Из рода в род

Любящий род свой и хранящий память о своём роде, никогда не предаст свою Родину.

***
Что представляет из себя древо рода, или семейное древо, я знала. То есть думала, что знала. Об этом знают все. Начинается древо с основателя рода, а внизу располагаются его потомки, еще ниже потомки потомков и так далее. Всё вроде ясно, кроме того, а где тогда у этого древа крона, если потомки корни, раз древо вниз развивается. А если это ветви, то где тогда корни?
Но заниматься родословной я не собиралась, всё вышло само собой. А получилось это так.
Православные знают, что молиться нужно не только о здравии ныне живущих родных, близких, начальников и благодетелей, но и за умерших. Почему за живых нужно молиться, понятно всем. А за умерших почему – много разных толкований и суеверий бытует. Но мне до них дела не было.
Меня моя прабабушка интересовала, Александра Лукина. Судьбой своей заинтересовала и никак из мыслей не выходила. Мне бабуля про неё рассказывала. Что прадед мой Григорий Васильевич Лукин взял её замуж из кижской деревни Ерснево. Что они богато жили. Что в каждый Рождественский пост она ходила из Бережских до Кижей на лыжах 21 км по Онеге на службу в храм. Что умерла в концлагере в Петрозаводске во время Великой Отечественной войны (это мне Клавдия Ивановна уже говорила, племянница моей прабабушки, которая с ней вместе в концлагере сидела).
Но когда прабабушка Александра родилась и когда умерла, сведения не сохранились. И отчества её я не помнила. Бабуля говорила, что они у них одинаковые были. Вот и считала я долгое время, что она Васильевна, как и прадед.

Памятные вещи

Бабулины вещи окружают меня всю сознательную жизнь. Непонятно даже, я их берегу или они меня. Только в позапрошлом году пришлось расстаться с шифонером, который бабуля в пятидесятые годы купила, потому что он рассохся и развалился при моём переезде на новую квартиру.
Бабулин и дедов молитвословы, журналы «Нива» и цветные вкладыши с рисунками для вышивок к ним, ридикюль, зелёный кашемировый платок и разные другие вещи – память не только о бабуле, но и о моём заонежском крестьянском роде.
А есть и другие памятки о родных.
О папе и маме. Фотографии, где мама маленькая, где маленький папа, где мама и папа вместе с бабулей, где мы втроём, где я у папы на руках... И еще несколько альбомов моих детских фотографий, которые делал папа.
О детях и внуках напоминают рисунки и сделанные своими руками поделки.
О друзьях… Роза, сплетённая из бересты моей подругой Галей, когда она уже знала, что угасает, лежит на книжной полке под соборной фотографией наших карельских батюшек и напоминает мне об обещании моём молиться за неё.
И, может быть, что-то будет напоминать моим родным и близким обо мне, и они помолятся за меня.

А прабабушкино отчество я узнала, когда после бабулиной смерти разобрала семейный архив и нашла бабулину метрику. И бабулины слова «у них отчества одинаковые» означали, что моя бабуля, Анна Григорьевна и мама её, моя прабабушка Александра Григорьевна обе Григорьевны были.

Но и в бабулином ридикюле с документами никаких записей и никаких дат о прабабушке нигде не было.

