Зачем смертному посмертная слава

Феномен славы возник скорее всего вместе с человеческим обществом или, может быть, вслед за ним. Славе по содержанию близки популярность, известность, репутация.
   Произросла слава из двух фундаментальных свойств человека. Это его природная неистребимая социальность и его неустранимая преходящесть, его смертность. Антоним эпитету смертный – бессмертный. Этот эпитет можно понимать двояко. Во-первых, как вечно живущий во плоти, никогда не умирающий. Второй смысл слова «бессмертный» - это вечно, во всех веках памятный потомкам.
  Поговорим сначала о социальности. Большинство образованных людей твердо знают, что человек – существо социальное. Что сие означает? Прежде всего то, что человеческий индивид нуждается в отношениях как минимум с другим человеческим индивидом, а по максимуму со множеством индивидов. Отношения бывают многоразличными – и родственными, и деловыми, и дружескими, и враждебными и т.д. и т.п. Общее у этих отношений одно: они жизненно необходимы. Маугли, сызмальства живя среди зверей, останется зверем. А Робинзон Крузо? Робинзон вне общения с людьми остается человеком по инерции, неся в себе с детства усвоенную социальность. Обретение Пятницы помогло ему сохранить себя как человека. И чем больше людей выделяют меня среди человеческой массы, чем больше их знает меня в лицо, интересуется моей индивидуальностью, моей жизнью, тем сильнее и ярче я ощущаю себя существующим, живым и значащим. И чем больше людей выделяют меня среди человеческой массы, чем больше людей знают меня в лицо, интересуются моей индивидуальностью, моей жизнью, - тем сильнее и ярче я ощущаю себя существующим, живым и значимым. И я стремлюсь достичь известности, высокой репутации, популярности и славы различными путями: воинскими подвигами, спортивными достижениями, творческими успехами или же огромными злодеяниями. Прижизненной славе сопутствуют многие блага, но и некоторые неприятности как оборотная сторона славы.
   Главное, суть и значимость славы громогласно выразил Игорь Северянин:
            Я повсеградно обэкранен
            И повсесердно утвержден.
   И чем большему числу людей я нужен, чем больше их интересуется моей особой, чем больше их интересуется моей особой, чем больше их желает видеть мое лицо, слышать мое слово, тем больше я чувствую себя живым, тем тверже я укоренен в социуме. Прижизненная слава – это известность моей особы в социальном пространстве, меньшем или большем. Известен в узких или широких кругах. Известен от получаса до многих десятков лет.
  А чем человеку дорога его посмертная или еще лучше слава в веках или тем более бессмертная слава?
  На этот вопрос все, за исключением единичных оригиналов, дружным хором ответят: конечно, своему личному бессмертию.
  Какое содержание вкладывают люди в это желание, чего конкретно оним хотят от загробной жизни? Не совсем  одно и то же в разные исторические эпохи и у разных этносов.
  Как известно, египетские фараоны забирали с собой на тот свет и прислугу, и домашнюю утварь. В загробный мир они переезжали как на новое место жительства, наверно, желая и надеясь на неведомой чужбине вести прежний образ жизни. А вот христиане верят, что душа попадет в рай или ад, возможно, пройдя через некое чистилище. В раю душу ждут райские кущи, которые воображаются по-разному. Мусульмане не сомневаются, что в награду за свою праведную жизнь они окажутся  в гареме среди гурий, нежащихся в траве на берегах журчащих ручейков.
  Картины загробной жизни многоразличны, но все верующие в нее осознанно или неосознанно убеждены в одном и том же: и после смерти они сохранят способность ощущать, чувствовать и мыслить. Индивида в любом его внешнем виде, способного ощущать, чувствовать и мыслить, я буду в дальнейшем называть уже давно известным словом «эго», то есть «я».

