Рубеж. Ч 3. Взлом. Г 10. Обычное дело

            Рубеж.


Повесть.
Олег Русаков.


В начало произведения:        http://www.proza.ru/2019/07/07/1427    


Часть 3. Взлом.


Глава 10. Обычное дело.

            - …Подъем. Подъем солдат – вестовой тряс Никитина за плечо.
            Яшка повел забинтованным плечом не желая вставать.
            - Дай еще минут двадцать, а то рога отшибу…
            - Яков, тебя к командиру.
            Никитин спустил ноги на землю, сел на своей койке, слегка охнув, стал протирать руками лицо – будто умываясь. Непрерывная канонада висела густыми звуками в воздухе жаркого летнего дня, но за окном почему-то было пасмурно, как будто вот-вот пойдет дождь, совсем не так, как последние недели палящего солнца.
            - А Трифонов где?.. вас обоих в штаб надо. – Растерянно произнес вестовой.
            Никитин открыл глаза. За штабным стоял солдат. Стоял почти по стойке «смирно». Обмундирование с иголочки… новенькое, ни грамма не выцветшее на солнце, не промытое дождем и потом, будто час назад со склада. Винтовка начищена до блеска, может быть не нюхавшая пороха. Лицо солдата очень снисходительно, он прощал бойца, что тот не может проснуться после долгой борьбы со смертью. Никитин все понял: «Вот так вот выглядят настоящие солдаты…» - Подумал он про себя: «Настоящие солдаты… Особого отдела…».
            - Бес его знает, где Трифонов. Поди по нужде пошел. – как можно равнодушнее и ленивее проговорил боец. Я с госпиталя пришел – он дрых без задних ног…
            - Вас обоих требуют в штаб…
            Яшка видел, как вестовой лихорадочно суетился, не зная, что делать. Он снова измерил обоих вояк, стоящих перед ним, своим тяжелым взглядом, из-под забинтованных волос:
            - Ну что, одного поведете, или будем Трифонова ждать?
            Ни тот ни другой не решались дать окончательного ответа, секунды шли чередой и все это Никитину было интересно… и смешно.
            - Рядовой… встать! – негромко скомандовал бравый солдат.
            Яков неспеша встал, из-под бинтов смотря на чистенькую форму конвоира:
            - Ну встал… у тебя чего чин высокий?.. – он не сводил взгляд с новенькой темной формы уверенного не молодого бойца.
            - Руки за спину, - спокойно наискосок переложил винтовку с плеча, - шагом марш в штаб. А ты вестовой дождешься второго.
            Никитин вышел в проход между коек, не торопливым шагом направился на выход из палатки, до плеч наклонив высокую голову на выходе. В палатке проснулись и те, кто спал. Молча, с растерянностью, осуждением, трудно скрываемой злобой и где-то страхом, смотрели на происходящее. Навстречу, чуть ли не лоб в лоб столкнулся с, откинувшим в сторону брезентовую дверь, Трифоновым…
            - Ва-ли... - еле слышно шевелил губами и бровями Яшка... - корча злые, но от того не менее смешные гримасы.
            Трифонов заулыбался, с трудом сдерживая более глубоких смех...

            У штаба Васильева стоял Виллис. За рулем сидел солдат так же в новеньком, с иголочки обмундировании. Почти отконвоированных солдат остановили у крыльца, конвоир скрылся в доме доложить, что бойцы доставлены. Через минуту он вернулся не решившись заходить в избу, за дверью, за которой офицер особого отдела беседовал с командиром разведроты, проистекал жесткий разговор.

..........................................

