Казахстан. Мамины воспоминания. ч. 3. Семипалатинс

        В Семипалатинск поезд прибыл рано утром. Получив свой багаж и сдав его в камеру хранения на вокзале, я налегке, с маленьким чемоданчиком и сеткой яблок направилась пешком искать Облздравотдел, не зная его точного адреса, но справедливо полагая, что в городе он один и жители подскажут мне его адрес и как  его найти.
      Направление, по которому надо идти, мне указали сразу, сказав, что он расположен в центре города. По обеим сторонам улицы стояли одноэтажные деревянные дома, окружённые довольно плотными высокими заборами, за которыми разглядеть что-либо было невозможно. Я шла, никого не спрашивая, думая, что иду ещё по пригороду города. Увидев ехавшего на велосипеде мне навстречу милиционера, остановила его, и, попросив извинения за беспокойство, спросила, далеко ли ещё идти до Семипалатинска, на что он, удивившись, ответил, что я и иду по городу Семипалатинску. Он, конечно, сразу понял, что я приезжая, поэтому сразу же поинтересовался, что мне нужно в городе. Получив ответ, что мне нужен Семипалатинский Областной Отдел здравоохранения, он назвал точный адрес и показал направление, по которому надо идти. Пройдя ещё немного, я вышла на улицу уже больше похожую на городскую. На ней стояли кирпичные трёхэтажные здания, а может быть и более высокие, сейчас не помню. Улица называлась «Улица Ленина» и была центральной, кроме жилых зданий на ней находились магазины и учреждения. По этой улице дошла до нужной мне улицы Белинского, а нужный мне дом оказался угловым. Это было двухэтажное здание, светлого цвета, оштукатуренное, с небольшим крыльцом. К моему удивлению, дверь была закрыта. Прохожих было не видно, спросить было не у кого. Заметив, что из дверей ближайшего такого же двухэтажного дома вышла женщина в белом халате и стала мыть крыльцо, я обратилась к ней с вопросом, работает ли Облздравотдел. Женщина ответила, что ещё раннее утро, поэтому никого и нет. Как оказалось, это соседнее здание принадлежало лечебному учреждению – областному противотуберкулёзному диспансеру, с которым в дальнейшем и была связана вся моя семилетняя жизнь в Семипалатинске.
  У меня не было часов, и я не знала, долго ли мне придётся ждать открытия учреждения, поэтому решила прогуливаться поблизости, не теряя из виду вход в него. Когда стали туда заходить люди, вошла и я. Нашла кабинет заведующего Облздравотделом. Он находился на втором этаже. На дверях висела табличка с фамилией заведующего Пильнер ( неразборчиво в рукописи). Перед дверью за пишущей машинкой сидела секретарь, к которой я и обратилась со своим направлением и документами. Взяв их, секретарь зашла в кабинет и, быстро выйдя, очень вежливо с улыбкой попросила меня посидеть и подождать. Помню, на радостях от такого приветливого обращения, я даже угостила её яблоками, которые везла из Алма-Аты в сетке.
Заведующий отделом Пильнер находился в отпуске, и его заменяла женщина – Кислицина.
Встреча с ней произвела на меня удручающее впечатление, и ясно запечатлелось в моей памяти на всю жизнь. Не помню сейчас, предложила ли она мне сесть в начале нашего разговора, но хорошо помню, что большую часть нашего  разговора я стояла перед ней. Бегло просмотрев мои документы, она сразу бросила фразу: поедете в Аксуатский район в колхоз Кизил-Кисек участковым врачом. На мой робкий вопрос, нельзя ли мне предоставить работу в городе, так кая я родилась и жила до сих пор только в Ленинграде, она довольно резко ответила: «В городе свободных врачебных вакансий нет».
Спросив, не имею ли в Семипалатинске родных или знакомых и, получив отрицательный ответ, предложила поторопиться с оформлением документов, чтобы успеть уехать к месту назначения сегодня же, поскольку гостиниц в Семипалатинске нет и остановиться мне будет негде. Мы с секретарём вышли из кабинета. Секретарь взяла типовой бланк – направление и заполнила его. В это время в помещение перед кабинетом заведующего по лестнице поднялся какой-то молодой симпатичный казах. Приветливо взглянув на меня, он сказал: «Новое пополнение! Откуда вы?»
