина? Возьмешься преодолевать объективные противоречия развитого социализма при помощи материалистического метода, где по-кухонному совпадает диалектика, логика и теория познания. Дарю тебе припев гимна домохозяйки, а инвентарную опись квартирного благоденствия добавишь сама:
                Трудно жить на этом свете,
                Созидаю тут уют.
                От вида найденной монеты,
                Все святые запоют!
     Я в сердцах отшвырнул сигарету в ближайший куст и тут же прикурил новую. Меня познабливало от нервного напряжения.
     Ева нервически передернула плечами, со страхом посмотрела на часы и отвернулась, чтобы не встретиться со мною взглядом. Да, видно несладко ей живется с заместителем главного бухгалтера Судоремонтного завода Петром Равильевичем Шаяхметовым, который даже на платьях для красивой жены, которая «тонкая, звонкая, и ноги от ушей», деньги экономит.
         - Знаешь, какое основное противоречие коммунизма, на пороге которого мы находимся? Нет, не противоречие между индивидуумом и коллективом, как сообщают обновленные учебники по обществоведению, а противоречие между мужчиной и женщиной. Его и будем преодолевать до кукушкина заговенья, даже получая по потребностям манну небесную в кисельных берегах! Предлагаю преодолевать котраверзу вместе со мной!
         – Ты явился затем, чтобы заставить бросить мужа, забрать дочь, к которой он хорошо относится, и сбежать с тобой туда, не знаю куда? – спросила она, упершись взглядом в землю, где суетились муравьи.
         - Поленька – моя дочь! – не сдержавшись, гаркнул я, как перед строем новобранцев.
      Она укоризненно покачала головой и сказала без надрыва:
          - Послушай, ты, безнравственный нравоучитель! Я ожидала такого поворота. Ты достаточно умен, чтобы не понимать, каким будет ответ. Словесная шелуха типа «не те родители, что на свет произвели, а те, что воспитали» будет излишней в нашем заключительном собеседовании – другого случая не будет! Петя оказался идеальным мужем и заботливым отцом, а ты был и останешься «перекати-полем», Вечным жидом. Когда жизнь сводит нас с людьми из прошлого, она тем самым дает возможность убедиться, что, слава Богу, тогда ничего не получилось. Ты понял?!
     Ева поправила волосы, и на пальце сверкнул золотой ободок обручального кольца. Мне почудилось отчаяние в ее бесстрастном голосе в этом протяжном «ты-ы-ы!» Она считала, не зная всей правды, что я предал нашу любовь - ее полные счастья голубые глаза от моего признания в любви, ее задрожавший от вкуса первого глубокого поцелуя девичий стан, ее слезы и смех от первого упоительного и мучительного слияния наших тел.
     Боже мой, как я когда-то потешался в душе над Петькой Шаяхметовым, скудоумным мальчиком и скрягой, считающим каждую копеечку. Я презирал его за то, что он стремился выглядеть равным нам с Лешей Довженко, свободно рассуждающими о мировых проблемах. Я повержен ничтожеством – сереньким бухгалтером, который ухватил чужое сокровище толстыми, перепачканными в чернилах пальцами. Народная мудрость гласит: «дай курице грядку - изроет весь огород». Мне сегодня приходится обозревать руины, который оставил после себя на нашей маленькой с Евой планете любви этот скупой, заурядный и трусливый человечек, экономивший даже на своем футляре. Небось, он до сих пор ходит на работу с костюме с выпускного вечера, обсыпанном чиновной перхотью. Золотой обруч  на безымянном пальце Евы – это месть моему благодушию, доброте и вере в идеалы.
        - Очевидно, мне рассчитывать в обозримой перспективе не на что, - ты ко мне не вернешься, и дочь я не увижу. Биться головой о стену и заламывать руки от отчаяния не буду – расстанемся без сценических реприз. Я ухожу, но берегись – в кого поверишь, тем и станешь. Угрозы в моих словах нет: тебя ждет деградация, а маленькую Поленьку мне искренне жаль.  Вырастет второй гоголевской Коробочкой!
        - Как же я тебя люблю, подлеца! – отчаянно вскрикнула она. – Люблю до безумия, до умопомрачения, и всегда буду любить! Уходи скорее с глаз долой, иначе со мной будет истерика! Между нами все кончено, и не мучай меня, умоляю!! Я ничего не хочу менять, понимаешь?! Однажды поддалась чувствам, и больше не стану! Будь мужиком, не измывайся над женщиной!
     Я встал, тяжело опираясь на палку, и протянул ей левую руку для товарищеского рукопожатия.
       - Оскорбительный жест – левым образом пожимать мою правую руку!
       - От правой осталось два пальца: большой и указательный, - я протянул облаченную в черную кожаную перчатку с тремя пробковыми имитаторами культю. – К тому же повреждена осколком голень правой ноги. Получается, что и палку держишь в культе, чтобы управляться с правой, более короткой ногой. Знаешь, мастерство ковылять без падений оказалось довольно сложным делом, и я пока в самом начале творческого пути.
     Она дрогнувшим голосом попросила:
        - Сядь и сними, пожалуйста, перчатку!
        - Поверь, на подобное зрелище не допускаются слабонервные особы.
     Взяв мою изуродованную клешню, покрытую натянувшейся глянцевой багровой эпидермой горевшего заживо человека, в обе ладони, Ева заплакала:
        - Господи, я с трепетом вспоминаю эту красивую ласковую руку! Как это случилось? Когда ты пропал без вести?
        - Долго рассказывать, а ты, похоже, торопишься.
        - У меня через два часа по расписанию сеанс массажа, – у нее внезапно задергались губы, вспотел лоб, и свело мышцы лица, как в эпилептическом припадке.
        - Массаж – это важное для женщины занятие. Любимой темой моих ребят в перерывах между боестолкновениями было смакование подробностей, как массажист использует пациентку по прямому назначению. Твой, надеюсь, отличается высокими жеребячьими данными и удовлетворяет кобылью страсть? Я Петьке ничего не скажу.   
        - Да, темперамента ему не занимать! Мастер на все руки: после сеанса нет сил встать самостоятельно! – она грузно ссутулилась, но не отпустила мою двупалую конечность. – Рассказывай, что с тобой произошло – время уходит.
        - Недавний офицер знает цену времени! Географические координаты опустим. Расквартировали мой разведывательный взвод числом 18 стволов в кишлаке недалеко от Джелалабада, когда душманы перешли в наступление. Я накануне почувствовал неладное – дети на задних дворах попрятались, женщины чаще, чем обычно, бегали за водой, а старики на завалинке перестали с нами разговаривать. Приказал бойцам срочно оборудовать позицию на «пятачке» выше селения. Мы перенесли туда запасные боеприпасы и сухие пайки, навалили брустверы и подготовились к быстрому отходу. Обороняться в саманных домах – ошибка неопытных командиров. Через час их базуками оттуда выжгут. В общем, залегли мои закаленные ребята, зная секторы обстрела, - и «пошла работа». На каменистом ландшафте атака, да еще вверх в гору не особенно опасна. И подходов по тропам всего три! Наступающие идут гуськом или плотной группой, мешают друг другу, больше смотрят себе под ноги, чтобы не поскользнуться и не свалиться в расщелину, и быстро выдыхаются. Поэтому передвигаются медленно и стреляют неприцельно, что называется «на испуг». У нас же неприятель - как мишени в тире! Автоматы пристреляны: поднявшихся в рост приканчиваем наискосок торса, средних – в грудь, а головами задних занимаюсь я с убойной трофейной газонокосилкой МГ-42 - отличный был пулемет! В Пакистане немецким оружием времен второй мировой войны были наполнены целые склады.
     Я закурил потому, что воспоминания были не из приятных. Собственно, Ева были первой слушательницей обстоятельств последнего боя в моей биографии.
        - После двух вылазок, потеряв десятка три убитыми и раненными, душманы обложили нас, тревожили огнем, еще раз набежали, попали под перекрестный огонь и отступили. Трое суток были в окружении, а радиста, как назло, гранатой накрыло, и связи со штабом я лишился. Мы заслужили такое уважение пуштунов, что они специально привезли 88-мм миномет, чем себя выдали. Подоспели наши вертолеты, разогнали их, но осколками последней мины рикошетом от скалы как бритвой срезало мне три пальца и повредило ногу. Началось гангренозное воспаление, температура поднялась до 40 градусов, и меня без сознания положили в «вертушку» и эвакуировали сначала в Кабул, а оттуда в Тебриз. Долечивался я уже в Ташкенте.   
     Ева прижимала мою культю к груди, гладила ее и плакала.
         - Поначалу хотели ампутировать руку до плеча, но молодые фронтовые медики рискнули. Они накачивали меня донорской кровью и после восьми операций по вырезанию зараженных тканей вплоть до костей спасли даже остаток кисти. Пережил клиническую смерть на последней чистке, откачали, и только месяц назад начал самостоятельно ходить. Награжден орденами Красной Звезды, Боевого Красного Знамени и Александра Невского, повышен в звании для увеличения размера пенсии, и списан из состава вооруженных сил как военный инвалид 3-й группы. По закону мне должны были дать первую группу, но с ней на работу не берут, и я, иконостасом сверкая, уговорил медицинскую комиссию обойти инструкции.
        - Мы считали тебя погибшим, - не  переставала плакать Ева.
        - Извещение о том, что я пропал без вести, объясняется элементарно: в войсках каждую неделю начальник штаба пишет боевое донесение со списком утраты техники, снаряжения и в конце констатирует количественную убыль офицеров и солдат, а замполит – подробное политдонесение только о потерях среди личного состава. Работают они сообща, но политдонесение приходит в армию раньше, где принятые у сухих оперативников сокращения «Пр. бсв. стл. Залесский» - пропала беспроводная связь с Залесским – замполит красочно расшифровал как «пропал без вести».
        - Сколько же страданий ты перенес, милый Олежка! Почему не написал?
        - Нечем было писать – правая рука до локтя в бинтах, а левой не умею. Сейчас двумя пальцами с горем пополам научился расписываться, а, чтобы написать записку с десятком слов, мне нужна простыня – получаются одни аршинные каракули.
        - Страшно слушать!
        - Страшно другое: вернуться в мирную жизнь, где не осталось никого из родных, - круглым и никому не нужным увечным сиротой!
      Она целовала обрубок моей руки, обливая его слезами, а я молча курил. Длинные светлые волосы развевались на ветру, локоны липли к мокрым щекам и губам, и Ева плавным движением убирала их с лица.
        - Всю жизнь диву давался, сколько у женщин соленой влаги в запасе! Хватит по мне живому слезы лить! Если не секрет, разъясни, что приключилось такое страшное, что ты сбежала из Москвы как швед из-под Полтавы? Беременность – не чума!
        - Весной в Москву приехал Петр. Адрес случайно выболтала мама дворничихе тете Рае и намекнула, что я на сносях. Наверное, бдительные соседи доложили: с моей тощей фигурой живот выпирает вперед ледоколом, и дурочку не сваляешь. Думала поступить на журфак и уйти в академический отпуск по беременности. Петр сказал, что в столичный горком партии поступило письмо от сотрудниц твоей кафедры, что ты совратил несовершеннолетнюю сестру, сделал ей ребенка и скрылся под предлогом призыва в армию, и если я не выйду за него замуж и не уеду, тебе грозит трибунал и тюремный срок. Чтобы спасти тебя, нужно представить дело таким образом, будто забеременела от другого, то есть от него, до приезда в Москву! Ради тебя, я согласилась, и уехала с ним.
     Ситуация проявилась до контрастности фотографического негатива. Коллективный донос вряд ли имел место - не того полета были мои кафедральные дамы, - а вот предсказание апокалиптических последствий являлось чистой воды «страшилкой» из ставших модными новоэмигрантских детективных романов о «тайнах советской партократии», рассчитанных на домохозяек и недорослей. Они в ксерокопиях наводнили книжный «черный рынок». При всей зашоренности номенклатурных бюрократов принципами коммунистической морали, дело бы в самом худшем случае ограничилось бы исключением из партии, но никто бы никогда не потребовал ареста члена КПСС с безупречным послужным списком, к тому же добровольно уехавшего в Афганистан исполнять интернациональный долг! После выяснения парткомиссией отсутствия у меня с Евой кровнородственных связей отделался бы строгим выговором с занесением в учетную карточку, и то, если бы отказался жениться! Гомосексуализм карался однозначно сурово, а в нашем случае требовалось добровольное заявление в прокуратуру несовершеннолетней о физическом ее принуждении к сожительству, которого Чудо-чадо писать бы не захотела.
     Петька нагло обманул Еву и дуплетом убил сразу двух зайцев. На охоте такого не бывает, а в человеческом обществе, оказывается, случается!
     Монотонно я изложил ей суть Петькиной подлости, поскольку смеяться над ней желания не было.
        - Прощай, девочка Евочка, и не поминай лихом!
     Я встал, постоял с полминуты, чтобы собраться, найти центр тяжести и правильно перенести часть веса на палку, и размеренным выверенным шагом ушел прочь.
     Дома прилег на застланную траурным покрывалом кровать и забылся, пребывая в каком-то сумеречном измерении, где в занавешенных черным шелком зеркалах то и дело отражались лица родителей и бабушки. Они о чем-то возбужденно говорили, но разобрать слов было нельзя. Пытаясь объясниться, я открывал глаза, но видел пустую комнату, где по потолку метались блики от фар автомобилей, сновавших на улице. Искалеченная рука ныла до плеча, обещая изменение атмосферного давления утром.
     Сон не приходил, и я, лежа, закурил, чтобы отвлечься.
     В дверь позвонили. Я отыскал палку, и как был в трусах и майке, зажег в прихожей свет и открыл - в проеме стояла Ева. На ней была запахнутая пятнистая плащ-накидка и домашние тапочки.
        - Не наряжайся, я помоюсь и приду, - устало сказала она и закрылась в ванной.
    Пока слышался плеск воды, я курил одну за другой. Зачем она заявилась ночью в таком виде и что ей от меня нужно? Любовником мне уже не быть по причине ограниченной подвижности и вероятной импотенции, но и услуги сиделки пока не требуются! Да и пути наши давно разошлись.
    Ева пришла в образе персонажа из трофейных порнофильмов, которые мы просматривали на отбитых у душманов видеомагнитофонах: на спине была простыня до щиколоток, завязанная тесемочкой у горла, а глубоко впавший к позвоночнику живот и неестественно расширившиеся пузырями груди, откуда торчали налитые кровью бесформенные соски, были обнажены. Тело было истощенным настолько, что ребра и бедренные кости выпирали далеко наружу как у заключенных в фашистском лагере смерти в кинохронике, волосы на лобке выглядели жесткой щеткой, а мертвенно бледная кожа была мятой и бугристой, как у хронически нездорового больного.
        - Массаж приносит свои зримые плоды! Чем обязан визиту?
        - Я пришла, чтобы закончить разговор. Ты готов меня выслушать?
        - Садись, стул рядом. Тебе не мешало бы заодно и накинуть на себя халат, - пытаясь сохранить хорошую мину при плохой игре, холодно предложил я.    
        - К сожалению, воспользоваться твоим предложением не смогу – мне сейчас удобнее стоять в таком виде. Сидеть мне пару дней будет трудно, а лежать я могу только на животе, приняв горсть анальгина. Тогда удается задремать на пару часов.
     Я встал, как того требовали правила вежливости.
     Она  горестно улыбнулась:
         - Ты меня неверно понял. Надеюсь, после трех лет в окопах ты нагляделся ран и смертей, и в обморок не упадешь. Я ушла навсегда от мужа с прощальным клеймом. Смотри, - она повернулась спиной и сбросила простыню на пол.
     Ее ягодицы представляли собой жуткое зрелище: они сверху донизу были покрыты частыми - почти без промежутков – горизонтальными тонкими и глубокими поперечными просечками, точнее - порезами на нежной женской коже, которые обильно кровоточили, а те в свою очередь перекрывались такими же вертикальными равноудаленными широкими кровавыми продольными отпечатками грубого веревочного ремня. В просечках накапливалась розоватая сукровица, а полосы, наоборот были набухшими от скопившейся крови. Так истязает жертву хладнокровный палач с математическим складом ума, любящий строгие геометрические формы. Петька и здесь стремился к соблюдению гармонии!
     Во мне все кипело: на войне люди с садистскими наклонностями долго не живут потому, что они по складу характера - патологические трусы. Они могут измываться над беззащитными пленными и слабыми женщинами, но дезертируют первыми, увидев способного дать отпор противника. От них избавляются товарищи, их  презирают враги.
          - Чем тебя Петька истязал?
          - Конским выездковым металлическим стеком и вожжами, - голос у нее задрожал от унижения.
          - Повернись, пожалуйста, лицом! А груди тебе он чем обрабатывал? –   я пытался найти способ привлечь Петьку к судебной ответственности, и осмысливал факты.
          - Бил по соскам деревянной лопаточкой для торта, - тут она заплакала.
    Я потянул Еву за руку на кровать.
