Летняя подработка. Глава вторая

Рабочий день на заводе начинался в семь часов утра, что для нас непривычно рано было. Проще всего оказалось Тольке. Он, как на своей Железнодорожной садился, так без пересадок, до станции Кусково и ехал, как барин. У электрички, которая ему больше всего подходила, конечная именно  Железнодорожной и была, поэтому он всегда сидя ехал. Хочешь, досыпай, хочешь книжки читай, а нет, так сиди, да думай о чем-нибудь. Ну, а мне от Белорусского, а Витьке от Сокола намного дальше оказалось. Вначале на метро с двумя пересадками, а потом ещё на автобусе трястись пришлось.   

     Но как бы то ни было, без десяти семь мы уже через проходную прошли, да около отдела кадров застряли. Дверь дергаем, а она на внутренний замок заперта. Витька наклонился и увидел, что из двери в дверной косяк засов воткнут.

     - Ребята, наверное, там кто-то сидит, запершись, - сказал он, настолько серьезно, замок рассматривая, что я чуть не расхохотался.

     А вот Толька его слова за правду воспринял, поскольку тоже очень серьезно, со сознанием дела, сказал:

     - Подождать придётся. Семи ведь ещё нет, вот и в кадрах никого нет. Не ночуют же они там.

     Мы с Витькой даже расхохотались, настолько уморительным нам показалось, как он это говорил.

     - Толь, ты, что серьезно слова этого клоуна доморощенного воспринял? Да, он, что хочешь, перед тобой разыграть может. По нему же МХАТ  вместе с Малым и Современником в придачу тоскуют, - с трудом сквозь смех выговорил я.

      - Так, вы, что, надо мной смеётесь, что ли? – с такой искренней обидой спросил Толька, что мы оба вновь не выдержали и засмеялись.

     - Ржите, ржите, - продолжал обижаться Семибратов, а нам с Витькой, наверное, смешинка в рот попала, вот мы никак успокоиться и не могли. 

     Дело могло бы совсем плохо закончиться. Толька такой юмор плохо понимал, и мог всерьёз обидеться, но не успел. В коридоре появилась женщина, которая решительно к отделу кадров направилась. Дама была в возрасте, - "наверное, ей пятьдесят ещё в прошлую пятилетку исполнилось", - подумал я. Очень полная, с сильно отёкшими ногами, она, переваливаясь с ноги на ногу, подошла к нам. В её руках была большая хозяйственная сумка, по внешнему виду пустая. "Наверное, после работы она с ней по магазинам бегает", - снова подумал я.

     - На работу, что ли наниматься пришли? – спросила нас дама, не ответив даже на наше робкое "здравствуйте", - идите во дворе погуляйте, подождите там. Сейчас Петрович оперативку проведёт, да за вами придёт. Идите, идите, не мешайтесь  мне тут, - буквально выгнала она нас.

      Вышли мы на улицу, смотрим, скамейка неподалеку стоит, мы к ней и направились. Толька обижаться перестал, а начал переживать, что так неловко получилось:

      - Представляете, в июне, когда я у дяди Саши в кабинете сидел, она пришла и так лебезила перед ним, что даже противно стало. Тогда она все документы на меня за пять минут оформила, а Николай Петрович, начальник цеха который, меня из кабинета ещё через пять минут забрал. Нисколько я времени не потерял. Сразу к работе приступил.

     - Что ты дергаешься? Мы пришли вовремя, а то, что нас не оформляют, не наша вина и за сегодняшний день нам деньги обязаны заплатить. Отдыхай пока, успеешь железяк натаскаться. Ведь не зря говорят, солдат спит, служба идёт.

     В отличие от нас Витька срочную отслужил и в институт поступил прямо из армии, так, что поговорку эту на собственной шкуре испытал. Кстати, он тогда в общежитии прав оказался, когда говорил, что у руководства мясокомбинатом другого выхода, чем с ними расплатиться, если они откажутся к работе приступить, не будет. Деньги тут же откуда-то нашлись, зарплату им больше не задерживали, и расстался он с той конторой очень даже миролюбиво. 

