523 Жгучая военная тайна 3 октября 1973

Александр Сергеевич Суворов

О службе на флоте. Легендарный БПК «Свирепый».

2-е опубликование, исправленное, отредактированное и дополненное автором.

523. Жгучая военная тайна. 3 октября 1973 года.

Сводка погоды: Среда 3 октября 1973 года. Атлантический океан. Северо-Восточная Атлантика. Северное море. Шетландские острова. Остров Мейленд. Метеостанция «Леруик» (Великобритания, Шетландские острова, географические координаты: 60.133,-1.183, первое наблюдение: 01.10.1929, последнее наблюдение: 31.12.2019): максимальная температура воздуха – 11.0°C, минимальная – 9.0°C, средняя температура воздуха – 10.1°C. Скорость умеренного ветра 6 м/с (4 балла по шкале Бофорта и 4 балла умеренного ветрового волнения). Такой умеренный ветер наиболее подходящий для обычных ветрогенераторов, потому что дует ровно, без порывов, а на берегу «наводит» порядок, поднимает пыль, сдувает мусорные бумажки (обёртки от конфет). Умеренный ветер в районе нахождения американо-натовского ордера и БПК «Свирепый» образует умеренные по высоте и крутизне удлинённые волны, белые барашки которых видны во многих местах. Высота волн 1–1,5 м, длина – 15 м. Эффективная температура (температура самоощущения человека на открытом воздухе) в Северном море – 6.4°C.

БПК «Свирепый», отстав к вечеру 2 октября 1973 года от ордера кораблей ВМС США-НАТО морских учений «Быстрое движение», не терял их из виду, оставаясь в пределах визуальной видимости от них, но, не приближаясь к ним. Теперь нам достаточно было просто сторожить их перемещение и деятельность издали и вовремя заметить, и предупредить, кого надо, если американский АУ «Джон Ф. Кеннеди» и американский крейсер «Ньюпорт Ньюс» опять вернутся в центр Северного моря и начнут движение в сторону балтийской Проливной зоны. БС (боевая служба) БПК «Свирепый» изначально была только сторожевая, сторожить вход и выход в Балтийское море.

Наш корабль крейсировал в морском районе Северного  моря с примерными координатами 54.2278, 3.3204 или 54°13;40;, 3°19;13. Утром 3 октября 1973 года солнце взошло в этом районе в 09:51 (05:51 по Гринвичу), зайдёт в 21:20 (17:20 по Гринвичу) и продолжительность светового дня будет длиться 11 часов 29 минут. Истинный полден (солнце в зените) будет сегодня в среду 3 октября 1973 года в 15:35 по местному времени. Солнечная активность (СА, число Вольфа) – 52, магнитных бурь не будет. Для сравнения: 3 сентября 1973 года СА была – 144.

Тайна вчерашнего секретного разговора командира и замполита была жгучей, она просто жгла меня «калёным железом» и желала, чтобы я поделился с кем-то этим мучением. Я терпел, мужественно «играл желваками» в маленьком зеркале на внутренней стороне переборки в ленкаюте, скрипел зубами, хмурился, приказывал себе «ни гу-гу» и «молчать как рыба об лёд», но эти самоувещевания мало мне помогали. Мысли сами по себе скакали и прыгали с одного предмета исследования на другой, с одного факта к другим фактам поведения американских самолётов и натовских кораблей. Я всё больше и больше находил в этих фактах признаков агрессивного настроения, чего-то большего, чем обычные тренировочные полёты и атаки палубной авиации. Я ясно ощущал солярный и пороховой «запах войны»…

Кроме этого я вдруг всем своим существом осознал, что в трёх метрах над моей головой за тонкими листами стальной верхней палубы в контейнерах пусковой установки КТ-106 УРПК-4 «Метель» притаилась ракето-торпеда АТ-2УМ с «зелёной» БЧ (боевой частью), в которой была сконцентрирована мощь взрыва, большая, чем обе атомные бомбы, использованные США в августе 1945 года при бомбардировке японских городов Хиросима и Нагасаки. Неосознанно, ещё до конца не понимая значение этого факта, я интуитивно, кожей спины и бёдер чуял присутствие этой !зелёной! боеголовки.

- Да-а, Сашок, - сказал я вслух самому себе. – Это как раз то самое, что надо было бы прикинуть себе к носу, чтобы кое-что понять в этой забубенной жизни!

