Сказ про то, как князь Олъг в греки ходил

Приложение к восьмой «Думе»  По мотивам  древних песен  сложенных   пра … прадедом  Бояна, в  художественной обработке Шлецера – Подлипчука.
 
                Как ныне сбирается вещий Олег…
                А.С. Пушкин


По теплому синему Босфору плавно скользит флотилия  больших  лодок  под толстыми  истрепанными льняными парусами. Ласково плещут волны, и свежий ветер ходко несет дюжину русских челнов  навстречу славной «виктории». При входе в бухту у  самых стен Царского Града Олег тихо отдает приказание: «Установить колеса!».

 - Где же их взять, князь? -  вопрошают хором его  грубые невежественные воины.
 - О боги! С кем приходится иметь дело! - восклицает он. - Глупцы! Мы же в Греции! А в Греции есть - Все! -  Широко поводит рукой, и воины с удивлением замечают груды колес всех видов прямо на прибрежных камнях (вроде как на авторынке).
- За «фирмОй» не гонитесь. От нашей черниговокаретной  «Нивы»  берите.  «Нежатиной!». Да, и дюймовую с метрической резьбой не путайте." - сквозь зубы цедит Олег.

 Подобрав нужные колеса и гайки, дружинники подныривают под лодки и, добром поминая киевского кузнеца, примостачивают их  к установленным  еще на Руси  шрусам.

 - По местам! - дает команду Олег. - Если что, -  что есть мочи дуть!
 - Куда, князь?
 - В паруса, щучьи дети! – он морщится и безнадежно машет рукой.

Но ветер по-прежнему свеж и челны, плавно выкатившись из Босфора, словно ночные бабочки вибрируя крыльями начинают дружно ползти по крутым каменистым берегам вверх. Умело объезжая  камни, скалы и колючие кусты, лодки, переваливаясь с боку на бок, ползут и ползут вверх. Олег с напряжением всматривается в сторону моря, и лишь губами поминая Стрибога, умоляет повелителя ветров  не доводить дело до полного  штиля. Когда же, наконец, челны выкатываются на просторное поле перед городской крепостной стеной, ветер стихает полностью.

 - Придется все-таки  дуть! - говорит князь и отдает строгий приказ делать это не мухлюя. Поскрипывая и покачиваясь на ухабах, лодки «очень медленно и печально»  двинулись  на штурм столичного города греков.



- Это что такое? – спросил самый главный грек на крепостной стене, другого, чуть менее главного  грека.
-  ??? – сказал другой грек.
-  Принеси-ка из подвалов медные тазы и трактат-инструкцию –  как издали жечь корабли на море солнечными лучами!  Вроде ж мы это делали в античности, веков  десять или пятнадцать  назад?
Через некоторое время второй грек появляется и докладывает, вертя в руках позеленевшую медную кастрюлю, что трудов Архимеда, Пифагора и прочих  мыслителей в пыли и паутине обнаружить не удалось.
- Даже Гомер, Софокл, Еврипид куда-то запропастились! Один Аристофан, будь он неладен, заполонил все! – полушепотом добавляет он.
- Мне эти сатиры уже тоже наяву снятся! – соглашается  первый грек и вдруг восклицает. – Эврика! Не Святой ли Дмитрий идет нас карать за все эти песни и пляски языческие, бесовские? Давай-ка,  мы его задобрим  и нанесем к городским стенам всего, чем богаты! Глядишь – пронесет, и  его слуги  не осквернят  наш славный город.

Когда двенадцать солидных куч всякого разного добра красовались у городских стен, русские челны еще не проползли и половины поля. А когда, наконец, они в них уткнулись, то кроме Олега никто не смог сойти на твердую землю – так воины  устали дуть.

Деловито крякнув, Олег ощупал и погладил все, что лежало у стен, а когда дружинники, отдышавшись, стали выползать из челнов, он велел снять паруса, расстелить их на лугу и  приказал прямо по «толстине»  выстилать парчой, епанчой и всякой разной паволокой. Оглянувшись, он махнул рукой какому-то томному греку, живописно застывшему у стены в античной позе. Долго водил перед ним руками, делал всякие движения и жесты, и грек, поклонившись, шмыгнул в приоткрытые ворота. Вскоре он возвратился с целой ватагой греков. Они принесли 12  больших клубков парчовых ниток, целый пучок иголок из шипов дикобраза  и 12 больших чаш, наполненных вином.