     Сидели мы на лавочке, курили, или просто так болтали ни о чём, почти час. Никому мы были не нужны. Дядя Саша, Толькин родственник или знакомый, он и сам не знает, кем он им с матерью приходится, умотал куда-то на юг, в отпуск, поэтому помочь ничем не мог. Наконец, вдали появился какой-то высокий и очень худой мужчина с пробивающейся сединой в голове, немолодой уже значит. Толька, как его увидел, сразу же навстречу  побежал, и начал, руками размахивая, что-то ему объяснять. Была у Семибратова такая особенность, если он, что угодно начинал говорить, даже стихи читать, или на семинаре по истории КПСС выступать, он тут же начинал руками размахивать, и чем более в раж входил, тем чаще его руки в воздухе мелькали.

      - Наверное, это и есть начальник цеха по имени Николай Петрович, - пришли мы с Витькой к согласию, и остались на лавочке сидеть, ожидая разрешения возникшей ситуации.

     Смотрим, Толька руками махать перестал, значит, иссяк его словесный фонтан, и он с Николаем Петровичем вместе по ступенькам поднялись и в здание заводоуправления вошли. Пришлось и нам от скамейки оторваться и следом за ними к кабинету кадровички переместиться.

     Мы только дверь с улицы открыли, как до нас ураган или тайфун, не знаю, что из них сильней, донесся. Петрович, он просто по-рабоче-крестьянски изъяснялся, политесам никаким обучен не был, поэтому и ненормативной лексики, как теперь вежливо эти слова называют, не гнушался. Я суть его яркого соло тебе изложу, ну, а о нюансах всяческих ты можешь и сама домыслить. В общем, смысл был таков:

     - Что же это ты Мария Никифоровна позволяешь себе? Ребят прогнала, которые пришли помочь нашему предприятию полугодовое плановое задание выполнить. Ты сама приказ на увольнение моих грузчиков, этих нехороших людей, готовила, и состояние дел на этом участке не хуже меня знаешь. Говоришь, что Селиверстова на нас в суд подала, а ты теперь к этому заседанию готовишься, поэтому тебе некогда всякой ерундой заниматься. Али забыла ты, как все тебя предупреждали, что нельзя Селиверстову по такой статье увольнять, она через суд на работу вернется, и ты ей все компенсации заплатишь? Но ты же умней всех, вот и доумничалась. Ты, что свою неприязнь к директору на его родственнике решила высказать? Воспользовалась тем, что Александр Михайлович только через месяц из отпуска вернется, авось всё забудется к тому времени. Таки нет, этого не будет, я сам ему всё в красках распишу, и, если даже Анатолий постесняется своему дяде всё рассказать, я ему помогу.   

     Я это всё конспективно изложил, а тогда Петрович матюки весьма изящно в гирлянды минут десять складывал. Да закончил очень даже грамотно:

     - Ты документы у ребят сейчас возьми, приказ подготовь, а вечером они всё подпишут, а ты им документики и вернёшь. Сейчас я только тебе паспорта ещё двух студентов принесу, и начинай работать, а не воздух здесь порть.

     Он дверь резко открыл и из неё выскочил, да в нас с Витькой и врезался. Мы чуть было на пол все вместе и не грохнулись, не знаю, уж, каким чудом на ногах удержались.

     - А, вы уже здесь? Молодцы. Паспорта давайте, а сами в цех идите. Скажете, что я разрешил, а я сейчас этой, - помолчал немного, по-видимому, подбирал выражение поприличней, но потом махнул рукой и закончил неожиданно, - Анатолий знает куда, он себя здесь ощущает прямо, как рыба в воде, на редкость быстро освоился, прямо хоть в мастера бери.

     Толька шёл впереди, а мы с Витькой тащились сзади. Не знаю почему, но мне жутко расхотелось работать в этом месте. Я об этом тихонько, прям на ушко, только бы Толька не услышал, с Витькой поделился, так он мне то же самое сказал, но при этом добавил:

     - Вот ты первый раз на производстве оказался, а я последний год их уже увидел, ну, если не много, то уж несколько, точно. И ты, знаешь, везде одна и та же картина. Поэтому, придётся приноравливаться, хочешь, не хочешь, а работать где-то надо. Нужно деньги зарабатывать, без них ведь не проживёшь.   

