536 Мой корабельный фото-арсенал 7 октября 1973

Александр Сергеевич Суворов

О службе на флоте. Легендарный БПК «Свирепый».

2-е опубликование, исправленное, отредактированное и дополненное автором.

536. Мой корабельный фото-арсенал. 7 октября 1973 года.

Сводка погоды: Воскресенье 7 октября 1973 года. Атлантический океан. Северо-Восточная Атлантика. Северное море.
Ближайшая по маршруту следования метеостанция «Листа фйр» (около авиабазы «Фарсунн, Луфтхавн Листа» (Фарсунн, Вест-Агдер, Норвегия; географические координаты: 58.117,6.567; первое наблюдение: 01.01.1973 г.; последнее наблюдение: 31.12.2019 г.) на воскресенье 7 октября 1973 года давала такие параметры погоды: максимальная температура воздуха – 12.0°C, минимальная – 8.0°C, средняя температура воздуха – 10.0°C. Без осадков. Скорость тихого ветра 1 м/с (1 балл по шкале Бофорта и 1 балл слабого ветрового волнения). На море лёгкая рябь и короткие волны высотой 0,1 м. и длиной – 0,3 м. Эффективная температура (температура самоощущения человека на верхней палубе корабля) – 9.3°C.

Колоссальный по масштабу, плотности и однородности косяк атлантической или исландской сельди прошёл. Всё, что мы смогли вычерпать обрезами (вёдрами) и кастрюлями из этого огромного стада рыбы, мы вычерпали. БПК «Свирепый» неожиданно для всех «затоварился» жирной и сочной сельдью и, не спеша, продолжил путь по Северному морю в направлении на юго-восток к началу пролива Скагеррак, чтобы вовремя встретиться с судном снабжения ДКБФ из ВМБ Балтийск. Несмотря на то, что для нас на БС (боевой службе) продолжал действовать приказ Главкома ВМФ СССР о «повышенной боевой готовности №1», мы уже чувствовали себя «отпускниками», которых отпустили с работы на заслуженный отдых.

Воскресенье 7 октября 1973 года на БПК «Свирепый» было ажиотажным и насыщенным:
с утра была «походная большая приборка» и «постирушка в кильватерной струе»;
потом неожиданная «промысловая рыбалка» путём черпания обрезами рыб из огромного рыбного стада-косяка атлантической сельди (подарок батюшки Океана);
затем театральное появление «раскоряченных» носителей свинцовых противорадиационных причиндалов и доспехов;
после этого чудесный по вкусноте обед и ужин с насыщенным рыбным супом и жареной селёдкой с картофельным пюре;
во время «адмиральского часа» гомерический хохот и восторженный фурор от впечатления корабельной сатирически-юмористической стенгазетой «Ну, погоди!» с рассказом в картинках (комиксом) о приключениях создателей «свинцовых гульфиков» для своих ракето-торпед;
следом за этим азартный ажиотаж всех, кому не лень, в приготовлении солёной, маринованной и вяленой селёдки,
а на «десерт» отличный комедийный фильм «Бриллиантовая рука» и весёлое жизнерадостное общение моряков, щедро сдобренное фразами и выражениями из этого фильма.

Логичным завершением этого поистине (для нас) волшебно-праздничного воскресенья должна была стать моя корабельная фото-стенгазета с фоторепортажем о сегодняшнем замечательном дне и поистине необычной «рыбалке». Этот день был на редкость солнечным, ясным и на солнце даже тёплым. Если утром температура воздуха вокруг корабля была – 6.3°С, то весь день она не опускалась ниже – 12.4°С, а на солнце температура ближайшей окружающей среды на верхней палубе была аж 21.1°С. Осадков не было, только наверху в небе была какая-то тревожная слабая туманная кисея.

Вот почему после относительно хлопотной приборки и постирушки моряки-свиреповцы бодро и радостно, активно и стремительно таскали и таскали обрезы (вёдра) и кастрюли с ручками, полные рыбы из Северного моря на палубу юта БПК «Свирепый». При этом счастливые герои-рыбаки весело и артистично позировали мне, когда я их фотографировал, особенно Славка Евдокимов, который реально и действительно был сегодня настоящим «героем дня». В этот день я много, очень много снимал, щёлкал затвором фотоаппарата «ФЭД-3» и очень боялся, что у меня кончится фотоплёнка, которая имела всего 36 кадров.