- Ой, и тут разбавляют! Ну, точно как  наши хазары. Те, жидовские душенки, тоже норовят  в медовуху  квасу набузовать! – испив зелья, по древней греческой традиции разбавленного водой, стали наперебой сетовать дружинники.

Олег в это время восхищенно изучал принесенные иглы, поражаясь высоким анти-древне-нано-технологиям просвещенного народа. Одну иглу даже отнес в свою ладью и воткнул куда-то в щель, вероятно намереваясь показать хитроумное изделие кузнецу.

- Учитесь! – сказал Олег, показывая, как нужно вдевать парчовую нить в иглу и сшивать в одно целое расстеленную ткань. – К холстине не пристрочите, оболтусы, ничего не резать, лишь подворачивать! Вам бы только хлебать, что покрепче, – уже ласково добавил он.

Сам зачерпнул вина и уселся в тени цветущего куста азалии с античной чашей в руках на мраморный резной стул, услужливо подставленный одним из греков. Грубые и невежественные воины Олега быстро постигли искусство шития и стали все бойчее и бойчее водить иглами, исполняя  приказание по созданию точных  копий старых парусов.

Когда солнце стало клониться  к Босфору, новые паруса были готовы и прилажены на голые мачты, а видавшие бури и невзгоды старые полотнища аккуратно сложены на траве. Дружинники с  трудом уместили весь оставшийся скарб в  лодки и, заняв привычные места, вопросительно смотрели на вожака. Олег, не мигая,  созерцал маленькое облачко в синем небе и бесшумно шевелил губами. Его молитва закончилась тем, что чудесным образом поя-вившийся ветер, начал раздувать новые узорчатые паруса.
 
Внезапно князь шлепнул себя ладонью по лбу (ветер тут же стих) и вновь подозвал разумного грека,  поводил руками и на сей раз, иногда постукивая себя пальцем по горлу. Грек с компанией соплеменников собрали старые свертки холстины и унесли прочь, а через некоторое время  щедрые хозяева взамен льняной  рванины прикатили 12 огромных запечатанных амфор, с превеликим трудом водрузив их во все  лодки поверх богатой добычи.
После этого Олег подошел к своему челну, достал  боевой щит, на котором русский мастер отчеканил его грозно сидящим на любимом кОмоне, и протянул грекам  подарок.

- Я кОмоник, - сказал он и указал пальцем сначала на всадника, а потом на себя.
- КОмОнИн? – переспросили греки.
- Ко-мо-ник, - поправил Олек.
- КОм-нИн, кОм-нИн, - радостно защебетали греки.
- Хрен с вами, пущай буду хоть КОмнин хоть КомнИн, - махнув рукой, сказал князь.

Напоследок он подошел к каждому челну и растолковал назначение еще двух хитроумных придумок киевского умельца и, погрозив пальцем, призвал применить их строго по приказу. Уселся в княжеский флагман,  помахал, вновь застывшим в живописных античных позах грекам, которые водрузили мифологический подарок князя на ворота, и словно по команде поднявшийся ветер покатил челны в обратный путь. Вскоре показался  знакомый обрыв и Олег, подняв руку вверх, дал команду потянуть всем дружно за рычаги в носах лодок.

-  Словно строй  дивных птиц, нет не чаек – зигзиц, а хохластых цветных попугаев…, -декламировал пращур Бояна, когда русская дружина взмыла в небо и стала  большими кругами медленно приближаться к поверхности пролива.

 Когда же до воды оставалось саженей пять, другая команда -  потянуть за кольца на мачтах, позволила отвалить разом все колеса вместе с хитроумными осями прямо в Бос-фор, чтобы плавно опуститься на поверхность. Вскоре  пестрая флотилия ходко понеслась в сторону Чёрмно-Русского  моря.

- Когда анфоры почнем, Святославич? – начали раздаваться вопросы.
- С Боспору нужно уйти подальше в открытое море засветло, а то в берег, не ровен час,  воткнемся во хмелю.  Тогда, - был ответ.

