Двадцать пятая

               

2009 год. Не могу дозвониться до тётушки родной в Ташкент: или цифры неправильно набираю, или что-то со связью случилось. Писем давно уже нет, тётушка старенькая, одна-одинёшенька в чужой теперь стране, вот и болит сердце: не случилось ли чего? Решил воспользоваться старым проверенным способом. Набираю «07». – Двадцать пятая слушает- голос равнодушный, мне даже послышалось, как двадцать пятая зевнула (донимают тут всякие). - Девушка, помогите дозвониться до Ташкента, современные технологии не смогли помочь.- Про себя удивился: в голосе моём заискивание, напускное дружелюбие появились, подхалимством всё это, вместе взятое, называется.
Диктую номер, меня уверяют, причём, как нерадивого школьника, что номер неверный, таких не бывает. Я начинаю убеждать, что лет десять звоним по этому номеру и всегда дозванивались. Дальше опять в назидательно-издевательском тоне следуют поучения, наставления. Мне надоело это слушать. -Извините, девушка, но заказ снимите, Вы так со мной разговариваете, будто я вам что-то должен, будто я старый Ваш, заклятый должник, и долго скрывался от вас, и вот Вы меня поймали.  Я Вам ничего не должен. По-моему, вы для нас, а не мы для вас существуем. –  И положил трубку: не могу терпеть хамства, которое перехлёстывало  через провода и трубку, исходя от  закалённой битвами советской ещё телефонистки.

 Ушел в сад, только развернул шланги, зовут к телефону, бегу (почему бегу-привычка). В трубке голос двадцать пятой – Никому ты, старый пенёк, ничего не должен, вот и сиди дома, не кашляй. – и положила трубку. Я так представил -  бросила, торжествуя: учить надо этих интеллигентов, «срезала» я его.

Долго я сидел - отходил от очередного разочарования в людях. Успокоился, набрал номер дежурного по ГТС, прошу назвать фамилию, имя двадцать пятой, объясняю, почему и зачем мне это надо. Между прочим, спрашиваю - У вас Василий Иванович теперь начальник? - хотя сам точно знаю, что Василия Ивановича недавно назначили. Я его знал ещё с тех времён, когда он главным инженером ГТС работал. Он в нашем   в посёлке связь новую установил: новые столбы по всему посёлку, кабеля новые, список абонентов сети удвоился. Опытные люди поймут, что просто так  внеплановый, капитальный  ремонт телефонных сетей посёлка, с населением больше двух тысяч человек, в те годы без связей и личных знакомств пробить было невозможно. Мне, тогда Главе посёлка, всем этим пришлось воспользоваться.
 Фамилию двадцать пятой мне не назвали, сказали, что сами разберутся и опять первыми положили трубку.

Через несколько минут звонит начальник смены. - «Иван Фёдорович, (о , уже узнали!), я перед Вами извиняюсь за поступок нашего оператора, простите её!   - Да  у вас что там все бесфамильные что ли, у начальника смены тоже нет ФИО? Да где, собственно, сама двадцать пятая?-  Слышу в трубке рыдания,  сквозь них слова прощения и просьбу не звонить Василию Ивановичу, иначе он её уволит, а у неё двое детей, и что работу теперь трудно найти и.т.д., и.т.п.. Я молча и мстительно положил трубку. Никому не звонил. Двадцать пятая так и осталась безымянной. Безликим, будто всеобщим, осталось  и зло, ею рождённое. А во мне сложные чувства: жалость к тем двум незнакомым мне детям телефонистки (что даст им человек, способный так легко сеять зло?), и скромная радость от того, что сдержался, не ответив  той же мерою. Но радость и не совсем радостью: трубку телефонную я положил всё-таки «мстительно» - пусть помучается. И, опять же, сомнения: «Может надо было, всё-таки, позвонить?»