Блок. Я бежал и спотыкался... Прочтение

52. «Я бежал и спотыкался…»

                Андрею Белому

                Я бежал и спотыкался,
                Обливался кровью, бился
                Об утесы, поднимался,
                На бегу опять молился.
                И внезапно повеяло холодом.
                Впереди покраснела заря.
                Кто-то звонким, взывающим молотом
                Воздвигал столпы алтаря.
                На черте горизонта пугающей,
                Где скончалась внезапно земля,
                Мне почудился ты — умирающий,
                Истекающий кровью, как я.
                Неужели и ты отступаешь?
                Неужели я стал одинок?
                Или ты, испытуя, мигаешь,
                Будто в поле кровавый платок?
                О, я увидел его, несчастный,
                Увидел красный платок полей…
                Заря ли кинула клич свой красный?
                Во мне ли грянула мысль о Ней?
                То — заря бесконечного холода,
                Что послала мне сладкий намек…
                Что рассыпала красное золото,
                Разостлала кровавый платок.
                Из огня душа твоя скована
                И вселенской мечте предана.
                Непомерной мечтой взволнована —
                Угадает Ее Имена.
                18 октября 1903

     Напомню кем Блок был для Андрея Белого. Вот как Борис Бугаев узнал о нём:

     «Помнится, что в июле [1901 года] пришло от С. М. Соловьева письмо …Письмо Соловьева ко мне преисполнено изумлением перед смелыми выводами своего троюродного брата; упоминалось в письме о стихах, написанных Блоком. Письмо взволновало меня; оно падало на почву вполне готовую; ведь я в это лето отдал безраздельно себя соловьевскому мистицизму…   Письмо Соловьева о Блоке – событие; понял: мы встретили брата в пути…»
                Андрей Белый «Воспоминания о Блоке»

     «Мы встретили брата в пути»… Как бы не больше. Они в Москве обсуждали мистику Соловьёва, присматривались к ней, примеривались к ней. И вдруг увидели, встретили человека – ровесника! – который жил ею. Который претворял её в явь!
А сам он для Блока… Андрей Белый был для Блока – «немногим знающим», «символистом», с которым, даже не общаясь можно «перемигиваться», ещё одним «теургом, то есть обладателем тайного знания». Андрей Белый был для Блока тем, кто стоял рядом, плечом к плечу в борьбе за «"иные", еще неизвестные миры».   Он был «другом» – в древне-славянском смысле этого слова – тем, кто в одной с тобой дружине!

     И вот это стихотворение. Раздерганное, неустроенное, с рваным ритмом…

                Я бежал и спотыкался,
                Обливался кровью, бился
                Об утесы.. 

     Да уж, это не полеты «в лазурную высь»…  Помните, с чего начиналось:

                «Отдых напрасен. Дорога крута.
                Вечер прекрасен. Стучу в ворота.

                Дольнему стуку чужда и строга,
                Ты рассыпаешь кругом жемчуга.

                Терем высок, и заря замерла…»

     Зори начала того века… Про их восприятие символистами тоже есть у А. Белого:

     «В 1900--1901 годах "символисты" встречали зарю; их логические объяснения факта зари были только гипотезами оформления данности; гипотезы – теории символизма; переменялись гипотезы; факт – оставался: заря восходили и ослепляла глаза; в ликовании видящих побеждала уверенность...
     Появились вдруг "видящие" средь "невидящих"; они узнавали друг друга; тянуло делиться друг с другом непонятным знанием их; и они тяготели друг к другу, слагая естественно братство зари, воспринимая культуру особо: от крупных событий до хроникерских газетных заметок; интерес ко всему наблюдаемому разгорался у них; все казалось им новым, охваченным зорями космической и исторической важности: борьбой света с тьмой, происходящей уже в атмосфере душевных событий, еще не сгущенных до явных событий истории, подготовляющей их; в чем конкретно события эти, – сказать было трудно: и "видящие" расходились в догадках: тот был атеист, этот был теософ; этот – влекся к церковности, этот – шел прочь от церковности; соглашались друг с другом на факте зари: "нечто" светит; из этого "нечто" грядущее развернет свои судьбы.»
«Воспоминания о Блоке»

     Даже не верящая ни в какую мистику Любовь Дмитриевна и та с некоторым изумлением вспоминала:

     «Закаты того года, столь известные и по стихам Блока, и по Андрею Белому, я переживала ярко…»
                Любовь Дмитриевна Блок. «И быль и небылицы о Блоке и о себе».

     Итак, ещё одна заря:

                И внезапно повеяло холодом.
                Впереди покраснела заря...

     Но теперь это уже не «Стихи о прекрасной даме», когда было:

                «Терем высок, и заря замерла.
                Красная тайна у входа легла.

                Кто поджигал на заре терема,
                Что воздвигала Царевна Сама?»

     Теперь – «Распутья», и впереди не «терема» с «Царевной», а «на черте горизонта пугающей… скончалась внезапно земля», и осталась не вера в Лучезарную Подругу, а надежда на брата, который:

                …звонким, взывающим молотом
                Воздвигал столпы алтаря.

     Но и он…

                …умирающий,
                Истекающий кровью, как я.
                Неужели и ты отступаешь?
                Неужели я стал одинок?

     Да и заря… Красные всполохи, которые, казалось, ранее только добавляли яркости, теперь проявили свою сущность. Вот воздвигающий взывающим молотом алтарь брат в отсветах зари, кажется, мелькающим кровавым платком, а вот сама заря расплескалась на «красном платке полей» – кровь, кровь, кровь…
     И больше нет уверенности, что Ты – «в имени одном»! Осталась лишь надежда, что Её имя угадает… может, угадает хоть он…

                Из огня душа твоя скована
                И вселенской мечте предана.
                Непомерной мечтой взволнована —
                Угадает Ее Имена.

     Распутья…
;