Партия 2017 г. Тьерри Мейсан о полит. системах

Партия 2107 г.  Стоит ли изменять политические системы?
 
Это вопрос   ТЬЕРРИ МЕЙСАНА, более чем актуальный вопрос и к нему статья, на которую и требуется не ответить.  Надо. Более того, проект партии 2017 г вместе с организатором  цивилизационной революции  ответить  обязаны. Понятно, что ответить придётся лично. Ответить за себя,  ответить за проект  цивилизационной революции, ответить за мир как за всех людей, живущих на планете, ответить  за мир как за состояние  без войны, за то состояние, без которого людям не выжить. Это и дат право на голос и ответ, надеюсь, смогу ответить по существу.

Мне придётся разобрать   статью Терри по полочкам,  придётся понять его мысли, крик души и утверждение сознания. Давайте читать и рассуждать.

«В 48 странах и на разных континентах народы выступают против своих правительств. На всей планете движения такого размаха до сих пор не было. Мы видим, что с окончанием периода финансовой глобализации происходит осознание несовершенства политических систем, и зарождаются представления о новых формах управления».

Действительно, так и есть, несовершенство политических систем налицо. Кому как не проекту Цивилизационной революции согласится с таким утверждением, более того, согласиться с массой людей, участвующих в движениях за преобразование  политических систем. Здесь, в России, нет никакого размаха, но недовольство, собственным политическим режимом существует и здесь. Оно не могло не появиться, ибо природой его возникновения стало не только использования извне принесённых моделей его устройства, но и сравнение с ранее существующим режимом Советского Союза. Дело людей сравнивать можно то, что было и есть, требовать от властей или от себя формирования такого политического, социального, правового и экономического устройства, которое могло бы в большей или полной мере рассматривать и удовлетворять интересы людей, всего населения, их коренные интересы.  То, что видно из России, так это массовые выступления французов. Возможно остального не показывают, возможно есть некоторые причины умалчивания. Придётся поверить Тьерри Мейсану,  значит эти массовые выступления в 48 странах происходят.

Мейсан говорит о «преимуществах» демократии.
 
«В XIX и XX века стали триумфом избирательной системы. Избирательное право распространялось на другие слои населения (свободные люди, бедняки, женщины, этнические меньшинства и т.д.)».

Избирательное право как оно первоначально появилось, конечно же, представляло  определённый прогресс в части развития властно-социальных отношений, даже при том лица предлагаемые себя на выборах  как реальные кандидаты  для прохождения во власть, так или иначе предопределялись исходной или уже сложивщшейся публичной властью. Да же при таких условиях  ощущения людей от участия в выборах несли  им некоторое впечатление о  влиянии их выбора на результаты  голосования и прохождения кандидатов, что, впрочем, так иногда и случалось.

«Возникновение средних классов позволило большему числу людей интересоваться политикой. Оно способствовало возникновению дебатов и смягчению нравов».
Средний класс в экономическом смысле – та часть людей, которая пользовалась общей благосклонностью к ней власти, вследствие чего получала  доходные места, условия для производства, заказы  и как результат доходы, которые позволяли безбедно существовать.
Наличие доходности и чувство удовлетворения жизнью позволяли   представителям этого состава, больше чем другим,  интересоваться политикой.
«Зарождавшиеся средства коммуникаций дали возможность участия в политической жизни тем, кто этого хотел. Президентов избирают не в результате социальной борьбы, а благодаря тому, что сегодня это возможно. Раньше предпочитали передавать власть главным образом по наследству и пожизненно. И не все были посвящены в государственные дела и не все могли напрямую выразить своё мнение».
 Пусть появились выборы, но по-прежнему  весь процесс  организации и проведения выборов, в конечном счёте,  расставлял все по своим местам, расставлял так, как и было нужно власти, расставлял  так за редкими исключениями.  Но и такой процесс  был значительным продвижением, а также в некоторой  степени и участвовать в е организации  и реализации.

«Мы ошибочно приравняли общественные преобразования и технический прогресс режиму, называемому демократией. Но последняя не является законом – это состояние духа, своего рода идеал: «Правительство Народа, избранное Народом и для Народа», согласно Аврааму Линкольну».

В том то и загвоздка, что  некоторые изменения в политическом устройстве и властных отношениях  происходил без изменения их существа, хоть и представлялись в форме демократии,  и они, конечно же, не были развитием общества в существе его интересов. Более того и не могли быть, ибо все принятое на вооружение организационное устройство демократии представляло собой     формы и методы реализации  властных интересов.