Сразу после обеда и ажиотажа вокруг моей юмористической стенгазеты «Ну, погоди!», которую я в порыве азартного вдохновения нарисовал практически за 1 час, я приготовил в ленкаюте всё необходимое для проявки фотоплёнки и для печати фотографий. Славка Евдокимов и другие моряки-годки пытались прорваться ко мне, чтобы присутствовать при печати фотоснимков, но я им наотрез отказал, потому что заместитель командира корабля капитан 3 ранга Дмитрий Васильевич Бородавкин «по-отечески» веско, доказательно и твёрдо объяснил мне, что последует, если я «допущу волков в овчарню». Дело в том, что я был практически единственным «легальным» владельцем всего комплекта фото-принадлежностей на корабле. У немногих моряков-свиреповцев были фотоаппараты, которые по корабельному уставу должны были храниться в корабельной каптёрке. Некоторые боевые части (БЧ-2, БЧ-3, БЧ-4, РТС), а также мичманы и офицеры тоже имели фотоаппараты и фотоувеличители для печати фотоснимков, но это были «нелегалы».

БПК «Свирепый» был всего третьим по счёту большим противолодочным кораблём проекта 1135 типа «Буревестник», построенным на Калининградском Прибалтийском ССЗ «Янтарь» (первым был БПК «Бдительный», вторым – БПК «Бодрый»). Наш корабль считался уже серийным, но всё равно был в данное время (начало 70-х годов) секретным, совершенно секретным боевым кораблём. Режиму секретности и сохранению военной тайны на БПК «Свирепый» уделялось очень большое, серьёзное и принципиальное значение.

На корабле морякам разных боевых частей нельзя было рассказывать друг другу и делиться сведениями о своей служебной деятельности и служебных обязанностях по походным и боевым расписаниям. Боевые книжки моряков, мичманов и офицеров (аналог должностных и производственных инструкций) были секретными и должны были храниться и использоваться их владельцами только лично, без показа и передачи другим лицам. Все ТТХ и ТТД (тактико-технические характеристики и данные) конструкции корабля, состава, структуры и описание корабельного оборудования и вооружения также были с грифом «секретно» или «совершенно секретно». Практически всё на корабле пр.1135 типа «Буревестник» в 1973 году было секретным, новым, совершенным, отличным, «здоровским».

Фотографировать, зарисовывать, записывать, вести дневники, какие-либо записи о службе и жизнедеятельности корабля, его экипаж и командования было категорически запрещено режимом сохранения военной тайны. Особенно секретными были сведения о событиях боевого характера и координаты местонахождения и маршрута следования корабля в боевом походе. Конечно, со временем многие события и факты теряют своё военное секретное значение, становятся так или иначе известными, но многое и всё ещё сохраняется под грифом «секретно» или «совершенно секретно». Пример тому, постепенное раскрытие Министерством обороны России фактов и документов Великой Отечественной войны 1941-1945 годов.

До сих пор не знаю и не до конца понимаю, по какой причине командир БПК «Свирепый» капитан 3 ранга Е.П. Назаров и замполит капитан 3 ранга Д.В. Бородавкин разрешили мне быть фотолетописцем БПК «Свирепый». Может быть это случилось потому, что я изначально, с 7 марта 1972 года, будучи в первой группе первого изначального экипажа БПК «Свирепый» в 67-м Дивизионе новостроящихся и ремонтируемых кораблей в Калининграде, починил фотоувеличитель «Нева» в красном уголке Дивизиона и пользовался им с разрешения командира Дивизиона капитана 1 ранга Бессонова? Не знаю. Знаю только, что те давние фотографии изначально уже имели характер не просто фоторепортажа, а фотолетописи, фотографический истории нашего корабля и его экипажа.