Я сказал вслух эти слова и снова дал себе зарок ни вслух, ни про себя ничего не говорить на тему вчерашнего полуночного секретного разговора командира БПК «Свирепый» капитана 3 ранга Е.П. Назаров и его заместителя по политической части капитана 3 ранга Д.В. Бородавкина. Единственное, что я мог честно, открыто и немедленно сделать, - это встать утром рано в бодром боевом настроении, умыться, привести себя в порядок, позавтракать и заступить на свою бессменную вахту визуального разведчика. То ли я чувствовал время и начало событий вокруг БПК «Свирепый», то ли так совпало, но как только я собрал все свои «разведчикские манатки» и развесил их для весовой симметрии на своих плечах, зазвонил внутренний телефон и уставший голос вахтенного офицера приказал мне срочно явиться в ходовую рубку.

В среду 3 октября 1973 года повторилось почти всё то, что было во вторник 2 октября 19736 года, то есть неспешное слежение за ордером кораблей ВМС США-НАТО, анализ построения, перестроений и действий кораблей ордера, слежение за полётами палубной авиации американского АУ «Джон Ф. Кеннеди» и поиск «неуловимого» пока визуально американского крейсера «Ньюпорт Ньюс». Хоть бы разок увидеть, какой он с виду!

На ходовом мостике я, как обычно, быстро и споро расположился справа и сзади от командирского кресла у корабельного перископического визира ВБП-451М. Затем развесил на арматуре, выключателях и крюках поддержки электрокабелей свои фотоаппараты, портативный репортёрский магнитофон «Десна», мой старенький морской бинокль (без гуттаперчевых наглазников) и разложил на палубе правого крыла ходовой рубки свои альбомы, блокноты, коробки с карандашами и фломастерами. Сумку от противогаза я использовать для этих вещей не мог, потому что мне было приказано явиться вместе с личным противогазом. Наличие у меня противогаза и его состояние проверил сначала вахтенный офицер, а потом сам старпом капитан-лейтенант В.Н. Протопопов.

Старпом хотел было дать мне команду: «Газы!», но командир БПК «Свирепый» капитан 3 ранга Е.П. Назаров, не оборачиваясь и не смотря в мою сторону, произнёс некий звук «ГМ!» или «крякнул» досадливо и старпом осёкся. Я молча, спокойно и достояно, то есть, не показывая ни лицом, ни позой, ни действиями своего отношения к происходящему, привычно склонился к окулярам визира, уткнул лицо в гуттаперчевый налобник, настроил набор линз и светофильтров визира. Потом я глянул в сторону американо-натовского ордера, АУ «Джон Ф. Кеннеди» и «отключился» от всего, что происходило на ходовом мостике и вокруг меня. Американский авианосец «оживал» и готовился к полётам палубной авиации…

Вероятно, пользуясь тем, что американо-натовский ордер находился вблизи «своих натовских террвод», корабли тоже пришли в движение и, как недавно на севре за Полярным кругом у берегов Норвегии, начали перестраиваться и отрабатывать различные строи ордера. Строй – это простейший ордер, в котором корабли расположены на одной (простой строй) или нескольких (сложный строй) прямых линиях. Линия строя – это линия, соединяющая одинаковые точки кораблей строя. Угол строя – это угол между ДП (диаметральной плоскости) корабля-уравнителя (корабля-матки, например, авианосца АУ «Джон Ф. Кеннеди») или линией строя. Пеленг строя – это угол между истинным меридианом и направлением строя, определяемый с корабля-уравнителя. Угол равнения – угол между ДП корабля и направлением на корабль-уравнитель. Глубина строя – это расстояние по направлению движения строя от форштевня головного до ахтерштевня концевого корабля. Ширина строя – это расстояние между наружными бортами крайних кораблей по направлению, перпендикулярному направлению движению строя. Расстояние между кораблями в строю – это расстояние между одинаковыми точками соседних кораблей.

Сначала корабль ордера выстроились в простой строй ордера – в строй кильватера, в котором угол строя равен 0 или 180° (корабли шли в одной кильватерной струе друг за другом). Потом они, как в танцах, разошлись в строй фронта – строй, в котором линия строя перпендикулярна направлению движения кораблей ордера. Затем они перестроились в строй пеленга – строй, в котором угол строя не равен 0, 90 или 180°, а затем в строй уступа, при котором группа кораблей ордера шла в море строем пеленга, когда угол строя равен 45°.

