Чехов, Левитан и рассказ Попрыгунья

        О жизни Чехова существовало много легенд. Одна из них о том, что Левитан хотел вызвать Чехова на дуэль после выхода рассказа «Попрыгунья».

Антона Павловича Чехова и Исаака Ильича Левитана связывала многолетняя дружба. Писателя и художника объединяло многое: происхождение, круг общения, увлечения. Их судьбы развивались на глазах друг друга, они вместе переживали любовь и расставания, удачи и поражения. Они родились в один год и ушли из жизни с разницей в четыре.

Многое об их взаимоотношениях известно благодаря письмам Левитана Чехову, которые тот бережно хранил. Письма Чехова, к сожалению, до наших дней не дожили, так как Левитан, со свойственной ему страстностью, завещал после смерти сжечь все свои бумаги. Подлинные письма представляют собой бесценный материал, позволяющий воссоздать атмосферу времени, когда создавались лучшие произведения русской литературы и живописи.

Знакомство писателя и художника состоялось в 1879-м, в год приезда Антона Павловича в Москву, где уже жила вся его семья. Один из братьев, Николай, был дружен с Левитаном. Начинающий художник и будущий писатель встречались в дешевых меблированных комнатах то на Сретенке, то на Тверской, куда Чехов приходил к брату готовиться к экзаменам в университет и где собиралась шумная, увлеченная искусством молодежь. Уже с начала 1880-х, как вспоминал В.А.Гиляровский, и до конца жизни «Левитан всегда был около Чеховых». Все были бедны и молоды, Левитану и Чехову едва исполнилось 19 лет (они родились в разные месяцы одного и того же 1860 года).

Настоящее их сближение и дружба начались в 1885-м, когда Исаак Ильич вновь, как и в предыдущее лето, обосновался для работы на этюдах под Звенигородом близ Саввинского монастыря, где по соседству, в имении Киселевых Бабкино, жила дружная семья Чеховых. Узнав, что в полутора верстах, за рекой,  живет Левитан, его тут же «переселили» к себе, и он включился в полную дурачества и веселья бабкинскую жизнь.

Левитан был известен своими страстными романами и влюбчивостью.  Михаил Чехов, младший брат Антона и Николая, вспоминал: «Женщины находили его прекрасным, он знал это и сильно перед ними кокетничал. Левитан был неотразим для женщин, и сам он был влюбчив необыкновенно. Его увлечения протекали бурно, у всех на виду, с разными глупостями, до выстрелов включительно. С первого же взгляда на заинтересовавшую его женщину он бросал все и мчался за ней в погоню, хотя она вовсе уезжала из Москвы. Ему ничего не стоило встать перед дамой на колени, где бы он ее ни встретил, будь то в аллее парка или в доме при людях. Одним женщинам это нравилось в нем, другие, боясь быть скомпрометированными, его остерегались, хотя втайне, сколько я знаю, питали к нему симпатию. Благодаря одному из его ухаживаний он был вызван на дуэль на симфоническом собрании, прямо на концерте, и тут же в антракте с волнением просил меня быть его секундантом».

Отношения художника со светской дамой Софьей Кувшинниковой, как считали некоторые, и легли в основу рассказа «Попрыгунья». Его публикация даже стала причиной разлада между друзьями.

«Это была женщина лет за сорок, некрасивая, со смуглым лицом мулатки, с вьющимися тёмными волосами… и с великолепной фигурой. Она была очень известна в Москве, да и была „выдающейся личностью“, как было принято тогда выражаться…», — описывает Кувшинникову поэтесса, драматург и друг Чехова Татьяна Щепкина-Куперник.

Иван Евдокимов в биографическом романе «Левитан» подробно разъясняет, на чём именно основывалась известность Софьи Петровны: «Цветы, написанные Кувшинниковой, покупал Третьяков, её игрой на фортепьяно заслушивались общепризнанные московские пианисты-виртуозы. Софья Петровна любила охоту не меньше, чем искусство, и, подолгу пропадая в подмосковных лесах, одна, одетая по-мужски, возвращалась с полным ягдташем. Софья Петровна говорила, повелевая, словно имела над своими собеседниками такую же неограниченную власть, как над мужем, избалованная его терпением, молчаливостью, большим сердцем и глубокой затаённой нежностью. Кувшинникова была горда и смела, презирая всякие сплетни о себе… Софья Петровна была очень даровита. Из кусков и лоскутков дешёвой материи она шила себе прекрасные костюмы. Она умела придать красоту любому жилью, самому захудалому и унылому, простой сарай преображая в кокетливый будуар. Четыре небольшие комнаты своей квартиры с необыкновенно высокими, как в нежилом помещении, потолками, Софья Петровна убрала по своему вкусу. Искусной женщине недоставало средств, но она не унывала и так ловко изворачивалась с самыми скромными деньгами, что украшенное ею гнездо Кувшинниковых казалось роскошно меблированным».