Реально и легально я стал фотографом и фотолетописцем БПК «Свирепый» только после назначения меня на время БС (боевой службы) визуальным разведчиком, зарисовщиком. С 20 июля 1973 года я мог беспрепятственно, по должности и служебным обязанностям, фотографировать всё, что происходит вокруг корабля. При этом с молчаливого согласия командира корабля старпом капитан-лейтенант Н.В. Протопопов категорически запретил мне фотографировать «хоть что-то» внутри корабля. Мне было запрещено фотографировать оборудование, пульты управления, боевые посты, служебные помещения, гальюны, каюты и кают-компании офицеров и мичманов, показания приборов и индикаторов РЛС, а также офицеров и мичманов во время исполнения ими служебных обязанностей. При этом мне было запрещено не только фотографировать, но и делать какие-либо магнитофонные или текстовые записи…

Моё фотооборудование и материалы для фотодела принадлежали БПК «Свирепый» и по условиям моей службы и пребывания в ленкаюте оно должно было использоваться только для нужд корабля и экипажа корабля. При этом  естественно часть фотографий, как правило, бракованные, некачественные, неровные и т.д., «оседали» в моём личном фотоальбоме, в альбомах моих ближайших друзей-годков (которым я мог доверять). Однако большую часть фотографий я делал для стендов наглядной агитации, для фото-стенгазет, для фотолетописи БПК «Свирепый», а также для командира корабля капитана 3 ранга Е.П. Назарова и заместителя командира корабля капитана 3 ранга Д.В. Бородавкина.

После всех значимых событий в корабельной жизни я делал фото-стенгазеты, на которых репортажные фотографии дополнялись юмористическими, сатирическими и знаковыми рисунками. Все фото и рисунки в фото-стенгазетах имели сюжетные подписи или статьи-комментарии, которые раскрывали сюжет событий и их наиболее интересные подробности. Точно также я оформлял свои личные фотоальбомы (три года службы – три больших фотоальбома форматом 400х300 мм, 27 листов картона, проложенных калькой) и фотолетопись БПК «Свирепый» (два таких же больших фотоальбома). Судьба этих фотоальбомов-фотолетописи БПК «Свирепый» была в руках следующего за Д.В. Бородавкиным замполита – капитан-лейтенанта Александра Васильевича Мерзлякова (ноябрь 1973 – декабрь 1974).

Кроме этого отдельно я делал фотоснимки для разведотдела штаба 128-й БРК 12-й ДРК ЛКБФ. Для этого меня снабдили на БС (боевую службу) фотоаппаратами, фотоплёнкой, фотобумагой и фотореактивами. При этом приказ штабных разведчиков был простым, строгим и ясным: «Использовать фотоматериалы и принадлежности только по назначению и для выполнения задач визуальной разведки». Этих приказов, указаний, распоряжений и условий моей работы-службы на корабле и во время БС (боевой службы), естественно, никто из личного состава экипажа корабля не знал, не мог и не должен был знать. Лучше всех понимали моё положение только командир корабля капитан 3 ранга Евгений Петрович Назаров, второй командир корабля (на время БС) капитан 2 ранга Михаил Владимирович Суханов и замполит капитан 3 ранга Дмитрий Васильевич Бородавкин. Эти офицеры не требовали от меня фотографий так, как это делали мои товарищи, моряки-годки, подгодки и некоторые молодые матросы, а также мичманы и офицеры БПК «Свирепый», которым, конечно же, очень хотелось иметь на память свои фото с БС (боевой службы). Вот почему я делал фото-стенгазеты с обильным количеством фотоснимков и рисунков, которые традиционно после вывешивания фото-стенгазеты «раздиралась в клочья» на память и на сувениры.

Принадлежности для фотодела: фотоплёнку, фотобумагу и фотореактивы я чётко разделил на три части: личные, корабельные и штабные. Все эти материалы лежали раздельно в трёх разных местах в в ленкаюте, причём корабельные фото принадлежности лежали открыто, чтобы замполит или командир корабля в любой момент могли проверить их комплектность, целостность и расход. Фотоматериалы для разведотдела штаба хранились в сейфе, вместе с моими отчётами и вещественными доказательствами. Сюда доступ не имел никто, даже командир корабля. Личные мои фотоматериалы я хранил в самом дальнем уголке моей шхеры по левому борту, куда за рёбра шпангоутов в самый нос корабля можно было протиснуться только очень худому, как я, человеку и дотянуться только кончиками пальцев. Я там просто подцеплял обычную сетку-авоську с фотоматериалами длинной деревянной линейкой для художественных работ, в которой был вырезан специальный паз-крючок. Также с помощью «дрючка-крючка» я прятал эту авоську в свою дальнюю шхеру.