           - Ложись на живот, я тебе мазь сзади вотру. У мамы ее было много в аптечке на кухне.
    Вернувшись, я занялся оказанием первой медицинской помощи, осторожно накладывая слой за слоем. Ева спросила, вытирая слезы:
            - Я вызываю у тебя физическое отвращение, да? Скажи правду, мне уже нечего терять! Помнишь бабуинов в зверинце? Они хотят быть учеными, и из-за этого у них попки красные… Я, выходит, тоже такая ученая, что дальше некуда!
            - Перестань говорить глупости. Какое может быть отвращение к тебе, Чудо-чадо? Сам искалеченный! Объясни, что произошло после нашей встречи? Мое появление разрушило семейную цитадель?
            - Нет, оно лишь ускорила развод – в сентябре, забрав Поленьку из приморского лагеря, я бы сбежала, куда глаза глядят.
            - Рассказывай все по порядку.
            - Все началось полгода назад. Мой бывший муженек был вполне пристойным человеком, по средствам баловал, супружескому долгу, похоже, не изменял, к нашей дочери неплохо относился. Правда, требовал, чтобы она обращалась к нему не иначе как «дядя Петя». Мы даже говорили о том, что, когда Поленька подрастет, следует обзавестись общим ребенком. Он меня по-своему любил, но так, как ему отпущено природой, а я снисходила к нему со скукой по обязанности жены, а скорее всего - от безысходности. К твоим родителям вернуться не могла, став Хавой Шаяхметовой. Опозорилась сама, и тебя чуть было до тюрьмы не довела своим неуёмным вожделением принадлежать и владеть.
            - Как ты умудрилась выйти замуж, будучи несовершеннолетней? – заинтересовался я, накрывая иссеченные ягодицы несколькими слоями марли.
            - Не перебивай, об этом в последнюю очередь, - она со стоном легла на бок. - В общем, мы были обычной советской семьей среднего достатка, которая со стороны казалась благопристойной, а для меня - безрадостной. Так продолжалось, пока мой бывший, - она с протяжным змеиным шипением произносила это новое слово, испытывая мстительное удовольствие, - не попал главным бухгалтером в «фирму». Как я догадываюсь - в финансовый отдел подпольного синдиката, который под видом таможенной службы контролирует контрабанду и наркотики в торговом порту.
            - Петька с детства был связан со шпаной!
            - Никакая это не шпана, а сплоченная дисциплинированная организация со своим мозговым центром, бухгалтерией, устойчивой вертикальной иерархией и отделом кадров, который и выбрал бывшего мужа по социальному происхождению. У них и свой кодекс неписаных законов есть, альтернативный гражданскому праву, где конституционные нормы заменяются деньгами, а беспредельное насилие и огромные взятки решают все проблемы. Они рвутся к власти, и добьются своего в нашем бесхребетном обществе развитого социализма.
             - Да, после смерти Андропова опять началась бесконечная говорильня, что к добру не приведет. Дальше, что было?
             - Появилось сначала немного лишних денег, потом машина в долг, но без волокиты с записью на годы вперед, и, наконец двухкомнатная квартира в новостройке. Тут встал вопрос об общем ребенке – Поленьку, как я сказала, он удочерять не пожелал. Бывший мог себе позволить расходы на его содержание и воспитание. Он процветал, и собирался нанять приходящую няню.
    Я слушал, с трудом приклеивая скользкие и жирные от мази марлевые накладки на отекшие выпученные соски на ее истерзанной груди лейкопластырем:
              - Короче, la vie en rose в зарослях крапивы! Прости, с языка сорвалось!
              - Я забеременела, и знал бы ты как оберегал, холил и лелеял он меня: до булочной двести метров личный шофер подвозил, а дорогими выходными одежками, золотом и бриллиантами завалил! С работы в молодежной газете заставил уволиться, чтобы не дай Бог не оступилась, беря очередное интервью у ударника комсомольских строек! – она испытующе заглянула мне в глаза. – А я вдруг остро возненавидела того бедняжку, кто родится от этого нелюбимого и потерявшего в моих глазах уважение человечка, ставшего хапугой, вороватым купчиком мелкого пошиба, возомнившего себя если не богом, то царем Крёзом. Пошла и на третьем месяце сделала аборт, а ему сказала, что избавилась от замершей беременности, и года два нам придется повременить.
              - Шпана тебя разоблачила? – догадался я.
              - Да, большие деньги кому хочешь язык развяжут, а медики тут же о клятве Гиппократа забудут. Заплатила я им за придуманный диагноз в справке, видать, недостаточно, чтобы помалкивали. А может быть, им пригрозили обычной в их кругу разборкой с горячими утюгами?!
    Ева упорно хотела сесть, но гематомы не давали такой возможности, и она перекатывалась по кровати с одного края на другой.
               - Тебе очень неприятно слушать мою печальную повесть?
               - Да, но выслушаю до конца, сдерживая весомые армейские словечки. Похоже, пока мы в Афгане за светлые идеалы сражались и умирали, тут погибала империя. Нас погубят политика без принципов, удовольствия без совести, богатство без работы, знание без характера, бизнес без морали, наука без человечности и вера без жертвенности, говорил Махатма Ганди. Конфуций еще раньше сказал, что «государства гниют изнутри, внешние враги лишь заканчивают дело».
               - Поленьку я проводила в Евпаторию в оздоровительный детский профилакторий и была дома, когда он пришел и приказал раздеться догола. Я возмутилась, и тогда он свалил меня натренированным ударом по ложечку, а когда упала, сорвал одежду, и, связав руки и ноги, перевернул на живот. И начал неторопливо изо всей силы наотмашь пороть стеком. Я вопила, извивалась от боли, захлебывалась слезами, а он не останавливался. Когда в ход пошли вожжи, я уже скулила как собачонка. Потом он поставил меня на колени, заломил вверх руки и изнасиловал, - она замялась, подбирая нужное слово, - как мальчика, мучительно вытягивая соски вниз будто корову доя! Истязать груди он научился в пятый раз… От нервного потрясения и болей в кобчике у меня нарушилась координация движений, на ноги встать не смогла и на четвереньках поползла в туалет, а бывший со злым смехом подгонял меня вожжами, лупя по всему телу.
    Мое воображение живо нарисовало картину, где первобытным страхом были пронизаны крики избиваемой Евы, как она, растерзанная и опозоренная, рвано хрипела, косолапо спасаясь на карачках от хладнокровного преследователя, распустив свои роскошные волосы и визжа от новых жгучих ударов. Это было уже не человеческое существо — она извивалась, как недобитая окровавленная собака на живодерне, ползла, падала лицом об пол, оборачивалась с выражением дикого ужаса и непередаваемой животной тоски, опять ползла и опять выла без слез.
    Я с трудом подавил рвотный позыв:
            - До этого он тебя часто бил?
            - Никогда – былинки и пылинки с меня сдувал! Приятельницы и соседки умирали от черной зависти, видя наши с ним взаимоотношения, а в постели я с капризами и мигренями верховодила. Не иначе, его теоретически подковали на «фирме». Там есть дипломированные консультанты, доктора психологии. Изобрести столь изощренную систему разрушения личности мой бывший сам не мог – научные книги вызывали у него чесотку, и больше пятнадцати страниц он осилить не мог!
             - Систему? В чем она заключалась?
             - Он, развязав меня после первой порки, на прощание уведомил, что пока не соглашусь родить ему ребенка, будет спать отдельно, не считая меня до этого момента женщиной, и будет приходить дважды в неделю только за тем, чтобы полчаса сечь и насиловать таким вот способом. На блатном жаргоне он называется то ли «опустить фрайера», то ли «сделать петухом», то ли «начистить очко»! В этом смысле бывший верно исполнял религиозные принципы, ибо «не будьте как те, которые бьют своих жен как рабов, а затем в конце дня, ложатся с ними в одну постель».
              - Ты оставалась с ним рядом при всем этом кошмаре!
              - Мне некуда было деваться, пойми! Бежать, но куда спрячешься с маленьким ребенком в «их городе»! – она опять заплакала. - Ровно два месяца день в день длилось перевоспитание Хавы Шаяхметовой – по вторникам и четвергам. Связывать меня больше не требовалось: сама ложилась сначала на спину, чтобы бил по соскам, потом поудобнее укладывалась животом на маленькую подушку, чтобы приподнять и округлить задницу, по-лягушачьи подтянув вперед колени, и засунуть самодельный кляп в рот. Нет-нет, а завоешь на всю округу!
             - Страшно слушать про эту грязь! У меня нет слов! Ты создала на практике удобный комплекс женского поведения для садомазохистов. Я бы с ножом подстерег Петьку в темноте и зарезал, чем такие надругательства терпеть!
             - Беда в том, что прежние порезы не успевали зарубцеваться, и, когда стек по ним ударял по ним вновь раз за разом, воспалялись еще больше и начинали гноиться. Боль с каждым днем становилась все острее, так как там целой кожи почти не осталось – он бил по обнаженным нервам, рассекал мускулы по-живому, и я впадала в беспамятство. Тогда приходил черед вожжей, а для приведения меня в сознание после них следовал заключительный этап стояния «петушком» с задранным задом головой в пол.
            - Гениальный писатель Борис Пастернак утверждал: «Когда к ужасам привыкают, они становятся основанием хорошего тона»! - я, выйдя из себя, бессильно стукнул кулаком по столу.
     Ева попыталась меня успокоить:
             - Знаешь, я даже привыкла к регулярным побоям, заднюю дырочку заранее растягивала и хорошо умащивала, быстро научилась укладываться в нужные положения и своевременно принимать позу «петушка», чтобы не было больно, и ребячески радовалась, когда мучительная процедура завершалась. Наверное, и кожа на попке навечно ороговеет, как у бабуина.
             - Дались тебе эти бабуины!
             - У кого что болит, тот о том и говорит, - она виновато улыбнулась. – За день до встречи с тобой почувствовала, что схожу с ума от расписанных по дням и часам экзекуций, и превратилась в дрессированное забитое животное, которое пребывает в состоянии постоянного страха. Жила простейшими рефлексами - ожидание боли, ощущение боли и мерцательная радость в перерыве между болью. Я решила было сдаться на милость победителя и вывесить белый флаг, но как увидела сегодня тебя, единственного и любимого, взыграла ретивое!
             - Флаг получился излишне красным, что вполне в традициях нашей революционной семьи, - угрюмо пробормотал я, развернув ее на живот. – Как минимум, двое суток будешь лежачей больной – тут открытая рана! Грудь у тебя не лучше! Как тебе удалось сбежать?
             - Побега не было – мы публично расстались! Он пришел в назначенное время, а я голяком разлеглась на спине, вытянув руки вверх, для начальной стадии терзания грудей, и громко объявила, что ухожу к тебе. Он пришел в бешенство – так сильно и озверело до появления крови еще ни разу не бил по соскам! Я злорадно кричала сквозь слезы, что на этом паскудная жизнь с ним навсегда заканчивается. Когда перевернулась на живот, чтобы порол сзади, он бил меня полтора часа, и намного превысил силу и частоту ударов: казалось, помешаюсь от ставшей нечеловеческой боли и вот-вот взмолюсь о пощаде, брошусь целовать ноги и заору, что согласна родить ему ребенка! Но вспоминала о тебе, набиралась мужества, слюнявила кляп – даже, извини за подробности, дважды обмочилась под себя, - но перетерпела. Напоследок он так жестоко «опустил меня», что что-то разорвал! Там все горит,– она зарыдала, спрятавшись в подушку.
     Приподняв намокшую марлю и раздвинув ноги, я увидел там сизую опухоль размером с рублевую монету. До какой же степени надо возненавидеть женщину, чтобы так над ней измываться?
      Внутри у меня рябилась мертвая зыбь. Все, что читал про пытки инквизиторами ведьм в средневековье и измывательства эсесовцев над узниками в концлагерях, оказалось любительской самодеятельностью. Воспоминания о круглосуточном лежании  в окружении на камнях, днем раскаленных, а ночью ледяных, померкли на фоне ее будничного по форме рассказа.
          - Далее последовал развод по мусульманскому обычаю. Подняться сама я не могла, и он, взяв за волосы, протащил меня на четвереньках, как собаку, к выходу. Там поставил на ноги, снял все украшения и набросил офицерский грязный плащ, после чего вытолкнул на лестничную клетку. Он трижды громко произнес, чтобы слышали соседи, ритуальную фразу из Корана об отказе от жены - «ты для меня подобна спине моей матери»! Тем и закончился моя семейная жизнь. Часа два я ковыляла сюда, держась за стены, чтобы не упасть, и прячась от прохожих и милиции в закоулках и подъездах. Хорошо, что ты оказался дома и не спал крепко, иначе бы утопилась.
          - Надо выпить, иначе свихнемся! – и пошел к бару, на ходу размышляя, как поступить в случае «наезда» шпаны. Наградной английский «браунинг» отца с запасной обоймой хранился в самодельном деревянном ящике для инструментов на антресолях – там был сделан потайной карман для оружия. Стрелять с левой руки нелегко, но, в конце концов, в ближнем бою я с благоприобретенной армейской сноровкой не промахнусь. Но как быть с документами – это не 7,69-мм пистолетные патроны, их на базаре из-под полы не купишь?
     Принеся бутылку водки и тарелку с закуской, приготовленной на завтрак из консервов, которые обнаружились в чулане запасливых родителей, я сел рядом с Евой на кровать и налил каждому полстакана. Она тяжело подняла голову и отшатнулась:
          - Мне послышалось, что ты говорил о воде. Я толком не пробовала спиртного несколько лет: в доме его не держали, а приятели бывшего в компании с ним отъезжали в праздники на чью-нибудь дачу, куда жен не брали. Сразу захмелею и стану буйной и развратной, ведь избушка на курьих ножках, что между ног, у меня уцелела и находится в гостеприимном состоянии: неделю назад месячные прошли. Прикажи ей только «стань к лесу задом, а ко мне передом!», и она тотчас исполнит желаемое, - кокетливо залопотала она, поправляя мокрую челку и подкладывая подушки под локоть для того, чтобы принять относительно вертикальное положение. - Ты меня хочешь как женщину, или я стала такой непохожей на себя, что не вызываю интереса?
           - Сейчас ты похожа на постаревшую девушку с этикетки финского плавленого сырка «Виола», - грубовато остудил я ее пыл.
           - Обожаю твой формалиновый юмор, и не обижаюсь!
    Даже будучи полумертвой после садистских истязаний и психически надломленной, она стремилась привлекать к себе внимание мужчины, и оставаться женщиной. Она оживала как спящая принцесса от поцелуя прекрасного принца.
           - Будь покойна на сей счет, после ранения и общего заражения крови моя потенция атрофировалась, и восстановить ее вряд ли удастся. Пей залпом и сразу жуй сало!
    Ева выпила водку по-солдатски «в один глоток».
          - Хочешь знать, почему я пришла? Накануне нашей встречи во дворе мне приснился сон, что ты подарил мне красное платье и приказал надеть. Я объясняла, что мне нравится сиреневый или синий цвет, а ты сказал, что сегодня - другой случай, что красный цвет символизирует зарождение новой жизни, неиссякаемую силу, материнство и бессмертие. И, истекая кровью, верила, что сон этот вещий, и при воссоединении с тобой меня ожидает возрождение счастья. Ты веришь в пророческие сны?
         - Да! – солгал я во спасение.
         - Не сочти пьяницей, налей еще водки! Боль отпускает.
      Налив четверть стакана, дал его в протянутые трясущиеся руки. Ева выпила и с жадностью запихивала в рот ломтики бекона, не в силах остановиться. Я отодвинул тарелку подальше:
          - Тебе не стоит кусочничать – с плачевным состоянием прямой кишки будешь до поры до времени налегать на бульон.
     Она быстро опьянела и провалилась в лихорадочный сон.
     Сдвинул два кресла, я улегся напротив, и, как ни странно, быстро заснул под ее сопение.
     Утром Ева меня разбудила, пригласив на завтрак. На ней был отцовский черный стеганый халат до пят, на шее – мамины янтарные бусы, а свежевымытые волосы было заплетены в косичку с сиреневым бантом. Он выглядела юной и непорочной монашенкой в гостях у богатой родни, если бы не настороженные глаза.
     На кухне она примостилась на уголок табурета, чинно поела со мной яичницу с ветчиной, а за кружкой кофе, как встарь на Кутузовском, начала деловой разговор:
          - Давай расставим без переливаний из пустого в порожнее все по своим местам. Прежде всего, отвечай на главный вопрос повестки дня: принимаешь ли ты меня, приблудную шелудивую суку с городской помойки, в домашние компаньонки, поскольку на большее рассчитывать не имею права? Обязуюсь засунуть свои чувства, куда следует, когда заживет, и закупорить там на веки вечные, соблюдать дистанцию и субординацию, и стать старательной домработницей и кухаркой за скромную зарплату и пропитание.
