КБ. 1-в. Наш Шаляпин

                В нашем отделе были две лаборатории. В "Пневматике" работал Даниил . А в  "Гидравлике" царил  Иван Николаевич Шишко. Дядя Ваня. Это был среднего роста, широкоплечий брюнет. Карие глаза смотрели спокойно и доброжелательно.

         Лет ему было под сорок. Симпатичное лицо част.о украшалось улыбкой. Душа у дяди Вани была много шире его плеч. Его любили в ГСКБ.

         В лаборатории дядя Ваня обосновался вместо Вити Грабовича, служившего срочную. Вите еще с полгода до "дембеля". Конструктор Шишко охотно сменил кульман на стенды и верстак.  Бывшего кузнеца тянуло к "железкам".

         Я в лаборатории бывал часто. Мы с Иваном Николаевичем сделали немало деталей для гидросистем.
Сейчас мне пришлось разобрать  масляный насос.  "Маяк" помогал моими любимыми песнями. Красивый женский голос запел:

"Рiдна мати моя, ти ночей не доспала,
Ти водила мене у поля край села,"- и в этот момент Иван Николаевич оживился и совершенно обалденным басом стал подпевать:

"I в дорогу далеку ти мене на зорi проводжала,
I рушник вишиваний на щастя дала.
I в дорогу далеку ти мене на зорi проводжала,
I рушник вишиваний на щастя, на долю дала." - вдвоем
 они спели первый куплет.

          Я был ошеломлен. Какой голосище! Какой тембр! Дядя Ваня молча слушал. В конце опять запел вместе с "Маяком":

... "Я вiзьму той рушник, простелю наче долю,
В тихiм шелестi трав, в щебетаннi дiбров". - пели женский голос по радио и Иван Николаевич  "живьем". Голос его был очень красивый….Я вслушивался в последние аккорды и строки...

"… I на тiм рушничковi оживе все знайоме до болю,
I дитинство, й розлука, й твоя материнська любов." - он посмотрел на меня. В глазах был вопрос...

       Не знаю, кто не любит эту песню… Меня она всегда волнует. Но при всем великолепии голоса, Иван Николаевич был обделен слухом. Музыкальным. Он ужасно фальшивил. Кошмарно!

         Но, несмотря ни на что, меня переполнял восторг.  Мысли закрутились вокруг проблемы. Я лихорадочно соображал, как этот недостаток дяди Вани сгладить, замаскировать…
 Какая-то смутная мысль мелькала, не давая себя поймать…

         - Я минут на 15-ть исчезну? - спросил я. Дядя  Ваня кивнул.

         В нашей ГСКБ-инской музыкально - театральной самодеятельности я был ведущим. Иногда играл в сценках. Голос Ивана Николаевича мог бы украсить и Оперный театр. Я пошел к худруку. Андрей Васильевич заинтересовался.

         - Ты  его приведи! Познакомимся, послушаю. Поговорим, подумаем. Таланту пропасть не дадим! - он рассмеялся.
         - Вы у себя? Через 10-ть минут придем! - я вернулся в лабораторию.

         - Ты, стало быть, полагаешь, что у меня получится? - с сомнением спросил дядя Ваня.
         - Андрей Васильевич - человек опытный! Все будет  нормально! - мы отправились к худруку.

         Иван Николаевич пришел через полчаса. Присел, посмотрел на меня. Потом хлопнул себя по карманам брюк.

         - Значит завтра начинаем спец занятия.  Ты будешь  контролировать и корректировать. Я буду стараться! Андрей Васильевич - мировой мужик! - кратко изложил он итоги беседы с худруком.
            
          - Мы могли бы репетировать в библиотеке. Книги хорошо глушат звук. Договоримся и попробуем. - сказал я.

         - Хорошо бы! Вот еще что! У меня давняя мечта есть. Научи меня играть в теннис! - неожиданная просьба дяди Вани озадачила меня.
         - В библиотеке мы можем начинать минут через 40-ок после работы. -  вслух прикидывал я.

         - Вот эти минуты и можно для тенниса приспособить! - предложил он.
         - Ладно! Так и сделаем! Сегодня и начнем! - согласился я. Во время игры ко мне часто приходят  "умные мысли".

