Глава 12. Хозяйка и госпожа

                1.

     Вдоль берега споро шёл странный корабль. Судя по хищным, вытянутым очертаниям, королевский сторожевой или пиратский. Судя по скупому вооружению и оснастке – торговый, небогатый. Но его паруса позволяли развить хорошую скорость.
     Коренастые армаки мирно жевали сено в трюме и скребли когтями пол, воины отряда спали в кубрике. Матросы улыбались. Кроме плавания, что бывали в последнее время нечасто, у них оказалась ещё одна радость – развесёлая капитанова сестра.
     Лэзъюра в восторге плясала по всей палубе. Она стремительно неслась широкими, скользящими шагами и кружилась, кружилась, кружилась. Пышная масса ярко-рыжих волос разлеталась вокруг головы, звенящая переливчатая песня взмывала к верхушкам мачт.
     Заспанный Тоур выбрался из каюты, догнал сестру и поймал за талию.
     -Тихо, тихо, за борт не выпади! Чем больше пляшешь, тем больше плакать придётся.
     Она хихикнула.
     -Что это тебя на приметы потянуло, как бабку старую?
     Он не улыбнулся.
     -Твои игрушки становятся всё опаснее. Мы приобрели могущественного врага, и это меня тревожит.
     Она презрительно дёрнула плечом.
     -Враги всегда были и всегда будут! Брось, братец, не слишком беспокойся! Но  плясать и в самом деле хватит. Пойду, посмотрю, как там моя добыча.
     В каюте на кровати всё так же неподвижно лежал Лалга. Девушка присела рядом, разглядывая его, и закашлялась. Ужасный запах, как при смертельной болезни. Запах, который чуешь не носом, и купание в ароматической воде тут не спасёт. Этот запах, к счастью, стал слабее.
     Она принялась тормошить лежащего.
     -Лалга, проснись! Ну, давай уже, приходи в себя, хватит валяться! Я столько зелий на тебя извела, что и мёртвый давно бы поднялся! Мне надоело ждать, мне скучно, вставай сейчас же!
     Кто-то настойчиво звал его, силой вытягивая из темноты обратно в мир.
     Потолок качался, по нему туда-сюда ползали дрожащие блики. Лалга приоткрыл глаза. Голова, казалось, вот-вот взорвётся от боли, сердце затихало, рёбра  отказывались вздыматься, качая воздух, позвоночник ломило так, что хотелось завязаться узлом. Не было сил не только пошевелиться, но даже – поднять веки полностью. Кхано объясняла, как делают вино. Он вспомнил об этом, потому что ощущал себя выжатым фруктом.
     В тумане плавало женское лицо. Лэза, пещерная танцовщица. Она вытащила его из храма, жаль, что он не понял, как она это сделала.
     Он не мог думать, он задыхался, словно бы снова тонул в ледяной воде.
     -Холодно…
     Она укутала его в одеяла, неохотно, предпочла бы и дальше разглядывать.
     -Солнце… Мне надо на солнце…
     Она распорядилась, и его вынесли на палубу. Тепло окутало тело, проникая под кожу, он перестал задыхаться и мёрзнуть. Головная боль утихла. Запах морской соли защекотал ноздри, Лалга чихнул, открыл глаза.
     И увидел в руках у девушки свой флакончик с «лунным молоком».
     -Нравится? Бери, дарю, - он не узнал свой голос.
     -Я уже взяла, - рассеянно ответила она. – Ты – мой, значит, и всё, что у тебя – моё.
     Лалга снова закрыл глаза. Она спасла ему жизнь, но что потребует взамен?
     -Сторожевой асилорн! – выкрикнул кто-то.
     Захлопали спускаемые паруса, заскрипел барабан, разматывая трап, за бортом послышался плеск. На палубу поднялись люди, затопали повсюду.
     -Имя владельца судна, пункт назначения, цель поездки?
     Голос Лэзы, от которого снова заболела голова, отвечал жёстко и властно.
     -А это кто такой? Имя, статус, цель? Это человек вообще?
     -Это – моя собственность. Вот документы.
     -Хорошо, всё в порядке. Простите за беспокойство, къена Тан-Кечар, долг службы, сами понимаете. Благодарим за вспомоществование. Попутного ветра и семь кинфаров под килем!
     Снова захлопали паруса, судно устремилось дальше.
     Закутанный в одеяло Лалга грелся на солнышке и думал. Собственность, значит, да? Ладно, накопим силы, а там посмотрим.

                2.