          - Чудо-чадо, я вчера в чем-то перед тобой провинился? Откуда такое отчуждение взялось? Разумеется, я согласен жить с тобой в любой тебе удобной должности под одной крышей, пока сама не захочешь уйти. Большего предложить, увы, хотел бы, но не могу по причине инвалидности. Живут же другие одинокие брат и сестра вместе, и ничего!
     Глаза ее засветились лазурью, спина распрямилась, но голос задрожал от гнева:
          - Ты мне не брат, никогда им не был и не будешь! Инвалид ты на бумаге, а импотенцию себе внушил от растерянности и одиночества. Я научу тебя, как  вновь стать сильным и уверенным в себе импровизатором и ученым, чтобы быть тебе верной подругой везде, где уготовано место женщине!
     Я с глубоким сомнением покачал головой, но ее уверенность передалась мне. Может быть, есть надежда, и она окажется права: я прошел через горнило войны, но и ее не миновали круги ада?
          - В принципе, когда ты документально оформишь развод, или раздобудем тебе новый паспорт, мы можем официально зарегистрировать брак, - предложил я компромиссный вариант.
          - Одолжений принимать не приучена, даже от тебя. Когда вернется наша взаимная любовь, тогда и поговорим о ЗАГСе. С паспортом вообще проблем нет!
     Ева поднялась из-за стола, превозмогая боль, прошла в кабинет отца и через минуту вернулась. Сесть не решилась, и положила передо мною паспорт. В нем значилось, что она Ева Юрьевна Кремс, по национальности русская, а на странице о детях был штамп о дочери – Полине Олеговне Кремс, появившейся на свет 25 декабря 1981 года. Листок о семейном положении был чистым.
           - Ничего не понимаю – откуда у тебя девичий паспорт?
           - Когда мой бывший принудил меня убежать из Москвы, уехали в Туркмению, где возраст женщин для вступления в законный брак начинается с 16 лет. Он благодаря своим уголовным приятелям сфабриковал для меня метрику местной уроженки, - русской бы брак там не оформили! – а дальше все по закону: советский паспорт с новой фамилией и прочее. Этот я отдала на хранение твоей маме, чтобы не запутаться по случайности. С ней мы и Поленьку сюда вписали, и свидетельство о рождении честь по чести сделали, правда, с датой крещения, то есть 40 днями позднее ее появления на свет - справку из роддома бывший мне не отдал в руки. Он ей там другой документ выправил как на Содиху Шаяхметову для предъявления в военкомат. Мне прежний паспорт не потребуется - нет больше Хавы Шаяхметовой! Скорее всего, бывший от него избавится: с нынешними связями призыва в армию бояться нечего, а свежую ксиву, как у них говорят, без отметки о браке ему в два счета организуют.
     Ей стало неловко:
           - Думаю, ничего страшного в дате нет: какое значение для девочки имеет лишний месяц? Так даже лучше, чтобы вычеркнуть из памяти печальные страницы. Мама ее крестила в православной церкви, так как мне, замужней мусульманке, этого не положено делать.
     Передо мной она положила гербовое метрическое свидетельство, где в графе «отец» был прочерк.
            - Кстати, я возвратила маме ее подарок с сапфирами – сочла недостойным носить, трусливо убежав от тебя, обманутая уверениями, что спасаю любимого. Драгоценности где-то в фамильных схронах покоятся. На досуге поищу.
            - Получается, что родители все о тебе знали? А мне они писали, что ты вышла замуж, и им ничего не известно о твоей судьбе. Представляю, как мой отец гневался.
            - Ничуть не бывало – он очень обрадовался внучке, и постоянную прописку мне оставил благодаря сохраненному мамой паспорту, и ключи от квартиры забрать назад отказался! Адмирал расцеловал и похвалил словами, что я – большой молодец и настоящая казачка по характеру! Я внучку к ним привозила, правда, очень редко. Отец и в завещание Поленьку вписал, но текст не читала. Мне его нотариусы не показали, поскольку единственным законным наследником выступаешь ты.
           - Ты как иностранный шпион в кино – живешь двойной жизнью.
           - Двойной жизни не бывает, существуют подлинные и поддельные документы! У меня жизнь была, есть и будет одна – с моей бабушкой, покойными родителями и с тобой. Второе времяпровождение превратилось в изнурительную кабалу смазливой содержанки. Чтобы спасти тебя, пожертвовала собой, стала наложницей, и осталось теперь всю жизнь казнить себя за наивную поспешность. Молоденькой была, что возьмешь с девчонки в 16 лет с пузом до носа, которой хотелось ребеночка тебе родить! Следовало вернуться к родителям, а не идти на заклание как глупая овца. Если бы выпорол меня за ошибки прошлого, руки бы тебе целовала, что снял груз с души! Сама бы плеть принесла, распласталась, в стойку или раком встала - как тебе захочется, ей-богу! В будущем как-нибудь упрошу.
           - Нашла однорукого кнутобоя, к тому же колченогого левшу! От твоих извращенных фантазий с души воротит! – я на самом деле почувствовал дурноту, - Скажи лучше, что сделаем, если Петька объявится?
           - Он оставит нас в покое. Ума у него немного, но в умении рассчитывать наперед ему не откажешь – бухгалтер! К тому же он к тебе странно относится: ненавидит, завидует, ревнует, и в то же время уважает. И не ты, а он первым увел жену – бумеранг возвращается! Меня преследовать не имеет смысла: раз сломить бабью гордыню вожжами не смог, значит - покорной не будет, и обязательно отомстит в самый неподходящий момент. Аллах недаром говорит: «Нет укора тем, которые мстят после того, как с ними поступили несправедливо». Для душевного спокойствия смени замок, хотя на его «фирме» мастера по сейфам имеются – откроют, чихнуть не успеешь!
          - Ладно, компаньонка, командуй!
          - Домашний режим восстановим прежний, как на Кутузовском. Спим мы вместе. Мне нужен санитар, а тебе – женское тело. Помнишь, как отогревали обмороженных моряков в войну: клали в постель с голыми женщинами. Пока я бабуинка, побуду грелкой, чтобы отогреть тебя, а после начну действовать, исходя из признаков пробуждения моего, и только моего любимого человека! Спорить не советую – мой характер знаешь! 
        Мне самому этого хотелось, и я послушно закивал. Разве плохо иметь семью с премудрой и волевой женой в придачу со славной дочуркой, плоть от плоти нашей? Не так уж глупы заунывные певцы «альтернативной истории», говоря о том, что человеку судьбой дается второй шанс пройти по жизни иным путем и не повторить прежних ошибок.
           - Третье. Я явилась, как Афродита, голой в прямом и переносном смысле, и следует подумать о приличных покровах для меня. Времена фиговых листков миновали. Всеми моими сберкнижками на предъявителя отныне мой бывший распоряжается. Насколько ты богат?
        Я прошел в гостиную и вернулся с потертым солдатским вещмешком, откуда извлек пачки денег. Хорошо, что Ева стояла и помнила о трудностях при посадке – она не села от удивления, а лишь всплеснула руками:
            - Такую кучу я видела только в американских кинокомедиях про ограбление банков!  Откуда такие богатства?
            - Итог моей кратковременной и героической воинской службы в денежном выражении. Здесь накопившаяся двукратная задолженность по заработной плате за пребывание в зоне активных боевых действий и средства на вещевое довольствие, больничные, надбавка за звание, отпускные, премиальные, наградные и «прощальные» - под полный расчет. Мне предлагали перевести их на сберкнижку, но ее надо открывать под мою новую двупалую подпись, а я ее еще не отработал. Откровенно признаюсь, что я деньги не считал.
      Ева игриво отдала мне честь, приложив правую руку к виску, а левой прикрыв макушку:
             - Я сумею справиться с задачей, мой капитан! Теперь иди в ванную и разоблачайся – буду тебя отмывать в семи щелоках для совместного проживания. В отместку потом начнешь суровой мочалкой из китайской крапивы очищать от скверны меня и заодно настраивать левую руку на умелое обращение с женщиной. Как с домашней компаньонкой, заметь! Любовниц в доме не будет!
     Мы рассмеялись, дружно уверовав, что непременно возродимся друг для друга.
             - Великий Боже, спасибо, что исполнил мою мечту - стать хотя бы сестрой-хозяйкой при любимом, и быть живительным лекарством для него! - скороговоркой сказала Ева, и, отвернувшись, перекрестилась.
     Тогда я не придал этому значения.
     Ее выздоровление происходило тяжело. Первые пару ночей я спал урывками, поскольку забывшись на несколько часов, Ева начинала истошно кричать и извиваться в конвульсиях, покрываясь холодным потом, то сильно отмахиваясь руками от незримого насильника в пустое пространстве, то в ужасе сворачиваясь головой к коленям. Когда она заходилась в истерических рыданиях до плача с закрытыми глазами, я будил ее, успокаивал словами, что это только дурной сон, и крепко прижимал к себе. Через некоторое время все повторялось сызнова, и мы садились рядышком поболтать о завтрашних планах. Я понимал, что ее мозг из-за пассивности при экзекуциях был запрограммирован на страдания, но не мог найти противоядия. Мы не высыпались, а она днем ходила с покаянными глазами и глотала кофе чашку за чашкой.
     Диагноз мне был ясен: парасомния, то есть ночные страхи на грани галлюцинаций.
     Доведенный до изнеможения бессонницей, я, приказав себе забыть о сострадании и мыслить, как командир в огневом бою, быстро разобрался в том, как снять у нее навязчивый кошмар. Я пошел и купил плотный закрытый купальник, поскольку у Евы выработался устойчивый синдром боязни своего обнаженного тела! При всех неудобствах облегающей ткани для ночной релаксации организма, она стала спать. Медицинским достоинством такого одеяния было то, что оно прочно удерживало марлевые накладки с мазью на бедрах и груди, и раны быстрее заживлялись.
     Свою признательность за душевное успокоение Ева выразила в создании образцового лечебно-санаторного распорядка с разнообразным калорийным трехразовым питанием, включая полдник с распитием горячего иван-чая или заварки шиповника, и послеобеденным сном.
     Поскольку у меня не было штатского костюма, я совершал с ней обязательный утренний променад по родному городу в парадном мундире с наградами – уставные орденские планки в Военторге делались в течение месяца. Морские, армейские и «прокурорские» - с погонами внутренних войск - патрули отдавали мне честь, и я часто останавливался с начальствующими офицерами, чтобы повеселить их фольклорными анекдотами из афганского быта и с удовольствием курил, давая отдых ногам, а заодно осматривался кругом. Ева не ошиблась: за нами не следили, или, как пишут в шпионских романах «хвоста» не было. 
     Долгие прогулки под ручку поначалу выматывали меня так, что повисал при приближении к дому на ее локте, но через неделю мог уже самостоятельно твердым нескорым шагом идти по улицам вдали от спасительных стен, изгородей и заборов. Правда, маршрут Ева предусмотрительно выбирала таким образом, чтобы по пути встречались скамейки для отдыха. Мы говорили обо всем, но особенно ей нравились мои красочные рассказы об ее детстве.
     Ева же преображалась на глазах, наливаясь как летнее яблоко. Исчезла худоба, и ее тело обретало естественные объемы молодой цветущей женщины так быстро, что мы трижды покупали новый ночной купальник – старые становились малы. Раны на ягодицах зажили, но когда отпали последние струпья, на коже осталась зловещая частая белесая сеточка глубоких шрамов. Я знал по профессии, что следы от шпицпрутенов оставались на спине солдата до старости, и на бедрах Евы она сохранится надолго, если не на всю жизнь.
     Моя домашняя «компаньонка» стала красива, стройна и изящна, и скоро превратилась в сдобную долгоногую казачку, о которой говорил отец. Я как Пигмалион, преисполненный гордости за свое творение, не уставал любоваться ею обнаженной при мытье, и в легких летних платьях на прогулках, когда от нее нельзя было отвести глаз. Ева чаще всего носила голубой сарафан до колен, который плотно прилегал к груди, объем которой подчеркивали кружевные оборки, но был расклешен на талии, а бретельками служили ленты, которые она завязывала сверху бантиками. От этого ее идеальные по форме стройные ножки казались еще длиннее и заставляли прохожих мужчин оглядываться.
    Я был влюблен как мальчишка, и нежен как отец.               
    В воскресенье, когда Ева уехала навестить дочь в Евпатории, я пригласил в гости Лешу Довженко. Встречаться в кафе было не с руки: он был заведующим отделом культуры в горисполкоме, а у меня после третьей рюмки «разбалтывалась» походка, и передвигаться без посторонней помощи не мог. После традиционного обмена воспоминаниями я рассказал ему о Петьке и его криминальной «фирме», не вдаваясь в подробности семейного садизма нашего давнего телохранителя. Леша сказал, что он о портовом синдикате слышал краем уха, но поговорит с «компетентными товарищами из КГБ, чтобы доискались концов, начав с новичка Шаяхметова». На просьбу сделать новую латунную накладку на отцовском «браунинге» с моим именем он недовольно поморщился, но сказал, что постарается выполнить мое желание с условием приложения к его ходатайству оригиналов пяти наградных удостоверений.
    Наконец, к исходу третьей недели я набрался сил, чтобы выехать с ней на воскресный пикник в Балаклаву, где предстояло взбираться по горным тропам. С ее помощью взобрался на лужайку у родника, чтобы я сел на траву с чувством совершенного подвига. Мы оказались одни.
    Ева раскинула плед и велела мне греться под солнцем, а сама быстро разложила на скатерке принесенную походную снедь и бутылки с квасом – алкоголь из рациона на время обоюдной реабилитации был исключен. Я бездумно курил и впервые лениво скучал. Она прилегла рядом, смежив веки, но по тому, как подрагивали ее руки, было видно, что не на шутку взволнована.
          - Что случилось? – встревожился я.
          - Олежка, ты должен, в конце концов, понять, что я тебя люблю крепче крепкого, - горестно призналась она. – Но ты меня вовсе не простил, и еще брезгуешь мною. Помывка моего тела в ванне для тебя является не более чем обязательной, немного увлекательной в эротическом смысле профилактически-медицинской процедурой, но с вредной, унижающей меня примесью охранительной опеки, настоянной на признательности за заботу. У тебя возникло тройственное отношение ко мне, вроде как к божественной Троице, где существуют неразделимо я - в детстве, я – на Кутузовском, и я – жертва. Еве из плоти и крови в таком раскладе нет места. Я хочу спуститься на грешную землю, и стать настоящей Чудо-чадом для любимого, а не отстраненным образом, на который молятся, сострадают или льют слезы.
         - Я тебя люблю, девочка Евочка, но берегу как зеницу ока, и не хочу тебя поранить, ни словом, ни делом, ни взглядом. Тебе и так пришлось хлебнуть лиха с нашим братом мужиком! – увильнул я от ответа, ибо она верно оценила мое состояние.
    Чудо-чадо не стала отвечать и замкнулась: куда подевалась ее бесшабашная смелость? Я понимал, что с ней происходит, знал, что делать, но сомневался, хватит ли на это сил. В любом случае, надо рискнуть и не дать ей впасть в депрессивное состояние.
         - Тебе пора принимать солнечные ванны. Скидывай бронежилет и ложись рядом! - командным тоном сказал я.
     Ева застыдилась, но стала медленно стягивать купальник с умоляющими глазами приговоренной к смерти. Я сел и ласково погладил ее по голове:
           - Пора триумфально завершить наше оздоровление, - и разделся.
     Ее белая кожа отсвечивала золотом на солнце, высокая грудь учащенно вздымалась и опускалась, когда я попросил:
           - Повернись, я посмотрю, что у нас там сзади при дневном свете.
     Она вскочила, словно от удара электрическим током и стала рывками надевать купальник, порвав его по шву.
           - Хорошую вещь испортила, - растерявшись, пробормотал я.
           - Он больше не понадобится – дома выброшу! Помывки отменяются, а спину разглядывать запрещаю, - она осеклась, и смягчила приговор, - во всяком случае, в ближайшее время. Пойдем, перекусим на травке.
     На любовную тему было наложено табу. Разговор касался исключительно бытовых вопросов, связанных с моими планами на будущее. Мне надо было отъезжать в Москву, чтобы решить проблему трудоустройства после отставки. В институте, где я хотел восстановиться хотя бы в должности исполняющего обязанности доцента, могли возникнуть проблемы юридического свойства – призывался я в солдаты, а уволился по ранению офицером. Такую ведомственную коллизию мог разрешить своей властью только ректор.
     Ева успела прозондировать почву в Черноморском высшем военно-морском училище имени Нахимова, где преподавал отец, и там были готовы взять меня доцентом. Тогда надо бы заниматься пропиской в Крыму и сдавать квартиру в Москве, но мне не хотелось расставаться с моей причудливой халупой. Судили-рядили до вечерней зари, так ни к чему не пришли, и отложили решение до событий в Москве.
     На обратном пути я предложил поехать навестить Поленьку, но услышал холодную отповедь:
           - Не стоит преждевременно вмешивать ребенка в нашу с тобой стереометрию. Она – не забава, а серьезный человечек, и ты встретишься с ней, когда сочту нужным. Надо обождать!