У меня был свой «гражданский» фотоаппарат «Смена-Символ», который купил мне в Москве мой папа, когда я в начале июля 1973 года возвращался на корабль после второго отпуска с выездом на родину. «Смена-8М» ленинградского объединения «ЛОМО» был новейшим шкальным фотоаппаратом, в новом корпусе и с новыми «прибамбасами»: с объективом Триплет «Т-43» 4/40; под плёнку типа «Фото-135» с размером кадра 24х36 мм; с центральным затвором и рамочным видоискателем; с «выдержкой» - 1/15, 1/30, 1/60, 1/125, 1/250 и «В»; с ручной фокусировкой по шкале расстояний и символов; с ручной установкой экспозиции (диафрагмы), в том числе по шкале символов погоды; со скрытым маховиком и обратной перемоткой плёнки; со вспышкой Синхроконтакт «Х», с оригинальной приёмной катушкой фотоплёнки, с возможностью использования пустой приёмной кассеты. При этом затвор фотоаппарата «Смена-8М» взводился одновременно с перемоткой очередного кадра плёнки, поэтому им было очень удобно и быстро работать, снимать.

Фотоаппарат «Смена-Символ» стоил ровно 15 рублей и в 1973 году это были «солидные» деньги для простых советских тружеников, которыми были мои папа и мама. Фотоаппарат «Смена-Символ» был лёгкий (280 г), неприхотливый, простой, полнофункциональный и в умелых руках мог делать прекрасные фотоснимки. Единственная трудность – это определение границ кадра-снимка: в видоискателе кадр был больше, чем на фотоснимке. Устанавливать на фотоаппарате «Смена-Символ» выдержку и диафрагму было проще простого: если фотоплёнка светочувствительностью 65 единиц, то значение диафрагмы – f/8, если 130 единиц, то – f/11, если 250 – f/16 (соответственно: 32 единицы – f/5.6, 16 единиц – f/4). Выдержка устанавливалась ещё проще – по символам: «ясно» - 1/250; «солнце в дымке» - 1/125, «облачно» - 1/60, «пасмурно» - 1/30, «грозовые тучи» - 1/15.

Естественно я использовал свой личный фотоаппарат «Смена-Символ» для личных нужд, снимая на свою фотоплёнку только то, что должно было пойти в мой личный фотоальбом, в письма моим друзьям и родителям. Для корабельных нужд и событий я использовал уже настоящий «боевой» фотоаппарат советских фотокорреспондентов и фоторазведчиков – «ФЭД». Фотоаппарат «ФЭД» - «Феликс Эдмундович Дзержинский» - это знаменитый советский фотоаппарат, который начали выпускать в Детской коммуне НКВД УССР им. Ф.Э. Дзержинского в 1934 году (Харьков, Украинская ССР). «ФЭД» был любимым фотоаппаратом моего папы ещё со времён Великой Отечественной войны. Моя мама, военфельдшер и комсорг военного санитарного поезда-госпиталя ВСП-29, тоже всю войну 1941-1945 годов пользовалась этим фотоаппаратом. С 1957 года в нашей семье использовался фотоаппарат «ФЭД-2» со съёмной задней стенкой и телескопическим видоискателем и дальномером. Для меня в детстве единственной трудностью в освоении этого фотоаппарата была необходимость вручную крутить тугую круглую головку, чтобы перемотать плёнку на один кадр.

Корабельный фотоаппарат, который я получал в политуправлении штаба Дважды Краснознамённого Балтийского флота в Калининграде, имел маркировку-имя «ФЭД-3». Его нам выдали для нужд командования и личного состава экипажа корабля, для фотографирования офицеров, мичманов, матросов и старшин в личные дела, на стенды наглядной агитации, а также для траурных церемоний. Это был дальномерный фотоаппарат под плёнку типа «Фото-135» со шторно-щелевым затвором и выдержками от «В» и 1 секунда до 1/500 с. Корабельный «ФЭД-3» имел объектив «Идустар-61 2,8/53» на резьбовом соединении М39х1/28,8. Этот объектив имел ручную фокусировку с помощью встроенного дальномера с базой 41 мм. Также вручную устанавливалась выдержка и диафрагма. Правда, «ФЭД-3» имел большую массу, чем «Смена-8М» (950 г) и кожаный футляр у него был солиднее (прочнее). Корабельный «ФЭД-3» имел курковый взвод затвора и перемотку плёнки, который ощутимо сигнализировал и блокировал неполный взвод. Таким образом, «ФЭД-3» был надёжным, простым и функциональным «боевым» фотоаппаратом.

