Продолжение банкета

   

     Два закадычных друга Митроха и Митяй жили в одном подъезде хрущевской пятиэтажки на первом этаже. Закадычными они стали не в силу крепкой дружбы, а потому, что оба любили заливать за кадык.
      Митяй в этом доме в свое время родился. Правда, двумя этажами выше и в трехкомнатной квартире. На первом  этаже он оказался после разъезда с бывшей женой, которая, по его словам, бросила его в трудную минуту и сбежала  в другой район города, только бы его никогда больше не видеть.
     Митроха... Кстати, при рождении он получил имя Игорь. Кличка Митроха  приросла к нему настолько, что превратилась в имя.  Даже сам так представляется при новых знакомствах. Появилась эта кличка   давно,  когда после службы на флоте  прибыл в материнские объятия. Тропа от автобусной остановки до родного подъезда проходила мимо стола доминошников, которые там стучали костями чуть ли не целый день.
     —Митроха прибыл на побывку, али на совсем?! —  воскликнул дед Кузьмич, любивший ввернуть старое словечко. —Митрохами в старину называли матросов, —  объяснил он доминошным партнерам.
      Вот слетевшее с языка Кузьмича слово и стало именем. Впрочем, это не помешало парню уже через неделю устроиться на работу, через год  привести матери невестку, а в положенный срок и сделать мать бабушкой. Жили хорошо и весело. Но в одну из ночей угасла бабушка. Не успели еще отметить годовщину ее ухода, как залихорадило страну.  Закрылся завод, где боролись за выполнение плана Митроха с женой.  Теперь уже нужно было бороться за собственное выживание. Митроха растерял все свои ориентиры, а вот жена его как будто обрела новые силы и стала основной кормилицей. Скоро ей надоело тащить все на себе. Так Митроха и оказался в этой однушке. Время от времени здесь появляется его бывшая. То продуктов подкинет, то деньжат.
     А в соседнем подъезде, и тоже на первом этаже, влачил скромное существование Земеля. Мужик ничем не замечательный. Разве  славился своей безотказностью. Стоило только постучать к нему в окно и показать пальцами понятный знак  приглашения выпить, как он  с неизменной готовностью был тут как тут. Бывало, что и он,  когда  оказывались какие-то рублишки, организовывал банкет. Тогда он стучался в окна к Митрохе и Митяю и, сияя от счастья, чувствовал себя хозяином положения, сразу утрачивая привычный образ смущенного нахлебника.
     Справедливости ради нужно сказать, троица  где-то работала. Кто и где неизвестно — не прилично интересоваться такими вопросами, как и размерами доходов. Коммунальные оплаты производились вовремя.  Соседям неудобств не причиняли. А то,  что  устраивались по выходным на столе доминошников, так это касалось только игроков, с которыми конфликтов не было. Да и кто станет мешать мужикам отдыхать? Это их законное право.
   
     В этот раз, когда Земеля услышал стук в окно и увидел за стеклом небритое лицо Митяя, пощелкивающего по шее пальцем, дав отмашку о согласии, схватил случайно непочатую бутылку самогонки и поспешил присоединиться к товарищам. Он шел, держа перед собой бутылку, как несут факел спортсмены, чтобы зажечь олимпийский огонь.
     Его встретили одобрительными возгласами. Земеля поставил бутылку на стол, где уже красовалась другая с «чернилами»,  нарезанные куски черного хлеба,  стебли зеленого лука, и спичечный коробок с солью.  А когда Земеля еще и достал из кармана пиджака банку кильки с овощами, восторгу приятелей не было предела. Такого деликатеса  они давно уже не видели!
     —Откуда такое богатство? - спросил Митроха.
     —Есть еще женщины в русских селеньях, - ответил Земеля.
     —Знать хорошо приголубил, раз такой благодарности сподобился.
     —Есть еще порох... Правда, я уже не тот... Теперь больше поговорить.
     —Да и это умение в наше время большой дефицит, — сказал Митяй. — Схожу-ка я по такому случаю за вилками. Не до такой же степени мы дошли, чтобы пальцами закуску из банки вылавливать. Да и открывалку найти надо.

     Митяй нырнул в подъезд. Пока он бегает за вилками, попытаемся вспомнить откуда взялось это  — Земеля. Настоящее имя этого персонажа в потертом костюме, на котором сохранились еще следы роскоши, не помнил никто.  Старушки на скамейке у подъезда рассказывали, что вспоминают его всегда приветливым, в белой рубахе с галстуком, с коричневым «дипломатом» в руке, а вот имя... запамятовали. Со временем его стали окликать — Эй, земляк! А потом уже, по-свойски, — земеля!  Так и стал Земелей.

