ПоэзияРУ привет от двух джентльменов из Орска

               
               
                Александр Флоря: «Кон-гениально!»
                Юрий Лифшиц: «Спасибо, Александр
                Владимирович! Это – благодаря Вам!»
               
                (сайт «Поэзия.ру»: «Наследники Лозинского»)

            Не открою великой тайны, если скажу, что нынче уровень литературного творчества (в том числе и переводческого) падает, даже в таких признанных столичных изданиях, как «Литпамятники», не говоря уже об Интернет-площадках: даже на престижных, элитных, можно сказать, сайтах: «Поэзия.ру», «Век перевода» и такое прочее. В то же время крепчает критика в адрес корифеев, мэтров, авторитетных литераторов и переводчиков (но вот что интересно: как показала практика, у самих этих переводчиков-критиков рыльце в пушкУ…).
            Я уже написала на эту тему не один фельетон, а вот опять пришлось писать. На этот раз к новому фельетону меня подвигли жители города Орска Александр Флоря и Юрий Лифшиц, вернее, их «славное» творчество, особенно переводческое. Флоря – доктор филологии, а Лифшиц – его прилежный ученик; оба подвизаются на «Поэзии.ру» (а Лифшиц ещё и на «Веке перевода»). За годы своего творчества они кого только и чего только не переводили и не перекладывали! Шекспира, Бёрнса, Стивенсона, Геррика, Китса, Шелли, Теннисона, Суинберна, Сервиса, Верлена, Бодлера, Верде, Рильке, Данте, поэзию на близкородственных и некоторых восточных языках и так далее...
         
