Блок. Статуя. Прочтение

68. Статуя


                Лошадь влекли под уздцы на чугунный
                Мост. Под копытом чернела вода.
                Лошадь храпела, и воздух безлунный
                Храп сохранял на мосту навсегда.

                Песни воды и хрипящие звуки
                Тут же вблизи расплывались в хаос.
                Их раздирали незримые руки.
                В черной воде отраженье неслось.

                Мерный чугун отвечал однотонно.
                Разность отпала. И вечность спала.
                Черная ночь неподвижно, бездонно —
                Лопнувший в бездну ремень увлекла.

                Всё пребывало. Движенья, страданья
                Не было. Лошадь храпела навек.
                И на узде в напряженьи молчанья
                Вечно застывший висел человек.
                28 декабря 1903

 

     Заголовок стихотворения даёт намёк, где именно поэт увидел «вечно-застывшего». И стихотворение можно прочитать, как описание скульптуры на Аничковом мосту Санкт-Петербурга. Как, например, у Пушкина описание царско-сельской скульптуры:

                «Урну с водой уронив, об утес ее дева разбила.
                Дева печально сидит, праздный держа черепок.
                Чудо! Не сякнет вода, изливаясь из урны разбитой;
                Дева, над вечной струей, вечно печально сидит.»

 

     Вот только тут другой Петербург – «достоевский и бесноватый», Петербург Блока, город перепутанных реальностей, город вечных мгновений и распадающихся вечностей, где, следуя за любимой можно за очередным сокровенным изгибом «9-й линии» оказаться в храме с «черной, выспренней загадкой», где на каждой улочке натыкаешься на вывеску «Аптека» и где можно увидеть вот эту сцену:

                « Там — в улице стоял какой-то дом,
                И лестница крутая в тьму водила.
                Там открывалась дверь, звеня стеклом,
                Свет выбегал, — и снова тьма бродила.

                Там в сумерках белел дверной навес
                Под вывеской «Цветы», прикреплен болтом.
                Там гул шагов терялся и исчез
                На лестнице — при свете лампы жолтом.

                Там наверху окно смотрело вниз,
                Завешанное неподвижной шторой,
                И, словно лоб наморщенный, карниз
                Гримасу придавал стене — и взоры…

                Там, в сумерках, дрожал в окошках свет,
                И было пенье, музыка и танцы.
                А с улицы — ни слов, ни звуков нет, —
                И только стекол выступали глянцы.

                По лестнице над сумрачным двором
                Мелькала тень, и лампа чуть светила.
                Вдруг открывалась дверь, звеня стеклом,
                Свет выбегал, и снова тьма бродила.
                1 мая 1902»

     Более подробно о том Питере Блок расскажет в своём «Третьем томе», а в заглавном – лишь эскиз, лишь попытка присмотреться, попытка разобраться, понять – как? Как оно здесь происходит, как работает? Как оно здесь существует...

                Лошадь влекли под уздцы на чугунный
                Мост. Под копытом чернела вода…

     «Вода» – это просто лужа, плеснувшаяся под копытами. Но лужей она остаётся лишь одно мгновение, а уже в следующем «тут же»:

                Песни воды… 
                Тут же вблизи расплывались в хаос.

     Ну как “хаос” можно организовать из одной лужи? Да нет, это уже не лужа! Это “черная вода”, равная “черной ночи”, она уже “неподвижна” и “бездонна”, в ней уже легко отражается огромная лошадь – “несущаяся” лошадь! – и над этой ночью-тьмой-водой молча – молча крича от ужаса! – повис человек…
    
     Неподвижность несётся, тишина хрипит, что-то в полной темноте отражается, что? Лошадь, которую послушно влекут или которая раздирает упряжь? Человек влечет лошадь или лошадь почти рвёт человека?

     Хаос…