         - Ну и денек! Андрей Васильевич! Теннис! Библиотека! Голова крУгом! - живописал Иван Николаевич.
          - Погоняем шарик и успокоимся. Начало всегда тяжело идет! - сказал я. Он согласно кивал и улыбался.

         После работы мы начали осваивать приемы игры. Настольный теннис - сложный вид спорта. Или искусство.  Мы начали с азов. Дядя Ваня оказался проворнее, чем мне вначале представлялось. Полчаса не прошли напрасно.

         Вот и библиотека. Я знал, где лежит ключ. Дядя Ваня вошел, а я остался. Послушать, какие звуки будут вырываться наружу. Все было неплохо. Что-то слышно, но не настолько, чтобы встревожить услышавшего. Да  если кто и заглянет, так это  свои.

         Теннис - это моя стихия. А вот учить  чему-то музыкальному… Мне такое дело предстояло впервые. Но гаммы освоим! И мы начали. Мои бедные уши! Минут десять Иван Николаевич пробовал петь  "До -ре - ми". Только три ноты. Получалось не очень. 

         Перерыв. Я пропел эти злосчастные ноты. Раз десять. Потом опять дядя Ваня. Еще минут десять и мы закончили.

         - Андрей Васильевич говорит, что у тебя симпатичный баритон должен быть. Странно, почему ты не поешь!
 Но, тренируясь вместе со мной, ты наберешь форму. - выдал сентенцию мой  "ученик". Я устал от множества событий.
         - А-а-а! Не обо мне речь! Андрей  Васильевич, конечно, все углядел. Может он и прав. На сегодня, наверное, хватит! - подытожил я.
         - Айда по домам! - согласился будущий великий певец.

         Мы занимались уже две недели. Специалист по вокалу так и не появился. Успехи и без него были. В теннисе - больше, в развитии слуха - меньше. Но начало положено!

         Когда-то мой тренер научил меня  аутогенной тренировке. Я решил попробовать этот прием в наших занятиях. Дядя Ваня, с его воображением, легко бы освоил психологические упражнения.

         - Вот, смотри правильное движение при ударе справа. Теперь, без шарика. Повтори несколько раз. Медленнее! Надо прочувствовать это движение. - учил я я моего великовозрастного подопечного.
         - Я понимаю! И геометрию и смысл. А применить не получается! - сетовал дядя Ваня.

         - То, что надо! Перед сном или в любые свободные минуты, мысленно делаешь удар справа. Десятки, сотни раз. Это даст отличный результат! - объяснил я идею  тренинга.
         - Так этот прием надо применить и к музыке! - мигом вскинулся инженер Шишко.
         -  Да! К этому и клоню. Но! Если есть проблемы со слухом, как проверить правильность мысленного воспроизведения? - размышлял я.

         - По одной ноте! А? Ну хоть какую-то я смогу поймать? Потом дальше. Я повторю и покажу тебе! - мы решили попробовать.

         В теннисе получалось. Результат был очевиден. Мы  изучали следующий прием. Удар слева. А в музыке пока топтались на месте. Но энтузиазма не теряли.

         У меня прогресс шел быстрее. Но высокие ноты не давались До ломки голоса брал легко. Но сейчас меня это не очень занимало.

         А в библиотеке дядя Ваня вдруг выдал приемлемые "до-ре-ми". Я пропел  несколько раз. Он повторял. Не все чисто, но узнаваемо..Я опасался, что аутотренингом закрепятся неточные ноты. Но выбора не было. Решили продолжать.

         Андрея Васильевича неделю не было. Мы ждали его появления, чтобы показать  "достижения". Он был удивлен и не скрывал радости.

         - Прекрасно! Доучивайте гамму и пойдем дальше. Но ты говорил, что мысль есть. Изложишь? - спросил он у меня.
         - Сыровато. Чуть позже расскажу! - пообещал я. На этом и закончили первый этап.

         - Фа-соль-ля-си… пропел я остаток гаммы. Иван Николаевич повторил. Неудачно. Репетировали. Я пел ноты еще и еще.
         - А если попробовать всю? - спросил он.
         - Никто не мешает! - мне тоже эта мысль нравилась.

