Старик Минус и пёс Авокадо 4

    продолжение
 
 4

       Петр женился на Алле по большой любви, но наперекор своим родителям. Бедная сирота, жившая в семье своего дяди из милости, не была желанной невесткой. Жили одним домом, и приходилось сносить Алле придирки свекрови: некрасива, нерасторопна, и ещё многие не... А, не родив за три года замужества ребенка, начала слышать от свекрови самый главный попрек -  в бесплодии. Петр, жалея жену, завербовался на шахты, и они переехали на Донбасс в конце 50-х. Устроились работать на шахту, потом поступили учиться заочно. Алла на бухгалтера, а Петр в горный институт.

       Поселились они в необычном месте - на терриконе,  прозванном в народе «Поднебесье». Когда-то породу террикона, заброшенного за ненадобностью, дожди и снега спрессовали, а степные ветры Донбасса покрыли поверхность землёй и  семенами, которые дали жизнь неприхотливым растениям. Удивительное место, похожее издали на огромный муравейник. Даже очень старенькие жители не знали, когда именно был обжит людьми террикон: «Мамка тут родилась при Николашке, дед тут родился при Алексашке».

       От подножия вверх к ярусам-улицам вели ступеньки. На каждом ярусе уютными террасами располагались  отдельные участки: домик, летняя кухня, сарайчик, вишня и яблонька, несколько грядок с луком и петрушкой, палисадник с маками и чернобривцами.
       Алла и Петр снимали летнюю кухню у хозяев на самой верхней террасе, откуда весь Донбасс как на ладони, а ночью, если стоять во дворе, кажется, будто среди звезд паришь. Вот будто бы только они двое во Вселенной. Зимой печка, натопленная угольком, жаром дышит так, что ветер, бьющийся в окно, просится в дом погреться. Он врывается белым облаком в открываемую дверь впереди человека и надо быстренько закрыть дверь, чтобы не вымораживать свое жилище. Хорошо вдвоем с любимым, но ребеночка нет и нет.

       Вскоре после обследования в больнице Алла услышала от врача о своем полном и абсолютном бесплодии, не дававшем никакой надежды стать матерью. Пока Алла горевала и проливала слёзы, Петр, втайне от жены, узнал все об усыновлении: какие документы, справки и характеристики необходимы. Потом с женой все обсудил. А для Аллы это, как в темноту лучик света проник. Она тогда так и сказала: «Муж мой, ты мне свет подарил!»

       Вскоре поехали они в детский дом. Показали им, как просили, младенцев мальчиков. Уж готовы были выбор свой сделать, но тут с конца комнаты раздался жалобный писк-плач и Петр с Аллой, взявшись за руки, пошли на этот призыв. Оказалась хорошенькая девочка. Вот и ладно, будет доченька! Света. Светлана. Они хотели сразу девочку забрать, но им не позволили.  Предложили приходить проведывать девочку, пока готовятся документы на удочерение. Через неделю приехали они с девочкой погулять, а заведующая пригласила их к себе в кабинет и говорит, вижу мол, что вы люди положительные, а потому можете взять девочку прямо сегодня, вот  купите все по этому списку и забирайте.
       - Так документы… - растерялись Петр и Алла.
       - Я подготовила документы на удочерение на основании тех справок, которые  у меня имеются, а последнюю донесете в течение недели. Или вы передумали? Тогда мы отдадим девочку другой семье, - строго сказала заведующая.

       Это заявление заведующей, прозвучавшее как угроза, заставило пару действовать. Петр тут же сбегал в магазин и  купил все необходимое для девочки. Алла хотела сама обретенную доченьку переодеть, но заведующая с воспитательницей не позволили: «Мы сейчас сами все сделаем, а вы в коридоре подождите».
 
       Когда дома распеленали ребенка, стали понятны стремительные действия заведующей, связанные с удочерением, и плач ребенка. Все тельце Светы было покрыто чирьями, температура высокая. Петр жену с ребенком отвез в больницу, а сам  помчался на шахту в ночную смену. Пока врачи за жизнь девочки боролись, Алла сидела в коридоре и плакала.

       Тут санитарка с ведром и шваброй по коридору начала сновать, недовольство демонстрировать: «Понарожают, а ладу ребеночку дать не могут. Береженое дитя Бог бережет, а ты по своему недосмотру ребенка загубила». От горя и слёз Алла ничего не смогла сказать в свое оправдание.

       - Пошли, – увидав, как Алла горюет, санитарка сменила праведный гнев на милость, завела Аллу в пустую палату для матери и ребенка, - занимай койку. Ребенка после операционной сюда принесут. Крещеная? – Алла утвердительно кивнула. - Молитвы знаешь? Отче наш… ко святой Троице, - увидев отрицательное мотание головой, констатировала, - плохо. Значит, молись, как сердце подсказывает. Проси Богородицу, Царицу нашу Небесную, чтоб упросила сына своего, Господа нашего Иисуса Христа оставить тебе девочку. Он-то всё видит. Все… молись, а я пошла.
- Я не знаю, как просить. Как просить того с кем незнакома? – жалобно спросила Алла.

