Продрогшее

     Хрупкие обмороженные руки деревьев бессознательно терзали тельняшку неба на груди. Невыспавшись, утро выглядело настоль неряшливо, что вполне сошло бы за сумерки. Даже то, что облако спелым одуванчиком заплутало в кроне дуба, не делало начало дня более нарядным.
     Длиннохвостые синицы насупились, как школьницы, и обступив осину, принялись обкусывать кисленькие почки. Галдели и  роняли шелуху к её порогу.
     Надломленные временем пеньки, чёрствыми куличами возлежали посреди застолья полян. Тусклый огонёк беличьей суеты теплится промеж них, слышим едва-едва.
      Лось чеканил шаг без утайки. Косули спешили куда-то, мимо задумавшего лето оленя. «Так ли?!» - громогласно сокрушался дятел, где-то там, над головой.
      Молча, вопреки обыкновению, по грудь стволам, грузно парил ворон. С поклажей,  в который раз. А снизу, во след, недовольный со сна, ворчал ёж. Должно быть был чем-то расстроен, но до весны про это не узнать.

Чепрачные тропинки. Жаден снег.
Слегка просЫпал. Им ли быть довольным?
И вольный ветер стал больным невольно.
Он волен делать то, что не для всех.

Да куст негибкий, листьями - ворсинки.
Прошла чуть ближе, чем могла, лиса.
Росой замёрзшей - две моих слезинки.
При взгляде на продрогшие леса.