Все эти перестроения кораблей ордера длились по часу, поэтому к обеду эти «упражнения» и тренировки морских учений ВМС США-НАТО «Быстрое движение» закончились, а на авианосце начались полёты самолётов, по характеру которых, командир БЧ-2 и начальник РТС доложили об учениях ПВО АУГ (противовоздушной обороны кораблей авианесущей ударной группировки кораблей). При этом состав кораблей возле американского ударного авианосца АУ «Джон Ф. Кеннеди» изменился. Три британских корабля ЭМ УРО типа «Каунти», два эскадренных миноносца типа «Линдер» и четыре сторожевых корабля ВМС стран НАТО образовали отдельную авианосную ударную группу (АУГ), которая крейсировала или находилась в стороне от других кораблей эскадры. Другие корабли эскадры перестраивались в разные строи в морском районе поблизости от авианосца и, по-прежнему, далёкого от нас американского крейсера «Ньюпорт Ньюс». Кстати, британского вертолётоносца «Гермес» тоже не было видно.

Было видно, что корабли охранения ударного авианосца не следовали курсами поиска подводных лодок, а просто сопровождали «плавно» двигающийся авианосец, с которого часто взлетали и часто садились палубные самолёты разных типов. Сигнальщики-наблюдатели БЧ-4 и я видели, как с палубы АУ «Джон Ф. Кеннеди» взлетали: тяжёлые штурмовики-разведчики RA-5C «Виджилент», которые при сходе с ВПП авианосца проседали почти до уровня моря и взлетали на форсаже; палубные штурмовиков А-7 «Корсар», штурмовики А-6А «Интрудер», истребители F-4 «Фантом», два самолёта ДРЛО Е-2А «Хокай» и два самолёта радиотехнической разведки и радиопротиводействия ЕА-3 «Скайуорриор». Лёгкие штурмовики и истребители взлетали и садились часто, а тяжёлые патрульные самолёты взлетали и где-то летали несколько часов.

В эту среду 3 октября 1973 года с ВПП АУ «Джон Ф. Кеннеди» взлетело более 60 самолётов разных типов, а когда взлетали звенья или группы лёгких штурмовиков или истребителей, то интервал их взлётов был 15-20 секунд. Через 20 минут полётов они садились на ВПП авианосца, а затем, примерно, 10-15 минут, опять взлетали группами новые или те же самолёты. Кстати, группы самолётов садились на ВПП АУ «Джон Ф. Кеннеди» с интервалом в 30 секунд и я с невольным волнением смотрел, как один за другим садятся самолёты на короткую палубу авианосца, цепляются крюками за тросы и резко, как норовистые кони, обуздываются ими и останавливаются. Немедленно к остановившимся самолётам бежали люди в ярких цветных жилетах и укатывали их в стороны.

Я лично не засекал время, на которое улетали палубные штурмовики и истребители, но сигнальщики-наблюдатели БЧ-4 докладывали, что те отсутствуют в полёте почти всегда ровно 20 минут. Из Справочника кораблей и самолётов США и НАТО я знал, что боевой радиус действия палубных штурмовиков – 1500-2200 км от местонахождения объектов воздушного удара или атаки. При этом часть истребителей летала в ближней зоне от авианосца и кораблей ордера ВМС США-НАТО – в радиусе 50-100 миль (80-160 км).

До обеда 3 октября 1973 года палубные самолёты только взлетали и садились на ВПП (взлётно-посадочную палубу) АУ «Джон Ф. Кеннеди», где-то летали, совершали облёты своих собственных кораблей ордера, правда, не так, как БПК «Свирепый», то есть без пикирования и выхода из пике с рёвом двигателей на форсаже. Однако они также заходили на свои корабли либо «по прямой», «с горкой» и «с разворотом» в боевую атаку с высоты, либо группами атакой «с веера», либо с атакой с большой высоты из строя «карусель». Иногда штурмовики и истребители группировались и атаковали свои цели с разных сторон и по-разному. Как сказал начальник РТС капитан-лейтенант К.Д. Васильев, так они «играли роли отвлекающих и атакующих».

В целом самолёты палубной авиации АУ «Джон Ф. Кеннеди» обеспечивали «круговой характер ПВО кораблей ордера с усилением противовоздушной обороны на отдельных, наиболее угрожаемых направлениях», а также «глубокое эшелонирование обороны при оптимальном распределении сил и средств ПВО в различных зонах действия сил ордера кораблей ВМС США-НАТО» (здесь и далее автор использовал термины и определения из книги Н.И. Белавина «Авианесущие корабли», статей в журнале «Зарубежное военное обозрение», а также публикации на Портале «Современная армия»: http://www.modernarmy.ru/article/73).