            …Васильев спал как убитый, после суточной сложной разведывательной операции. Теперь никакая канонада не могла разбудить опытного командира, привыкшего к непрерывной пальбе со всех сторон, и не любившего уже полную тишину на линии фронта.
            Старший лейтенант Старостин тряс за плечо командира. Виллис с офицером особого отдела, старшим лейтенантом Клыковым, подъехал в начале двенадцатого. Непрерывная канонада уже несколько часов висела густыми звуками в воздухе пасмурного, но жаркого летнего дня, уже несколько раз будто начинался дождь, но чуть покапав, даже не прихлопнув пыль, прекращался, словно дразня природу глотком воды. Наступление с огромным трудом двигалось вперед очень медленными темпами. Отдельные участки фронта, по два три раза, за пол дня, переходили из рук в руки, требуя в атаку, или в оборону все новые и новые подразделения… части… сжирая, в огне ожесточенного наступления, живую силу и танковые резервы невероятно быстрыми темпами.
            - Что случалось, старлей?.. – заспанным голосом кинул Капитан три слова, промаргивая не проснувшиеся глаза.
            - С особого отдела дивизии приехали, товарищ командир.
            - Ох-х. Обещали же только к вечеру прислать… - буркнул капитан, застегивая верхнюю пуговицу гимнастерки.
            Васильев подошел к стене, где висел большой осколок старого зеркала, посмотрел на свою заспанную не бритую рожу, уставшего, не выспавшегося хронически, человека.
            - Ну что они мне и побриться не дадут?.. – В сердцах, бросил Николай, проводя ладонью по щетине на лице. Будучи франтом, предпочитал всегда быть чисто выбритым.
            Подошел к окну, глянул на виллис, стоявший во дворе, рядом с которым показушно спокойно курил молодой старший лейтенант в синей форме особого отдела. Уверенно застегнул портупей, без плечевых постромков, поправив складки гимнастерки, одел на голову офицерскую фуражку, медленно, пошел на улицу. «Так… Попробую скрыть от них Матвея. Может заиграю его в рапортах, и совсем не хватятся… у них сейчас работы много… сейчас пленные пойдут. Может и прокатит штрафная рота мимо его судьбы, пацан еще совсем. Да ведь и сын у Карпова последний, как Матвей Иванович без него жизнь свою доживать будет?..»

            - Капитан Васильев, командир первой гвардейской разведроты, 17го гвардейского полка. – Козырнул Васильев перед красивым офицером.
            Тот ответил, отдав честь:
            - Старший лейтенант особого отдела 5й дивизии Клыков.
            - Позволите умыться со сна.
            Клыков с небольшой заминкой:
            - Долго спите, товарищ капитан.
            Васильев привык к разговорам с особистами, эта фраза молодого офицера, которому доверено распоряжаться жизнью и смертью солдат, и офицеров любых чинов, вызвала у него улыбку.
            - Думаю Вы знаете причину, по которой я сейчас спал. – особист молчал. – Так вы позволите мне привезти себя в порядок.
            - Да, да.. товарищ капитан, приводите себя в порядок. Подожду… Только не долго.
            - Кондратьев! – громко, задорно скомандовал Васильев.
            - Я здесь, товарищ командир, - почти моментально отозвался вестовой за спиной своего командира.
            Васильев на него оглянулся:
            - Приготовь горячей воды и инструмент побриться, и напои хорошим чаем гостей, - Васильев повернулся, пошел к дому быстрым шагом. На ходу, - Сушками к чаю угости.
            - Есть товарищ командир, - бросил рядовой, - кипяток -то уже готов, товарищ командир...
            - Почему не по уставу обращаешься к офицеру, рядовой, - с неким скрытым возмущением, - спросил особист.
            - Товарищ старший лейтенант, у нас тут разведка… - значимо и ехидно заметил солдат, - командир запретил офицеров по званию называть, там за линией фронта только солдаты и командиры… Прошу Вас в избу, чайком побаловаться…
            Клыков не ответил, предложением воспользовался в полной мере.