            Однако начну по порядку: с Вильяма нашего Шекспира, вернее, с переводов его сонетов. Можно сказать, что их не переводил только ленивый; это занятие у нас сейчас – нечто вроде национального спорта (по выражению известного переводчика Сухарева): существует великое множество версий; счёт нынче пошёл на тысячи…               
             Наши герои начали переводить Шекспира ещё в прошлом веке. Вот, например, у Юрия Лифшица начало перевода второго сонета:
Когда твое прекрасное лицо,               
Под натиском зимы сороковой,               
Свой цвет утратив, станет полем боя,
С глубокими окопами и рвами…
            Эти свои опыты-опусы (1-42) он разместил на «Поэзии.ру» под рубрикой «Наследники Лозинского» (под названием «экспериментальные»). ЧтО с того, что там у него нет рифмы, а количество строк – двадцать пять вместо четырнадцати? Ну как лишний раз не заявить о себе, любимом?
            А вот из «позднего Лифшица» (привожу полностью):
                Сонет 73
В такой поре меня находишь ты,
когда листвы на зябнущих ветвях
 почти не видно, клиросы пусты,
где прежде раздавалось пенье птах.
Во мне ты видишь отгоревший день,
зашедшего светила полусон,
когда не смерть, но траурная тень
 клеймом покоя метит небосклон.
Во мне ты видишь тлеющий костёр,
который в пепле юности зачах,
а то, чем жил огонь до этих пор,
в полуостывший превратилось прах.
       Вот почему ты нежностью объят
      к тому, кто свой предчувствует закат.
Нет, форма уже соблюдена. Но, простите, здесь замОк (заключительное двустишие «Вот почему…») никак не связан с основной частью текста: не проистекает из неё и не противопоставляется ей и поэтому оставляет читателей в недоумении. А если бы лиргерой был молод и полон сил, его любили бы меньше?:)«Конкуренты» оказались сильнее:
Вот отчего любовь твоя сильна:
Разлуки вечной близость ей видна.
                (Бадыгов)
Ты видишь, слаб огонь, что я храню,
но тем жаднее тянешься к огню.
                (Винонен)
А в переводе знаменитого шекспировского 66-го сонета у Лифшица наличествует немало невнятных и двусмысленных перечислений, например, «силу подавляющий порок», «злоба, овладевшая добром» и т.п. Но превзошёл сам себя он в своей версии тоже знаменитого шекспировского 130-го сонета (того самого, который у Маршака начинается словами: "Её глаза на звёзды не похожи..."), особенно в строках "темнее снега масть её грудей", а также " когда у ней дыхание смердит" – это сказано поэтом о любимом человеке? Ну разве что если поэт – некрофил:). Одно из высказываний Лифшица: «Уход от застоявшейся рифмы или от иного совпадения диктует небанальные  решения». Но в данном случае он, похоже, ушёл и от здравого смысла…
Ну а что же наш второй главный герой – доктор Флоря? Он, надо сказать, не уступает пальму первенства, особенно в переводе сонета 66:
Всё муторно. Уснуть в гробу милей,
Чем видеть то, что процвело вокруг:
И ликованье подленьких нулей,
И непризнанье подлинных заслуг,
И низость, возведенную в чины,
И простаков, обманутых стократ,
И недотрог, что скотски растлены…
Создаётся впечатление, что эти два «джентльмена» из Орска переводят сонеты Шекспира для серии «Библиотека Дракулы»:).
              И это при том, что наши герои знакомы с правилами художественного перевода, вошедшими, насколько мне известно, в научные работы доктора Флори. Была написана (видимо, под руководством доктора Флори) совместная работа «66 сонет У. Шекспира в изложении Б.Л. Пастернака», где Пастернак прямо даже как-то не по-джентльменски бичуется ими за "кухонные речи рефлектирующего и фрондирующего советского интеллигента и за переводческий формализм и упрощенческий подход к оригиналу" и т. п. Да: может быть, Пастернак такой-рассякой. Однако чтО помешало им самим, идущим верным путём, адекватно перевести этот сонет? У них, как это ни странно, почему-то получилось гораздо хуже…
            Лифшиц разродился даже целым трактатом «Как переводить сонеты Шекспира», в котором старательно занимается "поиском блох" у известных переводчиков Шекспира, даёт назидательные советы, а в конце приводит собственные версии шекспировских сонетов (в т. ч. всё те же версии сонетов 66, 73, 130…). Я отнюдь не ретроградка, но мне представляются более полезными статьи «А надо ли сейчас переводить сонеты Шекспира?» или «Почему сейчас не надо переводить сонеты Шекспира».
             Известно, что переведённые Лифшицем шекспировские сонеты выходили в Санкт-Петербурге в 2004 году в «Азбуке-классике» (сонеты 137, 152), в Екатеринбурге (Издательство Уральского университета, 2006) и даже в Москве («Литпамятники», Наука, 2016): сонеты №№ 23, 47, 48, 51, 53, 73, 76, 97, 106, 126, 153. Хочется надеяться, что упомянутые мною «нетленки» туда не вошли…
            Недавно я встретила свою знакомую, преподавательницу русского языка и литературы, в книжном магазине (в отделе поэзии). Она искала шекспировские сонеты в переводе Маршака (начитавшись современных версий, нередко страдающих словоблудием и лишённых поэзии)…Что касается меня, то я не идеализирую Маршака (я никого из переводчиков не идеализирую), но её понять можно.    
            Наши герои осчастливили читателей даже переводами и переложениями «Гамлета». Вообще, известно несколько десятков его русскоязычных версий. Привожу версии начала бессмертного диалога Гамлета ‘To be or not to be: that is the question…’: М.Вронченко: Быть  или не быть – таков вопрос.., М.Лозинский: Быть  или не быть – таков вопрос.., П. Гнедич: Быть  или не быть, вот в чем вопрос.., К.Р. (Константин Романов): Быть  или не быть, вот в чем вопрос.., М.Морозов: Быть  или не быть, вот в чем вопрос.., Н.Россов: Быть  или не быть? Вот в чем вопрос.., Б.Пастернак: Быть  или не быть, вот в чем вопрос..,С.Богорадо: Так быть  или не быть – вот в чем вопрос.., В.Набоков: Быть  или не быть – вот в этом/ Вопрос.., М.Загуляев: Быть  или не быть – вот он, вопрос.., А.Козырев: Быть  или не быть? – Вот как стоит вопрос.., Н. Кетчер: Быть  или  не  быть.  Вопрос в том, что благородней..,  Н.Маклаков: Быть  или  не  быть, – вопрос весь в том.., А.Соколовский: Жить иль не жить – вот в чем вопрос.., П.Каншин: Жить иль не жить – вот в чем вопрос.., Д.Аверкиев: Жизнь или смерть – таков вопрос.., А. Московский: Жизнь или смерть, вот дело в чем… и так далее и такое прочее…
          Здесь Лифшиц, решил, видимо, блеснуть оригинальностью и пренебрёг точностью (там, где она нужна) и перевёл это место как «Вопрос вопросов – быть или не быть?». И невдомёк ему, что более адекватный перевод здесь «Быть или не быть – таков вопрос» (у Лозинского и др.) или «Быть или не быть – вот в чём вопрос» (у Романова (Константина Константиновича, великого князя), Пастернака и др.) и т. п. Иной подумает: экая безделица! Ан нет. Ведь в оригинале было: ‘To be or not to be: THAT is the question…’, а не ‘…THIS is the question’. Между этими местоимениями есть, однако, разница, которую чувствовали и Романов, и Лозинский, и столь критикуемый Пастернак…Я лично так и не могу взять в толк, зачем Лифшицу вообще взбрело в голову заняться «Гамлетом»...
           Впрочем, не обошли наши герои своим вниманием и многие другие пьесы Шекспира, перевели и переложили их («Двенадцатая ночь», «Ромео и Джульетта», «Много шума из ничего», «Как вам это понравится», «Мера за меру», «Король Лир», «Ричард Третий», «Макбет» и др.). Чтобы не утомлять читателя, не буду на них останавливаться. Упомяну только перевод доктором Флорей пьесы «Мера за меру», вернее, стихов из неё. На замечания коллег о том, что эти его переводы сильно напоминают кое-какие популярные современные стихи и песни, наш герой невозмутимо и резонно ответил: «…те стихи построены по-другому: у меня просто анжамбеманы, там анжамбеманы с анадиплозисами, да еще эвфемистические»:).
             В общем, как только не переводят, не перекладывают, не перелицовывают многострадального Шекспира! Поневоле вспоминается его эпитафия: «Проклятье тронувшим мой прах» (‘Cursed be he that moves my bones’)…
         