Начальник РТС капитан-лейтенант К.Д. Васильев, командир БЧ-2 лейтенант А.П. Котов, старпом капитан-лейтенант Н.В. Протопопов, с привлечением штурмана командира БЧ-1 старшего лейтенанта Г.Ф. Печкурова, опять на основании данных РЛС МР-310 «Ангара-А» воздушной обстановки вокруг БПК «Свирепый», составили схему эшелонированной ПВО и ПРО ордера кораблей ВМС США-НАТО вокруг АУ «Джон Ф. Кеннеди». На схеме по координатам и пеленгам на корабли эскадры получилось, что справа и слева от АУГ (авианосной ударной группы) были ещё две группы кораблей эскадры, но они только присутствовали на учениях, вероятно, отвлекали внимание нас, их «вероятного противника». Кстати, левая группа кораблей была во главе с далёким и невидимым американским крейсером «Ньюпорт Ньюс».

В ближней зоне от авианосца (до 15-30 км), то есть в зоне эффективного действия ЗАК «Вулкан-фаланкс» (2 км) и корабельных ЗУР «Си Спарроу» (9-10 км) летали истребители F-4 «Фантом» 2 или F-8 «Крусейдер». В средней зоне ПВО АУГ (50-80 км) впереди авианосца находилась группа из трёх эсминцев УРО. В сторону к БПК «Свирепый» высоко, а иногда и низко над уровнем моря, в средней зоне ПВО и ПРО, летал по эллипсу самолёт либо РЭБ, либо самолёт радиотехнической разведки и радиопротиводействия ЕА-3 «Скайуорриор». Здесь же барражировали скоростные тяжёлые палубные штурмовики-разведчики RA-5C «Виджилент». А впереди всех находился один небольшой сторожевой корабль ВМС НАТО (не помню уже какого государства) и он был в «дальней зоне» ПВО и ПРО – 150-160 км от авианосца. Над ним, тоже по кругу или по эллипсу, в небе барражировали самолёты ДРЛО - дальнего радиолокационного обнаружения кораблей и самолётов противника и наведения на них своих сил, Е-1В «Трейсер» или Е-2 «Хокай».

Я опять «краем уха» внимательно слушал доклады командиру корабля начальника РТС и командира БЧ-2 и своими наблюдениями через сильнейшую оптику корабельного перископического визира ВБП-451М убеждался в фактической истинности составленных этими старшими офицерами схем. Командир БПК «Свирепый» деловито обсуждал со старпомом, начальником РТС, командирами боевых частей разные моменты наблюдения за деятельностью кораблей и самолётов, проверял и перепроверял данные, заставлял снова и снова корректировать схемы и карты, «замучил» штурмана командира БЧ-1 требованиями дать точные координаты не только нашего корабля, но и кораблей эскадры ВМС США-НАТО и к 18:00 3 октября 1973 года составил полный комплект схем, карт, таблиц и описаний воздушной, надводной и подводной обстановки вокруг БПК «Свирепый» в хронологическом порядке.

«Не дремал» и я, потому что «заразился» работой старших офицеров и командиров боевых частей по составлению большого разведотчёта командира корабля в Главный штаб ВМФ СССР, в штаб ДКБФ и штаб нашего соединения в ВМБ Балтийск – 128-й бригады 12-й дивизии ракетных кораблей ДКБФ. Видно было, что капитан 3 ранга Евгений Петрович Назаров сильно волнуется, переживает, опасается ошибок, особенно, в мелочах, поэтому крайне придирчив, требователен и настойчив в уточнении деталей схем, планов и карт. У меня было предчувствие, что он обязательно потребует от меня моего разведотчёта визуального разведчика, чтобы либо удостовериться в правильности составленных схем, описаний и таблиц, либо, чтобы уличить меня в моей неподготовленности.