            - …Всем, вольно, - бросил капитан, зайдя в избу, когда и особист и вестовой штаба роты встали при его появлении, а он вытирал чисто выбритое лицо чистым вафельным полотенцем.
            Васильев сел за стол к самовару, отдал полотенце вестовому, который тут же оказался у него за спиной, подвинул чашку под кран самовара, стал наливать кипяток.
            - Ну, какое дознание делать будешь, старший лейтенант? Что не ясно в действиях нашей группы, по моему раппорту?
            Кипяток в чашку был налит, Николай поднял горячий заварной чайник, закончил приготовление чая.
            - Да в общем-то все понятно. Но… - со скрытой угрозой промолвил старлей «Но», обозначив его загадочной паузой, - …при рассмотрении вашего дела…
            - А что, на меня уже и дело открыто? – с ухмылкой бросил Васильев.
            Особист жестко и с некоторым гневом глянул на капитана из под густых бровей, носогубная складка дернулась вверх, изображая невероятный гнев властного человека. Васильев не отвел своего игривого взгляда с легкой иронической улыбкой... особисту пришлось опустить свои глаза на, только что разложенный на столе, протокол.
            "Вас что учат этому что ли?.." - безразлично подумал Васильев.
            - …Мы ведь не стали вас тащить в особый отдел, решили сначала поговорить с вами в Вашем штабе… но ведь это можно и исправить… быстренько... товарищ капитан.
            В избе повисла мраморная тишина.
            - Кондратьев, выйди на улицу. – Спокойно проговорил Васильев, рядовой мышью выскочил за дверь.
            — Значит так старлей. Ты сейчас прекращаешь меня пугать. Если нет, то едим в особый отдел, но предварительно сообщаете об этом комдиву и комкору… - тяжелая пауза, - или мы с тобой сейчас подробно говорим по делу и едем в штаб дивизии, при необходимости.
            В доме на десяток секунд повисла абсолютная тишина, с горячего чая из белых чашек поднимался ласковый пар.
            - Я должен задать Вам несколько вопросов. – прервал тяжелую паузу Клыков, внутренне имея некий мандраж к, сидящему напротив него, без преувеличения, легендарному командиру Красной Армии, разведчику… - Николай Васильевич, я с утра изучал Ваше дело… и не просто так, Вы в дивизии давно, воюете с самого начала войны, я Вас очень уважаю, я Вам не враг. Но несколько вопросов все равно должен задать, по службе, именно поэтому мы с Вами беседуем здесь… у Вас, а не у нас.
            Тик-так, тик-так, тик-так… ходики на стене отстукивали время, через гул канонады, легко пробивающейся через венцы деревянных стен деревенской избы.
            - Слушаю Вас, товарищ старший лейтенант.
            Особист удовлетворенно глубоко вздохнул:
            - Товарищ капитан, вы из разведки должны были вернуться втроем… ну если не считать проводника… - старлей поднял на Васильева острый взгляд, - …а вернулись пятеро…
            Васильев отхлебнул глоток чая с блюдца, поставил блюдце на стол:
            - Я в раппорте все указал. Никитин – боец из моей роты. В составе третьей группы… в бою… раненный, попал в плен. Два дня назад. Когда группа переходила линию фронта. Освобожден в Берестяном, при захвате комендатуры, вместе со старшим лейтенантом арт-разведки дивизии – Широковым, тоже из его группы. Широков героически погиб, прикрывая отход группы от Берестяного. Кстати, он подорвал себя гранатой… офицер достоин высшей награды…
            - А Вы уверены, что он погиб?
            Васильев повел головой… так уперев взгляд в пол, что можно было продавить половицы в половину бревна… опять поднял чугунный взгляд на старшего лейтенанта:
            - …Старлей… знаешь, что самое главное у нас в армии?.. надо научиться не только расстреливать врагов… надо научиться уважать… Героев!.. Этот старлей подвиг совершил… ради нас с тобой, ради нашего разговора… Ради нашей Родины… жизнь отдал.
            С чая по-прежнему поднимался пар, по крыше дома застучал крупный дождик, Природа нахмурившись слезами дождя подтверждала слова Васильева.