         Дядя Ваня пропел всю. Не то. Я показал раза три. Он пробовал, но неудачно. Только на четвертый день что-то стало проглядывать. Я категорически запретил мысленно петь гамму. Но в лаборатории негромко он пел. Я только поправлял.

         Иван Николаевич достиг примерно 70-ти процентов от нужной чистоты. Конечно, это плохо. Но за неполный месяц. Я - не специалист. Поэтому мы считали достигнутое успехом.

       Мысль, долгое время убегавшая, все же обрела форму. Худрук с удивлением слушал. Попросил повторить.

         - Иван Николаевич, понятное дело, петь верно еще долго не сможет. Мы улучшим его слух, но сейчас предлагаю "обходной маневр". Нужна подпевка. Три-четыре девочки. Они будут петь правильно, повторяя одну-две строки.

         Иван Николаевич будет петь, как может. Получится на два голоса. Он - как бы "вторым", вместо первого, а девочки - "первым", вместо второго. Красота и мощь голоса Николаича перекроют фальшь в нотах, а правильное пение подпевки исправит любые огрехи. В среднем будет, как надо.

         Вы сможете срежиссировать эти мини спектакли. Нас еще в  "Ла скала" пригласят! - я рассмеялся.

         - Я знал, что ты придумаешь  "нечто". И ты придумал! Теперь моя очередь. Я сделаю! И у нас получится! -  он весело смотрел и улыбался.

         Мы продолжали наши занятия. Иван  Николаевич пел существенно лучше. То есть правильнее. Скоро будут репетиции с подпевкой. Я тоже стал брать ноты повыше.

         В актовом зале, который мы именовали клубом,  решили в перерыве демонстрировать технические фильмы.
Играть в теннис стало невозможно.

         Однако , через пару дней, дядя Ваня потянул меня к сцене. Перед занавесом висел экран. Мы пробрались на сцену.  Включили свет. За занавесом диктор рассказывал что-то.  Шел очередной фильм.

         Вот здесь будем играть. Киношки скоро закончатся и мы вернемся в зал. Так мы и сделали. Установили стол на сцене и играли. Было душно, но мы продолжали. Пару-тройку раз от наших действий падал экран. В зале смеялись, но не огорчались.

         А Иван Николаевич cтал хорошим игроком второго .эшелона.  И намеревался пробиться в первый. Наступил сентябрь. Скоро все поедем на испытания. У ГСКБ есть своя опытно-полевая база (ОПБ). Мы обычно работаем там до Октябрьских праздников.

         Нашу машину вместе с другими перегнали на ОЛБ. Мы готовились ехать.

         - Плакали мои теннис и репетиции! - сожалел, изображая ужасные страдания, дядя Ваня.
         - С чего это?! - удивился я.
        -  Ну где там репетировать? Где играть  в милый душе моей теннис?! - уже серьезно спросил.он.

         - Там клуб чуть больше нашего. Есть и бильярд и хороший стол. Есть пианино. Я буду давать ноты, а ты мурлыкать. Негромко.
         - Я и в библиотеке не пробовал петь во всю мощь! -. дядя Ваня все еще сомневался.

   
         - Я придумал, где и как ты будешь петь во всю мощь свою  "Ивановскую"! И никто не будет мешать! - заверил я.
         - Если ты уверен, тогда я спокоен! А ты попробуешь во весь голос? - спросил Иван Николаевич.
         - Услышишь! - осторожно ответил я.

         Первые часы на ОПБ. Мы обосновались в общежитии и пошли готовить машину. Наш шеф, Игорь Николаевич Заров, отправился узнавать, когда и где начнем полевые опыты.

         - Машина в порядке. Все заправлено. Я крепление вентиляторов проверю! - дядя  Ваня начал осваиваться.
         - Сегодня вечером  "пропишешься" и станешь своим в семье ОПБ-инцев! - вводил я его в курс.

         - Бутылочка коньяка наготове! - не возражал он.
         - Чудненько! А потом пойдем, поиграем в теннис. - это я порадовал моего спарринг-партнера. Глаза у него заблестели.

         Через два дня приехал Андрей Васильевич. Нашел нас. Мы отошли в тень, присели на лежащие тракторные колеса.