 «Но мы быстро поняли, что демократические институты власти не лучше других. Они расширяют число привилегированных, но, в итоге, позволяют большинству подчинить меньшинство. Затем мы придумали массу законов, позволяющих улучшить эту систему. Мы ввели разделение властей и защиту меньшинств».
Надо отметить, что этот процесс занял большой период исторического времени, времени существования и демократии, и сохранения всей системы сложения и реализации властных отношений.

«Но теперь демократическая модель не работает. Многие утверждают, что их мнение в расчёт не принимается. И это обусловлено не самими институтами власти, которые не изменились по сути, а тем, как они используются. Кроме того, убедившись вместе с Уинстоном Черчиллем, что «демократия является плохой системой, но она лучше всех остальных», мы поняли, что каждая политическая система должна отвечать устремлениям людей, которые различаются в зависимости от их обычаев и культуры, ибо то, что хорошо для одних, плохо для других».

Нельзя все отрицать и обличать, что можно отнести к своим собственным комментариям. Демократия, как ни как, но позволяла наиболее удачливым претендентам  из народа, из его массы иногда проникать в политику и закрепляться в её механизме и системе власти. Однако такой процесс представлял собой лишь  некоторую ротацию в системе власти и замене её отдельных лиц. В некоторой степени  действовало и правило разделения властей, тем более что в этом направлении  предпринимались некоторые усилия, несмотря на то что это усердие не могло изменить в принципе систему властных отношений. Большая особенность  и негативная сторона, что демократия перестала развивать общую систему жизни людей и из образа  прогрессивности перекочевала  в область политического застоя и бесперспективности.

«В политике к словам следует относиться осторожно. Значение слов со временем изменяется. Новые слова вводятся с благими намерениями и искажаются со злыми. Часто идеи мы путаем со словами, которые их выражают. Но некоторые используют эти слова, чтобы исказить идеи. Ниже я уточню, что я понимаю под наиболее важными».

Так оно и есть: можно и заговорить проблему, можно и просто утопить.

«Мы должны заново поставить вопрос об управлении обществом. Не так, как Эммануэль Макрон противопоставляет демократию диктатуре, ставя точку на обсуждении этой проблемы. Оба эти слова выражают реальности разные по своей сути. Демократия это форма правления, в которой принимает участие большое число людей. Наоборот, если речь идёт не о том, сколько людей вовлечено в принятие решений, а только о том, каким образом эти решения принимаются, то это диктатура, то есть режим, при котором глава государства или, скажем, командующий вооружёнными силами могут принимать решения, не ставя их на обсуждение. Диктатура противопоставлена парламентаризму».

 В том, что  автор  ставит вопрос  о новом управлении обществом,  выражается действительная потребность  в преобразованиях. Однако, полагаю, что автор не достаточно полно представляет себе всю проблематику вопросов об обществе и то как перейти от  процессов управления социумом к работе самого общества, которым  управлять из вне практически невозможно.  В перспективе перед людьми встанет актуальная проблема организации самодеятельного институционального управления. В принципе она уже и прорабатывается, в частности, то делается в рамках проекта цивилизационной революции. Без проработки данного вопроса никакой цивилизационной революции не совершить. Можно и десять и более лет готовиться к ней, здесь  подготовка и выступает самим революционным процессом.  Это не процесс одного акта смены власти, а значительно более длительный и глубокий процесс. Надо помнить, что и демократия и либерализм были  и остаются формами развития социума и отказ от них поворачивает весь цивилизационный процесс вспять. Именно поэтому кореньвистизм выходит из либерализма – его основ, а соркина из демократии. Диктатура и тоталитаризм, какими бы они  привлекательными быть не старались, в итоге всегда представляют социальный регресс.

 
Автор  предлагает поговорить о легитимности Республики. Давайте посмотрим и на этот вопрос.
«Прежде всего, следует поставить вопрос о законности, то есть об основаниях, по которым мы признаём правительство и государство в качестве полезных нам в той степени, в которой мы принимаем их власть»

Законность и полезность власти – совершенно разные стороны деятельности и харсктеристики власти. Законность – это самоутверждение власти во всей системе социальных, экономических и юридических отношений.  Когда мы говорим о полезности, то  предполагаем, что власть каким-то образом должна влиять на повышение результативности, доходности  и улучшения общего благополучия людей.

«Мы подчиняемся правительству, считая, что оно служит нашим интересам. Это идея римской «республики». Так, французские короли терпеливо вынашивали идею «общего интереса», а англо-саксы начиная с XVII века и правления Оливера Кромвеля ей противостояли. В наши дни Соединённое Королевство и Соединённые Штаты являются единственными странами, где утверждается, что общего интереса не существует, а есть лишь сумма интересов, которые всегда разные и противоречивые».