           - Кажется, мы все с тобой решили! Давай окончательно узаконим наши семейные узы и зарегистрируемся. Чего ждать?
     Она остановилась, повернула меня за плечи к себе лицом и отчеканила:
           - Искупления! «У прощения запах раздавленной фиалки», говорил Марк Твен.
     От возмущения я взъярился:
           - Искупления чего?! Вины? Но ты, ни в чем, ни перед кем не виновата! О каком искуплении можно рассуждать? Если на то пошло, ты в муках слезами и кровью отмыла грехи – прошлые и будущие.
           - Я виновата перед собой, и искупить вину надо самой.
     Я знал, что критерием истины для женщины являются ее собственный взгляд на свои возможности, и способы разрешения любых проблем она находит, опираясь исключительно на личный опыт, будучи собственницею неотразимого средства мужского вожделения - прекрасного тела, и матерью по природе. Она считает, что всегда права в своих действиях, если не превращается в жертву насилия или иного вида принуждения, когда ее воля уступает грубой силе. В противном случае с ней спорить не имеет смысла. Женщина остается цельной натурой даже в своих заблуждениях, иногда чересчур материалистических.
     Любая ревность импульсивна, глупа и слепа, поскольку как врожденный инстинкт мортальной самости лежит над сознанием и не затрагивает подсознание. Но если женщина ревнует ко всему неодушевленному и живому потому, что оно ограничивает пространство ее любви, то ревность мужчины является исключительно адресной и направлена против конкретной мужской особи.
     Мне вдруг стало ясно, что Ева не исключает возвращения к Петьке c повинной и поэтому не спешит предъявлять дочери все равно - «нового папу» или «дядю Олега», чтобы не травмировать на случай восстановления status quo, - Поленька ведь не знает, что случилось в ее отсутствие. В молчании мы поднялись в квартиру, и я ушел в отцовский кабинет разбираться с книгами, чтобы выбрать, какие можно сдать в букинистический магазин без печали, а какие – сохранить.
     За ужином мы обменивались общими словами, мнениями об ее кулинарных новинках и впечатлениями от новостей, почерпнутых из программы «Время». За болтовней я сосредоточенно думал об отъезде в Москву, и искал дипломатический повод его ускорить. Чуда не произошло, и все светлые надежды разрушились в прах.
    Мысль о том, что придется спать рядом с ней, тяготила – мне надоело быть заботливым братом милосердия!
     Я вышел во двор, и курил, выстраивая в уме сценарий расставания с полагающимися в таких случаях пустыми клятвами звонить, писать и вернуться за ней, когда улажу насущные дела.
     Она сидела на кухне и делала вид, что читает. Я вежливо уведомил, что иду спать пораньше потому, что с непривычки к крутым спускам и подъемам устал. Войдя в спальню, увидел, что спальные принадлежности с пола, где мы проводили ночи последние три недели, убраны, а родительская двуспальная кровать застелена чистым бельем.
     Я с трудом сдержал ругательства, представив, что опять не придется сомкнуть глаз, ожидая повторения ее сумеречных кошмаров. «Делать нечего, уходить полагается красиво», - с досадой подумал я, и забрался под одеяло.
     Ева впервые с ночного появления полтора месяца назад пришла обнаженной и включила ночник, чего раньше никогда не делала, и попросила подвинуться к стенке. До этого, наоборот, там ложилась она, чтобы я мог полноценной левой рукой обнимать ее и успокаивать во время ночных истерик, прижав к груди.
     Заметив мое удивление, она таинственно усмехнулась – губы и веки у нее были ярко накрашены, но изящно подведенные глаза были серьезными.
     Я освободил место с краю, и она сняла халат, оставшись обнаженной во всей красе.
     В рассеянном свете ночника ее кожа казалась бархатистой, а вокруг остриев грудей, где освещение было слабее, чудился зыбкий пушок как у тициановских богинь. Бросился в глаза впервые тщательно выбритый лобок, отчего она выглядела по-детски незащищенной.
     Она легла на спину и сбросила одеяло вниз. В голове у меня, как встарь, на далеком Кутузовском, бушевала буря. Я не знал, как себя вести, но подозрение в ее неискренности одержало верх:
           - Ева, насколько я помню суры Корана, разведенная мусульманская женщина должна выжидать примирения с мужем в течение трех менструаций, пока он имеет законное супружеское право ее вернуть к себе. Две менструации миновали, и ты ожидаешь заключительной третьей? И для этого заранее очистила от волос бугорок Венеры согласно исламской традиции?
          - Не ожидала, что тебе нравятся бабы с вульгарной растительностью ниже пупка! - буркнула она.
          - На Кутузовском Чудо-Чадо была с растительностью как раз на причинном месте, - примирительно напомнил я.
     Ева повернула ко мне лицо и с улыбкой сказала:
           - Легла тут я с глазами синими, нагая, чтоб не тратил ты усилий, - и нахмурившись, добавила, - Пора нам определиться без лишних слов, которые ты начал превратно истолковывать из-за монотонности нашей реабилитации. Поверь, она была необходима обоим, чтобы прийти в себя от пережитых потрясений и набраться сил. Днем в горах я вела как взбалмошная дурочка. Извини, но впала в банальное суеверие! Пикник – это нечто временное вроде курортного романа дамочки, ищущей половых приключений, а мне как курице, и в перспективе – клуше с выводком цыплят, требовался домашний насест. Мне с детства присущи расчет и домовитость!- и зло уточнила, - Что касается эпиляции, то сделала ее специально для тебя, чтобы ипостаси крохи Евочки и нынешней Евы в твоем восприятии совпали, а жертва отступила на задний план. Хочешь, отращу чертополох заново, если не хороша в таком виде? От мусульманок, когда мылась с ними в общей бане, узнала немного обидное прозвище русских женщин - маржя, что значит мочалка, из-за их религиозного гигиенического правила брить лобок раз в 40 дней, и сама привыкла к этому порядку. Или, коли тебе надо, вообще перекрашусь в шатенку?
          - Мне все равно! Ты мне любая нравишься, - бормотнул я, но на душе стало легче.
          - Ты, наконец, простил меня за выходку на пикнике? Мне вправду стало неловко вести себя с тобой, как с любовником в лесополосе.
          - В горах и макияж негде наложить, а без камуфляжа даже амазонке маневрировать на поле боя трудно, – добродушно посочувствовал я.
          - Для женщины без одежды приманчивая раскраска особенно актуальна, чтобы выглядеть выдающейся. Остальное в отличие от возбужденного мужчины у нее малозаметно и не привлекает внимания, - она показала мне язык. – Тем не менее, твой  здоровый юмор свидетельствует о здоровье физическом – настоящий обстрелянный командир!
          - Скорее подстреленный и комиссованный вчистую ветеран! Мой боевой опыт годится для преподавания военного дела в средней школе, что равносильно учить детей плавать, уложив на пол. 
     Она колебалась спросить о чем-то существенном для нее и мучилась. Я понял, что ее волнует и пошел навстречу:
           - Ты хочешь поинтересоваться, были ли у меня другие женщины? – Ева облегченно кивнула. – Нет, никого ни разу не было! Женщины  в армии есть, их немало в тыловых службах, и сослуживцы этим пользовались, но после тебя они меня  не интересовали. Наверное, стал однолюбом с Кутузовского.
           -  Ты относишься ко мне как к Деве Марии, когда я превратилась в неприкасаемую богиню и перестала быть женщиной. Богинями восхищаются, но не трогают, а я нуждаюсь в страстном слиянии наших тел. Тебе тоже требуется не призрачная тень былой любви, а живая тёплая женщина с мягкими ладонями и разверстой горячей вульвой. Хочешь, расскажу всю правду о себе без утайки? – она села, по-старчески сгорбившись и смотря перед собой.
           - Нет, не хочу! - отрубил я потому, что и без того ее покорность при Петькиных истязаниях вызывала чувство гадливости, гасящее ностальгическое желание прежней близости.
           - Все равно, пожалуйста, выслушай! Можешь для храбрости выпить боевых 200 граммов. Я обязана исповедаться, и если не отпустишь мне грехи, у нас нет будущего, и мне надо уйти, как можно скорее. Жить с таким грузом на душе я больше не в состоянии – ты вернул последнюю надежду восстать из грязи, и хочу очиститься полностью перед тобой, для себя и для тебя. Начинать новую пору в жизни со лжи и недомолвок я не желаю, совесть замучает, и с ума сойду! Что со мной станется, когда расстанемся, неважно. О Поленьке ты сумеешь позаботиться, знаю по своему детству.
          - Немного водки перед боем можно выдать молодому бойцу, но офицеру всегда нужна ясная голова! Раз без покаяния не обойтись, говори. Основатель философии экзистенциализма Сёрен Кьеркегор, кажется, говорил, что жить нужно, глядя вперед, но понять ее можно, только оглянувшись назад.
          - Со школы запомнила слова знаменитого русского историка Ключевского:  «Прошлое нужно знать не потому, что оно прошло, а потому, что, уходя, оно не унесло своих последствий». Оно мне больше подходит!
    Ева села, сложив под себя ноги:
          - Понимаешь, у мусульман положено по шариату каждую ночь, кроме менструальной недели, беременности и болезни, непременно совокупляться с женой. Есть ли такое правило в Коране, не знаю, но так полагалось в моей бывшей семье. У меня как у собаки Павлова к нужному времени внутри накапливалась смазка, и не требовалось унижающих мужское достоинство и постыдных с точки зрения бывшего стимуляций «нечистой пещеры греха». Я функционировала без сбоев, как швейцарские часы. Никакого удовлетворения, тем более, оргазма, ни разу не было, но, признаюсь откровенно, нравилось – как приятен послеобеденный десерт, - она закрыла лицо руками от стыда.
    Я попросил Еву дать мне сигареты, зажигалку и пепельницу – внезапно заныла поврежденная нога, что случалось от нервного срыва.
           - Помнишь, я сказала, что забеременела, но пошла на это от отчаяния, увидев извещение, что ты пропал без вести. С бывшим ничего не получалось. Я перепугалась, что при родах Поленьки, - она была крупной девочкой, - акушерки что-то повредили, да и порвалась тогда сильно, и останусь бесплодной. Встретилась намеренно с одноклассником, который за мной портфель по первой любви носил, и по причине отменной мускулатуры и величине мужского прочего почитался местными товарками Тарзаном городского пошиба. Благодаря подготовке в спортивном обществе «Динамо» по греко-римской борьбе он дослужился до милиционера в вытрезвителе, и я стала с ним спать в съемной квартире. Знал бы ты, как я радовалась, когда случилась задержка месячных! На аборт я еще и потому пошла, что тот, прежде влюбленный юнец стал шантажировать, что расскажет мужу правду, если наши отношения прекратятся. И пришлось под видом поездок по области оставаться с ним сутки напролет, когда он по-всякому меня херачил, - извини, но другие слова для обозначения моего скотоложества не подходят, - но не бил: я отделывалась только весомыми шлепками по заднице. Так он понимал ласку!
    Зажигалка не требовалась – я прикуривал одну сигарету от другой!
          - Самое худшее впереди! Полтора года назад, когда бывший был в командировке, заявился его шеф будто бы за какими-то отчётами и с помощью шофера и охранника жестко изнасиловал меня. Они умело поставили меня на кровати «сучкой», и шеф резко вломился сзади по-сухому и сразу на всю глубину. От сумасшедшей боли кричала, помутилось в голове, все плыло перед глазами. Казалось, он терзал меня целую вечность, обстоятельно и не торопясь, пока не слил сперму. Я даже плакать не могла от шока - не было сил сопротивляться и умолять, чтобы пожалел.
    Ева судорожно сглотнула слюну:
          - Потом он вызывал меня трижды в неделю официально - для мужа - в качестве стенографистки, и в звуконепроницаемой комнате для переговоров по несколько часов пользовал как молоденькую «узенькую» проститутку, угрожая, что в случае отказа выгонит вокзальной «шестиминуткой» на панель, а дочь отправит в приют. Я превратилась в станок для воплощения его самых изощренных сексуальных фантазий – от минета до анала, стала его рабыней, которая боялась ослушаться хозяина. Он содержал подпольный публичный дом, и однажды слышала его приказ бандерше по телефону о том, как следует наказать забастовавших проституток: «Двум зачинщицам нарушения порядка отрезать уши и сиськи, трем их подпевалам - прижечь клиторы, пятерым - поставить раскаленным железом тюремное клеймо "ночной бабочки" на задницы, а остальным паскудницам вставить на пару минут горячий паяльник в цервикальный канал, после чего всех выгнать из города. Кто из них свихнется, прикончить, а трупы утопить в море!» До всего докатилась от страха: лизала яйца и очко между жирных ягодиц, поглощала сперму, со знанием дела работала мыщцами влагалища, чтобы продлевать удовольствие и замедлять семяизвержение стареющего ловеласа, или, ползала раком по полу с ошейником на шее на собачьем поводке с анальной пробкой в виде конского хвоста в жопе...
    Я брезгливо поморщился.
         - Знаю, что терпеть не можешь этого сортирного словечка, но речь идет не о части моего тела, а об области применения мужского члена. Он щедро оплачивал каждую неделю – 100 рублей выдавал за качественные услуги: получалось в полтора раза больше месячной зарплаты бывшего, так как перерывов не было. При месячных обслуживала аналом - ему нравилась экзотика, когда из меня вдобавок кровь хлещет! Да, я охотно брала деньги, как последняя волочайка! Почему? Потому, что это - тяжелая работа, которая должна щедро оплачиваться: надо было уметь член старого развратника больше, чем на один раз поднимать, что очень-очень непросто. Далеко не каждая профессионалка на такое мастерство способна: семь потов с тебя сойдет! Потом долго не могла отблеваться, но плакать разучилась! Я пила противозачаточные таблетки, как диабетик колет инсулин. Наверное, детей мне после всего больше не родить никогда – отравила гормональную систему! Надо было в доме фикусы разводить!
          - Причем здесь фикусы? - удивился я.
          - В Туркмению мы с моим бывшим ездили часто первое время, и там практически в каждой квартире стояли огромные вечнозеленые фикусы в деревянных кадушках. Старухи объяснили, для чего их берегут. Если у женщины случается опасная задержка до шести недель, то она срывает нераскрывшийся лист, - он завернут в трубочку, - и с помощью подружки вставляет его себе в зев матки. Лист от тепла и влаги раскрывается, и происходит выкидыш без всякой химии! 
    Ева мертвенно побледнела - глаза ее оставались злыми и сухими:
         - У шефа не было детей из-за врожденной непроходимости маточных труб у жены, но разводится не собирался, так как переписал на нее частный домик в пригороде, дачу и вторую машину. Наверное, знал про бездетность Петра, о которой тот и помыслить не мог, - я же беременела! - и хотел, чтобы родила ему, главе подпольного «синдиката», наследника его богатств, чтобы потом не мытьем, так катаньем усыновить ребенка, - у него повсюду блат был. Он, скорее всего, и насоветовал бывшему сделать из меня побоями живородящее пресмыкающееся - из косметички исчезли контрацептивы, а они у нас даже на «черном рынке» в жутком дефиците. Ему очень нравилось мое тело - даже синяков на коже не оставлял. Я всегда вспоминала слова Поля Валери: «Тебя одно, о, тело мое, драгоценное тело мое, люблю тебя, мою единственную защиту от смерти!» Так на себе познала принцип мафиозных организаций: войти можно, выйти живой – нельзя.
    Она сжала кулаки добела в костяшках:
           - Вдобавок по воскресеньям с отвращением тешила милиционера. Получилось, что бесперебойно и единовременно обслуживала сразу троих торчил! Упала на самое дно блуда и разврата, уважать себя перестала и родителей твоих избегала. Порку бывшего мужа поэтому воспринимала как справедливое наказание для гулящей шлёнды, - Ева круто развернулась ко мне. - Ненавижу подлую мужскую породу до блевотины, до поноса, до колик в почках – недоумки с пипетками смрадными, ублюдки с корягами, свинорылые хари с винтами, жабы от пота склизкие, чудища поганые, мхом заросшие, гориллы слюнявые, выпердыши кривозубые! Им следовало бы всем в детстве яйца прищемлять дверью! Ни одного гада к себе больше не подпущу на пушечный выстрел!
    Я молчал, поскольку отнести себя даже к семейству репродуктивных высших приматов пока не имел  оснований, а врачи в госпитале отделывались народными присловьями «Время и не такие болезни излечивает!»
    Господи, что же ты сотворил с моей чистой, доброй, симпатичной и фигуристой девочкой Евочкой, которая была мало того, что умницей, но не курила, спиртное выпивала по напёрстку, а вместо модных матерных ругательств употребляла только слова «блин» и «пипец»?!
