Ценою жизни

22 ноября 2019
7 ноября 2019 г. ТК Культура, вспоминая былой революционный праздник, повторила "Игру в бисер", посвященную поэме Александра Блока "Двенадцать". Эта "игра" оказалась на редкость богата яркими догадками, острыми мыслями, страстным интересом к этой поэме.
Завершая передачу, ее ведущий Игорь Волгин пригласил зрителей высказывать свои суждения по теме.
Что ж, я воспользуюсь этим приглашением. В молодости "Двенадцать" порождала во мне путанные, противоречивые впечатления. Ее гениальность представлялась мне какой-то вопросительной.Сейчас я в моем уже перезрелом возрасте ясно вижу гениальность "Двенадцати", хотя поэма осталась по-прежнему мне не близка.
Один из участников "игры" назвал описанное в ней действо "вселенским вихрем". Эти слова напомнили мне что-то знакомое. И тут в моем сознании проступили строки: "мчатся тучи, вьются тучи". Да это же "Пушкинские Бесы!"
Бесконечны, безобразны,
В мутной месяца игре
Закружились бесы разны,
Будто листья в ноябре...
Известно, что Александра Блока тяготила мещанская повседневность дореволюционной жизни. Помните?
И повторится все как встарь:
Ночь, ледяная рябь канала,
Аптека, улица, фонарь.
Революция мечталась поэту как очистительное пламя, в котором Россия преобразится в нечто небывалое и уже не будет скучного быта, мещанства и пошлости, поскольку сами люди преобразятся.
Само название поэмы наводит на ассоциацию с двенадцатью апостолами,и эта ассоциация подтверждается образом Христа в финале.
Блок явно задумал свою поэму как некое свое евангелие от революции.
Участники игры четко досказали то, что, возможно, подразумевал автор.
В поэме явлено "удвоение образа" и ее "героям" даны символичные "апостольские имена". Петруха — это революционный апостол Петр, Андрюха — революционный апостол Андрей, а Ванька, соответственно, — Иоанн.
Как вам это понравится: апостол Иоанн преобразился в убийцу проститутки Катьки?! В убийцу, идущего "революционным шагом" "грабить этажи". Что поделаешь?! Ведь "святость и святотатство пограничны. "В поэме наблюдается "удвоение смыслов". И двусмысленность, добавил бы я.
До чего хороши блоковские апостолы:
В зубах — цыгарка, примят картуз,
На спину б надо бубновый туз!
Свобода, свобода,
Эх, эх, без креста!
Образы в точности соответствуют прообразам. Как в них не узнать дезертиров из запасных полков, распропагандированных большевиками.
"Без креста" они проходят рефреном.
Конечно же, по самой своей безнравственной сути, эти нехристи были без креста. И эту свободу без креста надо назвать ее настоящим именем — кровавым разгулом охлоса, на какое-то время выпущенного на волю. И не блоковским двенадцати играть роль новых апостолов! Ну, допустим, что "святость и святотатсво пограничны". Пограничны, но не тождественны! И автор, воспитанный в духе христианской этики, должен бы отличать зло от добра, тем более зло бандитское, наглое и кровавое.
В своей статье "Интеллигенция и революция", своего рода прозаических комментариях к своей поэме, Блок утверждает: да, увы, революция "унижает достойных" (от себя добавлю — и уничтожает их), но тут, мол, ничего не попишешь: великое дело не обходится без жертв. Чем это отличается от иезуитского девиза: "Цель оправдывает средства"?!
Как ни странно, великое дело революции зияет все той же скукой, которой долгими годами маялся поэт, горячо надеясь, что его избавит от этой муки пожар революции. И что же мы встречаем в "Двенадцати"?
Скука скучная,
Смертная!
- - - - - - - - - - - -
Ужь я ножичком
Полосну, полосну!
- - - - - - - - - - - - -
Выпью кровушку
За зазнобушку...
- - - - - - - - - - - -
Чем не веселое дело — пускать "кровушку"?!
И вот на тебе! — и это
СКУЧНО!
Куда же направляются "державным (?! )шагом" скучающие Петруха, Андрюха и Ванька? Грабить и убивать, убивать и грабить. Всех, кто не с ними, всех, кто не такой, как они!
...И идут без имени святого
Все двенадцать вдаль,
Ко всему готовы,
Ничего не жаль...
Правдивей было бы сказать: никого не жаль!
"Сегодня я гений!" — воскликнул Блок, написав "Двенадцать".
Что же вызвало такой восторг поэта?