            - Не имеем мы права на мягкотелость, товарищ капитан… Вы же читали приказ Сталина – «Ни шагу назад»… Нельзя нам мягкотелость проявлять. Ну с Никитиным понятно, а что за гражданский, которого отец, ваш проводник, отпустить просит… К комдиву пришел ради этого. Ты думаешь я к тебе просто так приехал? Он говорит ты его арестовал. Просит отпустить. А в раппорте ты написал, что это второй проводник… с Берестяного… с которым вы комендатуру брали и языка немецкого - через пару секунд, - так где правда?
            Васильев понял, что Матвей Иванович, по глупости своей, все же совершил роковую ошибку, пытаясь освободить своего сына. Всё-таки погнал его страх к начальству, ради спасения последней своей надежды. И не зная, что тот наговорил в особом отделе, Васильев молчал и напряженно думал. Молчал и напряженно думал.
            Уже с пол минуты ничего не мешало тишине.
            - Товарищ капитан, я требую от Вас объяснений.
            Васильев глубоко вздохнул:
            - Сын нашего проводника находился в  Берестяном, у своих родственников… ему пятнадцать лет… объяснил нам как там все устроено, в Берестяном… сколько полицаев, сколько фрицев, где у них секреты, где пулеметные точки… Кстати – это он нам про абверовцев рассказал, и про пленных красноармейцев… Ну в общем оказал значительную помощь в разведывательной операции. Принимал непосредственное участие в захвате комендатуры со стрелковым оружием. Братья, и сестра его погибли в партизанах, мамку полицаи расстреляли, один он у нашего проводника остался. Вот его отец места себе и не находит.
            По лицу особиста было видно, что он доволен услышанным, что-то карандашом фиксируя в блокноте, не смотря на остывающий чай.
            Через четверть минуты оторвав взгляд от своих записей, он опять начал пристально смотреть в глаза Васильева:
            - Ну и где он сейчас?
            - Да вон в светелке, под замком спит. Отпустить его было нельзя, вечером все равно бы к Вам явиться пришлось, там бы все и поведали… но… сердце отца… болит… Не утерпел Матвей Иванович.
            Клыков опять что-то записал в свой блокнот:
            - Это еще не все… - говорил старлей, продолжая дописывать фразу, - Мы уже Снайпера вашего, как там его, - он открыл предыдущие страницы блокнота, Сиротина… старшего сержанта Сиротина, допросили… Он сам пришел в штаб в девять часов. – Дуги бровей особиста поднялись высоко на лоб – Так вот, он очень сильно удивлен, что Вы не смогли немецкого офицера догнать… говорит никогда такого с Вами не было, товарищ капитан, чтобы вы упускали противника… причем раненного противника. Он же с Вами с сорок первого воюет… не так ли?.. Как Вы это объясните… товарищ капитан.
            То, что казал особист было не приятно командиру. Сиротин уже был для Николая, как младший брат. Невероятное количество горя они уже хлебнули вместе, всю войну Сиротин прикрывал спины своей роте, своего командира.
            - Да, наверно Сиротин прав. – Вяло произнес капитан почти себе под нос. - …У каждого когда-то первый раз проруха бывает… Вот… упустил, темно уже было старлей… Но, ведь карта бесценна… десяток языков заменит… И переводчик ценным оказался… - Прошли секунды, Клыков строчил в своем блокноте, - Что теперь за это казнить будешь?
            - …Ну почему сразу казнить?.. – Клыков, в своих записях, поставил одну, затем другую галочку, - У нас на то… трибуналы есть. Но думаю, это не тот случай… если Вы сейчас, товарищ капитан… мне третий вопрос объясните.
            Васильев был заинтригован таинственностью старлея, но молчал:
            - Товарищ капитан… Вы ведь притащили этого важного языка?
            Таинственность особиста была Васильеву не понятна:
            - …А Вы его ранее знали?.. – особист пристально смотрел в лицо разведчика, пытаясь найти на нем неспокойное состояние.
            Васильев молчал. Он никак не мог понять куда клонит старший лейтенант.
            - Это как?.. В особом отделе вдруг посчитали, что я в Абвере служу?
            - Плохая шутка, товарищ капитан.
            - Действительно плохая, товарищ старший лейтенант… но где тут не шутка?