Фотоаппарат «Зенит-Е», который мне выдали разведчики из штаба 128-й БРК 12-й ДРК, был зеркальным с механическим шторно-щелевым затвором, с горизонтальным движением чёрных матерчатых шторок. «Зенит-Е» тоже был рассчитан на перфорированную 35-мм фотоплёнку типа «Фото-135» с размерами кадра 24х36 мм. У этого фотоаппарата был отличный светосильный объектив «Гелиос-44-2». С фотоаппаратом «Зенит-Е» удобно было работать, потому что он позволял видеть будущее изображение - фотокадр прямо - через объектив «Гелиос-44-2», быстро наводить резкость изображение, наблюдать через зеркальный видоискатель с матовым стеклом и полем зрения 20х28 мм за всем происходящим в кадре в реальном времени. Такое устройство фотоаппарата «Зенит-Е» позволяло делать фотоснимки прямо через окуляр корабельного бинокулярного перископического визира ВБП-451М.

Этот корабельный «Зенит-Е» был со мной в тот день жуткого шторма урагана Эллин и практически спас мне жизнь. До того, как туча воды, брызг и морской пены с силой толкнула меня в спину и сбросила с крыши ГКП на палубу шкафута в поток морской воды, который снёс меня под торпедный аппарат за борт, я успел спрятать его в футляр, который находился у меня на груди за отворотами бушлата. Этот «горб» из фотоаппарата «Зенит-Е» внутри объёмного крепкого футляра на моей груди и мои руки-локти, которыми и прикрывал бушлат на груди, зацепились за леера фальшборта под торпедным аппаратом. Если бы не было фотоаппарата «Зенит-Е» в его родном футляре и моих рук, которые инстинктивно запахнули борта и ворот бушлата, чтобы морская вода не попала внутрь фотоаппарата, то я бы сейчас пел в глубине Северного моря «моряцкую песню» салаг и молодых матросов…

Буду лежать я на дне морском
Грудой поблёкших костей,
Рядом твоя фотография
С нежной улыбкой твоей…

Ещё один стационарный фотоаппарат с телеобъективом и неизвестной мне конструкции, типа и марки, который мне под расписку выдали в разведотделе штаба в ВМБ Балтийск, был очень простым, почти полностью автоматическим и у него менялись только кубической формы отсек с батареями и фотоплёнкой. Судя по широкому квадратному матовому экрану, который имел откидывающиеся в разные стороны боковые шторки, его кадры были размером 6х6 см. Этот специальный («секретный») фотоаппарат внешне был очень похож на советский фотоаппарат «Салют-С» (аналог шведского фотоаппарата  «Hasselblad 1600F»). Этот фотоаппарат не требовал предварительного взвода диафрагмы и сам устанавливал выдержку по условиям освещённости и состояния окружающей среды. Мне только надо было навести объектив на объект съёмки, проконтролировать самонаводящуюся резкость изображения на экране фотоаппарата и «спустить курок». Отснятую фотоплёнку этого спец. фотоаппарата я не проявлял и снимки не печатал, потому что сразу после «отстрела» всей фотоплёнки в кассете, я под опись и оформление специальной учётной формы, прятал эти кассеты в сейф. Кстати, этот специальный фотоаппарат имел выдержку от «В» и 1/2 с до 1/1500 с. Он фотографировал практически быстрее, чем за мгновение. Таким образом, этим фотоаппаратом можно было чётко сфотографировать летящую мимо меня на малой высоте крылатую ракету или сверхзвуковой самолёт…