Стараясь не прислушиваться к данным, которые докладывали начальник РТС, старпом, командир БЧ-2 и штурман, я замечал время, брал пеленги по шкалам гирокомпаса и азимутальной сетки, видимым в окулярах визира и кратко записывал всё и всех, кого видел и сумел распознать по обликам, контурам, силуэтам и даже бортовым номерам. Писать пространные объяснения, ведя наблюдение через визир, я не мог, потому что физически был занят, тем более, что изредка, чтобы подтвердить, например, тип того или иного самолёта, я вынужден был зеркальным фотоаппаратом «Зенит-Е» делать снимки через оптическую систему визира ВБП-451М. Опять же по наитию я решил, что мой разведотчёт будет более визуально информативным, поэтому может служить хорошими иллюстрациями и комментариями к схемам, планам, картам, таблицам и текстам большого разведотчёта командира БПК «Свирепый».

Во второй половине дня 3 октября 1973 года, одновременно с отработкой задач ПВО и ПРО, корабли эскадры ВМС США-НАТО морских учений «Быстрое движение» возобновили перестроения в ордере вокруг АУ «Джон Ф. Кеннеди». Теперь к ним присоединились и тоже меняли строй, скорость и порядок движения другие суда и транспорты американо-натовской эскадры. Теперь они отрабатывали сложные строи в эскадре: строй «клина», в котором корабли располагались «на сторонах угла, в вершине которого находится корабль-уравнитель, то есть АУ «Джон Ф. Кеннеди»; строй «сложного кильватера», в котором корабли «следуют несколькими параллельными кильватерными колоннами»; строй «сложного фронта», в котором корабли «следуют в нескольких параллельных линиях, каждая из которых представляет собой строй фронта».

Кроме этого, отчётливо мне было видно, как натовские боевые корабли и вспомогательные суда осуществляют повороты в строях ордера: «последовательный поворот», когда «каждый корабль начинает поворот в точке начала поворота впереди идущего корабля»; поворот «все вдруг», когда «все корабли начинают поворот одновременно по сигналу флагмана»; поворот «способом захождения», поворот «способом двух полуповоротов» и другими, названия которых мне были неизвестны. Когда я видел действия натовских корабле и не понимал их, то очень сердился на самого себя за то, что невнимательно читал и изучал специальные инструкции разведотдела штаба нашей 128 бригады 12 дивизии ракетных кораблей. Увы, знаний и опыта мне явно не хватало…

Однако я твёрдо уверился и убедился, что ордер, эскадра или группа кораблей ВМС США и НАТО – это строго дисциплинированное и регламентированное по курсам, направлениям, скорости хода, расстояниям взаимного расположения, а также по совместному маневрированию в боевых или походных порядках соединение кораблей, судов и самолётов. Надо отдать должное, 30 сентября – 3 октября 1973 года мы видели и я лично убедился в том, что американские и натовские моряки умеют держать строй в ордерах, чётко маневрировать и согласовывать свои действия в реальной учебно-боевой обстановке и на переходе морем.

Анализ и оценку эффективности организации ПВО и ПРО американо-натовского ордера вокруг АУ «Джон Ф. Кеннеди» я дать не мог, потому что не являлся специалистом в этой области и у меня были только визуальные данные стороннего наблюдателя. Однако я видел, что всё у американцев и натовцев получалось: самолёты крутились, вертелись, летали, благополучно взлетали и садились на ВПП авианосца «Джон Ф. Кеннеди». В этой связи наше (БПК «Свирепый») простое и молчаливо-безучастное присутствие при этом «спектакле учебно-боевой военно-морской подготовке» мне показалось блёклым, скучным и бесполезным проявлением и исполнением нашей боевой задачи БС (боевой службы).

Конечно, я был неправ, я это хорошо понимаю сейчас, но тогда, в свете услышанного секретного разговора командира корабля и замполита о скором начале войны на Ближнем Востоке, я молодой советский военный моряк срочной службы, матрос-краснофлотец, комсомолец и комсорг корабля, хотя и неформальный, не мог принять нашей пассивной роли в этих морских учения-приготовлениях наших «вероятных противников», в их превращении в реальных наших противников на ТВД (театре военных действий) в Северном море Северо-Восточной Атлантики, за тысячи миль от Родины. Я хотел большего от них и от нас, от нашего командира корабля, от личного состава экипажа БПК «Свирепый» и от себя лично. Я уже не хотел готовиться воевать, я хотел воевать конкретно, прямо сейчас…

Только к вечеру, примерно в 18:30 3 октября 1973 года, прекратились интенсивные полёты самолётов АУ «Джон Ф. Кеннеди» и я смог «оторваться» от окуляров визира ВБП-451М. На негнущихся ногах, со спиной, которую боль переламывала на две половины, с воспалёнными глазами, с «мутной» от избытка увиденного головой, я отнёс свои «разведчикские манатки» в ленкаюту, рассовал и запер их в шкафчиках-сейфах, спрятал в тайник ключи от дверец и побрёл в столовую личного состава хоть один раз в день покушать жидкой, горячей и вкусной военно-морской пищи.
 
