Ухожу

Одно целое
Психологический боевик

в начало
http://proza.ru/2020/02/10/138
предыдущая страница
http://www.proza.ru/2020/03/16/69
Следующая страница
http://www.proza.ru/2020/03/17/1567



    Я вышел из туалета и, ни на кого не глядя, направился к выходу. Больше не буду никого слушать, решил я. Хочет убить, пусть убивает. Жить так дальше нет смысла. Злой был прав. Без нее тем более,  тем более никакого смысла, без Надежды не зачем.
    – Куда? – услышал я за спиной, но оглядываться не стал. Сделал еще несколько шагов и упал на пол, снова начался кашель, стало нечем дышать. Я встал на колени и уперся кулаками в пол. Заметил еще вчера, что в этой собачей позе в мои легкие поступают хоть какие-то глотки воздуха.
    – Мати! – крикнул Лаврентий. – Пусть  этого чахоточного домой отведут. Фи, какая мерзость. Он вон пол кровью заблевал. Убирайте, убирайте его отсюда! У меня от таких зрелищ грыжа появится. Да, и скажи, пусть мне пожрать принесут.

    Почти не помню, как шел домой. Кажется, не падал. Кажется, шел сам. Да, меня вели под руки, но шел я сам. А вот по подъездной лестнице меня, кажется, нес Панч. Может, и нет, но я помню, как он дышал мне в лицо, и от этого я задыхался, и было очень жарко.
    Я не уснул. Полночи я ходил вдоль красной линии, потом пришла Надежда и я пригласил ее в ресторан. Там было очень много вкусной еды, я ел, ел и никак не мог насытиться. Потом мы летели с ней на самолете и о чем-то спорили. Потом мы куда-то тащили с ней мой диван. Мы тащили его по лестничным маршам и мешали проходу.   
    Откуда-то сверху кричали:
    «Поднимай! Поднимай!»
    И я старался, я тянул изо всех сил и у меня начали лопаться сухожилия.  Я очень переживал из-за этого, ведь я не смогу бежать, а в пять утра Лаврентий будет ждать меня на стадионе. В полпятого, я понял, что опаздываю.  Я торопился, шел, придерживаясь стен, но иногда возле стен стояли люди, я пытался их обойти и все время падал. Я терял равновесие из-за грелки, которая прилипла к моему правому боку еще в самолете. Кто-то постоянно наливал в нее кипяток, она разбухала, обжигала грудь и живот. Я опоздал и Лаврентий очень ругался. Потом, мы взяли с ним Циника за руки - ноги и стали носить по стадиону взад вперед. Мы обогнали каких-то бегунов, и нам дали золотую и серебряную медаль. А Цинику, посмертно, дали бронзовую.
     Уставший и разбитый под утро я вернулся домой. Только лег на матрас и закрыл глаза, как за мной пришел Панч. Его прислал Лаврентий, чтобы помог мне собраться и дойти до здания суда.

     Я подумал, что сегодня, скорее всего, мой последний день, поэтому решил привести себя в порядок. Панч стоял в дверях ванной и все время показывал на свои наручные часы. Но было еще рано и, не обращая на него внимания, я брился, стриг ногти, драл пятки и с ожесточенным усердием чистил зубы.
     Нет, Труса я им так легко не отдам. Я сам защитником буду.  В чем его будут обвинять, – в том, что знал о преступлениях и молчал? В том, что Злого покрывал? В том, что в войнушках их не участвовал? Да-да, Лаврентий проговорился как-то.  «Дело о социальном дезертирстве» – так он это назвал. Чепуха это – липа. Ничего существенного на него у них нет. Даже если он «тех зайчиков» на нас навел, не так уж и страшно. Запугали просто человека.   Да, всего боится – а сами, разве лучше?
     Нет, человек должен понимать - Трусость не преступление, это душевная болезнь и к ней надо быть снисходительней. Вот так я им и скажу! И чтоб за Трусость судить, сначала в себе надо разобраться. Сколько раз кулаки чесались и ничего, глаза опускали и терпели. И в большинстве случаев правильно поступали.
     Трусость ведь можно и по-другому назвать – например осторожностью, или даже рассудительностью. Чем попусту кулаками махать, скажу я им, лучше сесть за стол переговоров. Бесконечных, бессмысленных переговоров. И пока мы будем толочь воду в ступе, будет мир и никто никого не будет во имя спасения порабощать, или переделывать.
     Пусть сильные погрязнут в спорах,  пусть бьются словесно, меряясь длинной своих амбиций. А простые люди, тем временем, будут жить вполне себе спокойно и даже счастливо.

     Я оделся и, держась за плечо Панча, вышел из дома. Какая-то пассивная получилась позиция, думал я. Да здравствует Трусость! – так получается? Просто гимн, какой-то сочинил. Но сегодня можно. Когда все против одного – можно.
Что-то в небе привлекло мое внимание. Все выше и выше над домами поднималось облако белых голубей. То оно становилось маленьким, серым, как застрявший в небе булыжник, то  рассеивалось точками, превращаясь во множество прозрачных туч.  Как красиво, первое, что подумал я, но вдруг замер, цепенея от ужаса.
     Я схватил Панча за руку, и долго не мог вытащить, спрятанные под рукавом часы.   Без десяти семь
– увидел я – время еще было, что же могло произойти?
      Меня осенила догадка, я вцепился в ворот рубахи Панча, и стал его трясти.
      – Ты и дома у меня часы перевел?! – крикнул я. – Перевел? Говори – перевел?!! Он приказал после оглашения приговора меня привести – да?! Какая подлость! Как же так можно, ведь он же ждал меня, понимаешь, ждал!
Панч пожал плечами. Я оставил его в покое и, спотыкаясь, быстро, насколько это было возможно, побежал к зданию суда.



в начало
http://proza.ru/2020/02/10/138
предыдущая страница
http://www.proza.ru/2020/03/16/69
Следующая страница
http://www.proza.ru/2020/03/17/1567