    Она неверно истолковала мое молчание:
         - Понимаю, что к клейменой проститутке следует обращаться как к гнилой колоде в буреломе, когда ее прошлое звонкое эхо откричало, а от нынешнего охрипшего голоса могильным холодом веет. Добилась своего: истинная ненависть — это полное равнодушие! Не зря говорят, что «принять обратно бросившего - это всё равно, что дать вторую пулю тому, кто с первого раза промахнулся, стреляя в тебя». Я бы на твоем месте не приняла назад блярву с тремя поюзанными дырками, срамотку позорную, вошь лобковую, развратницу бесстыжую и суку похотливую!
    На душе у меня было тяжело, и нужных слов не находилось.
         - Брезгуешь? Заслужила! Разве такой порядочный человек, как ты, простит меня, обезьянь последнюю, после скакалок по мужицким стоякам, хорошо хоть незаряженную, без надутой утробы? Правильно мне сказала хозяйка съемной квартиры: даже когда тебя будут привсевлюдно снимать с мудей любовника, все одно кричи, что вроде случайно на пенек пирожком присела, а колышка в темноте не разглядела! Поучала: «Ни одному мужику, злопамятному псу, не говори о себе правду всю!» Дура я, что призналась!
    Ева смотрела на меня сухими безысходными глазами:
          - Почему ты словно воды в рот набрал? Бей, хоть топчи ногами - от тебя любую муку приму с благоговением! Гони прочь, но только не молчи, умоляю! Заслужила любую расправу: глупостью своей напрочь осквернила нашу любовь, первоклассной дуплопилкой и молотилкой для мужицких елдыков сделалась!
    Меня охватило прежнее стремление спасти  тонущего, дорогого мне маленького ребенка, когда без оглядки бросился в море, надеясь доплыть любой ценой, и успеть. Я схватил оторопевшую Еву в охапку, прижал к себе, чтобы ее голова была на уровне моей, и выучено подпер согнутыми ногами ее бедра.  Она обхватила руками шею, а ногами – поясницу, и подалась вниз, ища третью точку опоры.  В эти мгновения мышцы подчинялись только инстинктам и рефлексам концентрации силы, где не было место мыслям о самосохранении. Ева не поняла, что произошло, но в порыве «оседлала меня» и радостно вскрикнула, а меня пронзила режущая боль юноши, впервые проникшего в тесное женское лоно.
    Ликование во взоре скоро сменилась голодной жадностью – ее сильное тело заходило ходуном, чтобы через несколько мгновений задрожать в экстазе, накрыв ненадолго собой, и вновь прийти в движение. Руки конвульсивно царапали мне плечи: она беспрестанно кончала, при этом то беззвучно окаменевала, то смеялась, то стонала, то скрипела зубами, то всхлипывала. Младенческая улыбка на ее лице сменилась хищным оскалом, чтобы уступить место блаженному выражению молящейся, а потом исказиться гримасой животной сытости с пустыми глазами - из прокушенной губы по подбородку стекала струйками кровь! Я лишь пытался усилием воли задерживать дыхание, как при прицельном выстреле из винтовки, чтобы не останавливать этот неописуемый танец подсознательно мятущейся плоти.
    Она стала взрослой - я впервые в жизни любовался многоразовым женским оргазмом!
    Я понимал, что Ева навсегда прощалась со мной. Или с собой?
    В последний момент она сильно нажала рукой живот чуть повыше лобка так, что, - мне так казалось, - стало видно, как расширяется и опадает хоботок под кожей, когда я изнутри то и дело соприкасаюсь с кулачком матки, дважды подернулась, упала на меня и впилась зубами в плечо с исступленным криком «Боже мой, как тебя много! Вкус твоей спермы у меня на языке!»
    Томливая судорога, наконец, пробежала от разгоряченной головы до подрагивающих ног, опрыскав меня напоследок горячей капелью. Я обнял взмокшую от испарины шею и попытался ее приподнять, но Ева не далась, сказав, еще задыхаясь, в подушку:
        - Извини за пещерную половую распущенность, и что от умопомрачения больно сделала. От радости, что оживила тебя, в голове помутилось, стала как пьяная. Со мной такое впервые за три года, вот сердце и обрадовалось! – эти слова были родом из детства, когда я ее спас.
        - А как насчет мужчин, которых ты не подпустишь к себе?
        - У тебя сохранилась идиотская привычка цепляться к женским словам – ты к ним не относишься! Сейчас у меня слабость в ногах и головокружение пройдут, и схожу в аптечку за йодом, чтобы прижечь ранки.
    К кому отношусь я, осталось тайной, и, не уточняя своеобразия Евиного принципа классификации полов, прошептал на ушко заветные слова из ее юности:
          - Знаешь, что бывает после такой скачки?
    Она ответила не теми словами:
          - Ты этого взаправду хочешь? Только прошу, не ври в благодарность за излечение от мифической импотенции.
          - Да!
    Ева растерялась и немного погодя села ко мне спиной. Ее трясло.
          - Неужели ты простил меня? Не может такого быть! Я бы на твоем месте вышвырнула прокисшую от чужих испражнений раздвиножку вон! Я сама себе постылая!
          - Девочка Евочка, я знаю свое место, привык командовать десятками людей и отвечать за их жизни. Позволь мне грамотно распорядиться нашими двумя судьбами при условии, что твое атаманство будет измеряться земными квадратными метрами и погонными километрами, а не астрономическими световыми годами, если вернешься ко мне. Или продолжишь искупление одна?
    Она промолвила вдаль:
          - Там видно будет, - и, увидев, что я ищу взглядом курево, указала взглядом на полочку над изголовьем. – Пепельницу с содержимым я успела поставить туда, когда меня обхватил – у твоей правой руки неустойчивые функциональные реакции.
    Закурив, я признался, что врачи предупреждали: немногие уцелевшие нейроны культи не позволяют мозгу восстановить естественную взаимную координацию рук, и придется вырабатывать новые приемы для каждой из них отдельно.
         - Я никогда не переставал, и буду любить тебя всегда, моя девочка Евочка! Мы попали в жернова двуличной морали, выдуманной философами эпохи Просвещения и доведенной до абсурда в ХХ веке, когда агонизирующие «просветители» в разрушенной двумя мировыми войнами Европе, где их по официальной мифологии Свободы, Равенства и Братства вообще быть не могло, провозгласили лицемерное равенство мужчины и женщины. В результате, виноватым во всех грехах стал мужчина, а женщина объявлена страдающей стороной. Женские естественные потребности выставлены напоказ, отчего она для общества выглядит проституткой в витрине с «улицы красных фонарей». Тем самым, ее права полностью урезаны, оставив почетную обязанность обороняться против агрессии мужчин. Тысячелетние религиозные нормы, разумно регулирующие взаимоотношения полов, преданы забвению. Мужчина отстаивает свое верховенство, всеми средствами унижая женщину в интимной сфере, а женщина мстит ему в гласных судах, устраивая стриптиз на всеобщую потеху пошлых зевак. Древние иудеи побивали проститутку камнями, а сегодня она оправдывается общественным мнением, а позор ложится на мужчину. Значит, ему следует довести женщину до такого свинского состояния, когда из страха за свои обнародованные пороки она не решится выступать публично. Вся современная борьба за права женщин вообще, и против их «объективации», - ненавижу это мерзкое околонаучное словечко, - в частности, оборачивается на деле их дальнейшим угнетением.
    Ева с нарастающим удивлением слушала, понемногу успокаиваясь:
         - Что такое объективация?
         - Так современные американские и западноевропейские юристы называют принуждение женщин путем шантажа или иного способа ментального насилия к сексу людьми, которые так или иначе могут радикально повлиять на их судьбу и карьеру. Наряду с этим молодое женское тело приравнивается к предмету роскоши и престижного потребления, «радующему глаз и чресла» владельца. Сделать своей наложницей красивую женщину означает продемонстрировать свою состоятельность как полного сил мужчины и успешного начальника для подчиненных, но при безусловном одобрении законной жены! Ты была таким объектом для шефа бывшего мужа.
    Она прерывисто вздохнула и отвернулась.
    Я закурил и закончил:
          - В нашем случае брачный возраст был обусловлен благой целью большевиков - уравнять в правах женщину и мужчину, хотя законодатели прекрасно знали, что половое созревание женщины заканчивается в промежутке от 14 до 16 лет. С них, как повелось после превращения СССР в ядерную сверхдержаву, взяли пример на Западе на случай оккупации советской армией Европы в третьей мировой войне, где парламентарии, как и депутаты Верховного Совета страны развитого социализма, до сих пор путают законы физики и физиологии, а психологию отождествляют с психиатрией. Мы оба – жертвы умирающей морали одряхлевшей мировой системы, и хорошо то, что случилось тогда на Кутузовском, - оно помогло нам выстоять. Забыть свое прошлое тебе не удастся, но вспоминать о нем не будем потому, что оно для меня - твой вынужденный унижающий плен, куда попадают солдаты в отсутствие опытного командира. Ты для меня остаёшься той девочкой Евочкой, какую оставил на Таганке, уходя в армию. Плен - не измена, тем более, что ты сберегла в нечеловеческих условиях нашу Поленьку. Для меня она - дар Божий и твой беззаветный подвиг!
    Ева уткнулась мне в грудь и зашлась в долгом истошном плаче, заливаясь нескончаемыми слезами и торопливо целуя теплыми мокрыми губами ноги, живот, плечи и шею. Я не останавливал ее - она ликовала, возвращаясь и возвращая.
    Спустя полчаса она застыла, лежа поперек кровати головой на груди и спиной ко мне, но ноги пришли в движение, как-будто не могли найти себе места. Они то сгибались в коленях, то, выпрямляясь, раскидывались треугольником, то сжимались калачиком. Я осторожно погладил ее бедра – они пылали жаром.
          - Так оглаживают круп кобылы перед заездом, - срывающимся голоском намекнула Ева.
    Ничего подобного мне не приходило в голову, и я хотел было убрать руку, но она теснее прижала ее ладонью к коже. Она стала покрываться лихорадочными пятнами, а мускулы на спине начали волнообразно сокращаться.
    Она развернулась ко мне. На опавшем от переживаний бледном зареванном лице в слабом свете ночника сверкали ее огромные глаза – счастливые и просящие.
         - Олежка, сделай, пожалуйста, мне одолжение – позволь истекающей соками блуднице вавилонской опять отдаться тебе! Норушке грозит всемирный потоп, печке-квакушке - перегревание, золотому гребешку – кровоизлияние, а мозгу – инсульт от испепеляющего генитального желания. Освобожденные из плена ненасытны. Я бесстыдно хочу повторения пилообразных женских оргазмов, а они возможны у меня только с тобой! Сегодня осознала, что коварная природа откалибровала моё лоно исключительно под твой семяродник. Он теперь - мой Бог и Диавол в одном вместилище! 
    Новое словосочетание «отдаться тебе» смутило и обрадовало меня. На досуге спрошу, подумал я, усаживая ее на себя.
           - Только не смотри на меня в минуты многократных оргазмов, ладно? - и вопреки просьбе сладко потянулась и жадно облизнулась.
           - Почему? Это чудесно!
           - Неправда! Я ведь сама чувствую, как у меня садится голос, косят зрачки, пламенеют щеки, уши горят, распухают губы открытого и, наверное, перекошенного рта, повизгиваю, потею, брызгами тебя орошаю, и меняется выражение лица – звериным становится. Превращаюсь в двуглавого дракона, который хочет тебя проглотить обеими разинутыми пастями, навечно склеиться с тобой и не отпускать никуда и никогда! - ее глаза затянулись бесноватой поволокой, и Ева затрепетала от своих слов.
            - Глотай, сколько угодно, дорогой дракончик, и склеивайся на здоровье! - я прижал ее к себе, и не переставая целовал распаленное личико.
    Я шаловливо прошептал ей на ушко:
            - Знаменитый психоаналитик и врач Вильгельм Райх считал, что женский оргазм способен излечивать многие дамские неврозы и навязчивые параноидальные комплексы. Тут я готов тебе способствовать.
    Глаза Евы воссияли:
             - За последние годы у меня возник один устойчивый параноидальный комплекс – безнадежное сожаление, что явилась на Божий свет женщиной. Ничего мне не оставалось, как испытывать Penisneid, как ты по-научному выражался на Кутузовском, - злую зависть к мужской половой анатомии. Ты меня сегодня излечил: я хочу только ею и быть, любимой тобою женщиной!
    Когда мы утихомирились, я поинтересовался из вековечного мужского любопытства:
            - Девочка Евочка, расскажи, если можно подробно, что ты чувствуешь при оргазме?
    Она мечтательно закатила глаза:
            - Постепенно нарастает непреодолимое щекочущее чувство, словно мои разверстые чресла, где ты перемещаешься в закипающем елее, намереваются чихнуть. Я с удивлением рефлекторно сопротивляюсь позывам потому, что боюсь просто-напросто описаться - норушка ведь не нос! Одновременно от нарастающего сладостного наслаждения голова кружится, и с каждым твоим новым движением куда-то проваливаюсь все глубже и глубже. В низу напрягшегося живота всё вдруг начинает само по себе трепыхаться, независимо от мозга, и не подчиняется волевым импульсам. Через секунду по телу прокатывается теплая волна, сразу не хватает воздуха, и я невольно громко дышу до звона в гортани, а получается то ли вопль, то ли рычание, - Ева немного смутилась. - Чувство такое, будто между ног в глубине вырастет шар до подреберья. Он увеличивается так, что заполняет меня полностью. И тут он лопается, и горячей лавой стекает в низ живота, как в воронку, где начинает пульсировать в такт вдохам, и я в том же ритме, сама того не желая, непроизвольным сокращением брюшных мышц выталкиваю влагу из себя, и подпрыгиваю. Закладывает уши, соски торчком, сводит ноги, под грудью горячо, а «теремочек» снаружи деревенеет. Потом - будто сильный удар током, отчего содрогаюсь, пьянею, слепну, глохну, и чудится, что растекаюсь, как эскимо на палочке в жару, обволакивая тебя, но мелко дрожу как в горячечном ознобе. Сердце колотится, в голове звенит, обливаюсь потом, а во рту сухо: и, по непреодолимой острой нужде высморкаться снявшись с тебя, чихаю норушкой от души - до хлюпанья! Так повторяется несколько раз подряд, с перехватыванием дыхания, судорожными подскоками вверх, спазмами и стонами. Когда сознание, слух и зрение восстанавливаются, становлюсь на несколько мгновений радостной и ватной. Разум чист; я не могу думать ни о чем, кроме ликования от того, что по-прежнему заполнена тобой внутри, и нет сил говорить - разве что шептать! Гляжу в твои яркие восхищенные глаза, и ощущаю себя королевой, центром мироздания. Я уже плохо помню, что ощущала минуту назад, и опять напрягаюсь в предвкушении заключительной, самой жгучей щекотки и молю, чтобы у тебя достало сил напоследок одарить меня ласковыми касаниями спермы. Когда ты во мне наполняешься силой, я импульсивно внутри чутко сжимаюсь и тогда всем телом ощущаю твои пульсации. Семя нежно толкает матку как ладошка младенца материнскую грудь, полную молока. Хочется смеяться и петь! При этом остальной мир отсутствует, я существую здесь и сейчас. Желаю как Фауст остановить время, чтобы этот восторг никогда не заканчивался! Как в детстве, когда во рту тает шоколадка. Не понятно?
    Я усмехнулся:
           - В целом, уловил суть. Ты - прирожденный журналист!
    Ева обиженно натянула одеяло до подбородка - мой шутливый комплимент в ответ на сокровенный рассказ оскорбил ее.
    Спустя пару минут она села мстительно прямо:
           - Говоря по-простому, я впадаю в какое-то остервенение, будто чешу набухающий кровью укус от комара, и оборзело скребусь о твой коряжистый стояк у себя в манде, пока, тявкая, как сука под кобелем, не спущу с выхлопом склизкую возгрю, что во сто крат приятней! Такой телеграфно-шизофренический слог тебя устраивает?
           - Пожалуйста, не прибегай больше никогда к отбросной пролетарской лексике: казаки ее презирали как смешанную с нечистотами зловонную грязь городских окраин, и она не достойна нежных уст моей сдобной казачки.
    Понимая, что опять был резок, я погладил ее по плечу, чтобы примириться. 
           - Ну, раз не изгоняешь меня под гром небесный из вновь обретенного Эдема, то останусь, пока не одумаешься, чем, с кем и зачем быть, и не окрепнешь окончательно, домашней компаньонкой по договору и норушкой по требованию, - сухо сказала Ева. - За правую руку не переживай – когда любишь, и одной твоей левой достаточно, чтобы оказаться на седьмом небе! Относительно рабоче-крестьянских выражений - они из темного прошлого мира, куда ни за что не вернусь, и считай, что они забыты, ибо отныне рядом ты, верный друг, вековечный супруг и мудрый повелитель, созданный Богом, чтобы сделать меня счастливой во веки веков изнутри и снаружи. Сам видишь, что я пользуюсь нашими волшебными обозначениями интимных мест у девочки Евочки. Честное слово, я никогда с другими их не произносила, боясь память грязью запачкать!