Не разговаривая ни с кем, стараясь «не расплескать» из памяти увиденное и запечатлённое, я медленно покушал, не чувствуя вкуса еды и количества съеденного. Провожаемый удивлёнными и насмешливыми взглядами и репликами моряков, я встал, ещё тяжелее и медленнее добрался до ленкаюты и вместо того, чтобы, чтобы писать разведотчёт, проявлять фотоплёнку и печатать фотографии, я просто рухнул на свою постель между стеллажами в корабельной библиотеке, забыв даже закрыть за собой дверь в ленкаюту.

Таким меня нашли замполит капитан 3 ранга Д.В. Бородавкин и мой друг-годок, вернее, уже ДМБовский годок, Славка Евдокимов. Они разбудили меня. Капитан 3 ранга Дмитрий Васильевич Бородавкин передал мне приказ командира корабля капитана 3 ранга Евгения Петровича Назарова «в срок до 21:00 сего дня оставить разведотчёт о действиях ордера ВМС США-НАТО АУГ «Джон Ф. Кеннеди» за период 30 сентября – 3 октября 19736 года». Для помощи в оформлении разведотчёта мне был «прикомандирован» старший радиометрист БИП РТС Вячеслав Михайлович Евдокимов.

Участие Славки Евдокимова в составлении и оформлении разведотчёта визуального разведчика было прямым и грубым нарушением приказов и инструкции разведотдела штаба нашего соединения, поэтому я «бодро» ответил замполиту, что справлюсь сам, что помощники мне не нужны и не полагаются. Мой друг Славка Евдокимов страшно обиделся на меня, разозлился, посла куда подальше и, несмотря на приказ замполита «остаться», с возмущением убежал из ленкаюты.

Дмитрий Васильевич Бородавкин сочувственно рассказал мне, как они со Славкой долго пытались меня разбудить, а я не просыпался, что-то мычал им в ответ и кидался в них кожаным рабочим матросским ботинком – «прогаром». Я попросил извинения, но Дмитрий Васильевич сказал, что я только пытался кинуть в его прогаром, но у меня не хватало сил его даже поднять, и он ронялся из моих рук на меня самого. Мы немного посмеялись, и я сказал, что мне надо работать. Дмитрий Васильевич Бородавкин тут же ушёл, а я начал составлять отчёт по своим записям и рисункам. Одновременно я начал проявлять фотоплёнку сегодняшнего дня.

Мой разведотчёт, на моё удивление, составлялся относительно легко, потому что сегодня мне никто не мешал наблюдать и не отвлекал от происходящего. Наоборот, то, что я увидел и узнал за эти дни легко и просто формулировались в тексте разведотчёта, в комментариях к фотографиям, которые мне ещё предстояло сегодня напечатать. В разведотчёте было всё то, что я рассказал в нескольких новеллах данной книги «О службе на флоте. Легендарный БПК «Свирепый», но только не в художественной, а в документальной и фактологической форме. Естественно, о предсказании близкой войны с «вероятным противником» на ТВД Северо-Восточной Атлантики в моём разведотчёте не было ни слова, однако все данные, факты, описания и комментарии к событиям и действиям в ордере кораблей и самолётов ВМС США-НАТО ясно приводили к однозначному выводу – наш «вероятный противник» реально готовился стать нашим реальным противником, он готовился к войне на море.

Конечно, за два часа и к 21:00 я физически не мог выполнить приказ командира корабля, поэтому, когда раздался требовательный звонок внутреннего корабельного телефона и грубый хриплый мужской голос, привычно и традиционно без представления личности спросил: «Когда будет готов отчёт?», я тут же и таким же уставшим голосом кратко ответил: «Печатаю фотографии – иллюстрации к отчёту. Мокрые фотки и рукопись отчёта будут готовы к отбою в 23:00. Сухой и машинописный отчёт – в полночь».
- Жду вас у себя в ноль-ноль часов! – резко и сердито сказал по телефону командир БПК «Свирепый» капитан 3 ранга Евгений Петрович Назаров. – Не опаздывай!