     -Лалга, проснись!
     Она сбросила с него одеяло, он с усилием открыл глаза и осмотрелся.
     -Это город Лионка. Мы прибыли.
     Город – одно название. Скорее, крупный посёлок, большую часть которого занимает порт. Домики толпятся вдоль берега и карабкаются на склоны гор…
     Корабль шёл на юг, и это очень устраивало Лалгу. Он валялся на солнышке, притворяясь более слабым, чем на самом деле. За ним наблюдали двое: командир отряда Нагуан – потому, что ему так велела хозяйка и госпожа, и капитан корабля Тоур – потому, что однажды поймал устремлённый на сестру зоркий взгляд жёлтых, звериных глаз…
     За кораблём, на котором везли Лалгу, следовали ещё пять. Из них выгрузилась сотня воинов с армаками. Лэзъюра и Тоур сошли на берег, за ними гвардейцы вели пленника. Флагманский корабль остался на якоре в виду берега, ожидая капитана, остальные пять, наёмные, ушли обратно.
     Все, включая Лэзъюру, оседлали армак. Лалгу собрались запихнуть в крытые носилки. Он заверил, что сможет ехать верхом, и попросил на всякий случай привязать его к седлу. Нагуан, который уже стоял с верёвкой наготове, криво усмехнулся. Неприязнь часто бывает взаимной. Сотник с первого взгляда невзлюбил нелюдя со слишком броской внешностью.
     Лалга надеялся сбежать по дороге, но обнаружил, что еле держится в седле. В глазах стоял туман. Пленника поместили в середину группы. Он норовил прилечь на шею армаки, которая сразу сбавляла шаг. Нагуан злобно вздёргивал раба за верёвку.
     Конный отряд шёл широкой рысью через городок прямиком к скальной седловине. Тоур оглядывался на гавань.
     Перевал – одно название. Дорога от крайних домов продолжилась по широкому ущелью вначале полого вверх, а затем точно так же – вниз. Несколько десятков фаргов, четверть дня езды, и отряд оказался на равнине.
     Широкая бетонная полоса протянулась среди холмов, бока которых словно обкусал великан. Над ними во всё небо распростёрлась тёмная, грозовая туча, предвестница урагана.
     Отряд помчался во весь опор. Впереди нахлёстывала армаку Лэзъюра, бок о бок с ней скакал Тоур и трубил в боевую раковину, упреждая встречных. Но все и так спешили убраться с дороги.
     Туча летела следом и нависала всё ниже, грозя утопить мир в чёрном тумане. Видела её только Лэзъюра. Она стремилась быстрее добраться до дома и торопила людей больше, чем обычно.
     Лалга начал валиться из седла, своим тяжёлым телом опрокидывая армаку. Удары плетью не подействовали. Лэзъюра оглянулась и велела достать походный паланкин. Его прицепили между двух верховых животных и сунули туда пленника. Паланкин немилосердно трясло, Лалга отрубился. Он не видел, как проплывали мимо холмы, рощи и деревни, он не видел древний заброшенный город на склоне горы и огромный мост через Виртан, не видел, как въехали во двор дома на окраине нового Ицагаля.
     Он открыл глаза, когда его вытряхнули из паланкина.  Хорошо хоть, на траву, а не на мощёную плитами дорожку. Лалга лежал среди цветов, не пытаясь подняться на ноги, его мутило от слабости. Нагуан пнул раба в бок тяжёлым сапогом.
     -Вставай, скотина! Ишь, разлёгся!
     Лалга выбросил вперёд руку, поймал сотника за щиколотку и, что есть сил, дёрнул. Тот полетел на землю. Доспехи загремели, гвардейцы разразились хохотом. Сотник вскочил на ноги и выхватил из-за пояса плеть.
     -Нагуан! – зычный окрик Тоура остановил ретивого стража. – Отставить руки распускать! Отрядом займись!
     Хмурый капитан снова глянул в ту сторону, где осталось море.
     -Ты скоро вернёшься туда, я картинку видел, - улыбнулся ему Лалга.   
     Тоур сплюнул и не ответил, но взгляд его слегка потеплел.
     Подбежала Лэзъюра, и Лалга поднялся на ноги, шатаясь. Лёгкий плеск привлёк его внимание. Из каменного кубка вырастали тугие стебли, расцветали прозрачными лепестками и с шумом осыпались вниз. Лалга побрёл к нему, как заворожённый.
     -Стой! Сейчас принесут воду, не пей из фонтана!
     Он не собирался пить, он свалился в бассейн, погрузился с головой,  вынырнул, отфыркиваясь, как животное, и поплыл. Лэзъюра захохотала, подбежала, прыгнула следом. Тоур неодобрительно покачал головой, потом улыбнулся.
     Она добралась до кубка первой, влезла на чашу и села, болтая ногами.
     Лалга подплыл к постаменту, встал ногами на дно, постоял под тугими струями. Вода хлестала, очищая и успокаивая. Он вздохнул, положил локти на каменную грань и опустил голову на руки.
     -Молодец! Знаешь, что любят женщины! – весело заметила Лэзъюра сверху.
     Он запрокинул голову и посмотрел на неё. Это совершенно не выглядело, как снизу вверх. Вот как он ухитрился? Утомление ему идёт, глаза на осунувшемся лице кажутся ещё больше и светятся ярко. Чёрно-золотые мокрые волосы облепили голову, стали видны нечеловечески заострённые уши. Женщина сладко вздрогнула. На неё смотрел красивый разумный зверь, сильный, опасный, загадочный. Её собственность, с которой можно делать всё, что вздумается. Приручить интересно, а хвастаться питомцем, какого ни у кого больше нет, приятно...
     Он покивал с задумчивой слабой улыбкой. Женщины любят вежливость, но некоторые женщины вежливостью считают исключительно поклонение.
     -Хватит, плыви обратно, а то и вылезти не сможешь.
     Он покорно оттолкнулся от постамента, в два гребка достиг бортика, переполз через него, растянулся в траве и прикрыл глаза.
     -Эй, эй, не вздумай умирать! Ты мне нужен!
     Лалга неохотно приподнял мокрые слипающиеся ресницы.
     -Я не умираю, я сплю. И что же тебе нужно от меня?
     Она сорвала пучок цветов с ближайшей клумбы и склонилась над мужчиной.
     -Ничего, кроме тебя самого. Денег у меня много, работать не заставлю. Не пытайся вырваться и сбежать. Зачем тебе свобода? Тебя всё равно кто-нибудь поймает, так уж лучше живи у меня. Охраняй меня, оберегай меня… Люби меня, больше мне ничего от тебя не нужно!
     Со спутанных рыжих волос вода капала ему на лицо, мокрая ткань платья облепила полные груди, сквозь неё просвечивали тугие горошины сосков.
     -Ну-у, заверши ритуал поклонения своей богине, увенчай меня цветами!
     Он послушно вдел прохладные стебли в её волосы. Она провела руками по его телу.
     -Сколько шрамов, а всё равно кожа, как лепесток. Надо будет умастить тебя как следует. Но это пото-о-ом… Ах, ты, моя прелесть, моё приобретеньице! Еле живой и притом возбуждённый. Да-а, вот так мне надо поклоняться в первую очередь! Лежи, я сама сделаю, как мне нравится…
     Лалга скосил глаза. Гвардейцы ушли в казарму, Нагуан тоже куда-то делся, во дворе перед домом маячил только Тоур, и тот отвернулся. Это было хорошо, потому что возражать против зрителей не осталось сил…
     Её лицо горело страстью, её тело плавилось в его руках, она кричала в экстазе.
     -Люби меня, потому что и я люблю тебя!..
     Уплывая в сон, Лалга размышлял.
     Если бы её слова были правдой! Хочется верить. Тогда можно, пожалуй, остаться с ней навсегда, несмотря на то, что его по-прежнему тянет на юг. На юге – неизвестно что, а тут прекрасная, страстная женщина, которая ничего не требует, кроме любви…
     Очень хочется верить.
     Но отчего-то не получается.
               
                3.