             Справедливости ради надо сказать, что Юрий Лифшиц и доктор Флоря не обошли своим вниманием и других великих и знаменитых иностранных драматургов. Есть у них и собственная драматургия. Например, не так давно доктор Флоря извлёк из экспериментальной лаборатории и опубликовал на сайте свою пиэсу «ВОЛЬНОЕ ПЕРЕЛОЖЕНИЕ ПЬЕСЫ ДЖОНА ГЭЯ "ОПЕРА НИЩЕГО" С ЭЛЕМЕНТАМИ "ТРЁХГРОШОВОЙ ОПЕРЫ" БЕРТОЛЬТА БРЕХТА» – видимо, к вящей радости местной (орской) публики. А из-под пера Лифшица вышла пиэса «Слова о полку Игореве» (!?) и комедия в двух утопиях и семи абсурдах  «ПИГМАКЕНШТЕЙН, ИЛИ STUPID PROMETHEUS» – нечто, таинственно похожее на Франкенштейна…
          
           Однако вернёмся к мировой поэзии. Рассмотрим (кратко) и некоторые русскоязычные версии поэзии знаменитого шотландца Бёрнса. Самый известный его переводчик – Маршак, которого один из мэтров (не буду называть его фамилию, хотя это был…) назвал «детским до гламурности лириком» (получается, что гламурность – высшая степень  детскости? По аналогии, например, со «сладким до приторности»). Наши герои тоже считают Маршака детским (а также устаревшим и временами очень слабым) переводчиком. А вот поди ж ты, охотно позаимствовали у него «плащ» вместо «пледа» (‘plaidie’), предложенного в оригинале (в своих версиях стихотворения ‘O wert thou in the cauld blast…’(«В полях, под снегом и дождём…»)).
Лифшиц:
В полях, где слышен вьюги плач
      среди снегов, среди снегов,
тебе я свой последний плащ
      отдать готов, отдать готов…
                Флоря:
      Зимой, когда неукротим
 ветров порыв, ветров порыв,
я защищу тебя, своим
 плащом укрыв, плащом укрыв…
            А вот известное бернсовское стихотворение: так называемый «Ночлег в пути», которое Лифшиц озаглавил как «Та, что постель стелила мне...» (сравните с маршаковским рефреном: «Та, что постлала мне постель...»). Начало перевода Лифшица:
Горами брел я кое-как,
и зимний шквал меня терзал
 и обнимал холодный мрак, —
и я устал искать привал.