    Дальше жизнь регламентировалось по установленному Евой распорядку: сытная пища, прогулки, где я, наконец, обрел уверенность в ходьбе и избавился от боязни расстояний, но стал сутулиться, будучи вынужден обозревать неровности на поверхности – при неосторожном попадании набалдашника в ямку или рытвину терял равновесие и падал. Единственным нововведением был послеобеденный сон – мы укладывались вдвоем. Ева исключила из интимных отношений, как она образно выразилась, «бури, штормы и цунами», и мы благодаря ее чуткой нежности достигли довоенной гармонии тел, и засыпали в объятиях.
    В середине августа мы отправились на пикник на то же место -  так ей захотелось. К моему удивлению, она предложила отметить наше выздоровление и выпить от души. Я полюбопытствовал, кто меня на себе вниз снесет, когда ходовые качества потеряю. Она спокойно ответила, что готова быть и вертолетом, и тягачом.
         - Во мне живого веса 78 килограммов! – предупредил я.
         - Я вешу 65, но женщине двадцати лет с ребенком в придачу пора приобретать сексапильный формат, а то смотрюсь пока как дранка со шпатлевкой, - состроив мне глазки, объяснила она. – Иначе партнер сбежит к другой!
    Она надела крайне вызывающее коротенькое шифоновое платье с низким вырезом без чехла. Под полупрозрачной тканью были отчетливо видны бюстгальтер, который только поддерживал грудь, оставляя ее крупные соски совершенно открытыми, и узенькие кружевные трусики, откуда снизу выглядывали наружу несколько прядей курчавых золотистых волосков, создававших резкий контраст с ее полными словно выточенными из матового каросского мрамора бедрами.
    Увидев мои вытаращенные глаза, Ева небрежно бросила:
           - Фасон особенный, он называется «Ноги еще не начались, а платье уже закончилось», чтобы женская ватерлиния была ровно на три пальца выше его подола. Низкий вырез позволяет отчетливо видеть соски – иначе зачем было надевать подобный лифчик? На съемной квартире, откуда принесла это шикарное платье, у меня еще хранится походная обтягивающая мини-юбка с высокой талией, где сзади посередине особенная ширинка на молнии, от начала до конца, с колечком. Если поддеть пальцем колечко и спустить вниз, то вся бабья задница торчит наружу! Под такую юбку необходимо надевать трусики с прорезью на промежности, которая позволяет не снимать их во время срочного полового сношения. Во-первых, технично: дернул, нагнул, растянул - и суй балду хоть в сраку, хоть в манду. Во-вторых, логично: чем выше юбка, тем дешевле проститутка! Униформа для припевки: «Я не такая, я жду трамвая, хотя, погодите, сколько дадите»?
    Наверное, моя брезгливая гримаса ее раззадорила:
          - Когда бросишь меня, заведу себе специальный гарнитур из трех мини-юбок с разрезами. Разрез спереди означает «Иди ко мне!», сзади - «Следуй за мной!», а сбоку - «Еще не всё потеряно!» Мужики уверены, что, если кобылка уже почуяла, что на нее обратили внимание, то она чаще и веселее крутит задницей, виляя, как говорится на их жаргоне, «манжетами на пуканке». Стану рабочей на панели: ни в пир, ни в мир, ни в добрые люди, как говорится!
    От злости я сильно шлепнул ее пониже талии, а она радостно ойкнула и рассмеялась:
          - Теперь вижу, что ты мне мое паскудное прошлое королевы полусвета понемногу прощаешь! В горах эротическое тряпьё сниму, а в обратную дорогу переоденусь в спортивный костюм.
    Пока раздевались, Ева зачем-то вспомнила:
          - Бабушка напутствовала, когда я с букетом шла в первый класс: «Вот и началась твоя самостоятельная жизнь. Много на твоем тернистом женском пути будет радостей и разочарований, счастья и горя. Но, что не происходило бы с тобой, следуй одному правилу: легко забывай тех, кто тебе что-то должен и чем-то обязан, и всегда помни тех, кому сама должна и по гроб обязана, и береги их, пока сможешь. Знай, что тьма обычно сгущается перед рассветом. Тогда жизнь твоя будет намного чище, легче и светлее». Мне, Олежка, с тобой так солнечно жить!
    Мне стало грустно от мудрости ушедших в мир иной наших близких, и я процитировал Бодлера:
                «Детской любви зеленый рай...
                Разве он теперь не дальше, чем Индия и Китай?»
    Мы немного голыми порезвились на траве как малые дети. Я между делом пристально рассмотрел ее ягодицы. Белесая сеточка на коже осталась, но заметно поблекла и, похоже, со временем будет казаться причудливой  фантазией природы.
    Подустав, Ева уложила меня на плед и присела на корточки, чтобы разлить по лафитникам водку и разложить бутерброды по пластиковым тарелкам. Я горделиво любовался ею, чарующе точеной и грациозной в телодвижениях обнаженной молодой женщиной, когда каждое перемещение рук приводит к пленительному шевелению грудей, шаловливому подрагиванию сосков и напряженным изгибам живота. Помня ее запрет на сексуальные эксцессы вне дома, мне приходилось глотать слюну, а говорить незатейливые банальные комплименты было неловко, хотя она восприняла бы их с приязнью - признания в любви независимо от формы изложения женщине всегда приятны.
    Не найдя ничего лучшего в словарном арсенале, я сказал с подлинно медвежьим тактом:
         - Девочка Евочка, грудь у тебя по-прежнему стоячая, но вроде как увеличилась?
     Она усмехнулась, войдя в мое положение:
         - Еще бы, на один размер! Когда родила, молока пришло так много, что хватило бы тройню выкормить. Но у Поленьки, как ты говорил обо мне, вначале родился характер: в девять месяцев она наотрез отказалась сосать грудь. Ножками отбивалась, и ни в какую! Пока молоко перегорело, я неделю температурила, на стенку лезла!
         - Вся в маму пошла! А когда она начала ходить?
         - В 11 месяцев, а ползать научилась потом, - глаза ее завлажнели от материнских воспоминаний. - Жаль, что ты ее тогда не видел - самостоятельно стоящую, торжествующую с лучезарным взором и призывным кличем «Эй!»
     Ева вдруг густо покраснела и потупилась:
         – Ты хочешь, чтобы я здесь отдалась тебе? В отличие от груди норушка осталась такой же по-девичьи тесной, несмотря на интенсивную эксплуатацию. У обжоры рот шире не становится! - и устыдилась собственных слов, отведя глаза.
     Сделав вид, что ее не услышал, я поспешил уточнить:
         - Однако ты недавно сама объявила, что противница излишеств на пикнике!
         - Тот монашеский обет почитай утерявшим силу – все страхи миновали, и комплексами мы больше не страдаем. Каждое твое прикосновение вызывает у меня сноп мурашек, сразу начинает свербить там, что пониже пупка, и тут же сочно протекаю - перевоплотилась в круглосуточную полоумную хотелку, и счастлива до чёртиков!
     Я взял ее за плечо, чтобы притянуть к себе, но Ева отвела мою руку:
          - Повтори вновь как на духу, будешь ли ты рад, если я рожу нам еще одного малыша?
         - Да, очень хочу орущего подношения в твоем подоле, - улыбнулся я, - тем более что был лишен такого счастья в случае с Поленькой. Но у самой-то желание есть? 
         - Со встречи во дворе я одержима этим навязчивым стремлением - до дрожи в коленках! Но теперь у меня словно крылья выросли от радости! На взлет, любимый капитан!
     Когда через час неспешных и чувственных взаимных ласк мы в упоении и без сил упали на плед, я набрался смелости, чтобы поинтересоваться:
         - Любимая, литературного таланта, как и музыкального слуха, мне Бог не дал, но в семиотике и семантике я немного разбираюсь. Почему ты говоришь «отдаться тебе», а не повторяешь книжное «возьми меня или овладей мной»? Впрочем, на Кутузовском мы не употребляли ни того, ни другого.
     Ева оперлась на локоть и вдумчиво объяснила:
         - Жизнь меня многому научила. «Отдаться» - значит довериться во всем любимому, открыться целиком и жаждать его, не думая, что будешь им предана. В итоге, у любящей женщины происходит оргазм. Лично я рядом с тобой начинаю чувствовать пустоту внутри норушки, раз за разом кончаю в трусы, и страстно желаю ее заполненности. Не ты меня берешь, а я сама отдаю свое тело, чтобы слиться воедино, принадлежать тебе, и раствориться друг в друге. Тут речь идет о подлинной любви.
     Она задорно улыбнулась, и сразу поскучнела:
         - Вторые термины – из словаря сексуальной созависимой рабыни, требующей совершения насилия над собой, чтобы слаще партнер кончил, хотя противоестественный оргазм часто случается как защитная реакция на нарастающие острые боли. По себе знаю, плавала в этом дерьме! Ну, и о забытом тобой третьем варианте «я дам тебе!» Это ответ женщины на попрошайничество глупого мужчины в стремлении получить часть вместо целого. Проститутки презирают скотов, которые видят в них проявления «неотъемлемой части похотливой женской природы».
     Я затих, подавленный ее мудростью.
         - Олежка, объясни мне, чем из меня брызжет при оргазме? Такого раньше не случалось с нами! Я, когда струюсь, напрочь очумеваю, мозги сносит, теряюсь во времени и пространстве, и хочу орать от пульсаций наслаждения, пронизывающих все тело от норушки до ушей, - потрясающий кайф!
         - После родов женщина, как правило, изменяется. У вас имеются железы рядом с мочеиспускательным каналом, которые выделяют особый секрет - «нектар любви». Так его назвала обнаружившая эти железы Рут Кампхойзен, германский физиолог и автор книги «The Yoni - Sacred Symbol of Female Creative Power». Мокрый оргазм называется сквирт. Ты об этом не узнала из-за отсутствия оргазмов с другими партнерами, извини, за подобное их наименование.
         - Что было, то было! - вздохнула Ева. - Слава Богу, всё это в прошлом. Мне ни разу не было даже элементарно хорошо с мужчинами. Ни одного женского удовольствия за три года, оргазм оставался только в памяти о Кутузовском. Я чувствовала себя всё время спортивным снарядом - чаще для жима лёжа.
     Зябко поёжившись, она добавила:
         - Я могу теперь о себе многое сказать. Тебя люблю до одури, и мое либидо сумасшедшее. Вне отношений с тобой я чуть ли не асексуалка. Нет любви, и не было ни желания, ни оргазмов. С тобой все получается, как по щелчку, а с другими ничего не выходило, и я всю жизнь притворялась. Поэтому я, как восставшая из пепла твоя женщина, ясно понимаю себя другую без тебя. Бывшему мужу досталась женщина Ева, которая могла лишь психологически подыгрывать ему, имитируя оргазм. По сути, мы были несчастной парой. Ведь ложь так или иначе с годами обнаружилась бы! О моем ремесле проститутки и вспоминать нечего - она являлась принуждением, где экстазы были театральными. Но что касается твоей женщины Евы с естественными бурными оргазмами, то возникает опасность, что затискаю тебя в своих объятиях до смерти! Не боишься?
         - Не боюсь, девочка Евочка!
    Тут она помрачнела:
         - Наконец-то я поняла одну странность из моей проклятущей биографии путаны! Один из охранников шефа попросил у него разрешения поучить высшей сексуальной технике, наблюдая процесс работы с ним опытной проститутки, свою молодую жену Стефу, совсем девочку, на моем наглядном примере - вживую, как говорится. В общем, она от такого натурализма кончила, сидя в купальнике в ближнем углу и помогая себе пальчиками на клиторе, причем описалась тут же в трусы. Это было странно потому, что я всегда считала, что обмочиться от зрительной взволнованности невозможно. Ну, разве что, когда уже до крайности приспичило, а добежать до туалета не поспеваешь, но тогда и возбудиться до оргазма никак не получится - уретра стягивается при сокращении мышц промежности. Теперь понятно, что тёлка кончила сквиртом. Сейчас стало ясно и то, почему бабы вопят в койке: «Трахни меня так, чтобы я описалась от удовольствия!»
       - Хватит твоих мемуаров! - мягко пожурил я Еву. - Поставим сегодня и навсегда жирную точку в их эпилоге.   
     Чудо-чадо зарумянилась и стеснительно попросила:
           - Ляг еще раз на меня, пожалуйста! Чувствую, как в низу живота всё уже изнывает, и возбуждение проснулось в самых потаённых уголках; только засунь палец мне глубоко в попку. Сама буду напрягать и ослаблять свои вагинальные мышцы для того, чтобы тебя удерживать внутри, вбирать в себя, пока не кончишь. Когда ты извергаешь в мою разинутую матку свое семя, взрываюсь в экстазе, изгибаюсь словно на горячей плите, в теле своего рода северное сияние, в голове тысячи падающих звезд, и сегодня на горах позволь мне в таком восторженном крике зайтись, что звери разбегутся, ладно? Да и накопленным опытом хочу поделиться - такой мастеровитой бабы ты еще не пробовал! При входе подхвати меня снизу руками - я млею, когда твои теплые ладони мнут мои мягкие полушария. Я тоже хочу, чтобы трахнул меня так, чтобы описалась от удовольствия!
          - Афганские старцы наставляют сыновей: «Если ишак долго постоял в тени на базаре, он тяжести таскать не сможет!» К нам, казакам, эта восточная поговорка тоже подходит, - приободрил я ее.
     Кончали мы одновременно долго и сладострастно. Мускулы ее «норушки» толчками сжимали и разжимали меня внутри, пока я не охнул, а Ева не застонала так, что перекрыла щебет птиц, и ее голова кукольно повалилась набок.
          - Ну как, понравился тебе мой пончик с сиропчиком? - утомленно спросила она, когда я, выжатый до основания, поднялся на колени, и кокетливо демонстрировала обильно намокшую янтарно-бордовую промежность со снежком вытекшей спермы и опрысканный развод бедер, призывным подрагиванием мышц живота выражая желание быть обласканной.
     Я благодарно прильнул губами по очереди к ее восхительным грудям: они, зыбясь, как две огромные капли ртути, плавно поднялись и качнулись навстречу:
          - Вene futuit, как нецензурно писали римские гладиаторы после секса с патрицианками на стене казармы в Помпеях.
          - Не надо переводить! Я поняла, что ты превосходно потрахался. Позабудь навсегда мои подлые влагалищные и анальные похождения! Отныне мои тело и душа навечно принадлежат одному тебе, непобедимый гладиатор!
          - Ты стала молодой женщиной необыкновенного по красоте сложения! Согласно античной натурфилософской концепции калокагатии, совершенство тела свидетельствует о совершенстве души.
     Ева в изнеможении широко разлеглась рядом, поблескивая бисеринками пота на лице, и ей как празднующей свою победу женщине захотелось нового признания в любви:
         - Олежка, став женой мусульманина, я старалась изучить заповеди Мухаммеда. В хадисах, воспоминаниях его соратников, сказано, что существует три вида жен. К первому относится  чистая, дающая счастье, мягкая, милосердная и многорожающая женщина, которая помогает  добродетельному мужу в тяжести и сама не является для него тяжелой ношей. Второй является женщина как сосуд, которая только и делает, что рожает – ее поднимаешь, наливаешь и ставишь. А третья - вшивая грубиянка, гаркающая как верблюд с болезнью кожи на базаре. К какому типу ты меня отнесешь?
     Я игриво погладил ее по животу:
         - Мне трудно судить, поскольку наш семейный стаж измеряется тремя месяцами в Москве. Ты заметно переменилась, и в тебе есть всего понемногу, как в общем, и должно быть. Однако мне кажется, что твой тип – это первый вариант. Однако я бы иначе передал смысл слов Пророка: женщина – это не «пустой сосуд, который надо наполнить», а факел жизни, который должен вспыхнуть от искры мужа!
    Ева признательно потерлась щекой о мое плечо.
          - Знаешь, изучая шариат, я примеряла его законы на себя. Мусульманские имамы утверждали, что признаком Божьего благоволения женщине является то, что первой у нее рождается дочь, а возлюбленная Всевышним жена - это та, которая просит малое приданое и вначале вынашивает девочку. Любимой женой Мухаммеда предание считает Айшу, младшую дочь будущего халифа Абу Бакра – старшая рано овдовевшая Хафса уже была его женой. Отец заключил брачный договор с Пророком, когда ей было 7 лет, а жить с ним как жена Айша стала в девятилетнем возрасте. По преданию он сказал: «Счастлив тот отец, который выдал свою дочь замуж до того, как у нее появилась первая менструация». Прямо как у нас c советской поправкой на возраст, когда мы стали физическими супругами, - ведь я люблю тебя с детских игр задолго до начала месячных!
    Она внезапно опечалилась:
           - Как быстро течёт время! Кажется, я очень давно была той настырной девочкой, которая силой затащила тебя в постель. Однако рада, что я тебе досталась, как завещал Пророк, целомудренной, «потому что их уста сладки, их утробы чисты, и они довольствуются малым в мужских ласках».
           - Ну, я бы в последнем пункте с тобой поспорил!