     -Лалга, ты засоня! Вставай!
     Она потрясла его за плечо, не удержалась и погладила.
     -Нет, ты весь вставай! Во-первых, нельзя столько дрыхнуть, во-вторых, пошли смотреть на дом! А потом поедим и поедем кататься на колесницах!
     Он что-то промурлыкал неразборчиво, сладко потянулся, вспоминая.
     Она испугалась, когда он беспробудно заснул возле фонтана, приказала перенести его в дом, позвала служанок. Он расчихался, когда его умащивали пахучими маслами, всё-таки проснулся, слабо пытался отбиваться, но при этом довольно улыбался. Она поила его травами, пела странные стихи, жгла свечи, и он заснул снова, несмотря на то, что она его гладила…
     -Лучше сначала поедим, а потом всё остальное. Пока не поем, я ни на что не способен, даже на то, чтобы проснуться!
     -Ну, на одно-то, судя по всему, ты всегда способен.
     Она позвонила в колокольчик, и принесли еду. Он заглянул в тарелки, сморщил нос и попросил мяса. Она возразила, для восстановления сил нужна лёгкая еда, например, ореховая кашица. Они поспорили. Она сдалась – ради развлечения. Кормить с рук клыкастого – опасно. Лэзъюра позволяла облизывать ей пальцы и усмехалась. Играть с опасностью она любила.
     Добавку пришлось доставлять несколько раз, пока хозяйка и госпожа не возмутилась, заметив, что раб от сытости снова клюёт носом.
     После еды Лэзъюра бегом потащила своего демона хвастаться домом.
     Здание, обнесённое высокой стеной, походило на замок. Залы, комнаты, переходы, башенки... Служанки испуганно шарахались, но одна, маленькая, пухленькая, засмотрелась из-за угла, любопытно сверкая глазами. Лэзъюра прикрикнула на неё, служанка спряталась.
     За домом были склады, кухня, казармы, площадка. Лалга заинтересовался воинской тренировкой, Лэзъюра потащила его прочь, гвардейцы засмеялись, Нагуан прищурился,  поигрывая шипастым шаром на цепи.
     В конце концов, демон устал, вырвал свою руку у хозяйки и, пытаясь отдышаться, присел на корточки – коленки выше головы. Госпожа удивилась. Обычно такое могут проделывать только молоденькие девочки, тоненькие, гибкие. Но никак не крупные мужчины с массивной мускулатурой.
     Лэзъюра раздражённо вздохнула, велела ждать и унеслась.
     Подошёл Тоур. Его неприметное лицо снова было хмурым. Он пристально всматривался в «приобретеньице» сестры. Лалга ответил ему серьёзным, открытым взглядом.
     -Куда собрались?
     -На колесницах кататься.
     -Это опасно. Лэза гоняет на безумной скорости и каждый раз рискует свернуть себе шею.
     -Так останови её, ты же брат. Меня-то она не послушает.
     -Меня она тоже слушать не будет. Она не знает удержу и всегда добивается того, чего хочет, с детства. А всё просто – она орёт и требует, невзирая на обстоятельства, там, где другие стесняются или боятся. Это создавало сложности родителям, а однажды спасло ей жизнь. Как тому истеричному цыплёнку, который единственный выжил изо всей кладки. Хорёк передушил весь выводок вместе с наседкой, но к неистово вопящему птенцу медлил приблизиться, а потом на шум прибежали люди… Так что я просто попрошу тебя – присматривай за ней.
     Бегом вернулась Лэзъюра, за ней вели двух армак, поджарых, тонконогих, уже запряжённых в колесницы. Молодая женщина оделась в короткую юбку поверх облегающих штанов, тесную кофточку и накидку-оплечье. Волосы у неё были собраны в два симметричных узла на затылке, от одного к другому тянулась, свисая на шею петлёй, золотая цепочка.
     -А охрана где? Отряд возьми, - сказал Тоур сестре.
     -Отряд только помешает, - фыркнула Лэзъюра и резко развернулась к Лалге. – Ты ведь не сбежишь?
     -Нет, - искренне ответил он. - Мне нравишься ты, нравится у тебя, а ещё я должен научиться противостоять таким, как Тэнанчар. Раз ты хочешь, чтобы я тебя защищал, то мне же надо уметь это делать.
     -Хорошо, - она ненадолго впилась глазами в его лицо, потом скомандовала:
     -Возьми меня на руки и понеси! Посади в колесницу! Учись обращаться со своей хозяйкой и госпожой, как должно!
     Он безмолвно послушался. Она была маленькой и лёгкой, и всё же его заметно пошатывало. В животе возникло тревожное, сосущее ощущение, земля слегка поплыла под ногами…
     Выехали за ворота. От окраины начиналась трасса специально для гонок. Бетонная полоса протянулась вдоль Виртана, прямая, как стрела, и такая широкая, что несколько колесниц могли спокойно идти вровень. Слаженный топот звучал, как мелодия, весёлый и мирный дуэт.  Армаки фыркали, колокольчики звенели, седоки поглядывали друг на друга, любуясь.
     Лэзъюра лучилась энергией, смеялась и всё сильнее нахлёстывала армаку.
     Она любила гонки. Скорость, ветер в лицо, мир вокруг несётся всё быстрее. Ты сливаешься в одно целое с быстроногим животным и колесницей. Это могучее существо неистово рвётся вперёд, его единое тело звенит от напряжения, кровь кипит в жилах. Ты то ли летишь, то ли падаешь в бездну, оставляя позади всех, и от восторга перехватывает дыхание. А потом даже слёзы наворачиваются на глаза, и ты готов обнять весь мир, который лёг тебе под ноги, как покорный раб. Это сладкое слово – победа…
     -Догоняй! Кто придёт первым – тому приз! Какой, придумаю потом!
     Но Лалга не торопился. Он легонько пошевеливал вожжами и правил стоя, чтобы видеть дорогу. Случайные зрители глазели на расстоянии, среди пёстрых нарядов маячило жёлтое одеяние.
     Внезапно армака Лэзы словно взбесилась, завизжала и понесла прямо к реке, свернув с беговой дорожки, не слушаясь ни поводьев, ни команд.
     И тогда Лалга рванул вожжи. Поравнялся со второй колесницей, прыгнул, поймал женщину в охапку, грохнулся спиной оземь. Неистовая боль прошила тело с головы до пят. Через одно долгое мгновение Лэзъюра высвободилась из рук мужчины – они упали, как плети – и встала над ним. Лалга приоткрыл глаза и поймал на себе странный взгляд, словно она собралась, если что, пристрелить его, как переломавшую ноги армаку.
     Женщина разлепила стиснутые в нитку губы.
     -Попробуй пошевелить головой и руками. Так, отлично! А теперь ногами. Позвоночник цел, это просто сильный ушиб, пройдёт. Полежи пока.
     Она бурно вздохнула. Хорош источник, нечего сказать. Обидно, досадно, но ладно. Завтра будет день, будет и пища.
     Спина болела так, что Лалга едва мог дышать. Он лежал на жёсткой земле и, как ни странно, хотел есть, сосущее ощущение скручивало живот изнутри. К ним никто не подошёл. Некоторое время спустя он сумел подняться и медленно-медленно забраться в колесницу. На обратном пути армаки передвигались похоронным шагом…
     Слуги внесли Лалгу в комнату, уложили на кровать, сделали массаж, попытались напоить и накормить. Его мутило, кусок не лез в горло. Лэзъюра захотела проверить, как у него двигается, помимо рук и ног, кое-что ещё. Осталась довольна, сыто зевнула и заснула.
     Его потянуло прочь, он, хватаясь за стены, вышел из дома. Как в тумане, забрался на стену. Никто ему не препятствовал. На стене свежий ветер гладил ноющую спину, невидимая сила щекотала кожу, вливаясь внутрь. Боль постепенно уходила, и тело потребовало движения, растяжки, упражнений. Лалга стал танцевать, негромко напевая без слов.
     Лэзъюра отыскала его здесь и утащила обратно в дом.

                4.

     -Лалга, ты – тупой демон!
     Она прервала танец, чтобы гневно топнуть ногой.
     -Шаг, приставить, шаг, приставить, прыг-прыг-прыг! Это же так просто! Почему ты не можешь двигаться одновременно со мной? Ты ловко и затейливо пляшешь в одиночку, а как только понадобилось танцевать в паре…
     -В паре? – Лалга потёр ладонью лоб, на мгновение задумчиво прикусил клыками полную нижнюю губу. – Хорошо, иди сюда.
     Неуловимо быстрое, прямо-таки кошачье движение – и она оказалась в его объятиях. Он подхватил её за талию, тесно прижал к себе и закружил. Лэзъюра спотыкалась, он почти нёс её в руках.
     -Вот, это ещё проще – шаг, приставить, шаг, приставить, трам-пам-пам…
     Солнечный свет заливал бальный зал, искрился в рыжих волосах, сверкал на изумрудных блёстках платья.
     -Остановись немедленно!!! Что это за непристойность?! Кайосская?
     Лалга послушно остановился и пожал плечами. Он не помнил, как называется танец и откуда он взялся в памяти.
     -Лучше спой, как вчера, на стене. Ту, без слов, необычную.
     Он кивнул и набрал в грудь воздуха. Сильный, низкий, бархатный голос заполнил зал. Все замерли.
     -Не голос – сокровище, - пробормотал раб-клавишник.
     -Весь – сокровище, - презрительно поправила его хозяйка и госпожа. - М о ё  сокровище.
     Оглядела зал и внезапно велела:
     -Довольно, Лалга! Все вон! Лалга, а ты останься.
     Он понял. Медленная, чувственная улыбка тронула полные губы, приоткрывая белые зубы и становясь ослепительной. Постепенно улыбкой засияло всё лицо, и Лэзъюра безмолвно засмотрелась. Но смотрела недолго, толкнула своего демона в грудь и опрокинула на пол.
     Он охотно подчинился и выполнял всё, что она хочет, потому что изучал её тело. Она довольно улыбалась и в свою очередь изучала его.
     Лалга мысленно усмехнулся. Её любопытство не знало границ.
     Под видом очередного поцелуя она вначале языком, а затем и пальцем ощупала его зубы. Резцы такие же, как у людей. Клыки – то, что бросается в глаза при улыбке, они конусовидные и немного длиннее, чем остальные зубы. Боковые не просто жевательные, а жевательно-рвательные, кроме плоской поверхности, они имеют небольшие острые выступы на наружной кромке.
     -А почему у тебя на руках пять пальцев, а на ногах – четыре?
     Лалга только пожал плечами.
     Она порой хватала его руку и разглядывала, заставляя лёгкими надавливаниями то выпускать когти, то втягивать. Её восхищало, что эти природные кинжалы не выглядят страшными – в треть длины пальца, тонкие, светлые, полупрозрачные. Каждый коготь при помощи маленьких мощных сухожилий отгибается вверх и назад, пряча остриё в канавке кожи…
     Лэзъюра вернулась в спальню, довольная, полная сил, и присела перед зеркалом. На столиках возле него выстроились разноцветные баночки и бутылочки. С росписью, гравировкой,  барельефами, инкрустациями, подставками и подвесками. Из керамики, дерева, металла, стекла, прозрачного и непрозрачного камня. Ажурно оплетённые проволокой, кожей, нитью…
     -Сейчас любая девушка может быть красивой, если она ухоженная. Средств для этого изобрели достаточно, - проворчала форсианка, прицельным взглядом окидывая косметические сокровища.
     Длинное, худое, с резкими, крупными чертами лицо молодой женщины порой казалось отталкивающим, а иногда чрезвычайно привлекательным…
     Лэзъюра подкралась к дверям, оглянулась на Лалгу и приложила палец к губам. Что-то мало приятельниц явилось. Похоже, толку не будет.
     Три женщины в красной гостиной громко шептались.
     -…Придёт сейчас, улыбнётся своей армачьей улыбкой! Святой человек, с которым я недавно познакомилась, не советовал сюда ходить! Эта армачья дочь, как он сказал, тёмная ведьма и пьёт жизненную силу!
     Дуры необразованные. Много ли можно выкачать из них силы? Для серьёзной работы не хватит. Другое дело, когда люди – специально выбранные проводники. Или не люди. Лэзъюра покосилась на Лалгу. Он взял её руку и легонько сжал. Форсианка снисходительно усмехнулась.
     -Они всегда злословят за спиной, а потом слушают, открыв рот, повторяют всюду мои слова.
     И копируют одеяния – не потому, что у неё безупречный вкус, а потому, что ей достаёт смелости носить новые наряды. И хватает изобретательности их придумывать. Но до сих пор слухи о колдовстве гостьям не мешали…
     Женщины смолкли. Лэзъюра с надменным видом вплыла в гостиную.
     Пока происходил затяжной обмен любезностями, Лалга зевал за дверями. Когда позвали, вошёл и сел, где указано – возле ног той, что именовала себя хозяйкой и госпожой. Причём выглядел он так, будто делает это  исключительно по собственной прихоти и вполне доволен происходящим.
     Служанки принесли еду и напитки. Лэзъюра взмахнула кубком.
     -Сегодня я позвала вас, чтобы обсудить последнюю оперу Тауана, свежие слухи о капитане Виркапо, очередную теорию существования зелёных ящеров и моё новое платье, в котором, кстати, я использовала чешуйчатые мотивы.
     Гостьи не слушали, глазели на Лалгу и громко перешёптывались.
     -…нравятся мужчины-тряпки! Неудивительно, что не замужем. Ей подходят только рабы с примитивной душонкой, собачки на поводке! Этот вроде  песенки блеет? А постель греет? Любопытно, как это у них происходит…
     Лэзъюра оборвала речь на полуслове, презрительно хмыкнула.
     -Завидуйте молча!!! А если хотите знать, как это у нас происходит…
     Она махнула рукой музыкантам и развернулась к своему демону.
     -Лалга, давай-ка то твоё танцевальное бесстыдство! Пусть они поглядят да слюнями обольются!
     Он вскочил на ноги, прислушался к мелодии, подхватил за талию маленькую женщину, опустил спиной на выставленное колено, так что она запрокинулась, подметая локонами пол, и нагнулся над ней. А потом повёл её вперёд широкими, скользящими шагами, тесно прижал к себе, закружил, да так, что подол платья хлестнул по ехидным лицам приглашённых женщин.
     Гостьи ахнули, соскочили с диванчика и поспешно исчезли в коридоре…
     Они выбежали за ворота, задыхаясь от гнева и пошатываясь, как пьяные.
     Невдалеке мелькнуло жёлтое одеяние.
     Женщины плюнули, глядя на дом, и порадовались, что можно покаяться, не отходя от кассы.