Но я изведал благодать
 по воле девушки одной,
пустившей переночевать
 меня в уютный домик свой.

Отвесив девушке поклон
 за доброту, за свет в окне,
я попросил ее сквозь сон,
чтобы постель постлала мне…

А вот третья строфа в оригинале:
I bow’d fu’ low unto this maid,
 And thank’d her for her courtesie;
 I bow’d fu’ low unto this maid,
 An’ bade her mak a bed to me…
           Спрашивается: как мог лиргерой сквозь сон брести горами в зимний шквал в холодном мраке, зайти переночевать к девушке и даже положить на неё глаз?..:). Здесь вопрос уже не о точности перевода, а о его адекватности. А у критикуемого ими переводчика здесь таких несуразностей нет.
Вызывают недоумение даже названия некоторых переводческих работ Лифшица. Например: «ВО поле ржи…» (напоминающее «ВО поле берёзонька стояла…»)выбивается из стиля. А «Джон Ячмень» (‘John Barleycorn’ (дословно: «Джон Ячменное зерно»)) ПОЧЕМУ-ТО наводит на мысль о том, что у бедного Джона постоянно на глазу ячмень…
           Слышала, что более 100 (!) вещей Бернса Лифшиц делал по заказу мэтра Витковского. Почти все они вошли в готовящийся к выходу из печати двухтомник. Очень хочется надеяться, что вышеупомянутые «перлы» туда не войдут…

           Далее - Стивенсон, точнее, его баллада «Вересковый мёд / эль». Юрий Лифшиц и доктор Флоря перевели и её. Создаётся впечатление, что они считают своим «джентльменским долгом» отметиться у каждого (или почти каждого) шедевра мировой поэзии. А, право, могли бы так и не беспокоиться… Привожу версию концовки этого стихотворения у Лифшица: «…Умрет в моем сердце тайна, / мой Вересковый Эль». Она звучит, увы, неубедительно и может вызвать у русскоязычных читателей даже недоумение: здесь пример неудачного буквализма. Как говорят учёные люди, сюда вкралась дополнительная, ненужная в данном случае коннотация, например: «умрёт в его сердце любовь» и т. д.
Теперь рассмотрим версию Флори (начала этой поэмы):
…Вот едет кавалькада
 вересняка по-вдоль.
Всё в мире солнцу радо.
Угрюмится король.
Резвятся в небе птицы,
пчелиный слышен гуд,
король всё пуще злится,
и сумрачен, и лют.
            Например, у русского композитора Мусоргского есть романс «По-над Доном сад цветёт» на стихи Кольцова. Но для чего «по-вдоль» и «всё пуще злится» в переводе гэльской легенды? Здесь элементарное нарушение стилистики. А ведь, насколько мне известно, доктор Флоря – автор книг по стилистике. Тогда бы заменил свой «вересковый эль» «вересковым мёдом» (а ещё лучше квасом:)). Для чистоты эксперимента, так сказать…И ещё вопрос: чтО это за «кавалькада вересняка» такая?

           Не могу не упомянуть сонет 54 Спенсера. Итак,
Of this world’s Theatre in which we stay,
 My love like the Spectator idle sits
 Beholding me that all the pageants play,
 Disguising diversely my troubled wits...
                Флоря:
На мировом позорище мы с ней,
но порознь. И она следит с ленцою,
как я, несовершенный лицедей,
тревогу укрываю за игрою…

Это что ж такое получается: весь мир –  не театр, а позорище? А люди в нём, понимаешь, не актёры, а позорники?:) Вот к чему может привести нездоровый интерес к архаизмам и «зело обветшалым оборотам» (по выражению Ломоносова).
 
            Далее - сонет Теннисона ‘O, were I loved as I desire to be!..’, вернее, один из его катренов:
…All the inner, all the outer world of pain
 Clear Love would pierce and cleave, if thou wert mine.
 As I have heard, that somewhere in the main,
 Fresh-water springs come up through bitter brine…

Флоря:
Любовь неповрежденною пройдет
сквозь наслоенья горестей (клянусь) —
как чистый ключ — сквозь соль земных пород, —
но сохранит первоначальный вкус...