       - Эх, милая! Ты еще не родилась, а  Господь уже тебя знал, и имя твое на небесах начертал. Ум свой комсомольский отринь и душа православная в тебе сама заговорит, ты только рот открывать будешь, - и вышла из палаты, шаркая ногами, бубня  тихонько: «Прости, Многомилостивый, нас горемычных, веру отринувших».

       Осталась Алла одна в палате в слезах и горе. Как молиться? Как просить?
Тут Алла Павловна прервала свой рассказ, так как из открытого окна ее позвала дочь.
       - Извините, Павел Матвеевич, своими воспоминаниями забрала у вас столько времени. Мне уж идти пора. До свиданья.
- Не извиняйтесь. Я буду ждать продолжения вашей истории.


       Прощаясь с Аллой Павловной Минус увидел машину внука, проехавшую мимо них, и пошел к гаражам. Закрыли гараж, велели Авокадо стеречь, и пес занял пост около своей будки.  Дома  неспешно поужинали, переговариваясь о том, о сём, а во время чаепития Матвей начал подтрунивать над дедом:
       - Дед, да ты еще о-го-го! Видел я, как ты золотой монетой сиял, когда перед соседкой шпорами бряцал и медалями звенел.

       - Да ладно тебе, Матвей, над дедом подшучивать!  Это я уважение проявлял. Понимаешь ли, внучок, Алла Павловна относится к тем женщинам, с которыми мужчины всегда церемонятся. Вот и бабушка твоя такой была. Да-а!– этим утвердительным протяжным «да-а-а» Павел Матвеевич частенько заканчивал предложение, чтобы подчеркнуть значимость и важность озвученной мысли.

       - Дед, бабушка говорила, что у вас какое-то неимоверное знакомство было, но наотрез отказывалась рассказывать. Только сказала, что ты был ранен, и она тебя лечила. Еще говорила, что почти неделю не могла рассмотреть твоего лица и это её очень заинтриговало. Таинственность придала тебе шарм, а мужество, с которым ты переносил ранение, тронуло ее девичье сердце.
       - Что так и сказала? – спросил дед с недоверием в голосе.
       - Ага. Расскажи.
       - Не знаю, стоит ли?
       - Давай, дед, колись. Делись опытом с внуком, чтоб я знал, как нужно покорить сердце такой женщины, как наша бабушка и Алла Павловна. И так. Ты попал в медсанчасть с ранением. Куда ты был ранен?
       - В задницу, - тихо сказал Минус, будто кто-то мог подслушать.
       - Куда-куда? - Матвей от неожиданности рассмеялся.
       - Куда слышал, - буркнул Минус. - В задницу. И мне, между прочим,  тогда было вовсе не до смеха. Это было мало того, что больно, так еще и унизительно.
       - Ну, извини. Рассказывай, - попросил Матвей, все еще давясь от смеха.

       - Это случилось, когда я после военного училища вернулся назад в свою часть под Хабаровском. Буквально через пару дней. Лейтенантские звездочки поблескивают, сапоги новенькие хромовые поскрипывают. Решил я на турнике перед солдатиками покрасоваться. Смотрите, мол, каков ваш командир. Один оборот, другой и  вдруг руки соскальзывают, и я шмякаюсь задницей на, невесть откуда взявшийся, гвоздь. Гвоздь небольшой, но ржавый. В общем, оскандалился перед подчиненными; вместо восхищения и рукоплесканий вставал на ноги под гомерический смех солдат. Сразу в медсанчасть идти постеснялся, а пошел через несколько дней, когда образовался нарыв, и поднялась высокая температура. А там врач - бабушка ваша - краса ненаглядная. Ну как такой девушке причинное место показывать? Я стушевался и стеснялся, смотрел в пол, мычал и блеял.  Маша же глянула строго и скомандовала: «Немедленно снимайте штаны и ложитесь на кушетку для осмотра ягодиц, а иначе я позвоню командиру части». Угроза подействовала и я…
       - Стриптиз для незамужней барышни. Класс! – беззлобно вставил Матвей.

       - За стриптиз я тогда ничего не знал. Когда Маша за ягодицы сказала, я вообще не на то место подумал. От стыдобы такой красный был, как рак. Потом все быстро завертелось. Ягодицу, будь она неладна, разрезали, обработали, на койку меня уложили. И лежал я неделю кверху этой самой ягодицей, терпя перевязки и уколы. Слава Богу, у меня хватило ума понять, что я стану объектом для  беспощадных шуток и, предвосхитив это, сам подшучивал над собой, не жалея своего самолюбия. Знаешь, теперь  я даже рад такому ранению, оно ведь стало целебной прививкой от гордыни и самолюбования. Это показало мне, что можно оказаться в ситуации, в которой тебя увидят не тем, кого ты из себя мнишь, а тем, кто ты есть на самом деле. Да-а! Но  тогда из-за комичности ситуации я не имел даже малой надежды на то, что покорю сердце неприступной докторши Марии Ивановны. Вот и вся интрига с шармом.
       - Ну, как, покорил? – улыбаясь, спросил внук.
       - Она вашей бабушкой стала, -  с улыбкой напомнил  Павел Матвеевич, - Ладно давай спать укладываться.


Продолжение следует http://www.proza.ru/2020/03/12/1082