                5.

     -Лалга, брысь из моей тарелки!
     Она ударила его по руке. Он всё-таки нанизал на коготь ещё один кусочек печёного мяса и грациозно отправил в рот.
     -Дай поесть перед обрядом! Не наглей! В твоей миске то же самое!
     Он со смаком облизал пальцы и белозубо улыбнулся.
     -Неправда, у тебя вкуснее! – Но руки показательно спрятал за спину.
     -И ты объяснишь, как защищать тебя от незримого?
     Она отвела глаза и посмотрела в узкое стрельчатое окно.
     -Постараюсь…    
     -Зачем нужен обряд?
     -Чтобы получить силу… м-м-м… для защиты.
     -И как он в этом поможет?
     -М-м-м… Ты обращаешься с просьбой к богам и духам. Они дают силу.
     Почему Лэза ничего не говорит об ощущениях? Какая сила? Та, незримая, что порой вливается внутрь, когда он остаётся один, или другая?
     -Как узнать, что они её дали?
     Женщина недовольно повела плечами.
     -Никак. Ты просто понимаешь, что можешь свернуть горы. Идём!
     Учить его чувствовать энергию – вот ещё. Тогда он будет неуправляем.
     …В зал согнали людей, зажгли свечи и курильницы. Лэзъюра в свободном платье поднялась на возвышение. Сначала необязательная для обряда часть, но зато важная и приятная.
     -Все – на колени! Лалга, и ты тоже! Пой гимн!
     Он оглянулся на слуг и рабов, пожал плечами и послушался.
     -А что такое гимн?
     -Хвалы твоей повелительнице! Ты умеешь сочинять на ходу, я знаю!
     Могла бы и предупредить. Он выбрал одну пиратскую песню, замедлил её мелодию и начал, судорожно припоминая слова из какой-то легенды:
     -Прекрасная, как заря, сияющая, как солнце, таинственная, как ночь…
     Лэзъюра полюбовалась на двухцветную макушку у своих ног, довольно улыбнулась. Раб осознал свою участь и наконец-то поклоняется ей.
     -А теперь всем молчать!
     Она произнесла слова призыва на древнем языке, сила откликнулась, притекла в зал. Но… Энергия только скользила вокруг и никак не желала пополнить колдовской запас. В чём дело? Почему ничего не получается, как раньше? Почему сила не слушается? В доме только безграмотные рабы и слуги, ограниченные вояки и братец, который на дух не переносит колдовство. Что мешает? Или… кто?
     Лэзъюра никак не могла определить помеху и вдруг ощутила, что разум отказывает ей, мысли путаются, реальность ускользает. Как всегда не вовремя. Видения заслонили окружающий мир, лица людей расплылись и превратились в морды зверей со старинных рисунков. Чудовища скалили острые зубы, тянули когтистые лапы, выли.
     Она заорала и повалилась на пол. Слуги разбежались.
     Лалга подскочил, схватил на руки маленькое, лёгкое тело. Женщина кричала, брыкалась и отмахивалась от чего-то невидимого. Он спеленал её объятиями и от растерянности снова запел. Она затихла, взгляд стал осмысленным. Он понёс её в спальню, она смирно лежала у него на руках.
     Мягкий, мурлыкающий голос успокаивал, унимал ярость на весь мир, который внезапно обратился против неё.
     Лалга опустил женщину на подушки, она потянула его к себе, обняла, принялась поглаживать. Он обрадовался и начал её целовать.    
     -Не сейчас! – вскрикнула она и вывернулась из объятий. – Я устала!
     -Так отдыхай и перестань меня гладить. Не надо прикасаться почём зря!
     -Прикосновение – это выражение любви и приязни! Что ты за недотрога?!
     -Прикосновение без продолжения – это не выражение любви, а издевательство! Не выношу, когда меня гладят просто так!
     -Какое мне дело до того, что выносишь ты?! Ты – моя собственность! Хочу – и глажу!
     -С собственностью обращаются разумно. Или её лишаются.
     Он сказал это примирительно, но слова выбрал такие, что она взвилась.
     -Сбежать от меня вздумал?! Эй, кто-нибудь!
     Гвардейцы во дворе, рабы и слуги попрятались. На крик пришёл Тоур.
     -Возьми негодного раба и запри в его комнате на сутки без еды и воды! Чтоб осознал, кто тут командует, а кто должен подчиняться!
     -Пойдём, - виновато проворчал Тоур. А в коридоре добавил:
     -Я тебя запру, успокою сестру и принесу еду. Злость Лэзы скоро пройдёт.
     -Из туманных объяснений и из самого обряда я ничего не понял. Она хочет, чтобы я её защищал, но ничему не учит.
     -И не научит. Она, что называется, едет на способностях, плюс всякие зелья. И вообще давно едет крышей. Когда-то с ней я не боялся встрять куда угодно. Потом я вырос, а она… сильно изменилась. Все женщины от природы склонны к безумию, им вреден избыток ума, они сразу начинают интересоваться тайными знаниями. А колдовство, как известно, сносит башню. Некоторых вещей лучше вообще не касаться, не зря же они запрещены…
     Тоур запер его и не возвращался. Лалга рассердился. Он ведь тоже устал, хотел пить и есть. Он открыл окно, выбрался наружу, полюбовался видом с высоты. Переулок, ведущий к реке, был пуст. По улице с другой стороны дома сновали прохожие. Среди пёстрых одежд мелькнул жёлтый балахон.
     Во дворе Лалгу увидели гвардейцы, ехидно посочувствовали, позвали пить брагу. Он сбежал. «Выскочка, нелюдь поганая, нос дерёт», полетело вслед.
     Кухня была пуста – ни людей, ни еды. Он нашёл лежалый кусок тушёного мяса и сжевал. Свежее, разумеется, гораздо лучше, но сойдёт и немного попорченное. Потом он забрался в кладовку, вскрыв когтем замок, и спрятался на верхней полке позади горшков с заготовками…
      Лэзъюра не смогла заснуть без привычных, успокаивающих объятий и побежала проведать узника. Пусть попросит прощения и словами, и действиями. Тело переполнилось предвкушением.
     Но запертая комната с распахнутым окном оказалась пуста. Значит, темпераментный демон, получив отказ, побежал утолять желание с кем-то ещё. С той наглой служаночкой, которая на него засматривается. Убить мало.
     Разъярённая донельзя хозяйка и госпожа понеслась на поиски.
     Все служанки были на месте.
     А вот демон неизвестно куда подевался.