            В избе опять на пару десятков секунд была слышна только далекая канонада, и тиканье ходиков на стене. Чай остыл, чашки остались не допитыми. Клыков что-то быстро и усердно, как школьник, записывал в свой блокнот. Не останавливая свои записи, резко спросил:
            - Язык утверждает, что знал Вас раньше… - Старлей резко поднял свой взгляд на капитана.
            - Он что, не первый раз в плен взят?.. – пытался съязвить Николай, - я с фрицами только на передовой знакомлюсь с помощью автомата.
            - А до войны?..
            Особист не стал дожидаться ответа:
            - Он утверждает, что знаком с Вами с 1938го.
            Теперь у Васильева брови полезли на лоб…
            - …Знает, что фамилия Ваша Васильев, имя – Николай…
            Капитан был в замешательстве. В голове молниями поплыли события 1938го года: окончание военного училища; школа диверсантов под Ташкентом, с горно-стрелковой подготовкой… с изнурительными горными подъемами; длительная командировка на восток, закончившаяся только в 39м. Никак все это не было связано с Германией… с Немцами. Вдруг его осенило. Он вспомнил, что в составе их роты разведчиков-горнострелков под Ташкентом был взвод антифашистов-интернационалистов, в составе этого взвода были Испанцы, два веселых Итальянца, один, всегда очень красивый, Француз, Болгары, Поляки и… Немцы. Немцы как правило были уже не в первых офицерских чинах, как правило старше молодых советских лейтенантов и младших лейтенантов. Очень часто они просили помочь им с Русским языком, чем с удовольствием занимались молодые ребята, поглощая отдельные обороты и Немецкой речи.
            Уже пару минут никто не говорил ни слова… Васильев сидел насупившись, усиленно чего-то вспоминая, но было видно, что воспоминания были ему приятны. Клыков всем своим видом стремился капитану не мешать, не произвольно он начал отстукивать пальцами дробь по толстым доскам деревянного стола:
            - Единственное место, где я сталкивался с немцами в 38м… - гвардеец опять замолчал на несколько мгновений, - это учебка разведчиков-горнострелков под Ташкентом. – Опять на короткое время замолчал. - Взвод у нас в роте там был антифашистов-интернационалистов, человек двадцать пять... – опять пауза, - в нем было несколько Испанцев, Итальянцы, Поляки… из Немцев сформировано целое отделение, точно не вспомнить, но человек четырнадцать… точно помню, что их меньше пятнадцати было… до полного отделения одного человека не хватало. Мы им помогали с Русским, они нам с Немецким… - капитан замолчал, будто на полуслове, пронизывающе смотря на старлея, - был там такой Отто… фамилию не вспомнить, он уже немножко Русский знал, вот он очень старался слова запоминать, просил по падежам его исправлять, по окончаниям. Очень активно стремился изучать наш язык… Но… он был приятным молодым человеком, Ленина читал, Маркса, по моему был коммунистом.
            Несколько секунд Васильев опять молчал.
            – Я в лицо языка не всматривался. Все это в темноте происходило. Ты мне его сейчас покажи - не узнаю. А вот Отто, помню, думаю, если встречу… узнаю сразу.
            Гвардеец замолчал.
            Лицо особиста выражало удовольствие. В тишине сначала он плотно сжал свои, и так тонкие, губы, всосав резко воздух, чмокнул, продолжая непрерывно что-то записывать в свой блокнот. Затем с глубокого вздоха, словно с глубокого облегчения:
            - …Ровно эту же историю рассказал Отто Гирш… Ваш язык, товарищ капитан. Правда странно, что Вы его не узнали.
            Опять пространство избы было наполнено только канонадой.
            - А ведь антифашистами были… - тихо, себе под нос произнес Николай.
            - Да… - Немец… - Клыков паковал свой блокнот в планшет, карандаш на свое место туда-же.
            - Все-таки, Немец… это не значит… фашист. – И тут же продолжил, - а где сейчас Сиротин?
            - Не знаю, спит наверно, мы его не задерживали.
            Клыков встал по стойке смирно, одел фуражку:
          - Позвольте откланяться, товарищ Гвардии-капитан. – Васильев тоже встал. Особист козырнул, Васильев вытянул руки по швам, голова была пуста.
            Старлей громким шагом прошел на улицу. Васильев последовал за ним.

