Смысл

Одно целое
Психологический боевик

в начало
http://proza.ru/2020/02/10/138
предыдущая страница
http://www.proza.ru/2020/03/13/687
Следующая страница
http://www.proza.ru/2020/03/15/783



      «Нет, нет, мы еще всем им покажем. Вернутся силы. Вернется прежняя уверенность. Вернется Надежда. Вернется и скажет, что ничего больше не хочет. Хочет только быть рядом, как прежде улыбаться и держать меня за руку, и больше ничего – ничего ей не надо. Ладонь в ладонь - в этом и есть счастье, начальный и конечный смысл. И это будет, потом пройдет, но только потом, а сначала будет. Если б только научиться останавливать время».

     – Подъ-е-ем! – разбудил меня чей-то бодрый, веселый, до ужаса знакомый голос. Солнце еще не ушло, но это уже не то солнце. Это – новое, слепило глаза, от него болела голова и ныли ребра. Я проспал минут пять-десять, а оно уже испортилось.
     – Давай! Давай! – призывал меня к каким-то действиям настырный голос. На мое лицо упала какая-то тряпка. Я приставил ладонь козырьком ко лбу и сразу узнал в бесцеремонном посетителе Лаврентия. Он принялся ходить по комнате, сгибаясь в разные стороны и  растягивая в руках нехитрый тренажер в виде пружины с ручками с обоих концов.
     – Эх вы лежебоки, – приседая, шутливо говорил он, – дома в постели, на работе в креслах, и откуда спрашивается взяться здоровью! Тонус, он как умелая, старательная шлюшка – сам по себе не появится. Тут особый подход нужен – усердие и решительность завоевателя. Воля в мозгах должна действие созидать, а не паразитировать бесцельно. Нет в вас стержня, вот и ходите без энтузиазма, хлипкие да сутулые.  Руку на физиологию сверху положишь – пополам переломитесь. А где у нас здоровый дух обитает – помнишь?
Я закашлялся.
      – Вот-вот,  – демонстрируя бег на месте, заметил Лаврентий. Затем, чуть запыхавшись, он стал прыгать и бить невидимую грушу. – Кашель такой от бледности лица появляется.  Двигаться надо больше, и с присущим нашему поколению оптимизмом. А-то теперь видишь – кашель чахоточный, шея опухла, и глаза у тебя, знаешь, такие грустные-грустные, без снежинки. А дальше что? А дальше гастрит и, как водится, сифилис какой-нибудь. Ты сейчас с бабами аккуратней. Такое прицепится, чего в природе и не было никогда.
Наконец, Лаврентий остановился, переводя дух, огляделся по сторонам.
      – Плохо живешь. Меня, небось ждал, денег мол не брал, смотри мол, как бедствую. Только дружок, такое вот усердие к нищенству как раз и подозрительно. И много дискомфортных мыслей в голове рождает. Ну вставай, – подойдя ближе и, склоняясь надо мной, сказал он. – Там друзья нас уже заждались. Пробежимся немного. Вот я тебе костюмчик прикупил. – Он поднял с пола и положил мне на живот то, что сначала я принял за тряпку, но это и в самом деле оказалась спортивная кофта – синяя, с тремя белыми полосками на рукавах.
     Лаврентий вышел из комнаты, и скоро вернулся. Принес белые кроссовки  и штаны, с такими же полосками, как на кофте. Только сейчас,  я обратил внимание, что и на нем такой же костюм и такая же обувь. Похоже, насчет «пробежимся» он не шутил.

     Циник и Трус ждали нас на улице, на скамейке. И не смотря на костюмы, вид имели крайне не спортивный. Они были похожи на давно изгнанных за пьянство, в том числе и во время уроков, учителей физкультуры.
Только сейчас обратил внимание, что Трус совсем себя запустил, и судя по щетине, не бреется уже недели две. У Циника лицо гладкое, как брюхо ощипанного петуха, но на нем столько ссадин и синяков, что лучше бы он не брился.
Встретили они нас, как сказал бы Лаврентий, взглядом без снежинки.
      – Ну как, выспался? – с усмешкой спросил у меня Циник.
Я вяло улыбнулся в ответ.

      За полчаса кое-как доковыляли до стадиона.  По дороге Лаврентий  рассказывал, как в студенчестве принимал участие в забеге на сорок два километра и учился ходить спортивным шагом.
«Завтра у тебя суд, – мимоходом обрадовал он Циника. – Ты если хочешь, прямо в костюме и приходи. Оттуда, прям так, и побежим.  Одному скучно, а с тобой мне на стадионе присутствовать сподручней будет.  Не разлей вода мы с тобой. »

