1. Человек с тростью. Заключительная глава

1835 год.
Нюрнбергский вокзал.

Тогда немцы благо не делили людей на первых, вторых и третьих. И то, что между городом Нюрнберг до Фюрта на полях Баварии появится первая железнодорожная переправа в Германии, люди здесь отметили бурными празднованиями. По крайней мере в первые две недели.

И хотя оборудование поезда предполагало наличие спальных мест, по правде говоря, спать под ритмичный стук и хлюст всего, способного стучать, возможным не представлялось.

Пройдя половину пути, бывший соратник ныне не существующего рода Эпис-Маус Виктор, по деду называемый Фёдоровичем, в сопровождении проводника остановился. Рана тысяча восемьсот тридцать четвёртого зажила давным-давно. Но именно она заставила Виктора Фёдоровича искать способы покинуть Россию.

Он уже не носил усов, но порядком оброс. В приоритете Виктор Фёдорович поставил отказ от всего европейского. Белые усы остались только на портрете «В.Ф. из рода Зиминых, коего никогда и не было» за авторством великой Аюны.

- Доброго здравия, Викто'р.

Дверь купе приоткрылась. Виктор Фёдорович не готовился к встрече, но знал об её возможности. По левую сторону окна сидел рослый мужчина лет сорока. И по проплешинам в бороде Виктор Фёдорович понял, с кем встретился. Это оказался житель Франции, датского происхождения, Альцид Лура, бывший начальник Виктора Фёдоровича.

- Bonsoir!

- Вечер добрый, Альцид. - Ответил Виктор Фёдорович на чистейшем русском. Собеседник уклончиво кивнул головой.

- Должно сказать мне, вы порядком обрусели. От вас теперь даже пахнет так же смрадно.

Виктор Фёдорович не спешил с ответом. Он, проставив дорожную сумку на землю, сел подальше от Лура.

- Мой возраст сейчас подобен последнему году Христа. От меня пахнет жизнью. Одна страна бросила меня, другая спасла. Вот и думайте.

Альцид, конечно, чувствовал свою ответственность. Он мог помочь Виктору Фёдоровичу и не помог, оправдавшись репликой: «На благо родины», при том, совесть не покинула его.

- Я не понимаю, почему ты остался там надолго. Мы рушим империю за империей. Османы скоро падут к нашим ногам. Мы способны были дать тебе всё, Викто'р! И внуки твои жили бы хоть на самом Востоке Сибири.

- А потому что я понял, Альцид, за Сибирью Россия не кончается. - Виктор Фёдорович ели сдерживался, но уроки одного доброго друга не прошли даром. - Я догадался, что вы слабее, чем они. В России царь не умирает. Он просто меняет лица. И сила России в постоянстве. У вас новое поколение заменяет старое, а там дополняет. И люди живут в людях. И они такие же существа, нам подобные. Что золотистая иглица, что когтистая песчанка: все они — мыши. Так и мы.  А французы жили и живут по системе В-В-В-Г.

- Какой это В-В-В-Г?

- Вы считаете: «Во всём виновато государство». Во Французской истории ничего иного.

Прошёлся шорох. И половицы застучали. Клубы жаркого Монооксида дигидрогена вздымались над вечерней суетой сует. И фонарные столбы угасали. Посадка подходила к концу.
 
- Скоро уезжаем. - Напомнил датчанин.

Виктор Фёдорович вглядывался больше в свет, нежели во тьму. Но того самого света он боялся больше всего в жизни. «Во свете тьма придёт, ребята, но в свете видно всё».

Мгновение, ещё одно, и Виктор Фёдорович понял. На него кто-то смотрит. Вдалеке, у самого вокзального входа, сияли восемь золотистых глаз. А после шестеро из них исчезли, скрылись. Лишь пара глаз продолжала смотреть на Виктора Фёдоровича.

- О, фонарные блики!

Возможно. То возможно, не сегодня, не сейчас. Виктор Фёдорович прекрасно осознавал, кто глядит на него. Он видел мягкую, озорную улыбку. Края пальто, развивающиеся на ветру, под ними мерцала трость.