Словно по команде все лодки ощетинились веслами, и как бы не был свеж ветер, паруса не успевали им наполняться. Первая амфора была распечатана, когда солнце скрылось за скалистым  горизонтом, и в чужом сиреневом небе повис  тонкий серп месяца.

А на исходе ночи, когда раздобревшая  круглая  луна первый раз отразилась в серебристой глади Каялы, в ее самом устье в густом утреннем тумане юные половчанки, купающие коней, подслушали такой разговор, прилетевший из далекого моря.

- Слышь, Фока, зря мы колесья в море утопили!
- С чего ты это решил, Антип?
- Можно было в Киев напрямик махануть! Четверть луны бы сберегли.
- Н-е-е! Не получилось бы. Это тебе не Греция. Дороги у нас не те. На холмах бы все зубы анфорами  повыбивали! По Днепру глаже, разве что на порогах качнет  раз - другой.
- А и  то, правда, Фока!

А когда цыганское солнце вновь обратилось в чуть видимый серп, челны, легким перышком перелетев через бурлящие днепровские пороги, уже подходили к киевской пристани.

- Что-то  кОмоней на берегах давно не видно. Не случилось ли чего? Как добро таскать будем? Эй, смерд, что тут  без нас произошло в стране? - были первые слова Олега на киевской земле.

-  Мор тут у нас, князь, приключился. Все животины утратились. И твой тож.
-  На ком же вы теперь пашете, возите…?
- А на ослах. Их откуда-то страсть как много развелось. Бають с Кавказу сбёгли. Правда, вначале были  ужасть, как  упрямые, но наши мужики приладились. Задницы у них шибко нежными оказались, крапивы боятся, так что летают теперь, миленькие, шибчей пардусов. Даже в телеги ставить   опасно - расшибуть. Приловчились их в сани запрягать, так спокойнее. Но особливо оратаи довольны. Раньше ходи в одиночку весь день за сохой…, а теперь сел в сани всей гурьбой – один пашет, другой сеет, третий скородит… Лепота! ... Токо с крапивой не переборщить. -  Разнесуть по кочкам со всем анвентарем,  шельмы …
- Скажи, пусть подадут сюда дюжину ваших «пардусов», - с грустью приказал Олег.

Вскоре все греческое добро на зимних санях сопящие ослы, озираясь и оберегая  на всякий случай свои нежные крупы, через дебри Кияни тянули на самую высокую киевскую гору.

- Почто паруса сняли Святославич? - Неужель в греки больше не пойдем? - Мы ж тут с этими ослами волками завоем через две луны. - Аль что еще хитрое задумал? - Не пора ль опять на хазар двинуть? –  стали наперебой вопрошать князя  дружинники из челнов, но ответа не дождались.

Вскоре на вершине холма перед радостными жителями  Киева были разложены и расставлены все греческие трофеи, а  женам и красным девам  было поручено бережно расшить паруса, смотать дорогие нитки в клубки и свернуть в рулоны совсем не пострадавшую в плавании ткань. Дружинники с восхищением и восторгом смотрели на Олега, придумавшего такую хитрость.

-  Это ж сколько рабов можно было купить в Греции на всю эту паволоку? - спросил Олега престарелый боярин, глядя на высокую стопу  из свертков ткани.

-  Дорого у них там все. Вроде и василевсы, и каганы есть, а все одно -  дорого. Последствия ды-мо-кря-ти-и, едри ее туды…, - с трудом припомнив иноземное слово,  уже чисто по-русски закончил князь, подошел к краю обрыва и долго из-под приложенной ко лбу ладони смотрел в сторону далекой, скрытой синей дымкой, Греции.

-  Вещий! – кто-то сказал восхищенно.
-  Мудрый, мудрый! – тут же поправили его.
-  Не беспокойте его, вишь, как по кОмоню убивается. Дайте погрустить. Так сразу трудно к нашим ослам привыкнуть!

И чтобы скрыть князя от суетливой и алчной толпы, кто-то по натянутой веревке, словно занавесом  скрыл его скорбную фигуру от людских глаз большим куском  рогожи. На ней  медленно  корявыми  буквами начала  проявляться надпись:


«Воистину  вельми мудрый  князь наш – Олъг»;
Русьнаучфильм    907  –  2010.


Тhе  еnd.