Голос Иисуса

Одно целое
Психологический боевик

в начало
http://proza.ru/2020/02/10/138
предыдущая страница
http://www.proza.ru/2020/03/17/1567
Следующая страница
http://www.proza.ru/2020/03/19/1908


    Когда я открыл глаза, опять была ночь. Я услышал знакомую мелодию, потом чью-то тихую и тоже знакомую речь. Это бы голос Иисуса. Я понял, что нахожусь в «Призраке Пентагона», но не в зале, а в какой-то подсобке. Попробовал пошевелиться,  и тут же застонал от боли.  Резкая, колючая, будто через все тело пропустили ток. Поерзал рукой и понял, что лежу на кровати. Прямо передо мной было распахнутое окно, от него тянуло прохладой и гарью.  Я принюхался и понял, что это моя одежда напиталась дыма от костра.
    Скрипнула дверь, полоска света осветила часть комнаты, я повернул голову, и прищурился, пытаясь разглядеть посетителя.
    – О, святые отцы, пришел в себя это хорошо, – узнал я голос Иисуса. – Лежи-лежи, не вставай, – присаживаясь, рядом на край кровати, сказал он.
    – Ты сюда меня принес? – с трудом оторвав язык от неба, пересохшим ртом, спросил я.
    Он подал мне стакан воды. Я выпил ее в два глотка.
    – Ты сам пришел.  Ты сказал, что упал с балкона. Я попросил отца, и он разрешил положить тебя в мою комнату. Ты принес корзину. Если надо, она будет под стойкой с пивной бочкой. Зачем она тебе?
    –  Дарю. За грибами будешь ходить, – покашливая, сказал я. – Поднял голову так, чтобы можно было видеть его лицо и глаза. – Паршиво себя чувствую. Мне тут надо в одно место. Поможешь дойти? – спросил, испытующе, глядя на него.
    – Ты пойдешь к линии, – почти шепотом произнес он. – Плохая идея, прошу, не ходи туда. Еще один суд остался и тебя отпустят.
Выдыхая, я хотел засмеяться, но вместо этого закашлял.
    – Отпустят, кхе,  кхе. Нет, брат. До этого мне уже не дотянуть. Подай-ка еще воды.
Парень взял со стола кувшин и протянул мне. Я отхлебнул прямо из горла.
    – Когда меня судить-то собираются, не знаешь? – глотая слова, от сбившегося дыхания, спросил я.
    – Тебя? – удивленно спросил он. – Что ты, как же тебя можно судить? Ты Добрый. Светлая ипостась – его любимец. Таких как ты не судят. Тебя бы давно забрали, но ведь ты сам просил с ними остаться пока не кончится, просто не помнишь.
    – Чего не помню?
Иисус достал из своего нагрудного кармана платок и вытер мне со лба пот.
    – Ничего не помнишь, святые отцы. Это его условие, поэтому и не помнишь.
    - Послушай меня, не ходи за линию, нет там ничего, пустота там, сушь. А если пойдешь, он рассердится и тебя не станет. А я не хочу, святые отцы. И он не хочет.
    – Лаврентий? – спросил я.
Парень усмехнулся.
    – Я объясню. Объясню так, чтоб ты понял. Один человек, – задумавшись, начал он, –  просто человек. вдруг понял, что может все. Совсем все, понимаешь? И когда он сделал все, что только мог себе представить, заскучал, и решил сделать себе двойника. Двойника, святые отцы, который сможет представить то, чего не мог представить даже он сам. Он придумал мир для своего двойника. Мир он сделал из камня и слез, а двойника из добра и зла, из трусости и смелости, из всего, что было в нем самом.  Он смешал все это вместе, стал наблюдать, и скоро понял, святые отцы, что игрушка его забавляет. А когда приходило время, он разбирал двойника на части и каждую часть клал в уготованное ей место. Каждая часть – ипостась, а вместе они – человек. Доброго, он отправлял к добрым, а Злого к Злым. Отдельные они были не так интересны.
     – Да, это забавно. Чего только не пребредится в бреду. Тебя, наверное, тоже здесь нет. Как мой мозг все упростил. Старина Циник порадовался бы. А зачем тогда суд? – спросил я.
     – Это не суд, – добродушно улыбаясь, сказал он. – Святые отцы, зачем суд? Все итак ясно. Просто, должно быть место, где каждая деталь подтвердит свою принадлежность.