                6.

     -Лалга, ты где?!
     То, что он не сбежал, доложили гвардейцы. А вот девался-то куда? Спятил внезапно, что ли? Вдруг перестал слушаться!
     Лалга!!! Сорки тебя сожри! Да где же ты?! Она услышала шаги и запустила подушкой. Подушка угодила в Тоура, он как раз вышел из-за угла.
     -Что ты носишься? Найдётся он. Посидит в углу, отдохнёт от тебя и выйдет.
     Её и так всё раздражало, ещё этот под ногами болтается. Она завопила.
     -Поучать вздумал?! Что ты вообще тут делаешь, если терпеть меня не можешь? Шатаешься по дому, лезешь в мои дела, жрёшь мою еду, трахаешь моих служанок, строишь такой вид, будто чем-то важным занят! Дурака валяешь! Тунеядец!
     -Я тунеядец? Я вообще-то тебя охраняю! Иногда – от тебя же самой!
     Она завопила ещё громче.
     -Меня не охранять надо! Мне помогать надо!
     И попыталась сорвать картину со стены. Картина не поддавалась.
     -Что ты бесишься? Раньше у тебя хотя бы здравый смысл был, а теперь набрасываешься почём зря, ни с того, ни с сего! Словно кто-то на тебя влияет!
     -Что ты несёшь?! Я на тебя сейчас повлияю – сковородкой! Пошёл вон!
     И понеслась за ним, швыряя всё, что под руку попадёт. В Тоура летели подушки, тарелки с остатками еды, статуэтки, флакончики.
     Он со смехом убегал и увёртывался, пока не понял, что она не уймётся.
     -Да успокойся ты! Помогу я тебе искать! Давай разделимся!
     Он оставил сестру в доме и выбежал во двор. Демона заперли без еды, значит, он полез её искать, должно быть, нашёл да там и остался.
     Но кухни и кладовки были пусты. Тоур остановился в одной из них, раздумывая. Глубоко вздохнул. И услышал эхом ещё чьё-то дыхание. Как? Где? Он же двадцать раз эту кладовку осмотрел!
     -Лалга, вылезай! Всё равно я тебя уже нашёл!
     Под потолком, на верхней полке зашуршало. Тоур очень удивился.
     -Это как? Ты где хоть там уместился-то?
     Вниз посыпались горшки с заготовками, один чуть не попал капитану в голову. Лалга слез и поскользнулся на раздавленных овощах.
     -Где, как… Когда все достанут, ещё и не так уместишься.
     -Лалга, я тебя предупредить хочу. Ты слишком покладистый, ты смотришь ей в рот и во всём потакаешь. Так нельзя.
     -Почему нельзя? Мне её жалко, она чувствует себя одинокой и потому злится. Мне хочется сделать ей что-нибудь приятное, доброе. Она успокоится и будет делать добро в ответ.
     -Всё не так, глупый ты демон. Нельзя потакать слишком много. Женщины не ценят добро, они садятся на шею, а тебя начинают считать тряпкой.
     -Мне кажется, это неправда – то, что ты сейчас сказал.
     -Ладно, увидим, кто прав. Сначала я зайду к ней. А потом тебе свистну…
     …Она сидела у себя и ждала. Всё равно весь дом уже обежала.
     -Нашёл?
      -Я ещё не всё осмотрел. Когда найдём, не наказывай. Не испорти, что есть.
     -Не накажу, так и быть. Его счастье, что от него можно получить гораздо больше через удовольствие, а не через боль…
     -И не слишком дави. Он не из тех, кто подчиняется.
     -Он – мой раб! Он уже подчиняется! Ты же сам видел – он ест у меня из рук. Становится на колени по приказу и всё остальное беспрекословно исполняет. Сочинил мне гимн и поклонялся, как богине.
     -Да он же потакает тебе!
     -Вот пусть и дальше так думает.
     -Смотри, палку не перегни. Женщинам чувство меры не свойственно.
     -Вот поэтому я иногда с трудом перевариваю тебя, братец. Ты же всех женщин ни в горш не ставишь!
     -Разве я неправду сказал? Он потакает тебе, пока никто не видит. Ты его тело хорошо рассмотрела? Это тренированное тело воина!
     -А у воинов есть начальники. Сила воли важнее физической силы! Ты его глаза хорошо рассмотрел? О, этот чистый, безмятежный взгляд, такой простодушный, такой невинный, такой… бесхарактерный. С этим взглядом он в пещере беспрекословно выполнял всё-всё, что я требовала.
     -Видимо, и сам того же хотел. Только самоуверенному человеку серьёзный, открытый взгляд может показаться простодушным.
     -Ладно, не тяни кота за хвост, зови. Я догадалась, что ты его уже нашёл.
     Тоур улыбнулся, высунул голову в коридор и оглушительно свистнул. Моряки обычно не умеют свистеть, в плавании это считается плохой приметой. Тоур умел.
     Никаких шагов слышно не было, но через несколько мгновений дверь открылась. Лалга вошёл и насторожённо уставился на Лэзъюру. Улыбается, не набрасывается, снова наказать не велит. Может, всё-таки любит?
     -А у тебя, оказывается, скверный характер!
     Он улыбнулся в ответ.
     -У меня характер скверный, но зато я очень верный!
     Она встала с кресла, свободно опустив руки вдоль тела. Лалга понял, поймал её за локти и унёс в спальню. По пути Лэза хохотала и шутливо брыкалась.

                7.