           - Не стоит. Будучи нежным со мной, ты тогда обделял себя, одаривая свою ищущую знаний женщину счастьем сверх меры. В тебе нет ни капли грубого мужицкого эгоизма. Ты настолько уважал меня, что не сумел даже нечаянно ущемить или сделать больно! К несчастью, мне есть с чем сравнивать, и от этого люблю тебя еще больше. Других таких во Вселенной нет. Ты - вечный праздник для меня с детства! Знай, что ты - гений, поверь мне, пожалуйста! Стану целовать тебя ночами как наваждение до тех пор, пока ты сам в этой самооценке не укрепишься. А когда уверуешь в себя, все равно буду целовать тебя, но как та, с кем тебе легко и свободно, и с кем ты чувствуешь себя счастливым.
     Мне ничего не оставалось, как обнять ее и поцеловать. Она состроила серьезную рожицу и добавила:
            -  Не забудь мудрую исламскую заповедь: «Обращайтесь с женщинами умеренно, ибо женщина сотворена из ребра, и самая кривизна на самой верхушке ребра. И если примешься выравнивать его – сломаешь, а если оставишь, оно по-прежнему будет оставаться кривым. Поэтому обходитесь с женщинами с терпением и наслаждайтесь ими всласть, невзирая на природную кривизну».
            - Под верхней частью ребра, как я понимаю, подразумеваются умственные способности женщины? Тебе, моя любимая, надо непременно учиться – с этой кривизной у тебя проблем нет. Если закончишь искупление в мою пользу, то обязательно пойдешь учиться в МГУ.
     Ева неопределенно кивнула и предложила немного поспать в тени.
     Когда проснулись, ополоснулись в горном ручье и выпили по рюмке, она, отчаянно покраснев и отведя глаза, спросила:
             - Олежка, почему ты не позволяешь мне услаждать тебя и себя всеми способами, как на Кутузовском? Надо вернуть себе впечатления Золушки о прекрасном принце.
    Я растерялся:
             - Тебе так много досталось боли в прошлом этими самыми способами, что я не хочу даже словом напоминать о прежних унижениях.
             - Да, когда регулярно ударяют носом об пол, становишься безразличной, кто тебя сзади протыкает и внутри терзает. Но есть большая разница между рыцарем, которого сама призываешь, и палачом, который тебя пытает! Хочу в попку! Сделай такое одолжение, прошу, даже умоляю! Женщина двулика, как римский бой рассвета и заката Янус - ее душа хочет романтики, а тело жаждет жаркой услады.
    Ева восторженно стонала, и эти звуки, были самым лучшим, что я слышал в своей жизни, так как в них звенело одно лишь плотоядное удовлетворение без оттенков боли. Сильно сжав ее бедра, не прекращая движений, поднял их вверх, заставляя ее ниже опустить голову, и через минуту она пронзительно завизжала, повалилась на бок и зашлась в радостном плаче. Удерживая руками еще дергающиеся после оргазма колени, она шептала, давясь слезами: «Я возродилась! Я очистилась! Все ощущения ко мне вернулись! Я опять только твоя!»
    Успокаиваясь понемногу, она теснее прижималась ко мне:
           - Не обижайся, пожалуйста! Мне это было необходимо для того, чтобы полностью восстановиться психологически, да и физически тоже. Мне надо было забыться от бесчеловечного, безумно-дикого насилия. Теперь я почти готова шагать с тобой по жизни до самого конца.
           - Почему почти? – возмутился я.
           - Потому что потому! - Ева с сияющими глазами показала мне язык. - Могут быть у женщины маленькие тайны? Нужно чуток обожать – мое искупление не закончено.
     Мне оставалось только пожать плечами
     Дома на двери меня ожидала записка от Леши Довженко с требованием заехать. Он вручил мне отцовский «браунинг» с новой дарственной табличкой и разрешение на хранение огнестрельного оружия, и долго сетовал, каких трудов ему это стоило. Я знал, что он рисуется и набивает себе цену, но после опустошения второй бутылки коньяка он вылез из мундирной мишуры, и мы возвратились в наезженную колею мемуаров.
     Леша помог мне выйти на улицу и усадил в такси, напоследок вспомнив, о чем забыл сказать. Оказывается, КГБ расшевелило «синдикат» с помощью Петькиных показаний: он получил небольшой тюремный срок за содействие следствию, а руководство «фирмы», как всегда, отделалось выговорами и порицаниями, свалив вину на жуликоватых исполнителей.
     Поднимала меня из машины по лестнице наверх Ева, у которой эта хорошая новость вызвала возмутившую меня скупую слезу: «Чем богаче нынче вор, тем хуже видит прокурор! Из тюрьмы Петру не выйти – там и зарежут»
          - Я бы на твоем месте ликовал – собаке собачья смерть! Петька обманул, и чуть было в гроб не вогнал тебя!
          - Он не изувечил меня, хотя на прощание мог бы бить по животу и повредить яичники, и отпустил на все четыре стороны! Все-таки оставалось в нем человеческое… Его самого обманули – он для шефа старался, сам того не зная. Думаю, роди я, его бы убили, меня выслали на 101 километр, и ребенка, изъятого у лишенной материнских прав злостной тунеядки, определили бы в детдом, чтобы можно было усыновить по закону. А Поленьку мне бы не отдали,  а в приюте она не выживет.
           - Дура ты круглая, мазохистска несчастная!  - вскипел я.
     Два дня мы спали раздельно и не разговаривали, пока она не пришла сказать:
            - Прости, но я просто нормальная женщина: мы людей в муках рожаем, и до слез жалеем, когда они гибнут - и один, и тысячи.
     Помирившись, долго не могли уснуть, и мне было дозволено курить в постели, когда она сказала:
            - Ты был неправ относительно «альтернативной истории». Каждому судьба предоставляет второй, но последний шанс, возвратить потерянное, и изменить фатальный порядок вещей. Такое под силу очень немногим, которые искренне любят - кто Родину, кто человека, кто истину. Мы с тобой изначально рождены друг для друга. Я почувствовала это в юности, и поняла в тягостной зрелости, что ты – всего один, с кем я была, есть и буду счастлива как женщина и мать. С тобой мир стал иным – восхитительным и многоцветным. Я дрожу от желания быть твоей, раздеваясь перед сном, волнуюсь, когда  готовлю еду по особым, придуманным самой рецептам, нервничаю перед зеркалом, понравлюсь ли в новом платье или с новой прической, любуюсь, когда заказываю для тебя модные костюмы, и хочу все время трогать тебя в страхе, что исчезнешь. В любви всегда так - мы становимся беззащитны. Мне нужно постоянно слышать твой голос, я каждое утро просыпаюсь с твоим именем на устах и ложусь спать, и во сне ты со мной! Я люблю тебя так сильно, что подчас охватывает ужас  - а вдруг у тебя по-другому; не обманываешь ли ты меня; а вдруг после родов подурнела и после всего пережитого не так красива, как раньше? Я уверена, что ты с тонкой душевной организацией настроен на меня как единственную женщину, способную доставить все сексуальные радости, но ревную к каждой смазливой стерве, у которой между ног есть аналогичное моему устройство! «Я люблю тебя не только за то, кто ты есть, а еще и за то, кто я рядом с тобой», говорил Гарсия Маркес. Ты – моя вселенная, но не желаю быть лишь одним из многих в ней солнц. Хочу быть светочем.
     Как-то ночью она расслабилась и всплакнула:
           - Знаешь, я бы хотела закончить дни как наши родители - мама умерла от тоски по папе через неделю с улыбкой на губах, что в раю ему долго ждать не пришлось. Зачем и мне будет небо коптить без тебя, своего единственного и ненаглядного? В тот день, когда узнала, что ты пропал без вести, я потерялась по дороге на работу, хотя по ней ходила каждый день в течение трех лет. Я боялась, что схожу с ума. Я пережила острое состояние ужаса, потом он уступил место унылой тоске. Это страшнее: ужас подвижен, тоска статична - как вода в стакане! В тайне от бывшего побывала у платного психолога, который поставил роковой диагноз «Диссоциативное расстройство идентичности», когда весь мыслительный аппарат, отвечающий за скоординированную, слаженную и целеустремленную деятельность, разбивается вдребезги. Следующего потрясения из-за потери тебя я больше не перенесу - отравлюсь, оставив на твое попечение Поленьку! Наш ребенок заслуживает большего, чем могу дать я, оказавшаяся в самостоятельной жизни психологическим уродцем и аморальной безвольной особью, гермафродической ошибкой природы с замедленной приспособляемостью. Без тебя, как показал печальный опыт, опять стану смазливой, опустошенной, потерявшей связь с реальностью, депрессивной вплоть до галлюцинаций безделушкой с женской оболочкой, которая принадлежит другим, но не себе.
          - Не гневи Судьбу: высказанные мысли, как известно, притягивают обстоятельства. Да и ты совсем не такая!
          - Мне это лучше знать! - тихо возразила она. - Я рождена на свет только для того, чтобы быть твоей женой, и становлюсь сильной, когда ты иногда растерян из-за непривычного сплетения внутренних сомнений с внешними обстоятельствами. Моя сила и храбрость насыщается твоим биополем, а мой удел - в первую очередь быть нежной и заботливой женой, а потом уже и матерью твоих детей под надежным крылом любимого, умного и решительного мужа. В ХХ веке мире женщина видит в муже ту же самую средневековую «надежную крепостную стену», но не перед собой, а за спиной. На нее можно опереться в минуту жизни трудную, прикрыть свой гормонально уязвимый зад. Да и она должна вести себя так, чтобы у мужа не пропало желание её оберегать и защищать как высшую ценность, для чего надо быть мягкой, слабой и ребячливой с ним наедине. Дома ей нужно казаться пластилином, а в обществе выглядеть мраморной. Женщина в одиночестве сатанеет, становится или омужанкой, или шлюхой. Самое удивительное, что женщины тайно или явно всегда совмещают оба состояния - против человеческой природы бороться бесполезно. Сколько бы они не твердили «Я гордая и независимая феминистка!», все равно находят мужиков для того, чтобы сосать у них члены, корчиться в экстазе, вопить от анала, и прибегают повторить.
     Слыша мои просьбы показать фотографии Поленьки, Ева говорила одно и тоже: «Если не передумаешь оставить меня с собой насовсем, получишь обеих целиком в оригинальном исполнении, а нет, то нечего зрение портить, и за зыбкими тенями гоняться!» Родительские генеалогические альбомы, где такие снимки безусловно были, она надежно спрятала, а памятник на могиле с портретами родителей обещала заказать сама потому, что мои кладбищенские вкусы, по ее убеждению, остаются на уровне надгробия Карлу Марксу в Лондоне.
     С помощью незаменимого Леши Довженко мне удалось на воинский билет с отметкой об инвалидности оформить генеральную доверенность Еве на распоряжение квартирой и имуществом родителей. Но до ЗАГСа мы, тем не менее, не добрались, несмотря на мои уловки и уговоры и ее ночные обещания. Наутро она как заведенная повторяла, что ее свадебный наряд хранится на Кутузовском, а без него какая она невеста! Однажды я вышел из себя, и сказал, что если она имеет в виду ночную сорочку, то украинские государственные служащие нас не поймут – мы, чай, не в Дании. Она согласилась со мной, добавив, что с ее задницей бабуина мы будем достойно выглядеть только в просвещенной столице Советского Союза, а наши цветные фотографии из Грибоедовского дворца бракосочетаний раскупят все западные журналисты – заработаем кучу денег!
     С греко-римским милиционером я разобрался в духе последних приказов министра МВД Федорчука об очищении органов правопорядка от «оборотней в погонах». В отделе внутренних расследований мои регалии произвели ошеломляющий эффект, а заявлению трижды орденоносца капитана Залесского о фактах шантажа единственной родственницы немедленно «дали ход». Половому гиганту из вытрезвителя предложили на выбор: либо должностное разбирательство, грозящее увольнением, либо перевод с повышением в звании в Львов, и он отправился в карпатские дубравы. Еве я ничего не говорил - это сделал для себя, зная напористую агрессивность подобных хряков, у которых мышечная масса растет в ущерб объему головного мозга.
     Жизнь устроена как дальняя дорога, и после всяких привалов, будь они на пуховиках в волшебных оазисах или на мху у случайного родника, приходится идти дальше под палящим солнцем, промозглыми ливнями или в сумеречной мгле ради хлеба насущного, мечтая о новом привале. Пришел срок отъезда в Москву.
     Ева взяла билеты на понедельник, и два дня мы вставали с постели только для того, чтобы поесть и покурить. Она в перерывах неторопливо и вдумчиво собирала мои вещи, уложив предметы первой необходимости в спортивную сумку, чтобы смог нести на левом плече, а белье, рубашки, вновь пошитые по ее вкусу цивильные костюмы и парадный офицерский мундир с наградами и «браунингом» - в чемодан.
     Последней ночью мы не спали.
              - Гераклит был прав, утверждая, что дважды войти в одну и ту же реку нельзя, - сказала Ева, совершенно обессилев. - Ее вода уже будет холоднее и грязнее, прежний золотой песок смоется и нанесется новый, сероватый, перемешанный с глиной и острыми камешками. Но река останется такой же, и войти в нее можно! Если входить в поток с пониманием, что по-прежнему уже никогда не будет, что оба стали другими, со шрамами на телах и в душах, то это значит, что мы снова выбрали друг друга, поскольку в муках осознали - лучшей доли не найдем. Тогда все трудности легко преодолеем вместе!
             - Наш союз можно описать с точки зрения постмодернистской философской теории о том, что сила системы не равна сумме сил ее элементов. Когда вместе мужчина и женщина, которые дают друг другу силы, то один плюс один — это три. Они вместе «вырабатывают» так много любви, что требуется кто-то третий, с кем можно ею поделиться: и это наш ребенок, дочка Поленька! - не удержался я от менторского тона.
             - А на четвертого любви у тебя хватит? - спрятала глаза Ева.
             - Конечно! Если мы захотим, то сможем научиться так сильно любить, чтобы построить по-настоящему доверительные отношения хоть с четверыми! А что ты имеешь в виду - собачку хочешь завести?
     Она недовольно выдохнула:
             - Попугая!
     У ступенек вагона Ева, не стесняясь, плакала навзрыд как когда-то у Алешниковских казарм, провожая меня в армию.
     Наконец, собравшись в комок, она срывающимся голосом суммировала:
           - Олежка, ты за два месяца пришел в нормальную физическую форму. Ходишь устойчиво, а бегать не требуется в твоей профессии. Злачные места с выпивкой без крепкой опоры не для твоих ног, да и голова в порядке – тут я спокойна. Тревожат меня тётки и студентки! Их догонять не надо, они сами слетаются на одиночный рожон под стрехой как сороки-воровки на блестящие бесхозные вещицы. Знай меру и не надорвись, пожалуйста!
     Ева не кривила душой, она буквально сгорала от ревности к призрачным миражам!
     Я сделал возмущенное лицо:
           - Девочка Евочка, ты начинаешь бредить от волнения: моя любовь на прочность проверена временем, и знаешь, что ты у меня одна!
           - Знаю, но даже домашний котик в марте убегает на крышу к любой блохастой драной кошке, а леопард прямо на дереве спаривается с пантерой! А породистого жеребца без седла на пьяный клевер тянет. Закон природы для самцов незыблем, его не отменишь!
           - Как мне прикажешь думать о тебе? Медики вычислили, что здоровой, взрослой и психически адекватной женщине секс необходим от 2 до 5 раз в неделю, а при овуляции так дважды каждую ночь! Негативные последствия из-за отсутствия у дамы регулярной половой жизни проявляются уже на третьем месяце гормонального «затишья»: она ни с того, ни сего становится вспыльчивой, раздражительной, по любому поводу повышает голос, злится или, наоборот, плачет. Отсутствие секса отражается и на женской внешности – портится состояние кожи и волос.
           - У женщин течки не бывает, а с тобой у меня правая рука в силу вошла – можешь быть уверенным, что отобьюсь! За мою внешность можешь не переживать, я найду средство, как стать еще привлекательнее.
           - Клянусь, что излишеств не будет!
           - Мог бы соврать на прощание, что от нормы зарекаешься! Правда, сама - великая грешница, но ты для меня святой. Как представлю тебя с другой, подкашиваются ноги и мир переворачивается. Боль при родах будет ничто по сравнению с той болью. Наша жизнь была тяжелой - тяжелее, чем у большинства, но нет ничего животворнее любви мужчины и женщины, выживших в бесчеловечных условиях. Однако знаю, что должна, если не дай Бог придется, пройти через эту боль и простить тебя потому, что мы оба - живые люди. Прощать любящей женщине гораздо труднее, ибо она инстинктивно чувствует измену отвергнутым телом, - и она опять заревела белугой.
           - Обещай мне не ронять слезок, девочка Евочка! - крикнул я из тамбура, когда поезд тронулся.
           - Я ими буду умываться на ночь, что твердо обещаю, и завтра дни начну считать до нашей встречи! - и Ева заголосила, ухватившись за фонарный столб.