     – А если не подтвердит?
     – В утиль, – с сожалением сказал он. – Но с твоими немного сложнее. Ты сделал то, чего не должен был делать. И они совершили поступок не свойственный их сущности. Но это был хороший поступок, и что будет с ними, я не знаю.
     –  Я знаю. С ними уже ничего не будет, братишка. Все уже было, и поверь, это было ужасно. Да, если бы твой веселый человечек и в самом деле был, я бы обязательно ему рассказал, какое, однако, дрянное он придумал местечко.
     – Это не он, это ты, – сказал Иисус. –  Могло бы быть по-другому. Но таким виделся тебе твой мир, святые отцы, и таким ты перенес его сюда.
     – Да, я тот еще выдумщик. А знаешь, что еще я придумал? Я придумал эту комнату, нас в ней, и наш с тобой разговор. А все потому, что мне тошно.  Потому, что я упал с балкона и по мне топчутся люди.  Я знаю  себя. Я простой человек – не деталь, не ипостась, не какая-то там безвкусная  субстанция, а человек – самый обыкновенный. Со своими пороками,  болезнями и маленькими радостями. Я очень устал, но если сейчас не встану, они затопчут меня, и я останусь здесь навсегда. Больше возможности не будет – надо очнуться, надо пробираться к линии, слышишь, надо.
     Я попробовал подняться, но Иисус положил мне руку на грудь и удержал меня.
     – Я думал, ты мне поможешь, – с обидой, простонал я.
     – Прошу не вставай.
     Я смог убрать его руку,  потом оторвал голову от подушки, уперся локтями в кровать и смог сесть. С новой силой запахло гарью, опять зашумело в голове, комната вдруг наполнилась людьми, рухнули стены, исчез потолок. Вокруг меня хаотично двигались тысячи ног, они наступали мне на живот, на руки, тыкались в лицо.
     – Помогите! Помогите ему встать. – кричала какая-то женщина. – Затопчите!
     – Это он с балкона свалился? Ни черта себе высота! И что живой?!
     – Вроде! Да поднимите вы его!
    Кто-то потянул меня за грудки, и мир перевернулся с ног на голову. Но голова  была не одна, их было так много, что я даже подумал, что их больше чем ног. Как и многие я посмотрел вверх и увидел балкон с которого упал. Там не было ничего интересного, но зато я понял где нахожусь и начал прилагать какие-то усилия, чтобы выбраться на открытое не занятое людьми пространство.
Потом я шел какими-то незнакомыми мне дворами, заходил в арки и даже смог перелезть через невысокий забор. То и дело прислушивался и смотрел назад. Никто не шел за мной. Они потеряли меня, в первый раз потеряли. Я шел очень медленно, осмотрительно прятался в подвалах и поднимался на чердаки. Сверху я наблюдал за тем, как «серые плащи» носятся по дворам, хлопая дверьми, обшаривают подъезд за подъездом, заглядывают под лавки и поднимают канализационные люки.
     Потом они исчезали, я спускался и продолжал идти в выбранном мной направлении. Удача не изменяла и, всякий раз, когда я слышал топот приближающихся шагов, успевал зайти за какую-нибудь машину или нырнуть в клумбу.
     А потом я увидел линию, это было на самой окраине города. За ней домов не было вовсе, только кустарники и деревья, а за ними синела река  и над ней кричали чайки. Они поднимались высоко в небо, а оттуда стрелой падали вниз и пронзали воду. Брызги превращались в бабочек, тучи бабочек – самых причудливых форм и расцветок. Они, как облака садятся на горные вершины и горы переливаются цветными изумрудами. Смелый любил чаек, а Трус любил бабочек.  Злой улыбался, когда отрывал бабочкам крылья. А Циник заводил диспут о бессвязности между красотой  дневного полета пестрой бабочки и цикла: яйцо, гусеница, куколка. Хорошо, что он не завел эту тему с Лаврентием. Слово метаморфоза его бы ввела в очередной ступор. А мне и чайки и бабочки придают внутренних сил.
      Чем ближе к линии, тем тяжелее становились мои ноги. Каждый шаг отдавался болью во всем теле. Тяжелейший груз тащил я за собой, натянутые до предела жгуты, тянули обратно, но линия приближалась. Я растратил последние, самые последние и даже те силы, которые переоддолжил у прошлогодних кредиторов. Я все потратил, но шел, шел, шел. – пока на моем пути не появился мой славный Добрый Санта.