     -Лалга, не лезь!
     Лэзъюра схватила его за руку и потянула прочь от площадки, где тренировался Нагуан. Короткая рукоять удобно лежала в ладони, цепь сливалась над головой в серый диск, тяжёлый литой шар со свистом и грохотом врезался в мишени, круша их шипами. С «небесной звездой» управляться сложно. Сотник владел ею в совершенстве.
     -Ты же хочешь, чтобы я тебя охранял! Значит, мне надо хорошо владеть и обычным оружием, а для этого – тренироваться!
     Гвардейцы на стене услышали и заржали, Нагуан оглянулся.
     Лэза взяла нелюдь под руку, словно герцога. Их догнал младший Тан-Кечар, пристроился с другого боку.
     Гвардейцы от скуки переговаривались на стенах.
     -Жёлтый балахон что-то часто тут ошивается, не к добру это.
     -Да они везде ошиваются! Ты впервые замужем, что ли? Не обращай внимания, положи болт!
     Лалга неожиданно замер, остановив всю троицу, слегка повёл ухом.
     -Не делай так больше. Ты становишься похож на животное. – Лэзъюра поморщилась и отвернулась, но руки не отняла.
     -Я тоже умею двигать ушами. И они у меня, как у него, отнюдь не на макушке. Я тоже животное? - Тоур возмутился, но его никто не услышал.
     -Воздух какой-то… тяжёлый, густой…
     Лэзъюра снова поморщилась.
     -У тебя чутьё прямо женское. Или звериное.
     Лалга сердито фыркнул.
     -Обычное у меня чутьё, как у всех.
     Лэзъюра не слушала, оглядывалась. Она в последнее время постоянно испытывала странную тревогу. Словно что-то витало в воздухе, неуловимое, враждебное, вызывающее беспричинное раздражение.
     -Дом окружают, - неуверенно проговорил её демон.
     Хозяйка и госпожа не успела презрительно фыркнуть. Чужие гвардейцы не только окружили дом, они уже ворвались на задний двор. Послышались крики, лязг оружия, который почему-то быстро стих. Топот ног приближался. Враги не  врывались в дом, они бежали к воротам, словно знали, где то, что им нужно.
     Впереди неуклюже, но быстро косолапил пузатый мужчина. Этакий глобус на спичках в парадном камзоле, узких штанах и сапогах со шпорами. Рядом семенил подросток с растерянным лицом, в жёлтом коротком балахоне. Эти двое бежали прямо к Лэзъюре.
     Лалга молниеносно подхватил женщину, забросил себе на спину, так что она еле успела вцепиться руками и ногами, и взлетел на стену дома. Тоур сбил с ног предводителя нападающих и его помощника-жреца, связал их по рукам и ногам. Гвардейцы Нагуана окружили врагов, те словно не ожидали сопротивления.
     -Эт-то что такое?! Что здесь происходит? – заорала сверху Лэзъюра. Ей было страшно и весело – взирать на двор с наружного карниза. Страшно весело.
     -Похищение невесты! Всё, как полагается, по старому обычаю! – сдавленно прокричал «глобус» в камзоле.
     Лэзъюра узнала его, сосед с замком дальше по улице. Сам на себя не похож, глаза почти бессмысленные. Раньше вроде вменяемый был, раньше на неё внимания не обращал.
     -Какая невеста, придурок?! Кто тебе это внушил?
     Он воодушевился ответом и заорал громче.
     -Я сам! Я всё сам! Я позабочусь о тебе! Имущество будет в надёжных руках!
    Тьфу, что это за цирк? Кто его устроил? И зачем?
     -Вытолкайте их за ворота и этих двоих туда же вынесите!..
     Лалга аккуратно спустился во двор, поставил Лэзу на ноги, посмотрел вслед незадачливому «жениху» и его воякам.
     -Эх, подраться не получилось. А какой был повод попробовать силы!
     -Будут тебе ещё поводы, не волнуйся, демон, - проворчал Тоур. – Не сочувствуй тому клоуну, любовью там и не пахнет.
     -Если он её не любит, зачем ему это было нужно?
     -Приданое, разумеется. Всё имущество записано на неё. Несколько домов, плантация, фабрика, рудник…
     -Имущество записано на неё? Но ты же – её родной старший брат!
     -Младший, - спокойно поправил Тоур. – У меня – только мой корабль.
     -Оборона выдержала проверку! – весело ухмыльнулся Нагуан. – Зелье работает! Они не ожидали, что черепашья сила на моих ребят не повлияет!
     Сотник отошёл от хозяев к отряду, пригляделся, пробурчал вполголоса.
     -Однако, их кто-то впустил, я не слышал, чтобы был штурм!
     Гвардеец, большой, как шкаф с антресолями, опустил голову.
     -Святой человек постучал в калитку, он был один. Я не видел там войско!
     -Заткнись, дурак! С этим я разберусь… - прошипел Нагуан и добавил громко, обернувшись назад. – Нападающие наняли вора, он вскрыл замок, я немедленно распоряжусь сменить его!
     Лэзъюра кивнула и прислонилась к Лалге. Её трясло. Он обнял женщину.
     -Всё, всё хорошо, успокойся, его прогнали, он больше не придёт.
     -Его счастье, что я не умею драться. Я бы его убила. А ты с этого дня будешь носить форму, защиту из толстой кожи с металлическими вставками, вот как у них – куртку, штаны, сапоги. И шлем…
     -В куртке и нагруднике двигаться неудобно, слишком медленно получается. Я выберу шапку, жилетку, короткую юбку, наручи, поножи, - твёрдо поправил упрямый демон. – И сандалии. Чтобы когти не закрывать. 
     Незримый поток куда-то утекал из тела, и оно заметно слабело. Недолго думая, Лалга простым усилием мысли повернул этот поток обратно. Бодрости сразу прибавилось.

                8.

     -Лалга, это ты?
     За дверью  было пусто, хотя секунду назад она готова была поклясться, что демон подслушивает. Смутно ощущалось присутствие. Почудилось, наверно.
     Она уже ни в чём не была уверена.
     Тоур взглянул в окно поверх стены. По улице шагал жрец, поджарая фигура в балахоне, лицо без возраста. Жёлтое пятно удалилось туда, где вдалеке росло  огромное дерево, и Тоур отвернулся от окна.
     -Что одна сидишь? Снова он спрятался, ярость твою пережидает?
     Сестра вяло пожала плечами.    
     -Не знаю, ничего не знаю… Он же зависит от меня полностью! Когда он, наконец, это осознает?!
     Брат рассердился.
     -Да очнись ты, наконец! Учись властвовать собой! Следи за своим поведением! Как только начнёшь орать и кидаться, поймай себя на этом и остановись, ты же раньше умела так! Сядь и подумай, тогда сразу увидишь, что никто тебе вовсе не вредил, не оскорблял! И твой демон не будет тебя избегать, слушаться начнёт. Полегче с ним!
     Тоска неожиданно отодвинулась. Лэзъюра бросила беззлобно:
     -Не беси меня… К тому же, ты не прав! Он мне уже подчиняется!
     -Да не подчиняется он тебе ни разу! Он просто неумеренно галантен, и в этом – его глупость. Он не из тех, кто покоряется, и даже характер у него на самом деле отнюдь не мягкий. В нём живёт нечеловеческий, неукротимый дух! Эх… Один плюс я там вижу – он способен очень сильно любить, если, конечно, женщина не оттолкнёт его своими замашками.
     Она мечтательно глядела в потолок и рассуждала, будто сама с собой.
     -Его неукротимый дух, да-а, это вкусно… Поставить его на колени, занять все его мысли и стать его единственной богиней, которой он будет поклоняться всем своим существом, всем, что у него есть и когда-либо будет…
     Тоур скривился, как от зубной боли, присмотрелся. Снова приступ?
     -Ты вообще меня слушаешь?
     -Да-да, совершенно верно. Он – раб и должен слушаться!
     -Ничего он тебе не должен. Этого мужчину подчинить не удастся. Согнуть его нельзя, только сломать.
     -Значит, сломаю.
     Он зло сплюнул на паркет, она этого не заметила.
     -Ты хочешь, чтобы у тебя был умный и сильный, настоящий мужчина, и при этом, чтобы он тебе безоговорочно подчинялся! Так не бывает, это несовместимые качества! Настоящие – покорными быть не могут. Тут либо одно, либо второе. Он прирождённый правитель, командир, очень гордый!
     Она, наконец, услышала, потому что он повысил голос.
     -Прирождённый командир, говоришь? Таох вернулся из армии и женился на моей подруге, он был тагжантом подразделения и держал железную дисциплину, а теперь его запросто Ярона гоняет. Она  вспыльчивая и властная, как я, если ты о том, за какой такой характер он её ценит!
     -Она властвует в мелочах, которые для него не важны. Когда пойти на рынок, какие продукты купить, какие блюда из них приготовить, какую рубашку надеть и заправить ли её в штаны, или оставить навыпуск и повязать пояс. Попробовала бы она покомандовать его солдатами!
     -Командовала, представь себе! Когда солдаты им дом строили.
     -Так он сам ей этих солдат прислал и приказал им её слушаться. Не в казарме и не на тренировочном поле она ими распоряжалась… Э, да что с тобой спорить, всё равно не дойдёт.
     -Хочешь сказать, я тупая? – закипая, уточнила она.
     -Ничего я уже не хочу сказать, потому что бесполезно. Тебе повезло наконец-то, и мне тоже, и я хочу поберечь нашу удачу от тебя же самой…
     -Что-о?! Ну-ка, поясни сейчас же…
     Но он уже вышел, не договорив. Бежать за ним было лень.
     В высоком окне мелькнуло что-то жёлтое. Раскидистая крона дерева маячила вдалеке. Нет, показалось, листве ещё рано становиться жёлтой, до осени далеко. Просто искры в глазах плавают из-за утомления.

