Двойное счастье

У меня было много собак. Ни одна из них не была похожа на другую. У каждой из них была своя уникальная идеология в плане отношения к жизни. И три мои нынешние собачки кардинально оличаются друг от друга. Арчибальд, помесь чихуахуа и шитсу, представляет себе жизнь, как череду кормлений с досадными перерывами на сон. В двух словах для него жизнь - еда и наращивание задницы. У него было трудное, голодное детство, и только в нашей семье он понял, что жизнь прекрасна, и сыры, которые он обожает, даже прекрасней самой жизни. Он даже согласен умереть от передания. Арчик любит французский бри, ховарти и несколько других сортов. Когда по его мнению мы проявляем жлобство, кушая и не делясь с ним, он нас звонко облаивает. Люля, помесь пуделя и йоркширского терьера с уклоном в пуделя, тоже любит поесть, но считает еду просто необходимой прозой жизни, а главный смысл жизни для неё - лежать во дворе и думать. Лиля, единоутробная сестра Люли, с уклоном в йоркширские терьеры, вынуждена иногда просить покушать, потому что знает, что без выработки АТФ жить не получится, но главное для неё - затащить меня в постель. Она может попроситься на коленках посидеть, но главное для неё - затащить меня в постель.

У нас в спальне пол наполовину каменный, наполовину покрыт карпетом. Когда я шагаю в постель, то шагаю по карпету, не издавая никаких звуков. Где бы Лиля не находилась в этот момент в нашем большом доме, она прибегает и вскакивает на кровать. Спим мы с ней в обнимку. Если её не пустить в спальню, она будет до последнего вздоха скулить перед закрытой дверью спальни. Несколько раз в день она прибегает в кабинет и начинает имитировать человеческую речь, пытаясь мне таким образом объяснить необходимость выключить компьютер и идти с ней в постель. В постели она прижимается ко мне и засыпает. Если бы всё исчерпывалось совершенно непонятным желанием уложить меня в кровать, то это ещё как-то можно было пережить. Когда она доводит меня до белого каления, требуя выключить компьютер, я начинаю орать на неё не своим голосом, она обижается и на время оставляет меня в покое. Но самое страшное не это. Самое страшное в том, что она пытаться меня самым тщательным образом вылизать.

Когда мы с ней ложимся в кровать, мне одной рукой приходилось держать одеало выше головы, чтобы Лиля не смогла приступить к лизанию моего тела, что я органически не переношу, для меня это - форменная пытка. Одеяло служило мне подобием щита. Но самое страшное было в том, что периодически Лиля просыпалась и обнаруживала участки моего тела, которые были доступны для полизания. Можно себе представить, какие я испытывал муки, будучи вынужденным каждый час просыпаться и защищаться!

Но дело в том, что я - в глубине души философ и ничего философское мне не чуждо. Я прекрасно понимаю, что для любящей женщины любовь - это нечто большее, чем любовь. Любовь для любящей женщины - это возможность оторваться от Земли, избавиться от земного притяжения. И мне стало стыдно стыдно перед Лилей, стало стыдно за то, что глушу главные струны души это маленькой хвостатой женщины и дал себе зарок не сопротивляться. Теперь наступило двойное счастье: руки, локти и спину я могу не мыть годами, а Лиля невероятно довольна тем, что я наконец понял, без чего трудно жить любящей собаке.