    Потусторонняя райская жизнь и посмертная слава
   Фараоны и другие властители далеких дохристианских и христианских эпох, судя по историческим сведениям, не сомневались в том, что после смерти они продолжат свое существование в ином мире, вечном и блаженном, где им не понадобится ничто земное и где ничто земное не причинит им ни горя, ни радости.
  Так зачем же они при жизни в камне, в глине, на папирусе и других материалах усердно увековечивали свои земные деяния, свои созидательные свершения, свои военные победы? Удивительный парадокс!
  Я нахожу ему две разгадки. Наверняка синица в руке (земная реальность) была им и роднее, и дороже журавля в небе (то есть загробного бессмертия). Земля, а не иной мир, неосознанно воспринимались ими как истинная родина. В силу своей социальной природы человек жаждал признания у будущих социумов.
  Не менее значительна другая причина, по которой люди жаждали именно земной бессмертной славы. Можно подозревать, что сознательно веруя в вечную загробную жизнь, райскую или адскую, люди не очень-то были в ней уверены, и честолюбцы всячески добивались бессмертной памяти о себе здесь, на земле, у ее будущих жителей.
  Но ведь после смерти земное «эго» уже не существует и поэтому, разумеется, не способно каким-либо образом воспринимать знаки памяти о себе и радоваться этим знакам.
  Так что же смертный, творец или воин, так хлопочет о своей земной бессмертной славе? Чтобы это понять, надо уяснить себе, что хлопочет об этой славе его живое воображение. Смертный представляет себе, как неведомые потомки будут вспоминать его или о нем, восхищаться им или проклинать его как  живого. Славолюбие (жажда посмертной славаы) свидетельствует о том, что вера славолюба в загробное блаженство – это самообман и что он предпочитает неземному раю земную посмертную известность.

  О содержании бессмертной славы
  Итак, сам умерший уже никогда и ничего на земле среди живых смертных воспринимать абсолютно не может. Остается только полное забвение усопшего, а в случае невероятного везения какие-то воспоминания о нем самом или память о его былом пребывании на земле. Содержательная разница между этими понятиями весьма велика.
  Воспоминания о смертном хуже или лучше воссоздают его внешний облик, его поступки, его душевный мир. Перед вспоминающим предстает, я бы сказал, мемуарный образ.
  Биография, если только она интересует грядущие поколения, дает примерно такой же результат.
  Названия городов или улиц зачастую сохраняют во времени только имя человека и лишь намекают на значимость его былых деяний.
  Больше всего личностных черт писателя или поэта запечатлевается в его творениях, а гораздо чаще и полнее в них отражено его мирочувствование, миропонимание.
  И ничего не скажут про их обладателей надписи «Ваня + Маня», начертанные на скале или стене дома, ничего, кроме желания, чтобы другие узнали об их существовании. 
  Великие завоеватели ради посметной славы проливали целые потоки человеческой крови, не жалея, правда, и своей. До сих пор на слуху у десятков, а то и сотен тысяч людей имена Александра Македонского, Наполеона Бонапарта, Александра Суворова.
Похоже, что больше всего воспоминаний осталось о личности Наполеона. Историкам известны портреты и деяния его маршалов. Мои мысли о его солдатах совсем не веселы. Наполеон всячески внушал им, что его слава полководца – это также их бессмертная слава. Известно, с каким энтузиазмом они готовы были проливать кровь, переносить увечья и умирать, бросаясь в самое пекло сражений. И кто нам известен из числа наполеоновских храбрецов? Кого лично вспоминают добрым словом сегодняшние французы?
Кто ныне вспоминает суворовских чудо-богатырей и тем более воинов Александра Македонского, Юлия Цезаря?

   Зачем нужна посмертная слава
  Чего же конкретно жаждет мечтатель не только о прижизненной, но и о посмертной славе? Повторю то, что знают многие: он мечтает, он воображает и добивается уверенности в том, что потомки будут почитать его творения, его государственные деяния, его воинские подвиги и победы. И уж как минимум чтобы потомки знали, что он когда-то существовал на земле не впустую. Вот улица такого-то, вот завод или Дворец культуры имени такого-то. Нынешний потомок вовсе не рвется узнать о заслугах обладателя имени, но догадывается, что тот нечто существенное сделал для людей.
  Таков минимум миниморум посмертной славы. И этот минимум для славолюба куда более значим, нежели райское вечное блаженство, даже если он в него искренне верит.
А зачастую он сам себя обманывает или откровенно не верит в загробную жизнь.
  Вот насколько значимо для человека социальное признание! Вот насколько мы жаждем пребывать на своей земной родине среди ее обитателей! Хотя бы слабый знак нашего земного существования стал как-то заметен потомкам!
  Славу таких людей, как Чингизхан или Микельанджело мы уверенно называет бессмертной. Но можем ли быть уверенными в бессмертии самого человечества? Думаю, славу величайших людей мира было бы точнее называть славой многовековой, славой на века.