                9.

     Всё учесть нельзя, в крепостной стене обязательно отыщется уязвимое место. Безупречных экранов не бывает, любую защиту можно обойти, особенно если есть время на то, чтобы спокойно и вдумчиво выискивать лазейки.
     К тому же передышка ослабляет бдительность, особенно у самоучек, которые не знают многих способов держать оборону.
     Слабое воздействие трудно отследить, но оно, как маленький камешек, способно стронуть с места целую лавину…
     Если забраться на огромное старое дерево, которое возносит к небу могучую крону далеко от ворот, то можно увидеть поверх стены окна дома, похожего на крепость. А для того, кто смотрит не глазами, расстояние вообще не имеет значения.
     Сквозь густую листву трудно разглядеть жёлтое одеяние. К тому же люди, которые торопятся по своим делам или просто слоняются без всякой цели, редко смотрят вверх.
     Жрец устроился удобно, одна ветка под плечами, вторая – под коленями, тело в воздухе. Узелок с едой и бутылкой воды – рядом на суку. Когда  приспичит, можно справить нужду, не покидая наблюдательный пост. 
     Внизу остановились двое пьяниц. Они вяло спорили, пытаясь поделить поровну крепкую брагу и нехитрую закуску. В откупоренный кувшин что-то полилось сверху, пахучие брызги попали на опухшие лица. Мужчины оторопело выругались, задрали головы, разглядели среди ветвей краешек балахона солнечного цвета.
     Мигом перестали орать, переглянулись. Глядя в пространство перед собой, громко поблагодарили за ниспослание божественной росы и поспешно ушли, пошатываясь.

                10.

     Очаг давно погас. Осколки тонко сделанной посуды усеяли пол. Комната на верху башни расплывалась перед глазами, казалась чужой и вызывала лютую ненависть. Вроде в углу осталось ведро  зелья для гвардейцев. Его хотелось немедля надеть себе на голову.
     Лэзъюра крушила свою лабораторию. Что-то случилось с её тонкими способностями. Она больше не могла пополнять запас сил, нужный на случай крупного нападения. В теле нарушилось что-то мелкое, и женщина никак не могла определить, что именно, чтобы исправить.
     Сорково дерьмо! Она не могла восстановиться полностью со времени поединка в храме! Она не могла того, что запросто получалось раньше! Она ничего не могла! Ни в одиночку, ни с помощью проводников! Словно что-то мешало! Или кто-то.
     И Лалга всё меньше служит источником. Неужели сам научился?
     Сорков раб! Что ему – жалко толики силы для любимой женщины?!!
     Тоур остановился в дверях. Лэзъюра обернулась. Взгляд у неё был бешеный и одновременно отсутствующий.
     -Брат, найди мне ведьму! Я не могу разобраться сама!
     -Наконец ты это признала! Я говорил тебе, перестань орать и на всех кидаться, сядь и подумай! Давай позовём моего знакомого, отлучённого!
     -Нет!!!
     -Ты ведёшь себя глупо! Он способен помочь!
     -А ты ведёшь себя отвратительно! Твой отлучённый будет совать везде свой длинный нос, бывших жрецов не бывает!
     -Тогда лечись! У тебя крыша едет от твоих запрещённых занятий и от злобы! Приступы участились! Злиться меньше надо! Не буду я искать никаких ведьм, иначе ты вообще спятишь!
     -Приступы у меня с детства, от моих занятий они не зависят, и ты это отлично знаешь! Требуешь делать глупости, хочешь лишить меня защиты, чтобы забрать всё в свои руки!
     -Когда это я хотел забрать всё в свои руки? Не неси чушь!
     -Да ты с детства мне завидуешь, потому что я старше, потому что я наследница, потому что я тут главная, а не ты! Я говорила тебе, не беси меня? Говорила, не лезь не в своё дело? А ты не слушаешь, ты всё лезешь, лезешь, лезешь! Это у тебя крыша едет от зависти!
     -Я устал от твоих бесконечных воплей и диких требований! Довольно мне терпеть твои выходки! Я уезжаю!
     -Ну и убирайся! Но учти, взяток за твоё корыто я больше платить не буду!
     -Корыто?! Ну, знаешь!.. - Тоур аж задохнулся от гнева. - На сей раз я и в самом деле свалю! Всё, с меня хватит!
     -Да убирайся, убирайся! Убирайся и не возвращайся никогда! Ты мне надоел! Никакой пользы от тебя, никакой настоящей помощи!
     Она выкатила глаза, схватила обломок реторты и замахнулась.
     Он выскочил из гостиной и так саданул дверью, что та слетела с петель.
     Бегом добрался до конюшни, сшибая по дороге мебель, срывая картины со стен. Немного успокоился, оседлал животное, вывел за ворота, вскочил в седло.
     И помчался в порт, бешено нахлёстывая армаку.
     С дороги шарахнулся человек в жёлтом одеянии…
     Лэзъюру трясло. Ничего-ничего, она справится. У неё есть Нагуан и его гвардейцы. Она не разучилась делать зелья, воины смогут противостоять даже отряду жрецов. У неё есть деньги. Она сильна во многом, она справится.
     А для души у неё есть питомец.
     Она принялась бегать по дому, искать, чем бы успокоиться, чтобы потом заняться делами. Теперь управление имуществом полностью падает на неё.
     Ну, как это – чем успокоиться? Да просто, как всё гениальное. Покупками! Надо пойти на рынок и по лавкам. Вот именно, пойти, пешочком, ведь она же так любит гулять!
     Она схватила ошейник с цепочкой и побежала к своему демону.

                11.