            Особист вышел на крыльцо, перед ним вытянулся конвоир:
            - Тоо-варищ старший лейтенант… - как на параде стараясь выговаривать каждую букву, - рр-азрешите доложить… аррестованные доставлены! – громко… внятно…
            - Какие арестованные?.. – пока звучала  фраза, в его голосе так быстро росло возмущение, что бравый солдат чуть согнулся в спине как вопросительный знак, особист злобно, почти сквозь зубы, завершал фразу, слегка растерянно глянул на Васильева. - …В машину!!! – Старший лейтенант беспощадно мотнул головой в сторону виллиса, чуть ли не вколачивая кирзовые сапоги в землю, двинулся за убегающим солдатом.
            У палисадника стояли Трифонов и Никитин. Никитин выглядел как бандит с большой дороги… в рваной гимнастерке, не бритое лицо с кривой ухмылкой, в уголке рта окурок папиросы, голова и плечо забинтованы, галифе правой ноги в заскорузлой запёкшейся крови, на гимнастерке несколько кровяных бурых подтеков.
            Васильев не спускался с крыльца, смотря на своих орлов, через еле сдерживаемую улыбку. Виллис фыркнул бензином, и медленно покатил по деревне, мимо дома Карпова Матвея Ивановича.
            - Спасть, шагом марш!
            Бойцы, ничего не говоря, быстрым шагом пошли к своей палатке. Яков сильно хромал.
            Васильев вытащил папиросу, из почти пустой пачки, сел на ступеньку крыльца, быстро и глубоко закурил, с удовольствием погрузившись в папиросный дым. На покрасневший ореол папиросы упала капелька дождя, зашипев, но не погасив табак… пришлось раскуривать быстрыми глубокими затяжками.
            - Горохов!.. – Громко скомандовал командир… затянулся с большим количеством дыма. – Горохов…
            - Я, товарищ командир! – вестовой стоял у Васильева за спиной на крыльце, в не закрытом дверном проеме.
            - Смени немедля гимнастерку… отставить!.. обмундирование Никитину.
            - Есть товарищ командир… - Горохов замешкался. – Так… если размер будет, он ведь здоровый лось…
            - Ты чего не понял… сменить обмундирование Никитину!..
            - Есть. – Горохов побежал в свой заветный чулан.

            Минут через пять Николай открывал замок, висевший на калитке светелки, выпуская на волю пятнадцатилетнего мальчишку, тот не спал…
            - Беги к отцу. Скажи, чтобы зашел ко мне.
            На лице мальчишки расцвела растерянная улыбка:
            - Свободен...
            Он боднул воздух, медленно неуверенно прошел мимо Васильева, не отрывая взгляда от папиросы в губах командира, иногда поднимая глаза в глаза Васильева, остерегаясь смотреть в них все время. Сделав шаг от капитана - дернул наутек.
            
            
Продолжение:        http://proza.ru/2020/01/30/613    


11.01.2020
Русаков О. А.
г. Тверь