Это «не опаздывай» на «ты» говорило о многом и реально «подстегнуло» меня в моей работе. Я чувствовал себя не подчинённым, а сотоварищем командира корабля в решении большой и серьёзно задачи, поэтому я не стал отвлекаться на острожные стуки в дверь ленкаюты. Когда эти стуки в дверь ленкаюты стали грубо-настойчивыми, а потом голос Славки Евдокимова потребовал, чтобы я его впустил, потому что он по запахам чует, что я делаю фотки, я максимально доброжелательно ответил ему, что никак не могу этого сделать, так как до ноля часов должен представить свои фотки командиру корабля.

- Слава, приходи после часа ночи, - сказал я своему другу-годку, не желая совсем потерять его дружку и расположение.

Ровно в 00:00 я стоял перед дверью каюты командира БПК «Свирепый» с двумя конвертами разведотдела: один конверт с первым экземпляром моего разведотчёта и комплектом фотографий был запечатан мной сургучной печатью и всеми необходимыми наклейками, нитками прошивки и моей печаткой на сургуче, а второй конверт с таким же экземпляром разведотчёта и фотографий для командира корабля. Третьего комплекта фотография я не сделал по простой причине – из-за дефицита фотобумаги и фотореактивов. Вот почему все публикуемые мной мои фотографии этих дней в Северном море относительно низкого качества – это пробные фотоснимки или брак при фотопечати. Все качественные, чёткие и выразительные снимки остались в комплекте разведотчётов и в фотолетописи БПК «Свирепый». Увы, как говорится: «Сапожник всегда сам без сапог».

- Присядьте, - приказал мне Евгений Петрович Назаров, взял мои два конверта, тщательно, но хмуро, осмотрел все должные реквизиты, печати и этикетки, спрятал один конверт в свой сейф, а потом вскрыл второй конверт. Он и я уже привыкли и знали процедуру передачи, приёма и хранения секретных разведотчётов: я не имел права читать его отчёты, он не должен был вскрывать и читать мои отчёты, но правила всегда имеют исключения…

Командир корабля первый, главный и единственный человек на корабле, который должен и обязан всё знать, всё видеть и всё предвидеть. Поэтому, чтобы принимать верные, правильные и продуманные решения, командир корабля должен быть в курсе всего и вся, в том числе и в том, что я, простой военный морской срочной службы, визуальный разведчик, написал-сочинил в своём разведотчёте в штаб нашего соединения. Это было негласное правило, которое мы с Евгением Петровичем выработали в самые первые дни нашей первой БС (боевой службе) на БПК «Свирепый». Вот почему я всегда делал несколько комплектов фотографий, в том числе и командиру корабля.

Кроме этого, естественно, командир корабля, замполит, старпом, командиры боевых частей, вероятно, были уверены в том, что одна из моих функций, как визуального разведчика и помощника замполита, - это «стучать», то есть доносить на них, на офицеров, на мичманов и личный состав экипажа корабля. Вот почему я не возражал и не сопротивлялся, когда Евгений Петрович Назаров сначала намекнул мне, а потом приказал показывать ему мои разведотчёты перед тем, как я их прошью суровыми нитками, заклею концы ниток бумажными этикетками и запечатаю конверты разведотдела сургучными печатями с оттисками моей печатки, которой я запечатывал двери ленкаюты.

По молчаливому согласию мы решили проблему соблюдения приказа и инструкции разведотдела таким образом: под моё честное слово я передавал командиру БПК «Свирепый» один запечатанный конверт с разведотчётом и второй с точно с таким же содержимым в распечатанном конверте. Командир корабля под своё честное слово брал на хранение запечатанный конверт с разведотчётом, прятал его в свой сейф, затем знакомился с содержанием второго экземпляра отчёта, забирал себе фотографии (если они прикладывались к отчёту) и второй экземпляр моего разведотчёта после прочтения уничтожал. Правда, я ни разу не видел, как он рвал или иным образом уничтожал вторые экземпляры моих разведотчётов. Всё то же самое произошло и на этот раз.