     -Лалга, ты здесь?
     Она не сразу заметила его, он тихо сидел в кресле, свернувшись клубком.
     -Мы идём на рынок, прогуляться хочу, отдохнуть.
     Это означало – поскандалю с кем-нибудь, отведу душу.
     -Ты уже в защите, отлично! Надень ещё вот!
     -Что это?
     -А ты не видишь? Ошейник! Поведу тебя на цепочке за собой, как положено.
     Лалга свёл крылатые брови.
     -На цепочке, как собачка, не пойду. Пойду, как телохранитель.
     -Телохранитель, само собой! Но главное, ты – мой раб! Пойдёшь на цепочке, как миленький! Не беси меня, не то перестану жалеть и прикажу высечь!
     -Интересно, если я не пойду, ты меня понесёшь? До сих пор ты относилась ко мне, как к равному!
     -Ты не сможешь быть со мной на равных никоим образом и никогда! Ты  даже не человек! Меня не поймут, я стану изгоем! Нельзя делать совсем всё, что хочешь! Нельзя жить в обществе и быть свободным от общества!
     -До сих пор ты делала вот именно всё, что хочешь!
     -Да что с тобой сегодня? До сих пор ты вёл себя, как должно, беспрекословно слушался и поклонялся!
     -Пока это было не на виду у всего города.
     На миг странно закружилась голова. Неужели Тоур прав?
     -Как я сказала, так и будет! Надевай ошейник сейчас же! То, как я на самом деле к тебе отношусь, не имеет никакого значения!
     -А что тогда имеет?.. – Он смерил её долгим взглядом. – Ясно. Вот и вся твоя любовь.
     Он был спокоен. Тем быстрей она вспылила и начала орать.
     -Так же, как твоя! Ты меня ни во что не ставишь, не считаешься со мной! Я твоя хозяйка и госпожа, а ты меня не уважаешь, как должно! Ты такой же, как все! Как все мужчины без исключения!
     -Это как я должен считаться? Исполнять безумные унизительные прихоти?
     -Вот!!! Ты, как все мужчины, считаешь женщин безумными! Если бы любил, угождал бы, слушался бы!
     Она подбежала, чтобы кричать ему прямо в лицо, а потом замахнулась. Он схватил её за руки повыше локтей.
     -Это ты, как все! Думаешь только о себе! Запереть, присвоить и помыкать, как только в голову взбредёт!
     В гневе он не рассчитал силу своей хватки.
     -А-а-а!!! Ты сделал мне больно!!! Нагуан!!!
     Она завизжала так, что Лалга чуть не оглох и от неожиданности выпустил её. Она тут же отбежала к двери и попала в руки сотнику.
     -Нагуан! Он напал на меня, он сделал мне больно! Накажи его, побей и запри в подвале! Ненавижу!!! Чтоб ты сдох, демон! Чтоб тебя сорки сожрали! Чтоб ты…
     Сотник вытолкнул хозяйку в коридор, она ударилась о стену и сползла на мозаичный паркет, оглушённая. Лалга бросил на неё один короткий взгляд. Этого мига хватило, чтобы Нагуан отрезал путь к окну и свистнул гвардейцам. Они ворвались, десяток небрежно одетых мужчин, больше в комнату не влезло. Окружили, но без команды не нападали.
     Лалга бросил взгляд на каждого, запоминая в лицо.
     -Малыш! – позвал Нагуан, и вперёд шагнул верзила с такой же злорадной ухмылкой, как у командира. Выше Лалги на голову, шире раза в полтора. – Убить.
     -Нелюдь, коя нос дерёт. А драться не умеет. Вот я тебя сейчас обниму.
     И пошёл вперёд, не спеша, широко расставив руки.
     Лалга махнул рукой с выпущенными когтями. Верзила с воем грохнулся на пол, зажимая окровавленное лицо.
     Несколько гвардейцев бросились вперёд одновременно, Лалга схватил тяжёлое кресло и смёл людей на пол одним взмахом. Прорваться к окну не удалось, на место упавших прыгнули ещё несколько.
     Навалиться массой не удалось, нападающие мешали друг другу. Демон заметался, молниеносно взмахивая руками и ногами, на пол, как снопы, повалились раскроённые когтями люди. Часть отряда отдыхала в доме, примчались полуголыми, дурни. Этак тварь положит всех ребят.
     Сотник пригнулся к полу, заскользил под ногами, точно змея. Жаль, что полностью цепь не раскрутить, комната маловата.
     Лалга потерял из виду самого опасного, осмотреться некогда, только успевай бить, да ещё что-то незримое замедляет движения, наливает тяжестью тело. Увесистый снаряд врезался в голень, шипы пробили кожаный доспех. Нога хрустнула, перестала слушаться, подломилась.
     Он рухнул на скользкий паркет, волной накрыла ослепляющая боль. Отчаянным усилием воли загнал её куда-то вглубь.
     Дёрнулся на полу, отталкиваясь здоровой ногой, увернулся от топорика и длинного кинжала. Поймал кого-то за древко пики, а кого-то за ногу, сбил на кучу тел, вонзил когти, выдернул. Увернулся. Поймал. Опрокинул,  полоснул  когтями. Прикрылся чужим телом, чтоб добраться до сотника. Тело было меньше, чем нужно. Ещё хруст, вторая нога.
     Непроизвольно взметнулся от боли, понадобилось целое мгновение, чтобы снова загнать её вглубь.
     Сквозь кровавую муть заметил шипастый шар, летящий в лицо, успел только прикрыться рукой. Снова треск, задавить боль не удалось, она оглушила, помутила рассудок, затмила собой всё.
     Сотник встал над слабо корчившимся демоном. Ещё раз просвистела «небесная звезда», врезалась в цель. Вторая рука. Вот так, чтоб не махал больше. Теперь это просто падаль. Можно потоптать, но уже некому. Можно добить, но уже незачем. И так подохнет. Медленно.
     Нагуан кликнул рабов, они принесли гнилую клетку из кладовки, сунули в неё окровавленное тело. Клетку выволокли в переулок, ведущий к реке, и бросили там. Жил, как раб, и подохнет, как раб, нелюдь клятая…
     За дверью происходило что-то страшное. Она не хотела этого. Она не могла остановить это. Воины по её приказу каждый день пили зелье.
     Она сидела на полу без сил, слушала шум за дверью и шум в голове. Кто-то бегал мимо, она не смотрела, ей было не до того.
     Один шум стих. Вышел Нагуан, посмотрел непонятно.
     -Где он? – спросила, обмирая.
     Что, в упор не видела, как мимо неё клетку тащили?
     -На помойке, там ему самое место. Вот-вот сдохнет, как ты и хотела.
     -Я хотела?!! – она мгновенно взвилась на ноги. – Ты!!! Ты!! Услужливый дурак опаснее, чем враг! Да будь ты проклят, чтоб тебе век удачи не видать, чтоб тебе сгнить заживо, чтоб тебя черви вечно в могиле жрали…
     Нагуан побелел, застыл на мгновение, потом посмотрел на неё долгим взглядом, смачно плюнул на кровавый паркет.
     -Стерва чокнутая! Совсем крыша съехала! Посмотрим, как ты тут попляшешь без охраны.
     И ушёл, оставив дверь распахнутой. Бешеный свист пролетел по коридорам.
     Наступила гробовая тишина.
     Но ненадолго.   

                12.

     Кресло-качалка с грохотом разлетелось в щепки от одного удара. Вазон зазвенел, разбиваясь на мелкие осколки. Баночки и пузырьки покатились по углам, обрывки платьев устлали пол, кровать просела, плотный балдахин  комком отлетел к стене.
     Лэзъюра долго металась по спальне, громя всё, что под руку попадётся. Потом без сил села на пол прямо в лужу воды, среди раздавленных цветов, и застыла в изнеможении, уставившись на стену.
     Грохот неожиданно возник снова и быстро приблизился.
     Распахнулась дверь. Громко, по-хозяйски топая, вошли люди. Группа жрецов во главе со старшим, их сопровождал отряд стражи. И судебные исполнители, в униформе, при оружии.
     -Лэзъюра Тан-Кечар! Немедленно прекратите портить чужое имущество, или ущерб будет взыскан дополнительно!
     Она повернула голову на одеревенелой шее, посмотрела на них, как в тумане. И рявкнула по-прежнему зычно и властно.
     -Что вам надо?! Убирайтесь немедленно, я вас не звала!
     Старший судебный исполнитель развернул документы и объявил ровным тоном.
     -Представитель истца явился взыскать имущество, принадлежащее храму Солнечного Эрбека.
     Ей показали документы, не давая в руки. Она узнала свою подпись.
     Жрецам угрожать опасно. Тэнанчар сделал вид, что поддался, а сам подсунул дополнительную бумагу – и Лэзъюра не заметила, как подписала вместе с купчей на раба отказ от всего своего имущества в пользу храма.
     Старший жрец уставился на Лэзъюру. Она почувствовала, как чужая, грубая сила вторгается вглубь её незримого естества и сковывает его намертво.
     После этого ей указали на выход и велели освободить дом от своего присутствия немедленно. Она растерянно смотрела на них и не шевелилась.
     Тогда её просто-напросто вытолкали на улицу, в чём была.
     Слуг разогнали, рабов вывели, дом опечатали.
     Вступиться было уже некому. Ни брата, ни Лалги. До сих пор они вдвоём охраняли её и от неё самой, и от окружающих хищников.
     Она лишилась Дара. Она лишилась крыши над головой, имущества, денег, слуг и рабов. Лишилась всего. И защитников у неё не осталось.
     То, что произошло, было слишком страшным, чтобы рыдать, кричать, бегать и топать ногами.
     Она стояла посреди пустой улицы и молчала.