           Этот сонет – пожалуй, лучший из сонетов поэта, удивительный по своему звучанию и красоте. Зачем так приземлять высокую лирику? Не иначе как «самородок» доктор Флоря сотворил этот «перл» в экспериментальной химико-минералогической лаборатории..:)
 
                Рассмотрим и другие «избранные места» из переводов Флори.
Из «Песни» Донна:
…не иди на зов сирен,
чтоб вел
 Эол
 тебя к добру средь моря зол...
Так куда идти-то? К Эолу или от него? Вот в чём вопрос…Элементарная амфиболия (двусмысленность).

Из «Вечернего звона» Мура:
Those evening bells! Those evening bells!
 How many a tale their music tells…
         Флоря:
Вечерний звон, вечерний звон...
О, как былым я умилён!..

Из «Тигра» Блейка:
Tyger! Tyger! burning bright
 In the forests of the night
                Флоря:
Тигр, тигр, ужаснолицый,
полыхающий зарницей!..

Спрашивается: зачем нужны такие версии?

          Также не могу не коснуться и стихотворения Йейтса The Wheel. Привожу полностью:
Through winter-time we call on spring,
 And through the spring on summer call,
 And when abounding hedges ring
 Declare that winter's best of all;
 And after that there's nothing good
 Because the spring-time has not come —
 Nor now that what disturbs our blood
 Is but our longing for the tomb.
               Витковский:
                Колесо
 Зимою жаждем мы весны,
И лета ждём весною ранней.
Когда сады плодов полны –
Опять зима всего желанней.
Придёт зима, но в тот же час
 Возжаждем мы весенней воли,
Не зная, что в крови у нас
 Тоска по смерти, и не боле.

                Флоря:
              Коловращение               
Всю зиму нам весна – одна отрада,
и всю весну о лете грезим мы
 и летом, в узком круге палисада,
не знаем ничего милей зимы,
и после изнываем в зимней стыни
 тоскою по весне. Так круглый год
 подспудное влечение к кончине
 нас вечно к обновлению влечет.

           "Влечение влечёт" - тавтология. Как говорится, почувствуйте разницу…
         
           Не могу также не привести примеры «поэтического благозвучия».
Марло. «Страстный пастух – своей возлюбленной».
               Флоря:
…Устрою ложе я из роз,
чтоб хорошо тебе спалось,
и кёртл тебе на красоту
 из листьев мирта я сплету…
              С не меньшим успехом благозвучие соблюдается и у Лифшица, например, в заголовке стихотворения Одена «Кокаинетка Лиз»…

             Вот так, галопом по Европам, наши герои на своих лихих Пегасах прискакали к французской поэзии.
 
Верлен, «Искусство Поэзии»
Брюсов:
О музыке на первом месте!
Предпочитай размер такой,
Что зыбок, растворим и вместе
 Не давит строгой полнотой…
      Пастернак:
      За музыкою только дело.
      Итак, не размеряй пути.
      Почти бесплотность предпочти
      Всему, что слишком плоть и тело…

Флоря:
В интонации - прочих начал начало,
а не в размере, важном и плотном.
Ищи того, что эффект даёт нам
неощутимости матерьяла…

Здесь у него вместо музыки ('musique') откуда ни возьмись появилась интонация. Или для переводчика, как говорится, «не один ли чёрт»?
Но особенно мне понравилось, как вечно демагогствующий Флоря перевёл шестой катрен:
Дави желанье стать демагогом.
Витиеватой быть некрасиво
 и рифме также. Ты с ней к обрыву
 придёшь по скользким, кривым дорогам.
Преподнёс «сюрприз» он и в конце: в последнем катрене, где слово «литература» (litterature) зачем-то перевёл как «письменность» (хотя опять-таки: не один ли чёрт?).
Можно подозревать, что от символиста и декадента Верлена он чудесным образом переметнулся к футуристу Маяковскому и, похоже, обскакал и Верлена, и Брюсова, и Пастернака, и Шенгели, и даже самого Маяковского с его «Разговором с фининспектором о поэзии»:
… Поэзия / - вся! - езда в незнаемое.
             Поэзия - / та же добыча радия.
             В грамм добыча, / в год труды.
             Изводишь / единого слова ради
            тысячи тонн / словесной руды...