Особенность разнообразия и противоречия заключается, как правило, в том, что  противопоставляются, как правило, те или иные составляющие властных и социальных отношений. Здесь власть берётся в самом широком  понимании.

«Британцы всех, кто упоминает об общем интересе, обвиняют в попытке установить кровавый режим Оливера Кромвеля. В Соединённых Штатах считается, что каждый штат должен представлять собой республику, то есть обслуживать интересы местных жителей, при этом к федеральному правительству относятся с недоверием, так как считается, что оно не в состоянии обслуживать интересы всех слоёв нации, состоящей из иммигрантов. По этой причине кандидат в США представляет не программу с изложением своей точки зрения, как это делается во всём мире, а только перечень интересов тех слоёв населения, которые его поддерживают».

Действительно, надо отражать интересы тех слоев, а отражая их, будешь в некоторой степени отражать и социальные отношения. И если так и происходит на практике, а не заговаривается  в избирательных компаниях. Скажу, что нельзя отрицать то, что несёт в себе хоть какой-то позитив. Надо выделять его, беречь и развивать, тем более что до принципиального изменения устройства всего социального взаимодействия, такого, что станет общественным по существу  ещё длинный и долгий путь, и как мы его пройдем - это зависит от усердия исследователей. От них - в первую очередь.

«Англо-саксонская мысль мне представляется странной, но это их мысль. Поэтому я остановлюсь на тех, кто поддерживает идею общего интереса. Для них приемлемы все политические системы, важно лишь, чтобы они служили общему интересу, что, к сожалению, не всегда свойственно нашим демократиям. И проблема состоит в том, что никакая конституция не в состоянии гарантировать эту услугу. Речь идёт о практике и ни о чём более».

Общему  интересу – да.  Я отношусь к нему как совокупности социальных интересов, которые выступают коренными интересами жизни. Эти интересы, несомненно, должны превалировать в самой системности организации социального взаимодействия, как, в общем, так и в её частях.  О конституции можно сказать то, что она также должна развернуться в сторону  организации всей системности социальных отношений как  общественных отношений, чего ещё не было.

 
О «Добродетельность республики»

«Теперь зададимся вопросом о том, какие качества необходимы для нормального функционирования политической системы, демократической или любой другой. В XVI веке Макиавелли ответил на этот вопрос, исходя из принципа «добродетельности». Под добродетельностью следует понимать не какую-либо мораль, а лишь вид бескорыстия, который позволяет заниматься общим интересом, не пытаясь извлечь личную выгоду – качество, которого большинство западных политиков, кажется, лишено».

Интересное дело, вроде бы должен поддержать, но возражу. В недалеко перспективе, когда на арену социального взаимодействия мы выедем  новый вид субъектности в форме частно-общественных  и общественно-политических организаций то  тоже нельзя будет сказать об утверждения  полного бескорыстия. Здесь, в  этом взаимодействии, большую часть энергии придётся тратить на реализацию  коллективно- общественных отношений, при том что для этих целей  у соответствующих организаций будет формироваться и бюджет, они к тому же станут субъектами отношений взяв на  себя как определённый круг прав, так и ответственности

«Макиавелли зачастую выдают за изобретателя политических изощрений и называют его мошенником. Конечно, он не был глупцом и обучал принца, как использовать власть, чтобы одержать верх над врагами и при этом не злоупотреблять ею».

Власть, особенно, в сформировавшемся виде использовать в каких либо интересах в принципе невозможно, если это не часть клановой власти, что имеет место быть и ярко проявляется в условиях  суверезма как политического режима. Здесь возможно самое  что ни на есть противоправное действие правоохранительных и государственных органов на местах против попытки любого защитить свои права против интересов лиц, оперирующих властными ресурсами. Угроза таких отношений распространяется на весь социум, ибо каждый человек при определённых обстоятельствах может попасть как под ущербное экономическое воздействие, так и под угрозу сохранения самой жизни, в чем мне сегодня и приходится вновь и вновь убеждаться.