     В этот момент Толька замахал руками и побежал за какой-то тележкой, мелькнувшей вдалеке между двумя корпусами. Вскоре он остановился, так как с тележки его заметили, и она тоже остановилась, а человек, ей управлявший, направился в нашу сторону. Толька стоял, где-то посередине. Я прикинул, получалось, что мы должны подойти к Семибратову практически одновременно. Так и произошло. Человек, одетый в замасленную спецовку, с грязными руками, то ли в мазуте, то ли в отработанном машинном масле, не обращая на нас никакого внимания, сжал кулаки, чтобы ненароком не испачкать руками своими его одежду, и облапил Анатолия:

     - Толька, молодец, вернулся, значит.

     - Дядя Витя, здравствуйте. Вот познакомьтесь, - показал он на нас, не спеша, подходящих к ним, -  это ваш тезка, его тоже Виктором зовут, а вот тот справа, это Иван, он мой лучший друг. Ребята, а это дядя Витя. Он бригадир такелажников и мы работать должны под его руководством.

     Пожали мы этому дяде руки, вернее не руки, они грязные были очень, а запястья, спецовкой прикрытые, и стояли рядом, ждали, что дальше делаться будет.

     - Сейчас мы с вами за металлом на главный склад отправимся. Я уж было один туда поехал, но раз вы подошли, помогать будете. Мы металл там получим и в штамповочный цех отвезём. Оттуда готовые детали для автоматов в малярку переправим. Там такие же, но уже окрашенные, аккуратненько, чтобы не повредить, на электрокару уложим и в сборочный поедем. Ну, а из сборочного готовые аппараты на склад отвезём. И вот так у нас каждое утро построено. Все это мы должны до обеда успеть, хотя это и запас на завтрашнюю смену. Просто после обеда у нас другие дела имеются, но об этом мы и говорить будем, когда пообедаем.

     Мы шли рядом, слушали его, а я думал: казалось бы, простая штука аппарат для газированной воды, а сколько людей занято в его производстве, да сколько разнообразнейших операций надо произвести, чтобы он встал на то место, где люди, благодаря ему, жажду утолить смогут.

     На главном складе на электрокар с помощью кран-балки положили тяжеленный рулон тонкого стального листа. Наша помощь там никому была не нужна, поэтому мы в сторонке постояли, понаблюдали, как это происходит, да дальше пошли. Пока в штамповочном цехе рулон с тележки снимали, мы тоже поодаль стояли, уши только зажимали, поскольку шум там стоял оглушительный. Огромные механические молоты, или, как они там называются, с таким грохотом вниз обрушивались, что наши уши лопнуть были готовы при каждом ударе. А рабочие спокойно ходили и даже разговаривали друг с другом, хотя услышать там, что-нибудь казалось     невозможным. А вот, когда мы на их склад, который промежуточным называется, въехали, наши силы уже пригодились. Там мы различные детали для корпусов грузили, стенки, крыши, днища, дверцы. Это, я только крупные перечислил, а ещё всякой мелочёвки набралось предостаточно.

     В общем, какое-то представление вы о моей работе получили. Толька с Виктором Шариковым ко всему совершенно спокойно, даже как-то безучастно относились, да это и не удивительно, ведь они уже на различных производствах работали, возможно, и не к такому привыкли. А мне всё в новинку, я на цеха те, да кран-балки, которые страшенные тяжести играючи с места на место перемещали, широко открыв рот, смотрел.