Я ответила, что из Ленинграда. Попросив разрешения посмотреть моё направление и прочитав его, он с этой бумажкой в руках, распахнув дверь, буквально ворвался в кабинет и с явным возмущением обратился к заведующей: «Валентина Ивановна! Вы что, с ума сошли?! Направляете молодую девушку из Ленинграда на работу сразу же в отдалённый казахский аул, где нет ни одного человека говорящего по-русски, куда добираться можно только по узким горным тропам  верхом на коне. Да она в лучшем случае оттуда сразу же сбежит, а в худшем просто повесится.
Исполняющая обязанности заведующего Облздравотделом Кислицина, явно оскорблённая, вся вспыхнув, гневно крикнула моему заступнику: «У нас есть приказ Министерства республики всех вновь прибывающих направлять прежде всего туда, где нет врачей. Я знаю, что делаю!»
Потом сердито бросила мне: «Идите в бухгалтерию, оформляйте подъёмные и отправляйтесь на место назначения. В бухгалтерии вам разъяснят, каким образом можно добраться до райцентра».
Но в бухгалтерии мне сказали, что почему-то не пришёл на работу бухгалтер, а без него никто не может оформить мои дела и предложили придти после обеда. За бухгалтером уже послали. В очень удручённом состоянии, под впечатлением утреннего разговора с Кислициной и слов моего заступника молодого казаха, я отправилась искать место, где можно было приткнуться и хотя бы перекусить. В руках у меня по-прежнему был чемоданчик и сетка с оставшимися яблоками. Набрела на базар, купила себе какую-то лепёшку и поела, заедая яблоками, присев на скамейку за пустующим лотком. Сильно взгрустнулось, и так как вокруг не было никого, с кем  бы можно было поделиться своими мыслями, я решила написать письмо маме в Ленинград. В чемоданчике, который был у меня с собой, лежала старая сумочка. Очень удобная, со множеством отделений, вроде бумажника, но большего размера, хорошо закрывающаяся. В ней среди документов был и запас конвертов и почтовых открыток. На почтовой открытке я и написала очень сумбурное письмо, полное отчаяния, отправила без обратного адреса. Помню, что от моих капающих слёз строчки расползались потёками. Не мудрено, что, как писала потом мама, получив эту открытку, она была очень напугана и, в тоже время недоумевала, что же со мной происходит в действительности.  Дело в том, что эта открытка шла до Ленинграда очень долго. К этому времени мама уже успела получить от меня телеграмму из Семипалатинска, отправленную мною на следующий же день. Правда, телеграмма была тоже сумбурная. В ней значилось: «Тот, кто с песней по жизни шагает, тот никогда и нигде не пропадёт. Целую, Тамара».
А ситуация была следующая. Вернувшись после обеда в бухгалтерию здравотдела, я нашла там настоящий переполох. Оказывается, человек, которого посылали к бухгалтеру домой, сообщил, что, как ему там сказали, бухгалтер уехал из города и никому не сказал, куда именно. В дальнейшем выяснилось, что у него были какие-то неполадки финансового характера. Какие именно, я очевидно и не выясняла. Для меня важно было только то, что никто не мог выдать причитающиеся подъёмные деньги, следовательно, уехать я к месту своего направления не могла. Пришлось снова идти к Кислициной. Ей явно очень не хотелось отказываться от своей идеи побыстрее спровадить меня на врачебный участок Кизил-Кисек. Она даже высказала сомнение, неужели у меня совсем нет денег на дорогу. Но денег у меня действительно не было, к тому же я хорошо знала, что вторую часть подъёмных денег мы должны получить по прибытии на место назначения.
 Пришлось Кислициной заняться определением меня на временное жительство. Она куда-то кому-то позвонила и предупредила о необходимости определить меня на постой. Этим местом оказался Областной противотуберкулёзный диспансер.