Муж Софьи, полицейский врач Дмитрий Кувшинников, любя её, закрывал глаза на роман жены с Левитаном и, не обращая внимания на ширящиеся по Москве слухи, продолжал оберегать её и поддерживать, а Левитана — принимать у себя дома. Их гости вспоминали, как Дмитрий Павлович, не принимавший участия в шумных посиделках людей искусства, в 9 вечера щедрым жестом приглашал всех к столу: «Господа, извольте откушать».

Несправедливость ли ситуации, или профессиональная солидарность Чехова с доктором Кувшинниковым, или оба фактора сразу привели к рождению «Попрыгуньи». Хотя внешне героиня «Попрыгуньи» была списана с Лики Мизиновой, жизненная ситуация героини повторяла историю именно Кувшинниковой. Треугольник Кувшинниковых и Левитана если и закамуфлирован, то не слишком старательно. Но знавшие Софью Петровну в один голос уверяли, что она была глубже чеховской героини. Эта женщина умела действовать на Левитана, словно «живое успокоительное», поддерживала его, отвлекала от хандры, вселяла уверенность. Вместе с нею Левитан несколько лет выезжал на этюды на Волгу (несмотря на возражения Чехова «Левитану нельзя жить на Волге. Она кладёт на душу мрачность»), где создавались картины, которые сделают Левитана знаменитым. В конце концов и Чехов должен будет признать: «Знаешь, в твоих картинах появилась улыбка». Сестре Маше он напишет: «Левитан празднует именины своей великолепной музы…»

Кстати, до выхода в свет «Попрыгуньи» в 1891-м году Чехов продолжал общаться с Софьей Петровной. Когда он решает ехать на Сахалин, сопровождать Чехова до парохода поедут не кто иные, как Левитан и Кувшинникова.

Прочитав «Попрыгунью» (а он читал всё, выходившее из-под чеховского пера), Левитан был глубоко оскорблён. Кувшинникова же не только навсегда отказалась принимать Чехова у себя дома, но и потребовала от Левитана прекратить с ним дружбу.

Чехов оправдывался, как мог: « Можете себе представить, - писал он в письме в 1894г., одна знакомая моя, 42 – летняя дама, узнала себя в двадцатилетней героине моей «Попрыгунье», и меня вся Москва обвиняет в пасквиле. Главная улика – внешнее сходство: дама пишет красками, муж у нее доктор и живет она с художником». Однако сходство было не только внешним: почти дословно приводились выдержки из ее писем, чеховская попрыгунья в речи использовала любимые выражения Кувшинниковой, она была так же экстравагантна и оригинальна, хотя и куда более легкомысленна и поверхностна, чем ее прототип. Писатель пытался отшучиваться: «Моя попрыгунья хорошенькая, а ведь Софья Петровна не так уж красива и молода».

  Тем не менее Левитан хотел вызвать Чехова на дуэль, но знакомые отговорили его от этого опрометчивого решения.

Отношения Левитана с Кувшинниковой тоже были обречены. После 1894 г. Левитан и Кувшинникова больше не виделись, но Софья Петровна всегда вспоминала о нем с теплотой и благодарностью.

Впервые за много лет знакомства они прекратили всякие контакты. Обида была глубока. И всё же Левитану существенно не хватало чеховской «флегмы», его мудрого спокойствия, его остроумия. Отношения между друзьями удалось наладить.  Когда Татьяна Щепкина-Куперник с детской непосредственностью предложит ехать к Чехову, которого Левитан не видел три года, художник с ужасом и счастьем согласится. Они приедут к Чехову в Мелихово, после секунды напряжённо-вопросительной паузы обнимутся и продолжат общаться.

Материал подготовлен на основе открытых источников

Картинка взята из интернета