Я почему-то не удивился, увидев его. Скорее бы удивился, если бы его не было.  Я знал, он захочет меня остановить и знал, что не остановлюсь.
     – Пусти меня старик. – сказал я. – Я больше не могу оставаться. Мне надо туда. – Я попытался обойти его, но он задержал меня рукой.
     –  Ты все уже понял, спаси сохрани. – сказал он мне. – Там не место таким как ты. Потерпи, скоро у тебя будет новая жизнь, новые планы и много новых друзей – светлых, добрых и так похожих на тебя. Ты будешь счастлив, поверь мне. А этих забудь.
    Ты хотел идти с ними до конца и я разрешил. Ты хитрил, хотел чтобы я обратил на них внимание, что ж я обратил.  Ты сделал для них все что мог, теперь и для меня, спаси и сохрани, пора бы кое-что сделать. Раз уж остался, терпи – дождись последнего суда.
     – Кто ты? – спросил я.
     – Ты знаешь. – ответил он.
     – Кто я?
     – И это ты знаешь. – улыбнувшись, произнес он.
     – Вот именно, – согласился я, – я знаю. Я не какая-то там радостная все обожающая пустышка! Я человек! Сложный, противоречивый, но полноценный человек!
И поэтому ты решил удрать от меня за линию, спаси и сохрани? Глупый, тебе не надо быть противоречивым, твоя суть – лучшее, что только можно вообразить. Ты совершенство.
     – Я человек. 
     – Как тебя зовут? – раздражаясь,  спросил он.
     – Что это за вопрос такой?
     – Обыкновенный. Спаси и сохрани, отвечай.  У всех есть имя, разве нет?
     – Какой-то, какой-то нечестный вопрос.
     – Вполне себе честный. Ну так как? Нет имени?
     – Подожди, подожди, я подумаю.Ты не по правилам, не по правилам играешь. Тут какой-то подвох. Подожди, подожди, я вспомню.
     – Не вспомнишь.
     – А если вспомню, то пропустишь меня? – спросил я. Что-то скользнуло в памяти. Тогда в баре. Что-то произошло тогда в баре? Она кричала, она называла имя. Они стреляли, убивали друг друга – зачем? Кто были эти люди? Она пришла к кому-то из них, к кому-то из тех, кого убили и мне показалось, что я узнал ее. Она называла имя. И следователи, они тоже называли имя. Я обратил внимание, значит, это было важно. Я почему-то решил, что это важно. Боже, как болит голова.
     – Ты не вспомнишь. – повторил утверждающе он.
     – Я вспомню, и ты пропустишь. - настаивал я.
     – Хорошо.
     – Пропустишь?
     – Пропущу. Ну?!
     – Сер-гей. – четко, по слогам выговорил я.
     – Как? – удивился он. – Как? Ты не можешь помнить, спаси и сохрани! – крикнул он раздосадовано. – Ты догадался. тогда за стойкой, я сам рассказал тебе, и ты сложил два и два. Так не пойдет.
     – Значит, не ошибся. Все сходится. – с усмешкой сказал я.
     – Ты не вспомнил, ты догадался. – сказал он. – Значит, останешься здесь.
     – Но я назвал имя. Был уговор.  – я подошел к нему вплотную, и несколько секунд мы просто молча, смотрели друг другу в глаза. – Ты прав, я ничего не помню, но если окажется, что я это он. Я мог бы многое исправить. Я там нужен. Я так чувствую. Уходи с дороги старик, а-то ведь толкну, –  пригрозил я.
Пропуская меня, Санта отошел в сторону.
     – Не слушаешь, что ж пеняй на себя, –  бросил он сердито. – Но там за линией ничего нет. Ни рек твоих, ни лесов, ни травы, ни чего того, что ты там себе придумал. Там выжженная земля, пересохшие русла и брошенные города. Там нечем дышать, спаси и сохрани, ты просто задохнешься. Не веришь мне, иди.
     – Верю, – сказал я, похлопал его по плечу, и переступил через линию.




в начало
http://proza.ru/2020/02/10/138
предыдущая страница
http://www.proza.ru/2020/03/17/1567
Следующая страница
http://www.proza.ru/2020/03/19/1908