Война помешала

               

       Сессия в университете закончилась, и я приехала к тёте Клаве в Асино, что недалеко от Томска. Утром проснулась от печально-певучего голоса рыжеволосой кудрявой женщины, гладившей меня по голове:
        — Галя-то могла стать моей дочкой. Не сбылось, война проклятая помешала.
       Тётя Клава успокаивала незнакомую мне женщину:
       — Хватит, Фрося, плакать. Столько лет прошло, но всё ревёшь по Санечке.
       — Ещё и во сне вижу. Смотри, у Гали глаза, брови, нос, уши Санечкины.
       Наконец сели за стол. Фрося протягивала тётиклавины постряпушки:
       — Ешь, как следует. Наверно, голодаете в общежитии. Потом расскажу что-то...
                ***
       В тот день я узнала о любви на всю жизнь Фроси к моему отцу. Санечка  был совсем не богатырского телосложения, парни красивей ходили вокруг рыжеволосой красавицы. Но уж такой деликатный, разговорчивый, весёлый. Вот и влюбилась Фрося в Санечку.
       Со щёк женщины текли торопливые слёзные ручейки, которые она даже не пыталась вытирать, и  всё вспоминала:
       — Война проклятая  помешала нашему с Санечкой счастью, доченька.  Его отец погиб. Санечка прибавил  годы и ушёл на фронт. Многие так делали. Писал  Санечка с фронта,  я целовала военные треугольники и буквочки ровненькие.  Но пришло чёрное известие: погиб.
       В то непростое для несостоявшейся  отцовой невесты время вернулся с фронта сосед на уцелевшей ноге. Сосватал солдат  девушку. Когда после  Победы приехал Санечка, у Фроси побелели виски.
На фронт отец уходил весёлым парнем, вернулся серьёзным и молчаливым и не по годам взрослым мужчиной.  Конечно, Санечка не обходил вниманием женщин и девчат. Фрося плакала, ревновала, потому что мужа так и не полюбила, хотя тот в жене души не чаял.
       Санечка сменил военные погоны на мирные, получил образование, должность, женился на учительнице — моей матери.  Невмоготу было Фросе смотреть на счастливую пару, уговорила мужа уехать к родне. Дом купили возле тёти Клавы. Надо же было такому произойти: именно в этот город отца перевели из Томска. Увидела Фрося своего Санечку у соседки и упала в обморок.   
                ***
       Прошли не просто годы — десятилетия. Я из студентки превратилась в пенсионерку. Фрося похоронила мужа, сына, ослепла, живёт в Рождественке у внучки. Туда мы с тётей Клавой и поехали. Фрося ждала гостей с утра. Надев новую юбку, кофту, повязав нарядный фартук, она сидела на лавочке у ворот.
       За стол Фросю и меня посадили рядом. Нащупав в вазе пирожок, она шептала:
       — Ешь, дочка, нагуливай тело.  Нежирненькая ты  —  в Санечкину породу пошла.
       Отобедав, мы с Фросей  уселись на диван.  Прижалась седенькая ко мне:
       — Дай поглажу лицо. Ой, уже морщинки. Да знаю, как нелегко оставаться без сынов-Санечек. Ты же сына в честь отца, наверное, назвала. Недолог век парня оказался. Как и дедушка, добровольцем пошёл, и это в наше-то время...
       Узнав, что  мой отец умер, Фрося опечалилась: рановато улёгся в землю-матушку:
       — Всё война проклятая, ранения да ужасы. С фронта Санечка вернулся с простреленными ногами да больным желудком.  Так и потом работка у отца твоего была не из простых.
       Слушала Фросю, грелась у её тёплого  бока, мучаясь мыслью: сказать или промолчать? Ведь отец на год был командирован в Рождественку. Не смогла скрыть. Фрося всплеснула сухонькими руками:
       — То-то всё время  моё сердце трепетало, доченька. Какое счастье выпало! Хоть в последние годочки подышу тем воздухом, что и  Санечка!
       Но тревожила ещё одна мысль: отдать или оставить? Подумала и  достала из кармана  любимый мною носовой платок отца.  Фрося поцеловала его, прижала к сердцу,  опять поцеловала и заплакала:
      — Санечкой пахнет. Скажу внучке, пусть с этим платком меня в вечную жизнь отправят, а голову покроют тем, что ты подарила. Ой, Галя,  ведь могла же стать Санечкиной и моей дочкой. Война жестокая помешала.
       Да, если бы не война, у многих судьбы сложились  по-иному.  У меня, может, были бы другие мать, имя, жизнь. Но тогда  не появилась бы на свет эта история.