Генгель Ланер.

- Гера! Гера! Гера!

- Вы чего? С ума сошли?

Вдруг что-то тряхнуло поезд. Клубы пара сошли на нет. Половицы встали на место. Поезд остановился.
 
- Погодите! Мы что?.. Остановились?

- Вы не собирались уезжать. Вы хотели сбежать. И я это знал.

Пламя свечей повело ветром. Некоторые из восковых светил потухли окончательно. Проводник, недавно провожавший Виктора Фёдоровича до купе, проходил по коридору, обстукивая двери с просьбой открыть их. Многие не соглашались, и тогда в дело вступали другие люди, а двери волшебным образом открывались. Виктор Фёдорович догадывался, кого они ищут.

И когда следственная комиссия добралась до купе, Виктор Фёдорович вспомнил знакомое лицо.

- Игорь!?

Всего за год Игорь заметно вырос и возмужал. Он не казался зашуганным мальчиком. Это был высокий, стройный молодой человек, способный обратить на себя внимание. Серые глаза осмотрели всё.

- Это Лура?

- Он ваш.

- Взять его!

Альцида немедля схватили двое обученных военных и в одночасье обезоружили.

- Альцид Лура, вам предъявлено обвинение в шпионаже в пользу Франции по запросу Российской империи. Меня зовут Игорь Колесниченко, я советник военного министра России по вопросам контрразведки. Пройдёмте с нами. Да и Виктор Фёдорович, спасибо за помощь!

Виктор Фёдорович отдал Игорю воинскую честь, а тот и вовсе ему поклонился.

- Служу России. Игорь, а где Лиза? Вы же работаете вместе?

Игорь радостно улыбнулся.

- Понимаете, Лиза… Лиза на восьмом месяце.

- А… Вот оно что. Всё как он и предсказывал.

- Не волнуйтесь, Виктор Фёдорович, мы нашли вам соседа получше. Заходите. А мы управимся с Лурой.

Игорь простоял в проходе меньше минуты. И с его уходом ночная тишина вновь вступила в свои права. Не было больше Альцида Лура, гимназию Гесса подорвали. До того же года на всех картах севера России обозначалось Никольское. Но наступил день, когда все мировые типографии, библиотеки и монастырские летописцы вдруг увидели, что на всех картах и во всех книгах Никольское исчезло.
Виктор Фёдорович днями искал потерянный город. Но вместе с Никольским в один день пропала дорога, напрямую связывающая Санкт-Петербург с Ярославлем. О ней никто не знал и не хотел узнавать. Всё забыли и о человеке с тростью; потому-то Виктор Фёдорович спокойно беседовал с Лурой. Гера, он же Генгель Ланер, пропал навсегда вместе с Аюной и Патрисией. И, возможно, Виктор Фёдорович увидел не более чем фонарные блики.

Но нет.

Прошло десять минут и дверь купе снова отодвинули. В проходе стояла дама.

- Аюна?

Фигура была завёрнута несколькими платками, книзу переплетающимися с двумя шалями. Аюна никогда так не одевалась. Присев на место Альцида, дама сняла платок, и перед Виктором Фёдоровичем предстала почти точная копия Аюны. Но её присутствие обеспокоило Виктора Фёдоровича. Дама протянула руку.

- Сайтко Юст-Ланер. Меня зовут Сайтко. Приятно познакомиться, Виктор Фёдорович.
У Виктора Фёдоровича глаза от волнения вылезли аж на макушку, и он не сдержал своего восхищения.

- Да ладно… Вы говорите на русском?

- Да. Простите, я изучаю русский язык всего два месяца.

Если бы Сайтко не назвала этот срок, Виктор Фёдорович поклялся бы в своих мыслях о том, что сидящая перед ним девушка говорила на русском языке с самого рождения.
 