    В институте меня принял ректор и без долгих пересудов подписал приказ о зачислении на работу в должности доцента. Он не преминул предупредить, что на выдвижение на административные и партийные должности мне рассчитывать не стоит, поскольку ни одна вышестоящая инстанция кандидатуру не утвердит.
           - Инвалиды в России не интересны власти, говорил Гоголь. Сосредоточься, братец мой, на науке и преподавании, тем более что ты тут – признанный ас. И женись ты, наконец! Жена для ученого – большая помеха, но все-таки остается больше времени для работы: по столовым, прачечным и бабам бегать не надо.
          - Числю себя в последователях Эпикура, который учил, что истинный мудрец сам не захочет участвовать в общественных и государственных делах, если только к этому его кто-нибудь не принудит, - облегченно вздохнул я.
    Меня загрузили двумя общеобразовательными лекционными курсами и одним спецкурсом, навесив 10 семинарских групп. Всю осень дневал, и только что не ночевал в институте, а по субботам вечером звонил Еве. Она устроилась в районную газету литературным редактором и увлеченно щебетала мне о смешных случаях на работе.
    Когда я в который раз заводил речь о регистрации наших семейных отношений, она вдруг начинала подробно перечислять всевозможные варианты обмена севастопольской квартиры на Москву, или живо интересовалась, скольких студенток соблазнил, или тяжело вздыхала, что некому расшалившихся пчел в норушке, которая между ног, разогнать, или докучливо жаловалась, что последнее время из-за расстройства пищеварения и приступов тошноты спит с унитазом в обнимку.
    Я наконец-то с возмущением спросил, в какой стадии искупления она находится, поставив в известность, что Петька, как ответили на мой запрос в МВД СССР, снят с довольствия в месте заключения по причине скоропостижной смерти из-за явного несоблюдения правил техники безопасности на производстве, но слушал лишь молчаливый шорох в трубке.
    Вопреки чеховскому драматургическому императиву, что ружье, висящее на стене, должно обязательно выстрелить, моему «браунингу» уготована участь пылиться в ящике на антресолях.
    На меня все чаще накатывали волны ревности, которые раз от раза становились холоднее.
    Однако в начале зимы Ева мимоходом поинтересовалась, не сменил ли я замок во входной двери и тепло ли в квартире, а через неделю невзначай заметила, что хорошо бы Новый год встретить вместе.
         - Дай телеграмму, приеду на вокзал!
         - Вещей будет много, а куда тебе с палкой тяжеловесом быть! Если получится приехать, обойдусь своими силами. Я в Москве не новичок, и знаю, как Еве добраться до Адама.   
    На католическое Рождество мне в расписание поставили дифференцированный зачет по спецкурсу «Методологические основы философии истории», который читался мною для студентов выпускного пятого курса. Ректор обосновал его насущную необходимость тем, что он поможет им при написании дипломных работ.
    Дифференцированный зачет являлся по сути дела экзаменом с оценкой, и в билетах было два вопроса. При простейшем арифметическом исчислении на опрос студента-отличника тратишь 10 минут, а чтобы поставить «тройку» и убедить нерадивого школяра, что большего он не заслужил, уходит более получаса.
    На потоке имелось 55 душ с подавляющим преобладанием многоопытных девиц, что осложняло задачу, поскольку у них в ходе предыдущих сессий был отработанный навык слезообильно рыдать при оглашении невысокой предварительной оценки, клянчить «дополнительный вопросик», а то и умело инсценировать предобморочное состояние, не говоря уже о мастерицах подкладывать тряпки под платье на живот, чтобы выглядеть беременными в предродовой стадии. Учитывая тягостное время на уговоры таких затейниц согласиться с оценкой, полчаса на подготовку остальных, а проще говоря – списывание со шпаргалки, итоговое оформление экзаменационной ведомости для деканата и по установившемуся преподавательскому этикету изложения начальству впечатлений об уровне подготовки курса, я вернусь домой затемно.
    Слушая вполуха нескладный пересказ собственных лекций о теоретических взглядах Геродота, Вольтера, Ключевского и Шпенглера, я раздумывал о нечаянном казусе – сегодня день рождения Поленьки, а я не сообразил в спешке перед уходом по телефону поздравить Еву с дочкой. Надо завтра хотя бы передать нашей девчушке с проводником поезда подарок.
    За передним столом справа сидела староста курса круглая отличница и писаная красавица Оксана Деревянко. Кому-то из изводимых навязчивым зудом законотворчества чиновников Минобраза пришло в голову издать циркуляр о том, что староста должен присутствовать в аудитории на протяжении всего экзамена, и отвечать последним. Надо полагать, это нововведение преследовало специфическую советскую цель: писать отчет, а по сути – донос, о получении дорогих подарков от родителей и об отношении преподавателя к аппетитным девичьим коленкам. Иначе зачем: вряд ли студенту по силам оценить объективность экзаменатора?
    Мучимый навязчивой идеей, я объявил перерыв и подошел к форточке покурить и подумать. На улице занималась метель! Решение нашлось быстро.
    Я подозвал Оксану к окну и спросил:
         - Ксюша, можно обратиться к тебе с нескромной просьбой, которую может выполнить только женщина? Но для этого придется съездить далеко за пределы институтских стен.
    Она жгуче покраснела:
         - Любую вашу просьбу я готова выполнить, где и когда угодно - был бы шалаш! Я много раз писала, что влюблена в вас. Но вы не ответили.
    Знакомая трогательная и бесшабашная девичья любовь! Ее многочисленные записки с откровенными признаниями, что согласна на все, обнаруживались то в пиджачных карманах, то на закладках книг, которые давал читать для написания диплома. Понятно, какого отклика ждала Оксана, но что я мог сказать, кроме нравоучительных нотаций?
          - Ты меня не поняла. Я не могу покинуть аудиторию до окончания экзамена, а надо купить самую большую и роскошную куклу для маленькой девочки, моей дочери. У ребенка день рождения - ей три годика!
     Глаза старосты посуровели:
          - Вы же холостой, и алименты не платите! – в отдел кадров проникла, обаятельная проныра. -  Откуда взяться дочери?
          - Так иногда бывает, когда посылаешь семена для дачной рассады по почте, после чего конверт экономные цветочницы используют в качестве туалетной бумаги, - пошутил я.
    Оксана прыснула и наградила меня ходульным «Охальник вы, однако!»
          - Девочка брюнетка или блондинка? - деловито осведомилась староста. - Куклу ребенку нужно подбирать на контрасте.
          - Не знаю, я ее еще не видел.
          - Странно звучит, или вы меня разыгрываете, чтобы не приставала? А может случиться так, что вы ее так и не увидите?
    Я неопределенно пожал плечами, ибо никогда не понимал, почему Ева тщательно скрывает от меня Поленьку. Не исключал того, что она прикована к инвалидному креслу, или страдает врожденным пороком сердца, поскольку летние месяцы неотлучно проводила в лечебном профилактории на море.
    Оксана вздохнула с облегчением:
          - Раскошеливайтесь, Олег Григорьевич, сразу и на куклу, и на бензин – машина у меня своя! Это вам не феноменология какого-то там Гуссерля или позитивная социология Дюркгейма – помотаться по магазинам придется на совесть.
    Я отдал деньги в обозначенной ею ориентировочной сумме, и Оксана ушла, оставив зачетную книжку.
    Девушка возвратилась, когда стемнело, с полуметровым в высоту картонным ящиком и сбросила дубленку на ближайший стул. Тогда я выслушивал предпоследнего страдальца, который повествовал о взглядах английского историка Коллингвуда, с академической безмятежностью излагая цивилизационную концепцию Арнольда Тойнби. Он резюмировал свой ответ заранее заученной «убойной цитатой», которая, в общем, пригодилась бы в любом случае:
        - Коллингвуд в своих трудах доказал правоту древнегреческого историка Геродота, говорившего, что «история - это не то, что случилось когда-то и с кем-то, а то, что будет когда-нибудь и с нами».
        - Быть вам в армии сержантом: сами не понимаете, что говорите, но зато говорите громко и уверенно!
    У меня такое высказывание «отца истории» не отложилось в памяти, но засомневался: может быть, я сам не обратил на него внимания? Удовлетворительной отметки студент заслуживал хотя бы тем, что объединил Тойнби и Коллингвуда рефреном о кризисе «английской упаднической исторической мысли», так как оба знаменитых философа были подданными британской короны.
    Последним ответчиком был закоренелый прогульщик, вряд ли знавший название предмета, который получив «тройку» под осуждающим меня взглядом Оксаны, умчался, позабыв на радостях шапку.
    Старосте я поставил «отлично» без лишних разговоров – ее светлая голова, любознательность и трудолюбие того стоили. Воистину: Бог одарил девушку и трезвым умом, и прекрасным телом, что для кого-то из мужчин станет и огромным счастьем, и великим страданием.
     Расписываясь в ее зачетке, где были только отличные отметки, спросил:
           - Почему ты не поступила в унивеситет с такими способностями?
           - У меня низкая самооценка с детства, - призналась она. - Папаша сказал: «Стыда нет - иди в мед, ума нет - иди в пед». Со стыдом у меня сложности, поэтому поступила в наш пединститут.
           - Философ Бертран Рассел почти столетие назад написал: «Проблема этого мира заключается в том, что глупцы слишком уверены в себе, а умные люди полны сомнений». Подавай документы в аспирантуру после окончания вуза.
           - Там видно будет! - смутилась она.
     Меня охватило беспричинное волнение, и я не попадал пером авторучки в строки. Оксана, навалившись податливой грудью на плечо, пальцем водила по ведомости перед рукой, вспотевшей под перчаткой протеза.
     Когда я устало поставил финальный автограф, она участливо спросила:
           - Что с вами? Знобит? – и поцеловала в лоб. – Температуры нет.
           - Сам не пойму. Места себе не нахожу.
           - Идите, одевайтесь. Я занесу ведомость в деканат и вас подвезу к дому.
     В машине Оксана возвратилась к волнующей ее теме:
            - Вы, наконец, отреагируете на мои чувства? Нас, женщин, тоже жар посещает прямо на лекциях. И одна из несчастных жертв вашего обаяния рядом, одна и без оружия.
            - Ксюша, смотри чаще на дорогу, а то жертв заметно прибавится. Мой ответ в любой форме и тональности ты всерьез не воспримешь – таково устройство циклического женского сознания, обусловленного естественной циркулярной гормональной физиологией организма! По-моему, у тебя диагностируется приступ производственного эмоционального увлечения, когда часто девушки думают, что влюбились в старших братьев или учителей, а после школы даже стыдятся вспоминать об этом. Поэтому Татьяна Ларина отказала в притязаниях Онегину, выйдя замуж. Достоевский высказал, на мой взгляд, очень интересную мысль: «Я думаю, что, если бы Татьяна даже стала свободною, если бы умер её старый муж, и она овдовела, то и тогда бы она не пошла за Онегиным, ибо твёрдо знает, что он, в сущности, любит только свою новую фантазию, а не её, смиренную, как и прежде, Татьяну!»
            - Разве нет исключений?
            - Мне известен только один случай, но чем он закончится, не ведаю.
            - В отместку за отказ от моей любви раскрою секрет вашего грандиозного успеха у слушателей. Я украдкой сняла на видеокамеру вашу лекцию и показала запись одному известному французскому психологу. Он объяснил, что дело не столько в прекрасном владении материалом, сколько в вашем природном даре гипнотического внушения, которое воздействует не только на сознание, но и подсознание, отталкиваясь от глубинных архетипов. Ваш конспект может прочесть любой другой, скопирует жестикуляцию и выдержит паузы, но ничего похожего не добьется. Поэтому вы – всегда первый, лучший и непревзойденный рассказчик, а по сути – колдун и шаман. Так строил свои фразы Гомер! Вы заметили, что некоторые студенты дремлют или чрезмерно возбуждаются на лекциях? Их мозг не способен сопротивляться мощному внушению, но воспринять включенную в него информационную компоненту полностью не может просто по недостатку словарного запаса – и отключается таким спасительным способом.
     Я невольно присвистнул, не находя слов.
            - Такими были Донжуан, Калиостро и Распутин, и все женщины мира были бы у ваших ног, но вы снисходите лишь к тем, кто принуждает вас загадочной силой сбрасывать мистические одеяния. Тайной такой силы я не владею, а жаль! Впрочем, как говорится, бойтесь своих желаний, они имеют свойство когда-нибудь сбываться.
     Мы встали в «пробке» у въезда на Калининский проспект, и Оксана развернулась ко мне - лицо ее было печально:
           - Знаете, за что вас особенно уважают студенты? Не только за ум, знания и талант педагога, а в первую очередь за то, что не берете, как остальные наши преподы, взяток. Мы понимаем, что вы оцениваете только знания, и можете без задней мысли помочь на экзамене, если видите, что человек просто нервничает, или ставите «трояк», догадываясь, что он или она ни дня не проработают по специальности после выпуска, а не потому, что вам до этого дали пухлый конверт под определенную фамилию. Поэтому готовимся всерьез, как умеем: кто повторяет услышанное для закрепления в уме, кто строчит шпаргалки двое суток, поскольку убедились в вашей сверхъестественной в нынешнее время порядочности. При ответе, конечно, изо всех сил хитрим ради стипендии, но на отметки не обижаемся. Вы оценки ставите за уровень знаний, а не измеряете их деньгами, и не желаете получить то, чего не заслужили честным путем, даже тело женщины, которое она предлагает бескорыстно. Но женская любовь к такому редкому по совокупности достоинств мужчине - это не взятка, а служение! Она исключает любой материализм - тогда им удается и рыбку съесть, и на качелях вдвоем  покачаться. Как вы умудряетесь жить вопреки русской народной мудрости: «У колодца быть - да воды не напиться!», никак в толк не возьму?
     Дальше мы молчали, пока она не притерла машину к бровке тротуара со словами:
            - Я мечтала, что вы станете моим первым и главным мужчиной в жизни, и когда исполню свое предназначение - рожу любимого сына, то смогу позволить себе спокойно жить, а не бежать бегом, поднимая вокруг себя пыль или взбивая густую пену. Я стану хорошей женой, чтобы бесповоротно быть счастливой в браке с вами. Пока не сбылось, так в жизни по-всякому сбывается. Но зарекаюсь кидаться с воплями на других ваших женщин, как остервенелая ворона!
            - Староват я для тебя, - прибегнул я к последнему аргументу.
            - Старость - это когда ваша любовница будет моложе наших детей. Шучу, вы не из таких. Академик Дмитрий Лихачев прав в том, что «интеллигентность — это единственное, что нельзя подделать». Приехали, и до свидания!
     У лифта я поздравил бессменную Агату Каземировну с католическим Рождеством. Она с благодарностью кивнула и перекрестилась слева-направо, после чего с мудрым прищуром уведомила:
            - Олег, к тебе приехали жена с дочерью. Ева-то твоя как расцвела, глаз не оторвать! Дочушка в вашу породу статью и норовом пошла – шустрая беляночка, попрыгушка и говорунья с черными пронзительными глазками, как у твоей мамы-покойницы! Исполнила для меня танец принцессы для старой феи из сказки про спящую красавицу, и песенку про лесенку спела, пока слесари четыре чемодана с детской кроваткой наверх относили.
     У меня подкосились ноги, и я прислонился к стене.
           - Сказала мне, что папе помогать приехала потому, что он долго с немцами воевал, без одной руки остался и с палочкой ходит. Рада за тебя, Олег, такая весёлушка, непоседа, живчик, ласкуша, помощница и любимица жизнь любому отцу скрасит, - увидев, что я от накатившей слабости согнулся и облокотился на рукоять трости, она предложила, - Хочешь, я позвоню, чтобы встречали - ты совсем сомлел?
     Я выждал, пока лифтерша поговорит по телефону, поднялся и с минуту мялся у входа, не зная, как поступить и как себя вести.
     Ева в сиреневом сарафане и сапфировым колье на шее вышла навстречу. Обнимать женщину одной рукой, другой опираясь на палку, – искусство не из легких, но когда я собрался с мыслями, как построить движения, она выставила вперед ладони как щиты и поцеловала легким касанием в губы.
     Потом, чтобы вывести меня из столбняка положила повисшую в воздухе руку себе под грудь – там начинался тугой округлый животик.
          - Если пузичко арбузом – жди мальчонку-карапуза! Уже шестой месяц.… Но расслабляться не дам, пусть твои студентки не надеются!
    У меня хватило сил вымолвить:
          - С искуплением и возвращением домой, Чудо-чадо, мадам Залесская!
   Она трижды согласно кивнула, и, подхватив короб с куклой, легонько подтолкнула к дверному проему:
          - Пойдем в квартиру, а то именинница мадемуазель Полина Залесская от нетерпения извертелась в предвкушении подарка от папы. Будущая леди вконец изомнет праздничное платье из золоченой парчи и сломает корону - три часа клеили, язычок от усердия высунув! Вперед, капитан Грант, знакомиться с первым томом нашей трилогии.
   Я послушно шагнул вперед, но плохо видел – в глазах стояли слезы.