Был у меня ещё один фотоаппарат, каким-то образом «затесавшийся» в имуществе комсорга корабля, доставшийся мне «по наследству» от работников-наладчиков калининградского ПССЗ «Янтарь», а может быть, других заводов, институтов или  КБ. Это был старенький и надёжный, как автомат Калашникова, фотоаппарат «Зоркий-3М». Он был советским обычным и нормальным дальномерным фотоаппаратом Красногорского механического завода 1956 года выпуска с очень хорошим объективом «Юпитер-8» 2/50 и дальномером с базой 38 мм. Все экспозиции на нём устанавливались вручную, но у него был отличный оптический видоискатель, совмещённый с дальномером, с диоптрийной коррекцией, что позволяло немедленно наводить резкость и чёткость изображение, делать качественные снимки. Я не зря сравнивал фотоаппарат «Зоркий-3М» с АК Калашникова, потому что он был простой, надёжный и результативный. Кстати, фотоаппарат «Зоркий-3М» имел диапазон выдержек от «В» и 1 до 1/1000 с и мог фотографировать буквально всё и всех, все события и процессы. Единственным неудобством этого фотоаппарата была необходимость перемотки фотоплёнки и взвода затвора фотоаппарата круглой ручкой, а не курком, но в остальном «Зоркий-3М», несмотря на свой почтенный возраст (17 лет), оставался боевым, рабочим, действующим.

В это воскресенье 7 октября 1973 года я фотографировал своей «рабочей лошадкой», «плугом», «трактором», то есть корабельным фотоаппаратом «ФЭД-3» и вечером лихорадочно готовился проявить его фотоплёнку. Я выключил свет в ленкаюте и корабельной библиотеке, превращённой на время в фотолабораторию, оставив только красный свет аварийного «тревожного» светильника с алой «пиалой» из чешского броневого стекла «Богемия». Автоматическими движениями я на ощупь открыл заднюю крышку фотоаппарата и привычно взялся за кассету с фотоплёнкой. Мои пальцы ощутили вместо пластмассового бочоночка фотокассеты пустоту. Кассеты не было. Плёнки в фотоаппарате не было…

Сказать, что я «обомлел», это значит, не сказать ничего. Я не просто замер, я был в «ступоре». Я застыл, «окаменел», «омертвел», «остановился». Во мне всё прекратилось. Исчезли все мои ощущения, мысли, чувства, слова, дыхание, сердцебиение, жизнь. Осторожно, очень осторожно, пугливо осторожно я опять и опять щупал внутренности фотоаппарата, шарил руками вокруг него, проверял свои крепко сжатые колени, потом даже нагнулся под своё рабочее место и слепо начал шарить в кроваво-красной темноте у себя под ногами по палубе. Глупо, конечно, но я всё ещё надеялся, что она, эта чёрненькая кассета с торчащим из неё хвостиком фотоплёнки, найдётся, окажется и очутится у меня в моих жаждущих пальцах. Нет, чуда не произошло. Утром, спросонья, я, видимо, забыл вставить в фотоаппарат кассету с плёнкой, и помчался на ходовой мостик, не зарядив фотоаппарат. А я ещё удивлялся тому, как легко переводится затвор и как долго не заканчивается плёнка! Это был провал…

От стыда и горечи за своё разгильдяйство я чувствовал, что провалился ниже дна Атлантического океана и холодная вязкая тина страха и ужаса затягивает меня всё глубже и глубже. «Как ты мог забыть вставить в фотоаппарат плёнку!?» – восклицали во мне все мои внутренние голоса и громче всех орал и бесновался голос моего старшего брата Юры. Он обзывал меня всеми своими традиционными «обзывалками», сравнивал меня с «долбодятлом» и был, конечно, прав. Я действительно был «долбо…б»!

Эх! какие должны были быть мои кадры и фотки сегодняшнего дня! Вот Славка Евдокимов орёт с выпученными глазами и показывает мне рукой в море. Вот бескрайний океан, который бурлит, кипит и трепещет от бесчисленного множества рыбок, которые стремятся внутрь сплошного рыбного косяка, поля, моря, океана из исландской сельди.

Вот боцмана, которые расстилают и растягивают брезент и делают из него бассейн-аквариум. Вот наш двухметровый Паша Каретов, «выныривает на свет божий» из дверей тесного тамбура. Вот он стоит на привальном брусе за бортом корабля, согнувшись в позе буквы «зю», то есть, наклонившись над морем. Вот матросы, вцепившиеся ему в робу, в пояс, в штаны и таким образом удерживающие его в наклонном положении над водой.

Вот артиллеристы комендоры-рогачи, подающие Паше Каретову большую алюминиевую кастрюлю с ручкой справа, и связисты радисты-слухачи БЧ-4, принимающие от Паши заполненный рыбой обрез слева. Вот Паша Каретов, одним мощным махом черпающий ведром трепещущую веером рыбку из плотного рыбного косяка исландской сельди.