           - Введу Вас в курс. Готовимся к нескольким выступлениям. На Октябрьские, на Новый год, на 23-е февраля, на 8-ое марта, на 1-ое мая. И большой концерт здесь, на ОПБ!  Быть на высоте - дело чести. Постараемся. Условия здесь, увы… - сказал он.
         - Не совсем  "увы"!- возразили мы. Он недоверчиво улыбнулся.
         - Через неделю приеду, на пару дней. Покажете? - наш худрук заторопился к ждущей его машине. Мы попрощались.

         Наконец-то мы в поле! Белоснежное море! Хлопок! Мы поехали вдвоем. Я вел, Иван Николаевич присматривал за агрегатами.  Было много новых устройств. Отъехали метров на 350. Я остановил машину и заглушил мотор.

         - Лезем в бункер, пока хлопка немного! - мы забрались в  огромный, почти пустой, напоминающий курятник, "репетиционный зал".
         - Я понял! Во всю мощь! От души! - он запел. Это было прекрасно! Я вслушивался и удивлялся.

         "Вдоль по Питерской", "Русское поле", "Гори, гори моя звезда". Не могу сказать, что пел дядя Ваня правильно. Но он пел, не мучая мои уши.  А это была, практически, победа.
Непросто было поверить, что такое возможно. Попросил спеть  "Русское поле" еще раз. И он спел. И пел так, что у меня сердце забилось сильнее... Шаляпин! Наш Шаляпин!

         - Замечательно! На публику еще рано. Сыровато. Но сырое можно доварить, дожарить и сделать готовым. Я рад и горд! Едем! - мы выбрались из бункера. Я завел мотор и мы покатили дальше. Хлопок полетел в нашу  "студию"!

         Мы пели в бункере еще раза три.  Приехали Андрей Васильевич и две сотрудницы. С еще одной лаборанткой, которая была здесь,на ОПБ , они будут петь с Дядей Ваней.

         Решили, что репетировать будут в клубе. Днем, до обеда. Тогда никто не будет мешать. Пока без музыки.  Я ездил в поле с сотрудницами отдела исследований.

         Работа шла, как обычно. После перерыва на обед, Иван Николаевич  возвращался к нашим делам. Судя по его блестящим глазам, репетиции  были успешными.

         Шеф отпустил меня и я пошел на репетицию. Это была последняя, без музыки, прикидка на ОПБ.  Я слушал, как дядя Ваня и девочки пели  "В землянке", "Эх, дороги…" и другие песни. Было очень прилично. Мне понравилось.

         Андрей Васильевич, улыбаясь, смотрел на мою реакцию. Я от души аплодировал и пожал ему обе руки.

         - Все молодцы! Вы, Андрей Васильевич, собрали и подготовили отличный вокальный коллектив! Поздравляю! -  я был рад, что работа, была не напрасной. В том числе и моя.
         - Не совсем так! Это ты открыл голос, который скоро услышат.  Нашего Шаляпина! Ты придумал разные способы и методы для развития Ивана, как певца. Это наш общий праздник. А концерты - после сезона! - теперь Андрей Васильевич жал мне руки.  "За что кукушка хвалит петуха…"!? Мы смеялись.

         Нам предстояло пробыть на ОПБ еще дней 30-тьй. Андрея Васильевича  ждали с  "музыкой". На нашем автобусе с ним приехали четверо парней. Это были музыканты ТЮЗа. Андрей Васильевич привлек коллег на помощь.

         Они привезли аппаратуру, ударную установку, виолончель и аккордеон. Пианист  должен был играть на клубном пианино.

         Всех устроили в отдельном домике. Пианино настроили. Установили колонки, микрофоны. Сцена преобразилась. Начались репетиции  "под музыку". Заров отпустил Ивана Николаевича.на весь период репетиций.

         Все стало  "по-настоящему"! Опытные музыканты отлично поняли ситуацию. Они прекрасно играли. Дядя Ваня по-прежнему пел не совсем верно, но подпевка и музыканты сделали все очень привлекательным.

         Я поймал себя на том, что насвистываю  неточные вариации Ивана Николаевича. Стало быть, все неплохо. Мои ощущения служили индикатором. Вроде годится. Репетиции в течение двух недель дали огромный результат.