А мог бы, право, вообще не беспокоиться...
Что же касается его ученика Лифшица, то он как-то раз «улучшил» одну из баллад француза Вийона в стиле Фимы Жиганца:
Нет спасу в Парижмуре от жлобов
 и шулеров на киче до хера;
и легаши на честных пацанов
 батоны крошат с ночи до утра…

Видимо, перевёл так для отдохновения души…Век воли не видать…

       А теперь – немного о переводах с близкородственных и восточных языков.

Леся Украинка:
Слово, чому ти не твердая криця,
             Що серед бою так гостро іскриться..?
      Маршак:
Слово мое, почему ты не стало
            Твердым, как сталь боевого кинжала?..
Комиссарова:
Слово, зачем ты не сталь боевая…

  А у доктора Флори получилось так:
Речь моя! Что ж никогда не была ты
             крепче, острее, лютее булата?..

Как видите, он и здесь не ищет лёгких путей и не «идёт на поводу у оригинала, то есть по пути наименьшего сопротивления» (Лифшиц). Однако, например, «В начале было Слово» и «В начале была речь» – согласитесь, не одно и то же… Зачем так переиначивать?
 
          Налицо стилистические огрехи, языковая неоднородность в его версиях произведений, например, белорусов: Купалы («Мужик»), Богдановича («Слуцкие ткачихи»), Кулешова («Алеся»). Его вариации на мотивы песен трудно читаются и трудно поются (бедный ансамбль «Песняры», отметивший в этом году свой 50-летний юбилей!). В общем, рамки адекватного перевода у него нередко размываются.

             Конечно, от ляпов не застрахован никто. Однако доктор Флоря (любитель междусобойчиков и лести) замечания коллег не принимает всерьёз, часто, что называется, отбрёхивается и отвечает: «Я ничего менять не буду». Похоже, это вообще его творческое кредо:), поскольку исправления в свои переводы и переклады вносит крайне редко. Как говорится, перевёл и забыл, и дальше поскакал (но при всём при том частенько устраивает (прямо-таки не по-джентльменски) взбучки и пропесочки коллегам за их нарушения норм перевода и русского языка (вплоть до запятых), создаёт многокилометровые комментарии). Но вдруг подумалось: а чего, собственно, наши герои должны реагировать на критику? Им ведь некогда: они торопятся, алчут объять необъятное. И ктО его знает? Глядишь, и обоймут. Дайте только срок..:)

             А ещё наши неустанные герои любят что-нибудь разбирать: их, как говорится, хлебом не корми, а дай что-нибудь разобрать. Написали много соответствующих статей. Флоря, например, написал статью «Журавли летят», в которой не только разобрал, а, можно сказать, расчленил песню «Журавли»: вернее, её великолепный перевод Гребнева (с аварского). Не отстаёт от него и Лифшиц со своей статьёй «Загадка гамзатовских журавлей». Надо сказать, что Александр Владимирович и Юрий Иосифович чуть даже не поссорились из-за того, чью статью размещать на «Поэзии.ру»…А ещё они даже изготовили собственные версии текста этой песни, которые мне ПОЧЕМУ-ТО вообще не хочется цитировать и хочется назвать всего лишь суррогатами…
          Вообще, статьи наших героев – это, как говорится, «отдельная статья»...Здесь не могу не упомянуть те литературоведческие статьи Лифшица, в которых он опять-таки не по-джентльменски вывел на чистую воду Цветаеву (с её поэмой «Крысолов»), Высоцкого (с его «Балладой о детстве»), Бродского (с его стихотворением «Пьяцца Маттеи»). Но особенно невзлюбил Пастернака: давно разглядел его гнусную сущность…Очень его возмутило пастернаковское стихотворение «Быть знаменитым некрасиво»:
             Быть знаменитым некрасиво.
             Не это подымает ввысь.
             Не надо заводить архива,
             Над рукописями трястись…
В ответ написал своё – «Исправленный Пастернак», где перевёл с русского на русский:
Незнаменитым быть красиво!
И не стремись подняться ввысь!
А лучше сам, спалив архивы,
сожги свою всю рукопИсь…

         Вспоминается ахматовское:
А в зеркале двойник бурбонский профиль прячет
 И думает, что он незаменим,
Что всё на свете он переиначит,
Что Пастернака перепастерначит…
          
                И сколько ещё создадут такие вот «джентльмены» из Орска и им подобные новых переводов, перекладов, «перлов», а то и франкештейнов! Даже страшно себе представить…