«Нам не известно, как развить добродетельность, но мы знаем, что её убивает. У нас нет почтения к богачам, но мы больше не уважаем и тех, кто отстаивает общий интерес. Хуже того, тех, кто посвящает себя общим интересам, мы относим к богачам. Однако, если вспомнить наиболее виртуозных политиков, то оказывается, что они либо наследовали своё богатство, либо заработали его до того, как стали политиками. То есть в общем случае политики не становятся богачами»

Увы, где то и не становятся, но в условиях суврезма именно они и становятся в первую очередь, ставя под сомнение правомерность  свои . Здесь нет чистой политики, власть в условиях суверезма  всегда и во всём ориентирована  на получение  полезности лица во власти, в исходной власти и являются первыми бенефициарами её обладания.  Более того, наряду с упорядочиванием  публичной власти, она сама, её отдельные и ключевые представители группируются и вырабатывают  уже коалиционные формы взаимодействия, которые существуют под прикрытием организационного строения государственных, местных и разных административных органов. Может, все и не становятся «богачами», но здесь выработался, как коллективно-властный процесс обогащения, так  и совместный уход от ответственности, а посему никакая  публичная борьба с коррупцией и не приносит результата.

«Работы Джина Шарпа и опыт цветных революций показывают, что вне зависимости от политической системы мы всегда имеем руководителей, которых заслуживаем. Никакая политическая система не может существовать без согласия народа».
Не соглашусь, власть всегда формируется  сама по себе, она достаточно хорошо защищена от демократических предпочтений населения.  Всё демократическое согласие народа является первостепенным объектом управления власти. Народ практически не  знает кого выбирает и какую политику в итоге будет проводить им «избранный» представитель во власть.

«Следовательно, в порочности наших руководителей мы все виновны. И вместо того, чтобы изменять институты власти, мы должны изменить самих себя и не оценивать других по их кошельку, а только по тому, насколько они добродетельны»
К сожалению, все такие намерения  развеет даже лёгкий ветерок.
 
Интересный вопрос – «Революционное братство»
«Великая французская революция, кроме того, что была добродетельной, породила революционное братство. И речь не шла ни о морали и религии, ни о какой-либо социальной поддержке, а о единении братьев по оружию. Они добровольно встали на защиту своей страны против нашествия прусской профессиональной армии. У них не было различий между аристократами и третьим сословием. Они реализовали мечту о равенстве. И поэтому победили».

Увы, это не революция и к революционному братству  такое соединение людей для вооружённой борьбы против оккупации не имеет никакого отношения. Это очевидно.

«Их Марсельеза стала гимном Французской республики, равно как и Советской республики (до ГУЛАГа). Но её припев сегодня мало кто понимает:

К оружию, граждане!
Вступайте в батальоны!
Вперёд, в атаку!
Пусть кровь нечистая
Оросит наши поля!»

Эта агрессия из слов  гимна не имеет революционного значения, просто ник месту, ни к революционному процессу, более того может скомпрометировать  сложный революционный процесс, а может этим заниматься постоянно.

Ошибочно считается, что поля должны быть орошены кровью врагов. Но вражеская кровь – это яд для родной земли. И в то время под «нечистой кровью» понималась кровь Народа, в противоположность «голубой крови» прусских офицеров. Это призыв к самопожертвованию, благодаря которому революционеры стали братьями по оружию.

Нет, нет и нет, из такого процесса революционерами не становятся, надо иметь благоразумие. Любой процесс может сблизить людей, в частности и тот, что связан с угрозой жизни и совместной их защитой.

«А революционное братство стало основой для добродетели руководителей. Одно породило другое».
Увы,  добродеятель привлекательна, но  не становится она не становится основой революционной деятельности, какой то частью может.
 
И вот  вопрос автора: «А что теперь?»

«А сегодня мы переживаем период, когда не лишне вспомнить о Французской революции. Общество вновь разделено. С одной стороны, это руководители, которые таковыми рождаются, затем идут клерки, распространяющие их идеи через СМИ, и, наконец, третье сословие, которое разгоняют слезоточивым газом и резиновыми пулями. И теперь нет никакого смысла отдавать свою жизнь за родину, выражающую интересы одной тысячи глав учреждений, обсуждающих свои проблемы в Давосе».

Что касается жизней народа, то так. Жизнь никто не любит отдавать даже за свои интересы, а там более за чьи-то  - это же конец света в частном измерении.  Не заказывали – скажет каждый человек.  Нет смысла связывать революцию с гибелью людей. На это идут и ведут людей только не подготовленные к революции люди или политические авантюристы

«Как бы то ни было, многие народы сегодня ищут новые формы правления, соответствующие их нравам и устремлениям».

В вопросе и в поиске есть некоторая общая черта – перспектива будет иметь общие очертания, а тому, кто ищет  понимание революции нового порядка, рекомендую обратить внимание на идеологию Кореньвистизма и Цивилизационную революцию в представлении на моей авторской  странице.


Рецензии