         Ансамбль и Андрей Васильевич уехали. Мы работали по программе испытаний. В магазин привезли коньяк. По вечерам, в столовой, он придавал изысканность нашим нехитрым тррапезам.

         Сезон мы закончили. Вернулись в КБ до праздника. Дядя Ваня  приступил к репетициям. Я послушал. Приятное впечатление. Я согласовал тексты объявлений номеров.

         Концерты, а их было больше, чем намечалось, прошли отлично. Иван Николаевич стал популярным. Наш Шаляпин не подвел.

         В ГСКБ сменилось руководство. Многие из  "старой гвардии" не захотели работать с ними. Ушли мои шефы. Иван Николаевич тоже ушел. На тракторный завод. Через год и я покинул ГСКБ.

         Мы не теряли друг друга из виду. Не встречались. Общались по телефону, но не часто. Так бывает, к великому сожалению. Прошло пять лет.

         Однажды, в трамвае, мы оказались вместе.
 Встреча стала большой радостью. Для обоих.

         - Через две остановки мой дом, если помнишь! Едем ко мне! Я. видишь ли, соскучился! И не отпирайся! -. "Наш Шаляпин" выглядел чудесно. Разве чуть раздобрел.
         - Я и не пробую! От тебя позвоню домой. Давай только в магазин заскочим, прихватим коньячку и торт. - предложил я, вспоминая наши коньячные предпочтения.
         - Ты что?! Никаких магазинов! Мне еще пожить охота! Соня убьет, если узнает! Все есть! - мы вышли из вагона. Я изменилсвои планы. Но это было очень приятно!

         Прямо на тротуаре разместились цветочницы. Я купил отличный букет роз и мы повернули к дому. Дядя Ваня открыл своим ключом. В квартире мало что изменилось. Телевизор новый.

         - Соня! Cоня! - позвал он. Из кухни вышла его жена.
         - Боже мой! Сто лет не виделись! Проходите оба в зал! - я вручил ей букет. Она обрадовалась и понесла устраивать  цветы в вазу.

         - Проходи, садись.где хочешь! Момент и Соня нам по сухарю выдаст, чтобы с голоду ге опухли! - шутил Иван Николаевич.
         - И водицы живой. Ключевой! Тот сухарь размочить! - помечтал я. Мы расхохотались.

         - Сухари называются по-другому. Сейчас Вам закуски соображу, а вареники уже варятся! - маленькая, быстрая Соня, как-будто знала, что я приеду!
         - И в каком магазине ты купишь Сонины вареники?! - смеялся дядя Ваня.
         - Встретились-то мы случайно! Это совпадение! Мне повезло! - рассмеялся я.

         - Нет! Не бывает ничего случайного! Давно надо было! Ну, сейчас нагоним, сколько сможем! - он улыбнулся, позвал  жену.
         - Соня! Ты где? Тащи скорей! - он хитро прищурился.

         Соня  расставила тарелки с закусками. Вышла и появилась, таща двумя руками здоровенную  канистру. Я вскочил помочь ей. Литров на 20-ть посудина, не меньше!  Отдал дяде Ване. А он налил из нее в большие фужеры коньяк! Ничего себе!

         Мы долго говорили, пили коньяк из канистры. Это в командировке Иван Николаевич добыл две полные. Коньяк был хорошим. Вареники - просто песня!

         - Ты поёшь? В теннис стучишь? - мне было очень интересно знать это.
         - В теннис играю. Почти каждый день!  Твоя школа! Сам уже научил нескольких. А петь доводится только по праздникам, за столом. Вот так! - без особого сожаления сказал он и предложил:
         - А давай из канистры отхлебнём и споем! - мы спели то вдвоем, то с Соней втроем, несколько песен. Я, как мог, изображал подпевку. Пелось хорошо.

         Мы провели чудесный вечер. Дядя Ваня пел лучше, чем в ГСКБ. Видимо, мозг сам внес коррективы. Но факт, пел лучше. Жаль, условий, чтобы петь, не было. Но  "наш Шаляпин" не унывал.

         Мы больше не исчезали надолго. При встречах всегда вспоминали наши репетиции в бункере и замечательные концерты. Иван Николаевич был тогда звездой! Жаль, что те дни неповторимы. Мы смеялись и грустили по не столь давним, добрым временам.