Вот брезентовый аквариум, в котором пляшет, трепыхается и делает сальто в воздухе серебристая на солнце живая сельдь. Вот азартные зрители и помощники, мичманы, матросы и офицеры, которые совершенно безумно и весело орут даже на фотографии: «Давай! Давай! Держи! Держи!».

Вот невозмутимый радиометрист-наблюдатель РТС Миша Жернов, который шлёпает легонько рыбок головой по палубе, по надстройкам, чтобы их немного оглушить и усыпить, успокоить. Вот озабоченные коки и поварята, которые принимают от моряков-гонцов ящики и бачки (обрезы) с живой рыбой, чтобы приготовить из неё вкуснейший рыбный суп и жареную рыбку с картофельным пюре.

Вот снова Паша Каретов, который как маятник, машет и машет обрезами (вёдрами) и кастрюлей, подавая наверх на палубу всё новые и новые порции одинаковых по размеру рыбок и его страховщики, которые, как рабы, изнывают от удержания на весу пашиного тела. Вот и другие моряки, которые так же, как Паша Каретов, стоят на привальном брусе и ритмично вытаскивают обрез за обрезом, полные телами исландской сельди.

Вот гора рыбы на палубе юта БПК «Свирепый». Брезент уже просто лежит на палубе, потому что удержать руками края брезентового бассейна-аквариума с такой массой живой и мокрой рыбы практически невозможно. А вот компания матросов-годков во главе со старшим радиометристом БИП РТС Славкой Евдокимовым, которые склонились над разделочной доской из листа голубого чертёжного ватмана и разделывают тушки исландской сельди, готовя её к засолке, маринованию и сушке.

Крайними кадрами фото-стенгазеты «Океан исландской сельди» должны были быть счастливые победители стихийного соревнования мастеров по готовке деликатесов из исландской сельди, а также довольные и счастливые моряки, которые смакуют, кушают, едят разновидные продукты из селёдки. Самый крайний кадр-рисунок должен был быть в виде коллажа – живописной картины, созданной путём наклеивания на лист фото-стенгазеты фотографий, картинок из журналов (у меня уже была целая коллекция картинок на все сюжеты и случаи творческой жизни). Коллаж должен был изображать в центре стенгазеты коллективный восторг и радость встречи моряков-балтийцев-свиреповцев с Морским богом - батюшкой Атлантическим океаном и его свитой в виде разных рыб, дельфинов, медуз, морских коньков, крабов и бакланов (чаек).

Я изначально, ещё утром, когда фотографировал всё происходящее на этой океанической рыбалке, уже представлял и знал, как я буду оформлять и рисовать эту фото-стенгазету, а теперь я сидел и не знал, что мне делать. По моей вине фотографий одного из самых замечательных и необычных событий БС (боевой службы) БПК «Свирепый» не было. Это был провал, мой провал, моя вина и мой «косяк». Я знал, что практически все, весь экипаж БПК «Свирепый», ждут от меня фотографий, а я по своей преступной халатности и лености не оправдал их надежд. Впервые я провалил задание и не исполнил, как надо и как должно, свои прямые личные служебные обязанности.

Единственно, что могло хоть как-то сгладить мою вину, - это «по-быстрому» нарисовать задуманную стенгазету и честно покаяться, попросить у моряков прощения. Известно – повинную голову меч не сечёт.

Фотоиллюстрация из открытой сети Интернет: Советские фотоаппараты 1973 года. Мой «фото-арсенал» на БС (боевой службе) БПК «Свирепый» в Северной Атлантике в июле-октябре 1973 года, а также злополучная пустая фотокассета. Слева-направо: «Зенит-В», «ФЭД-3», фотоаппарат, похожий на специальный секретный фотоаппарат разведотдела и «Зорький-3». Обычная пустая фотокассета для указанных фотоаппаратов. Кстати, тот секретный фотоаппарат был с большим телеобъективом и со специальными креплениями (замками) для его установки на карданный подвес пелоруса гирокомпаса на крыле ходового мостика корабля. Мой личный фотоаппарат «Смена-Символ» здесь не показан, потому что он всем и так знаком.