Записочки

Когда я зашла впервые в храм, то увидела людей, пишущих записки. Мне сначала было непонятно, зачем их писать. А батюшка объяснил, что соборная (вместе со священником в храме) молитва ценнее и сильнее. И по записке имена читают дважды, - это простая записка если.
Записки пишут о здравии и упокоении.
Стала я записочки подавать в храме. Сначала записочки о здравии детей. Потом имена внуков добавляться в них стали. Остальные родственники некрещёные.
Об упокоении молиться было за кого, но не в храме, потому что родители мои некрещёными были и бабушка по отцу тоже. А про остальных родных, кроме бабули Анны Григорьевны, не знала даже, крещёные они или нет. Поэтому в первой моей записке об упокоении было одно бабулино имя. В следующей добавились бабулины родители Александра и Григорий (в Первую мировую с финнами сражался). Потом – бабулины сестра Паня, брат Дима (воевал на Северном фронте на Балтике, умер от туберкулёза в 21 год в 1946-м) и тётка Евдокия (в Первую мировую и в Великую Отечественную работала в Лениградском морском госпитале). Потом в архиве разыскала метрику деда Михаила (воевал под Лениградом, погиб в феврале 1943-го), из которой узнала, что он и его родители тоже крещёные. И ещё три имени в записке появились.
Через некоторое время на сайте «Память народа» нашлись документы о подвиге Мити и о награде тётушки его Евдокии.
И еще через какое-то время моя тётушка, бабы Панина старшая дочь Тамара Николаевна взяла меня с собой на кладбище в Песках, где похоронены её родители и братья.
На кладбище не положено подходить к чужим оградкам. Но мне никуда и не пришлось ходить. Прямо  передо мной среди могилок Ломаевских оказалась могила, где покоится тело моей прабабушки Александры Григорьевны Лукиной, родившейся 18 мая 1884 года, чья душа отошла ко Господу 30 мая 1946 года. Это всё высечено на могильной плите.
Через год на этом кладбище поставили стелы с именами жертв концлагерей Петрозаводска. И там семеро наших Лукиных помянуты.
Словно из ниоткуда всё взялось. Но нет сомнения, что все мои записочки за родных попадали прямо в небесную Канцелярию.

***
Родовое древо растёт в разные стороны, а не сверху вниз. Молишься о здравии ныне живущих родных – крона древа густеет, становится пышнее. Молишься за умерших – древо корни пускает. Ствол – это жизненные силы рода, накопленные всеми, кто жил, живёт сейчас и жить будет под сенью спасительной, осенённый Божией благодатью.
Молишься только о здравии – древо отрывается от земли и становится перекати-полем.
А не молишься вообще – древо само по себе растёт, дичком неокультуренным, всем стихиям подвластное, без Пахаря и Защитника. И солнце его палит беспощадно, и всякое зверьё под корни подкапывается. Хиреет древо.
Где же растёт древо рода? Что служит для него жизненной почвой? Это поле жизни или пустыня безверия? Все семена сеет Господь. Но не Его вина, на какую почву упало семя.
Почва – это сердце каждого из нас.
Род проходит, и род приходит, а земля пребывает во веки. Но владеть ею, и из рода в род будут жить на ней те, кого собрал Сам Дух Господень.
В сердце моём ожило древо рода. Оно откликалось, когда бабуля вспоминала о дедушке, которого я никогда не видела; когда мама рассказывала о своём военном детстве; когда я сама доставала из чугунка меты судьбы своего рода, древо которого проросло в Заонежье; когда вошла в Великогубский поселковый храм, в котором крестили моего деда, мою бабулю и мою маму, и увидела на своде синие звёзды, о которых слышала с детства от Клавдии Ивановны...
Сердце моё – метроном, будящий и призывающий к молитве.
Молитве о продолжении рода, о памятовании жизни рода.
Любящий род свой и хранящий память о своём роде, никогда не предаст свою Родину.


Папа

Папы моего Олега не стало в 90-е. А почти через двадцать лет меня нашла его двоюродная сестра по деду Андрею Захаровичу Захарченко, живущая в Амурском крае.
Оказывается, мой дед был самым старшим, а после него еще восемь детей было, и все знали, что их старший брат был очень умным и талантливым. А мы с братом считали, что у нас никого по папиной линии не осталось...
И возвращение памяти о близких, - всё это по молитвам...

Господи, подаждь здравия моим детям, крестницам, внукам,
брату со чадами и домочадцами!
Господи, помяни во Царствии Своем всю отошедшую к Тебе мою родню, памятовавшую о Тебе из рода в род!
И помоги нам всем миром победить врага!


На фото: мои дети Аня и Олег. 1-й класс, Великогубская школа. 1991 г.