Слава прижизненная и слава посмертная? 
  Кто из нас не слышал выражения «широко известен в узких кругах»?
  Велико число людей, чуть ли не ежедневно появлявшихся на телеэкране и говорящих по радио, людей и очень талантливых, и весьма скудно одаренных. Их знали, ими увлекались, толковали о них – до тех пор, пока они были на виду и на слуху.
  Но вот знаменитость по той или иной причине перестала возникать на экране или на радио. Неделю не появляется, месяц, и уже месяцы, годы. И ее забывают. Исключения единичны.
  Работал я когда-то в фондах Российской Государственной библиотеки и на роскошно изданное многотомное собрание 18-го века. Красота-то какая! Кто автор? Алексис Пирон, известнейший в ту эпоху драматург и поэт. Читатель, ты слышал когда-нибудь это имя? Я не нашел его даже в огромной энциклопедии Брокгауза и Эфрона. Почему же посмертная слава не досталась Пирону? Подозреваю, потому, что он писал на темы, сугубо актуальные для своего времени. А для того, чтобы всплыть в памяти грядущих праправнуков, необходим не только огромный талант, но надо осознанно или не осознанно затронуть вечные темы. И порой большие темы, оставаясь в давних веках где-то на задворках, на втором или третьем плане, спустя время выдвигаются на первый план.
  Но для меня несомненно одно: в 20-м и в 21-м столетиях произведения и авторы должны быть отмечены и замечены при жизни авторов. Для посмертной славы это условие может быть недостаточным, но это необходимое условие. Оно дает хотя бы шанс на известность, а то и славу через десятилетия или столетия. Всего только шанс, но без него полное забвение гарантировано.
  Само собой разумеется, что без огромных талантов, без выдающихся творений и деяний о посмертной, именно о посмертной,  славе нечего и думать.

  Шансы на посмертную славу
  Чем древнее цивилизация, тем больше этих шансов. Самое милое дело – древнегреческие города-полисы. Среди небольших тысяч жителей большой талант быстро становится известным. Прижизненная слава была ему обеспечена. И посмертная тоже. Великих творений было немного и знали о них чуть ли не все не только в родном городе, но и во многих соседних. Они шли из уст в уста не только по горизонтали, но и по вертикали исторического времени. Эстетические вкусы и предпочтения менялись тогда медленно.
  Значительное изменение ситуации имело место в начале двадцатого века. Возник феномен скандальной славы, а она бывала и заслуженной и липовой, и вековой и однодневной. Появилась партийная литература. Появились враждующие партии и партийки со своей собственной литературой. Своих близких по мировоззрению творцов эти партийки публиковали, и возвеличивали, и преувеличивали. А вот чуждые им литераторы не печатались, не распространялись, охаивались или, что еще хуже, замалчивались. Появилось прокрустово ложе пресловутого «формата». Свою губительную роль сыграл культ современной, то есть в историческом аспекте сиюминутной темы – явление характерно советское.
  Для продвижения своих опусов большие и малые творцы стали сбиваться в группировки, компании, мафийки и так называемые «обоймы». Будь ты хоть семи пядей во лбу, без связей тебе не дадут стать заметным. И вот благодаря связям наряду с немногими одаренными людьми выпускают на телеэкран, на бумажные страницы и тем более в пространство интернета тьму бездарей.
  Советская власть уничтожила целые сословия высокообразованных и глубоко культурных людей, хранителей тонкого художественного вкуса. Вместе с утратой подобных людей были разрушены ценнейшие эстетические традиции, коорые могли бы послужить фундаментом для развития искусства. Без них мы наблюдает безвкусицу, хаотизацию, выдвижение того, что не имеет права называться искусством.
  Численно преобладающая образованщина убеждена в совершенно ложном тезисе: «Настоящий талант всегда пробьется». 