Евгений Петрович Назаров внимательно прочитал покрасневшими от усталости глазами мой текст, ещё более внимательно и молча просмотрел все до единой фотографии, что-то отметил карандашом в моём тексте и рисунках-схемах, потом молча встал со своего кресла из-за стола (я тоже встал со стула-банки), подал мне руку для рукопожатия. Мы обменялись крепким, тёплым и деловым рукопожатием.
- Молодец, хорошо сработано. Благодарю за службу.
- Служу Советскому Союзу! – от неожиданности глухо ответил я, попробовал вытянуться по стойке «смирно», но стукнулся затылком о край верхней полки в каюте командира корабля.
Мы оба хохотнули. Евгений Петрович Назаров пожелал мне хорошенько отдохнуть ночью, выспаться и, главное, хорошенько позавтракать утром.

Я не помню как очутился перед дверью ленкаюты, потому что, пробираясь коридорами, я, наверно, спал на ходу. У дверей меня ждал мой друг-годок Славка Евдокимов, который, как только я закрыл за ним дверь ленкаюты, огорошил меня громкой новостью:
- Суворов! Завтра нас здесь меняет корабль Краснознамённого Северного флота, а мы идём домой! Ты понимаешь!? Домой! Ура!

Мы со Славкой ещё несколько минут радовались, шёпотом орали «Ура!» и я действительно искренне был очень рад, потому что в этот момент понял и почувствовал степень моего напряжения и моей усталости. Но в моей реакции на ту новость, которую он принёс, Славка Евдокимов учуял что-то не то и не так…

- Ты что-то знаешь, Суворов! – сказал прозорливый и опытный интриган старший радиометрист БИП РТС Вячеслав Евдокимов. – Колись, Суворов, что ты знаешь? Что не так? Чего я не знаю?
Славка допытывался и допытывался, требовал, просил, умолял, хитрил, коварно льстил и грозно угрожал, но я твердил только одно: что сильно устал, что перенапрягся и что мне нужно, просто необходимо, выспаться, чтобы завтра быть во всеоружии.
- А зачем тебе быть «во всеоружии»? – подозрительно спросил-заявил мой друг-годок Славка Евдокимов. -  Что завтра? Война, что ли?

Я сильно напрягся от этого невинного и естественного вопроса Славки Евдокимова и чтобы не выдать себя и свою тайну, просто по-дружески «послал его ко всем чертям», разыграв своё возмущение его надоедливостью. Чтобы он больше ко мне не приставал, я пообещал ему несколько фотографий из фотолетописи БПК «Свирепый», но только под обещание никому не говорить об источнике этих фотографий и не показывать их своим друзьям-ДМБовским годкам.

Славка дал мне такое «обещание», но тут же потребовал от меня фотографий, а я, теперь уже всерьёз, послал его далеко и надолго. Славка ушёл, а ещё нашёл в себе силы сделать запись в своём дневнике-ежедневнике. Вот она:
03 октября 1973 ср
Славик (Евдокимов) ночью принёс новость: «Нас здесь меняет КСФ, а мы идём домой». Ура! Все страшно соскучились, даже командир корабля. Никак не могу уснуть. Распустил себя, чёрт возьми!

Фотоиллюстрация из Интернета: Схема-рисунок организации средств ПВО и ПРО авианесущей ударной группировки (АУГ) ВМС США и НАТО. Этот рисунок из источников, указанный в тексте новеллы, очень похож на тот рисунок и ту схему, которую я нарисовал в своём разведотчёте и на ту схему, которую составили начальник РТС капитан-лейтенант К.Д. Васильев, командир БЧ-2 лейтенант А.П. Котов и старший помощник командира БПК «Свирепый» капитан-лейтенант Е.В. Протопопов. Похожесть этих рисунков-схем не потому, что это плагиат, а потому, что они точно отражали реальную, фактическую и действительную обстановку и деятельность кораблей и самолётов ВМС США-НАТО 30 сентября – 3 октября 1973 года в Северном море во время проведения ими морских учений «Быстрое движение» («Rapid motion»). Мой рисунок был таким же трёхмерным, как рисунок-схема на иллюстрации. Схема, составленная старшими офицерами БПК «Свирепый» была плоская (вид сверху) и составленная из специальных условных обозначений, знаков и символов боевых документов ВМФ СССР. Все координаты, пеленги, курсы и расстояния на схеме офицеров были предоставлены штурманом командиром БЧ-1 старшим лейтенантом Г.Ф. Печкуровым. Размещение кораблей, расстояния и пеленги на моей схеме-рисунке были результатом пространственного представления на основе визуальных наблюдений, расчёта пеленгов и дистанций до целей с использованием корабельного перископического визира ВБП-451М и данных БИП (боевого информационного поста).