     Вернулся Митяй. Принес вилки и даже прихватил разовые бумажные тарелки.
     —Праздновать так праздновать! За что пить будем?
     —За просто так, — сказал Митроха. — Наливай, Земеля. Сегодня ты хозяин. Ну, будем!      
     —Шикарный тост! — поддержал Митяй.
     Друзья выпили и тут же налили по второй. Теперь уже из бутылки с «чернилами».
     —Пивком бы полакировать, да за не имением оного винцом окропим, — сказал Митроха.
Снова выпили и стали раскладывать кильку с овощами по тарелкам.
     —До чего же вкусна эта неприхотливая снедь! Не находите? — Митяй отправил в рот порцию закуски. —А ты чего затих? А, Земеля?
     —Смакую. Давно не едал такой прелести!
     —Кто не знает наслажденья? Тот, кто кильки не едал. — переиначил знакомую с пионерских времен песенку Митяй, разливая по стаканам самогонку. — Ох, и забористая жидкость, скажу вам! Будем экономнее ее расходовать, чтобы подольше хватило. Предлагаю после этого бокала перейти на «чернила». Оставим это на закуску. Согласны? Вопросов нет? Вопросов нет.
     Он отодвинул полбутылки   водки на край стола.
     —А что, Земеля, нельзя у твоей зазнобы еще отовариться такой прелестью? Ты скажи ей, что и я еще в строю. Могу подсобить скрасить одиночество.
     —Заткнись, Митроха! Я женщин не обсуждаю. Тем более, где касается интима.
     —У, ты какая!
    
      Только стороннему наблюдателю  стало бы понятно, что приятели незаметно перешли в состояние, когда переплетаются здравый смысл и фантазии, и  приоткрывается  прежний мир собутыльников, куда они в состоянии трезвости никого не допускают.

     Земеля сорвал одуванчик, росший рядом со скамьей.
     —Вот ты, Митроха, скажи,  ты когда-нибудь читал такое? — Он поднял цветок до уровня глаз

Не может быть, чтоб ничего не значив,
В земле цветы
Рождались и цвели:

Еще потом там было:

Я был цветком у гроба Галилея
И в жутком одиночестве царя.
Я помню всё.*

Ни хрена! Дальше ничего не помню. И кто написал не помню. Может ты помнишь?
     —Я не могу помнить. Никогда не дружил со стихами.
     —А ты, Митяй?
     —Вот если бы ты сорвал подсолнух, я показал бы тебе в нем число Фибоначчи.
     —Мужики, мужики! — взмолился Митроха,  —   Имейте совесть, не убивайте меня  умными разговорами. Вот уйду, тогда и залезайте в свои энциклопедические мозги.
     —При этом весьма протухшие, — заметил  Земеля.
     —К тому же изрядно проспиртованные, — добавил Митяй.
     —Гляньте! Современный патриот следует в гости к моей соседке.  — заметил Митроха.
     —За что ты его так обозвал?
     —Отличительный знак к пиджаку пришпилил. Вишь, Георгиевская ленточка на лацкане красуется.
     —Ну и что?
     —Не терплю этих псевдопатриотов. Из за таких это слово стало чуть ли не ругательным.  Нажрутся водки, нацепят ленточек и прут День Победы превращать в шоу. Где вы видели еще такое количество  ветеранов Второй мировой? Может быть дожила еще  сотня-другая  участников, но откуда же набираются тысячи, да еще с боевыми наградами  на груди!? На каком фронте они их заслужили? На сексуальном?
     —Эк, тебя, Митроха, понесло! Давайте лучше еще по одной за Петра,  — предложил Митяй.
     —За какого еще Петра?
     —Серый ты, Митроха. За Первого.
     —.Не прослеживаю связь,  — сказал Земеля.
     —Если проследить ретроспективу пьянства в России, то все претензии к Петру Первому.  А заодно и заботу о пьяницах. Велел перепивших укладывать бережно и раздельно по полу, чтобы, оклемавшись, они конфузу не испытывали.
     —А заодно тогда,  — поддержал Земеля  — и за нашего горячо любимого Генерального секретаря. Сам любил выпить и нам не мешал. И никаких антиалкогольных приказов.
     —Эй, тунеядцы и алкоголики! Допивайте и чтобы через пять минут стол был чистым. Ваше время вышло.
     Перед друзьями вырос мужик, держа в руках коробку  с костяшками домино.
     —Эх, испортил песню дурак,  — сказал Земеля  — еще полбутылки осталось. Давайте вернемся когда стемнеет и допьем. Доминошники в это время уже смотаются.
      —Заметано,  — сказал Митяй и стал убирать со стола остатки нехитрой закуски. Митроха достал из кармана носовой платок, больше похожий на тряпку, и протер стол.
      —Эй! Вояки! Поле боя готово!
     Друзья уступили  место  игрокам и разошлись по своим жилищам, поручив Земеле, как самому трезвому, созвать всех, когда доминошники уберутся восвояси.    