      Известие о суде расстроило Циника, он заявил, что будет протестовать, и начал с того, что отказался бежать вместе со всеми. Потом, сел на траву и с вызовом стал смотреть на Лаврентия, ожидая его реакции.
Лаврентий, не долго думая, шепнул что-то на ухо Мати. Потом  махнул нам, чтоб следовали за ним и, не спеша, побежал по кругу стадиона. Нам ничего не оставалось, как отправиться следом.  Но побежали мы не очень быстро, настолько не быстро, что даже Валуй,  и кричащий Циник, которого он тащил за ногу,  смогли догнать нас и вырваться вперед.
      – Хватит! Хватит! – пытаясь ухватиться за песок и мелкие, царапающие оголенную спину камни, умолял  Циник.  – Я был не прав! Я был не прав!
Лаврентий  дал знак Мати, и тот приказал Валую отпустить нерадивого спортсмена.
Мне опять стало плохо, в глазах потемнело, и чтоб не упасть пришлось сесть на землю. На какое-то время я потерял ориентацию. Не понимал где низ, где верх и во что нужно опереться ногами, чтобы встать. Показалось, что я в лодке посреди бушующего моря, а потом я оказывался в перевернутом доме, и  медленно падал с пола к потолку. Начались рвотные спазмы, но рвать было нечем, желудок был пуст.
      – Ну вот, – недовольно  ворчал Лаврентий, – вся тренировка насмарку. Чертовы пестициды  – весь народ бракованный. Сто метров не побежал – выдохся. И как мне с тобой в разведку идти?
Он подошел ко мне и сел рядом.
      – Я вот по хорошему хотел, а разве с вами можно по хорошему? Я ведь ясно сказал, при моей финансовой неудовлетворенности – присутствие еды запрещаю. А этот твой Циник, свинья, ночью к соседям по этажу стал ломиться, хлеба выпрашивать. Хорошо хоть женщина с пониманием попалась, инструкции помнит, не дала.  Так он по мусоркам пошел. Докатился. Хорошо что заметили сразу. А-то ведь совсем уважать бы его перестал. Удивляюсь я, так опустились, личности свои утратили, а денег не несете, жадные вы очень. Как можно денег не приносить, когда уже давно пора? Я вот главному архитектору города рассказывал. Он очень удивлялся. Говорит, давно бы уже принес. И все мне говорят, что вы не правы. Даже этот как его, ну ты знаешь его, толстый тот с автобазы. – Он взял меня за предплечье, и потянул вверх. – Ну вставай! Вставай! Давай, еще метров сто, сто пятьдесят и на сегодня пока хватит.
Кое-как я поднялся и каким-то чудом даже смог осилить эти сто метров. Циник с Трусом кряхтели и постанывали позади.
       – Вот и ты, не смотря на простоту твою, очень скрытный индивид оказался. – продолжая держать меня за локоть, говорил Лаврентий. – Я вот все ждал, что сам мне расскажешь, просто так, как со старым приятелем, как с другом поделишься. А ты все молчишь. Молчишь и молчишь. А чего молчать, когда я знаю, что он тебе вчера опять звонил. Я ведь за общую пользу радею и за твое благо и безопасность твою. Вот и приходится подслушивать. Гадко, неприятно это, чувствую – непозволительную грань перехожу. Узнает, расстроится человек. Но потом подумал, ведь ты гражданин и я гражданин, и по причине этой, следовательно, моральное право друг к другу имеем.
       И поехал я на эту водокачку. Полгорода переполошил, всех в штыки. Откуда, думаю, смелые такие? – зайчиков моих с наличностью заграбастали, еще и твое требуют. «Привези им» - а меня будто и нет вовсе. На мое позарились – представляешь? Сердитость во мне образовалась от цели их корыстной.
Приехали мы туда, а там никого – представляешь? Пусто там, мрачно, окон нет, и от этого ветер и мысли всякие. Странно это – да? Вот и я думаю, странно.

       Мои надежды не оправдались. Несмотря на поздний час, Лаврентий не отпустил нас по домам. Он позвонил Санте и попросил открыть для нас бар. Пошли вместе, но по дороге я и Циник немного отстали. Он помогал мне идти, говорил шепотом и все время оглядывался, будто боялся, что нас услышат.
       – Измором взять хочет, – говорил он с дрожью в голосе, придерживая руками больную челюсть, – ненавидит он нас, но сам мараться не хочет. Хочет, чтоб мы сами, сами за линию пошли. Только я не такой простачок, как он думает. Я не Злой и не Смелый. Я под пулю не подставлюсь. Я повода себя убить не дам! Меня к линии и трактором не затащишь, в столб вцеплюсь – хоть руки отрывай, не сдвинусь. Ничего, я всех переживу и его переживу – попомни мое слово. Сломать меня, судом запугать вздумал! Да пожалуйста. Я ему еще сам суд устрою! Сейчас главное духом не пасть! Сейчас выжить главное!


Одно целое
Психологический боевик

в начало
http://proza.ru/2020/02/10/138
предыдущая страница
http://www.proza.ru/2020/03/13/687
Следующая страница
http://www.proza.ru/2020/03/15/783