  Перспективы? Не могу обнадежить!
  Стоп-стоп! Кто вам сказал, что талант и пробивной характер неразделимы!? Ну уж нет!
Это вовсе не одно и то же. Они могут совпадать, но гораздо чаще не совпадают. Мне лично хорошо знакомы примеры несовпадений. Они очень печальны.
  Возвращусь на минуту к сочетаниям актуальности и вечности в произведениях искусства. Ныне, как только опус будет уличен в «несовременности», авгуры тотчас отправляют его в небытие. Это касается не только тематики, но и стилистики. Ныне на пропускных пунктах бдят всякого рода постмодернисты-авангардисты. Перед любым чужаком они тут же опустят шлагбаум.
  Весьма показательно и значимо резкое падение интереса к поэзии. И дело здесь далеко не только в губительном воздействии графомании. За этим таятся более глубокие социально-психологические явления. А именно огрубление, упрощение-опрощение душевной жизни, оскудение способности созерцать, воображать и грезить. Безвкусица быстро и широко расползается. Это жизненная утрата примерно такой же значимости, какой была бы (не дай Бог) утрата интереса к классической музыке. Сказанное относится и к живописи, и к ваянию, и к архитектуре.
  Думаю, особенно шатки посмертные позиции классиков поэзии и прозы, русских и не только русских. Их пока еще включают в школьные и вузовские программы. Учащихся заставляют их читать, писать по ним сочинения. Заставляют, вынуждают… Но ведь насильно мил не будешь! Я сам свидетель тому, с какой бешеной энергией школьники отказываются от чтения. И дело не только в одержимости гаджетами и преобладанием визуальности над литературным текстом. И литература прошлого, и доавангардная живопись основаны на интересе человека к человеку, к его восприятию, к его эмоциям, чувствам и мыслям. К мыслям – не в последнюю очередь. Кого до авангарда величала «властителем дум». Публицистов, мыслителей, прозаиков и поэтов. Теперь они отодвинуты в забвение или полузабвение, потому что образованщина разлюбила мысль, разучилась думать. Что уж говорить об огромных массах невежд.
  Теперь интерес к человеку и человеческому тает прямо у нас на глазах. Интерес к классикам прошлого, по моим наблюдениям, носит во многом инерционный характер. А во всякого рода авангарде и в любом ширпотребе  массы ищут «развлекуху», а не глубину понимания человека. Да и где она, глубина души и тонкость интеллекта у современных людей, за редчайшими исключениями?
  К тому же не надо забывать об ограниченности человеческого восприятия. Из десятка художественных произведений выбрать и отдать предпочтение одному из них не так уж сложно. Но вот из сотни опусов – куда сложнее. А из сотен тысяч, из миллионов? Особенно тогда, когда вообще нет особой охоты выбирать!
  И еще. В недалеком будущем творящих людей, скорее всего, будет все больше. Но явно меньше по сравнению с быстро размножающимся населением планеты Земля, которое будет представлять собой мультикультурную мешанину, близкую к хаосу.
  Полудикие массы мусульманских фанатиков энергетически несравненно сильнее европейцев. Европейская культура да и вообще всякая высокая культура им чужда и ненавистна. Они ее уже уничтожают и, дайте только срок, и дальше будут разрушать. Европейцы утратили дух сопротивления и вряд ли защитят свою культуру. Они скорее усвоят чужое бескультурье.
  Те, кто ныне развивают и обогащают традиции высокого искусства, останутся в безвестности и малой известности, поскольку они не во вкусе и духе нынешней «цифровой» эпохи. Вместо них перед публикой, чуть ли не ежемесячно сменяя друг друга, мелькают весьма скудно одаренные «звездочки», зажженные большими деньгами.
  Об разрушительном воздействии планетарного размаха графомания ширится и в области изобразительного искусства, и в разных жанрах музыки.
  Сегодняшнему глубокому и тонкому искусству крайне трудно добиться того, чтобы его заметили и принесли прижизненную известность его творцам. Их и так немногочисленная публика катастрофически вымирает, а перед тем теряет уверенность в своем выборе.
10 мая 2019 г.