     Обед мне понравился, всем одно и то же подавали, комплексный это называлось. Дядя Витя нам с Шариковым подробно объяснил, что это означает. Оказывается, у них каждый день недели набор блюд разный, салат там, суп и второе горячее. Компот только или кисель могут повторяться. И всем и рабочим и начальству ихнему этот набор подают. Интересно слушать было, а уж есть ещё интересней, поскольку всё вкусным оказалось, не как в нашей институтской столовой. Пока нам это дядя Витя рассказывал, Толька к Петровичу бегал. Тот передал, чтобы мы зашли. Ну, а Толька один решил пойти, да в общем и прав оказался, кадровичка все документы подготовила и их просто забрать надо было, а уж потом просмотреть, все ли правильно заполнено, да подписать и на следующий день ей вернуть. Вот Тольке их, всю кучу и отдали. Плохо, что пришел он, когда мы уже второе, биточки с картофельным пюре, доедали. Вот ему всё холодное уже и досталось.   

     После обеда мы занялись подготовкой различных красок, лаков, электрики и всего такого, без чего автомат на автомат похож не будет. Должны были ещё стекло, целый ящик весом более двухсот килограммов на склад привезти, но машина, которая его везла, по дороге сломалась, и завтра его только с самого утра привезут.

     В общем, когда мы с Витькой Шариковым домой ехали, оба к выводу пришли, что хорошее нам предложение Толька сделал. Надо будет по окончании работы ему что-нибудь для новорожденного подарить. Домой я пришел с таким хорошим настроением, что мама даже обрадовалась. Редко это бывало, обычно всё какие-то проблемы меня мучали.

      На следующий день в семь утра мы стояли у ворот склада, куда накануне привезли ящики со стеклом. Это стекло все на заводе ждали ещё пару дней назад. Как нам объяснил дядя Витя, его отсутствие задерживает сдачу готовых аппаратов. И вот, наконец, стекло на складе. Прежде всего следовало отправить ящик со стеклом в сборочный цех, а уж потом мы будем остальные привычные уже дела выполнять. Вот мы и стояли, ждали, когда дядя Витя на своей самодвижущейся тележке подъедет.

     Подъехал, мы следом на склад, а там уже на крюке тельферном висел тяжеленный ящик. Дядя Витя ловко прямо под ящик подъехал и его начали вниз спускать. Нормально поставили и мы в сборочный пошли. Вот там всё и произошло. Ящик вновь широкими ремнями опутали, и какой-то парень с пультом в руках вначале немного его приподнял, а затем начал на пол опускать, но не дождался пока кар полностью отъедет. Крайняя доска деревянного ящика, в который стекло было упаковано, зацепилась за тележку и мешала ей в сторону отъехать. Что заставило меня, глупость, наверное, да отсутствие опыта, но я решил ящик капельку приподнять. Дурачок даже не подумал, что он весит несколько сотен килограмм. Я под ящик руку в брезентовой рукавице подсунул, а в этот момент дядя Витя сверху по ящику, как долбанет кулаком, он сорвался с края тележки и опустился на пол, а мой мизинец оказался зажат между тележкой и ящиком. Тележка отъехала, я рукавицу снял и с удивлением смотрел на белую кость, на которой болтался оторванный ноготь с кожей и мясом. Боли никакой не было. Я палец машинально в рот засунул, и тут хлынула кровь. Палец обмотали какой-то тряпкой, моментально пропитавшейся кровью, заставили руку вверх поднять, чтобы крови тяжелее течь было, так дядя Витя решил, и мы все, с ним во главе, дружно помчались в медсанчасть.   

     Во дворе наткнулись на Петровича, который при виде нашей процессии моментально побледнел и закричал:

     - Стойте, медсанчасть отменяется, живо дуй в ближайший травмпункт, скажешь, что дома, чем-нибудь зацепил, а здесь не появляйся, пока всё не заживёт.

     Для меня в этом его крике главным и направляющим словом было "дома", его я расслышал четко, а всё остальное было, как в тумане. Вот домой я, через весь город и отправился. Кровь, с такой силой, как она начала течь, вроде бы приутихла, по крайней мере, той сильной пульсации, которая была вначале, я больше не ощущал. Поэтому я снял спецовку, отдал её ребятам, засунул руку в карман брюк, и отправился на остановку трамвая, которая оказалась значительно ближе к проходной, чем автобусная с троллейбусной.

      Продолжение следует...