- Но Гера говорит на русском гораздо лучше меня. - За всё время знакомства Виктор Фёдорович заставал Геру в таком положении, когда он не мог произнести по-русски ни слова. То были времена страшные для Геры. - Он называет вас самым честным человеком в этом мире. Наша семья принесла вам одни беды, Виктор Фёдорович. Вы даже умерли.

- Да это сущие пустяки, госпожа Сайтко! Я умер-то совсем чуточку, слегка. – По словам Геры, при разговоре с Сайтко любого человека пробивало на словоохотливость, настолько сильно она умела расположить его к себе.

И тут в коридоре раздался знакомый голос. Заслышав его, Виктор Фёдорович готов был вскочить с места и побежать навстречу заходящему гостю, но  глаза Сайтко в одно мгновение прорезали что-то невидимое, возможно, духовное в нём и  заставили Виктора Фёдоровича посидеть до поры до времени.

- Что не так-то с этой проклятой Европой? Как я приеду, так тут же революция, потопы, кораблекрушения. Как здесь вообще можно жить? Бежать надо хотя бы в Бессарабию, а дальше - как пойдёт. И какая же здесь отвратительная погода. Пока в России снежок спокойно дойдёт до третьего этажа столичного дома, я весь промокну! Да, Виктор Фёдорович?!

- Совершенно верно, господин Гера!

Гера шагал размашисто, стоял крепко. Немецкие половицы явно к такому не готовили. В нескольких местах, на стыках древесных полотен, от трости Геры оставались подпалины. При правильном использовании своего оружия Гера мог выбить искры даже из древесины, в чём Виктору Фёдоровичу сомневаться не доводилось.

Рядом с Герой смиренно, как обычно, шла Аюна. Она никогда не была тенью своего отца. Они дополняли друг друга. Аюна взяла от Геры самые лучшие черты. Даже спустя восемь лет, из которых пять Гера учил дочь защищаться, остальные три — убивать, свет в её глазах не померк. Хотя его старательно тушили.

- Здравствуйте, Виктор Фёдорович!

- Здравствуй, Аюна! - Аюна сдержано кивнула Виктору Фёдоровичу и подсела к матери, а Гера составил компанию ему самому. - Да, точно совсем забыл, Гера. Сейчас!

Виктор Фёдорович, обшарив все внутренние карманы, достал ручку с записной книжкой, когда-то подаренную Герой. Жест Виктора Фёдоровича несколько ошарашил бывшего хозяина книжки.

- Нет, Виктор Фёдорович, это теперь ваше.

- Я хочу сказать про другое. Понимаете, господин Гера, я пишу книгу о ваших приключениях.

Гера, услышав Виктора Фёдоровича, ненадолго онемел, после поднёс к губам подаренную Ринго трубку без табака с росписью, подобной гжели.

- Я весь во внимании. А как называется ваша книга?

- Да название самое простое. Обычное, незаметное. «Человек с тростью». Я думал, вы не разрешите мне продолжить работу, выслушав меня. Вы раскрыли мне много своих тайн.

Гера на сей раз с несвойственным ему человеческим недоумением развернулся в сторону ближайшего румба, что равен единице к тридцати двум. Он долго смотрел на Виктора Фёдоровича, затем на книгу, и глаза Геры вертелись из стороны в сторону точнее самых точных швейцарских часов.

- В делах моих нет ничего вопрошающего. Я кланялся людям часто, но никогда ничего у них не просил. - Гера начал отвечать в своей излюбленной манере. - Хотя я был склонен к тому, чтобы попросить вас написать обо мне. Только помните, что вместе со мной стоят не вы, не десять человек, а больше. Быть может их число перевалило за сотню, и половины уже нет. Но они перед вами, тем не менее. Пишите каждую стоку с умом. Словно устами нового человека, следующего за остальными, кто внёс своё слово. Вот и всё.

- Конечно, я понимаю. Если вы не против, то...

- Всегда хотел взглянуть на себя со стороны.

И тогда Виктор Фёдорович приступил к чтению.

«Должен сказать, дальнейшая история не имеет смысла без упоминания имени одного человека...».

19 ноября 2016 года — 15 января 2020 года.
               
Конец.


Рецензии