Блок. Иммануил Кант. Прочтение

53. Иммануил Кант


                Сижу за ширмой. У меня
                Такие крохотные ножки..
                Такие ручки у меня,
                Такое темное окошко…
                Тепло и темно. Я гашу
                Свечу, которую приносят,
                Но благодарность приношу.
                Меня давно развлечься просят.
                Но эти ручки… Я влюблен
                В мою морщинистую кожу..
                Могу увидеть сладкий сон,
                Но я себя не потревожу
                Не потревожу забытья,
                Вот этих бликов на окошке
                И ручки скрещиваю я,
                И также скрещиваю ножки.
                Сижу за ширмой. Здесь тепло
                Здесь кто то есть. Не надо свечки
                Глаза бездонны, как стекло.
                На ручке сморщенной колечки.
                18 октября 1903




     Биографы пишут о Канте: «Это был слабенький мальчик, с нежным, бессильным телосложением, с плоской, вдавленной грудью», «человек со слабым здоровьем, причинявшим ему всякого рода беспокойства и затруднения при умственной работе».

Но…
     «Связка этого стихотворения с Кантом не является изначальной. В письме от 20 ноября 1903 года Блок писал Белому:

     “…и вот женился, вот снова пишу стихи, и милое прежде осталось милым; и то, что мне во сто раз хуже жить теперь, чем прежде, не помешало писать о том же, о чём прежде, и даже об Иммануиле Канте, как оказалось впоследствии из анализа стихотворения «Сижу за ширмой»”.

     Из этого ясно, что стихотворение оказалось связанным с Кантом уже после его написания – при “анализе”. В момент же его написания оно определялось переживаниями Блока в начале его супружеской жизни.
     …Кенигсбергский философ многократно появляется в следующем письме Белому, и на него надеваются разные юмористические маски – Кантик, Кантище… Поэт приписывает философу роль городского сумасшедшего, пользуясь для этого символами Петербурга и элементарными идеями кантовской философии. Блок рассказывает о воображаемой сцене, в которой двое в колпаках, ухмыляясь провозят Канта по улицам Петербурга во время наводнения; философ путешествует в ящике на ялике, на котором написано: “Осторожно!!!”. На перекрёстке Кант высовывает “головку” (та же лексика, что и в стихотворении “Сижу за ширмой. У меня...”) и говорит чушь: о наводнении – что “нынче хорошая погода” и о пространстве-времени – что к вечеру собирается доплыть в Кенигсберг. Источник этого образа, возможно, стоит расшифровывать фонетически: странно подобранные слова ящик и ялик оба содержат в себе авторское ‘я’. В этом письме Блок приписывает изображённому им Канту тот же комплекс ощущений, что и в своём стихотворении: изолированность от мира, неадекватность пространству и времени, особое качество инфантильного тела.
Кантовские категории чувствительны к миру, но не к телу. Блок был прав в своём “анализе” (ему, вполне вероятно, помогли тут друзья): сингулярность тела не вписывается в категории; его “ножки”, “ручки”, “морщинистая кожа” выделены из пространства-времени особой “ширмой”».
          (Эткинд А.М. Хлыст: Секты, литература и революция. М.: НЛО, 1998

     Добавлю, что и у Андрея Белого в его «Второй симфонии» книга Канта «Критика чистого разума» является едва ли не действующим героем.
     Напомню, что Блок накануне своего объяснения с Любовью Дмитриевной был на грани сумасшествия от тоски по ней и был готов на самоубийство… Но… «…мне во сто раз хуже жить теперь, чем прежде…»

ё