Это невероятный прорыв далеко за пределы собственной стилистики, могучий пролом собственного и дотоле высокого неба, разгул небывалой поэтической стихии подстать жестокому разгулу раннего большевизма. Я лично вижу в поэме гениально огромную "энергию заблуждения".
Автор и его "герои" совпадают в своей безоглядной кощунственности Злоба, грустная злоба.
- - - - - - - -
Кипит в груди...
Черная злоба, святая злоба...
Чья это злоба? И в чьей груди она кипит? Поэта или его "двенадцати"?
Элегический эпитет "грустная" явно не срастается со "злобой". Высокий эпитет "святая" не вяжется со все той же низменной злобой.
"Святая ненависть" была бы куда уместней, но она не рифмуется с революционной фразой Товарищ! В оба!
Дальше — еще хлеще:
Мировой пожар в крови —
Господи, благослови!
Вслед за Александром Блоком " игроки в бисер" дружно пришли к выводу, что сам Господь освящает дела разнуздавшихся грабителей и убийц.
Знаменитый финал знаменитой поэмы столько раз превозносили, что у ее читателей "глаз замылился". У "игроков" тоже — вкупе с художественным вкусом и нравственным чутьем.
В белом венчике из роз —
Впереди — Исус Христос.
Слово "венчик" коробило меня давно, тем более — "из роз". Пора вникнуть, почему. Читаю и в авторитетном " Толковом словаре..." Д. Ушакова, и в более позднем четырехтомном "Словаре русского языка" одно и то же определение: венчик — уменьшительное и ласкательное к "венец". А также: "лента с религиозными изображениями, накладываемая на лоб покойника при церковном обряде погребения". Что же касается белых роз, то они часто-густо украшали невест.
И это — вместо венца из колючих терниев на голове подлинного Христа!
Как же я не замечал в молодости такую безвкусицу и пошлость! А, главное, апогей святотатства в финале кощунственной большевистской поэмы!
Нет, блоковский Исус Христос — это ряженый Антихрист, ведущий своих нехристей.
Куда он их заведет, догадаться несложно, Хаос большевизированных толп, разгулявшихся на грязных петроградских улицах темной осенью 1917 г. наивный поэт принял за долгожданное революционное преображение скучного "старого мира". "Шум", а то и "музыку революции" творец "Двенадцати" ухитрился услышать в митинговых выкриках, беспорядочной пальбе и пьяной матерщине насильников.
Знаменитую поэму Александра Блока "игроки" дружно объявили первым художественным произведением об Октябрьской революции.
А я утверждаю, что это вовсе не так. Первое стихотворение о ней написала 29 октября(!) 1917г.(!) Зинаида Гиппиус под названием "Веселье".
Вот его первая строка:
Блевотина войны — октябрьское веселье!
Как видим, вчерашняя декадентка так же, как Александр Блок, и раньше него вышла из берегов своей прежней стилистики — и тематики тоже.
Есть у нее строфы, которые по силе страстности, по силе выразительности граничат с гениальностью:
С е й ч а с
Как скользки улицы отвратные,
Какая стыдь!
Как в эти дни невероятные
Позорно жить!
Плевки матросские размазаны
У нас по лбам
..................................................
Эти стихи датированы 9 ноября( ! ) 1917 г.( ! )
Еще один стихотворный отклик Зинаиды Гиппиус на большевистский переворот был опубликован в газете" Вечерний звон" № 8 за 14 декабря 1917( ! ) года.
Вот строфа на тему "Двенадцати",но написанная раньше этой поэмы:
Ночная стая свищет, рыщет,
Лед по Неве кровав и пьян...
О, петля Николая чище,
Чем пальцы серых обезьян!
А вот и ее пророчество от 29 октября 1917 г.:
И скоро в старый хлев ты будешь
загнан палкой,
Народ, не уважающий святынь!
Правда, палка оказалась вовсе не дворянской, а сталинской, а хлевом оказался ГУЛАГ и колхоз. Процитированные строки вошли в сборник З. Гиппиус "Последние стихи" 1918 г. Первая художественная проза о мерзких варварствах Октября — это "Несвоевременные мысли" Максима Горького, которые публиковались тоже раньше "Двенадцати".
Как видим, первыми стихами о большевистской революции были стихи Зинаиды Гиппиус, в которых она во всеуслышание сказала свое полное отвращения "нет" большевизму.
А вот великий Александр Блок не только поспешил его принять, но и первый попытался поэтически освятить.
Теперь все мы знаем, каким страшным опустошением души и ранней гибелью расплатился протрезвевший поэт за свое гениальное кощунство.
18 ноября 2019.