     Когда сумерки сгустились настолько, что трудно было различать очки на костяшках и доминошники ушли, нетерпеливо следивший за ними Земеля, постучал в окна приятелей.
Первым появился Митроха с фонарем «летучая мышь».  За Митяем пришлось идти. Благо дверь в его квартиру оказалась не запертой, иначе было бы проблематично заполучить задремавшего собутыльника.  Если бы Митяй не уволок к себе остатки трапезы, то может быть так и не старались, но без него не состоялось бы продолжения банкета. 
     —Эх, горючего осталось мало, — посетовал Митроха. Он примерился и разлил водку по стаканам так, чтобы хватило остатка и на второй заход.
     —Мужики, примете в компанию?
     —А, Павлик, ты? — узнал Митроха подошедшего, — садись, только угощать тебя нечем.
     —А я со своим, — он поставил на стол плоскую бутылку, на которой красовалась этикетка «Ледник»,   — и стакан свой, и закуска своя,   —  он поставил на стол стакан и положил яблоко.
     —Откуда такая роскошь?
      —Шуряк должок занес.
      —Что ж не выпили?
      —Так это вторая. Он на работу пошел, а я один не пью. Увидел вас и подумал, может позволите присоединиться.
       —Присоединился уже. 
     Мужики выпили, разговорились.  О чем могут судачить мужики, освежив свои мозги? Если не о женщинах, то о политике, о власти. Говорят, о том, как нужно управлять государством, лучше всего знают парикмахеры и таксисты. Но если прислушаться, то они в подметки не годятся мужской подвыпившей компании. Павлик, с которым раньше не слишком контачили, уже в силу возраста, все-таки был вдвое младше каждого из них, тоже принимал участие в разговоре. Оказался довольно интересным собеседником с острым языком. Порой даже словесный забияка Митроха выглядел юнцом по сравнению с ним. Земеля и Митяй в беседе активно участвовали, но каждый раз их просили или  перейти на доступный простому люду язык, или заткнуться со своими речухами, в которых без словаря не разобраться. В какой-то момент в голове Земели мелькнула мысль, что  словесные тирады Павлика очень похожи на провокационные разводы, но он тут же забыл о ней. В его голове  все крутились строки «как государство богатеет, когда простой продукт имеет»**. Но, что это за строки, откуда они и почему застряли в его башке, вспомнить не мог. То ли от напряжения, то ли по другой причине из глаз даже выкатились слезинки. Но тут .Митяй вытащил из глубины памяти более интересную тему, и Земеля, вытерев слезы рукавом, подключился к ее развитию.

      Наконец затянувшийся банкет подошел к концу.  Последним уходил Павлик.  Но шел он почему-то не к дому, а в сторону кустов сирени, посаженных управдомом в глубине двора. Там же были вкопаны и скамейки, чтобы бабушки не таращились у подъездов и не давали жильцам и приходящим своих справедливых оценок. Надо сказать, что бабуси редко пользовались  заботой управдома. Они выносили свои стулья и устраивали стройные ряды зрителей и критиков прямо у подъезда. Зато  скамьи под пышно разросшимися кустами  оприходовали парочки и пели осанну управдому.
     Павлик  вздрогнул от неожиданности. Ему навстречу откололся кусок темноты, из которого нарисовался силует мужчины.
     —Иди сюда! Давай отстегну эту хреновину. Ты славно поработал, Павлуша. Я все записал. Теперь против них наберется материала на несколько дел.
     —Так мне полагается за это?
     —Что тебе полагается? Бутылку ты уже получил. Будет тебе и премия — пойдешь не как соучастник, а как свидетель.
      -------------------------
     *Стихи Роальда Мандельштама
     **А.С. Пушкин Евгений Онегин. Как государство богатеет, И чем живет, и почему. Не нужно золота ему, Когда простой продукт имеет.