Верунчик

        Года три назад, она уже здесь работала, но потом университет сократил весь обслуживающий персонал. Уборщицы и охранники стали выставляться на торги, и обозвали всё это иностранным словечком клининг.  Просилась, чтобы взяли на работу - долго. За ней числились старые грешки, любила выпить. Настойчивость дала результаты, и её взяли снова.

        Хорошие манеры прошли мимо неё. Лицо, словно смазано, не за что зацепится взглядом. Тонкие губы, чуть тронутые перламутровой бледно-сиреневой помадой. Редкие белёсые бровки, глаза без яркости, вероятно в молодости  - голубые. Обычный, ничем ни примечательный нос. Лоб низкий, и как-то плавно переходящий в жиденькие, не подкрашенные ничем седенькие волосики, которые подобраны вверх и аккуратно прижаты невидимками. Совершенно не раскрашенный облик, если бы не бросался в глаза черный в блёстках лак, аккуратно нанесённый на ногти.

        Так как, рабочую форму уборщицам не выдавали, то каждый одевался, кто во что горазд. Как правило, низ - тёмные брюки, вверх - кофта с коротким рукавом.
Веруня, брюк не признавала категорически.

        - Что это за женщина, в штанах? Никогда их не носила, и носить не собираюсь.
На первых парах очень удивляла работающий персонал: «И чего, это она так вырядилась?»

         На ногах красные, клеёнчатые тупоносые туфельки, напоминающие балетки, чёрные прозрачные колготки. Юбка, раньше были такие в моде «ёлочка» назывались. Блузка с летящими голубыми рукавами и сверху накинут синий капроновый фартук завязанный тесьмой с двух сторон.
Вера, выряжалась каждый рабочий день. Ей, это доставляло невыразимое удовольствие. Но, однажды она превзошла саму себя.

        Бриллиантовая зелёнка, просто меркла на фоне  цвета халата. Этот несуразный цвет семафорил на весь коридор. Под ним, была одета чёрная тонкая блуза, с длинными воздушными рукавами, в мелкий белый горох. Балетки, сменила на шлёпанцы с небольшой подошвой «горка», украшенные золотыми пайетками.
Вера хлопала шлёпанцами об пятки, гремела тележкой по коридорам университета. Дня через три, пришла в махровых кислотно - жёлтых носках до середины икры. Гордилась очень, что такую «красоту» связала сама. Не заметить их было невозможно, особенно в сочетании с ярким халатом.

        Вера обожает этот вид пряжи, с названием «травка».  С детской непосредственностью хвалилась связанными шапкой, шарфиком, рукавичками и вот «шедевральные носки». Хвастаться обновками доставляло удовольствие, глазки начинали блестеть, щёки покрывались румянцем, голос звенел. Хотелось, чтобы я заметила и серёжки в ушах, и какие на ней сапоги. Серёжки были простенькие, но со всяким блестящими штучками. Одна пара была необычна, сказала, что собрала их дочь из украшений «Сваровски». Смотрелись изящно. В другой день качались на мочках, какие-то странные висюльки, прицепила их, то ли из сумки, то ли из зонта. Вера улыбалась, раскачивала головой, приблизила лицо ко мне, чтобы я, лучше разглядела всю эту красоту.
        То, она пришивала мех от одних старых сапог к другим и радовалась, как ребёнок, когда я это замечала.
Говорить вполголоса, для неё сущее наказание. Из-за духоты, двери в классах, были открыты.
Если разговаривала, её было слышно в другом конце коридора. Я делала ей замечание: «Вера, говори тише, всё-таки уроки идут».
 
        Не цензурные  словечки сыпались, из её рта, как из дырявого мешка. Порой, выслушивать тарабарщину утомляло. Любимое выражение у Веры:  «А, вот, я хотела спросить…»
Некоторые вопросы были по работе, зарплате. С терпением старалась ей разъяснить, раз другой, третий, но, потом стали утомлять другие глупые вопросы, безапелляционные суждения, о людях у которых, она размывала пол.

        - У этих, каждый день пахнет перегаром, невозможно зайти, и пустые бутылки, каждый день выставлены в урну.
Почти каждый день, говорила об этом. В конце концов, не выдержала, написала им записку; «Дамы, проветривайте свой ресторан». Понятное дело, кому это приятно, «дамы» пожаловались коменданту: «а, какое, собственно дело?»
Кто она такая, чтобы указывать, что им можно делать, а что нельзя?

         У Веры, как-то сразу не сложились отношения со старшим лаборантом Ниной Петровной. Вера, ей не понравилась сразу.
- У неё что-то с головой, - вынесла вердикт. И покрутила пальцем у виска: «Ку-ку».
Придиралась по любому поводу: то Вера, не вытерла подоконники, парты, или доску. Нина Петровна бегала по коридору и кричала, чтобы ей немедленно прислали другую уборщицу потому, что эта не выполняет свои должностные обязанности.

        Нелюбовь была взаимна. Вера устраивала в отместку разные мелкие пакости:
        - Ах, я ничего не делаю, так получайте!
Взяла и перетаскала все горшки с цветами в один угол, чтобы показать, что подоконники чистые.

        Надо сказать, что там было их достаточно, и не только в маленьких горшках. И не лень же было. Вот, она, жажда мести!
 Нина Петровна, как только открыла кабинет, увидела перестановку, тут же заистерила, замахала руками, побежала в подсобку, увидела меня:

        - Нет, ты знаешь, что она вытворила, это просто уму непостижимо! У нас профессор так любит цветы, а она взяла и убрала их все, в угол. 

        Чуть позже, с другой стороны коридора, Вера прикатила свою тележку, чтобы сменить грязную воду. И что тут началось. Нина Петровна спрашивает: «Это Вы, убрали цветы с подоконников?». Та, невозмутимо «Нет». И точка. И хоть кол на голове чеши!

       Нине Петровне всегда нужны были свидетели, как в доказательство того, что непорядок видит не только она. Как правило, всегда приглашала меня.
То были претензии, что та специально наковыряла штукатурки на стол, то оставила лужи, под учительской доской.

       Вера, делала всё назло: «ах, я не мою… – вот тебе мокрый пол» и неизменно рано утром рассказывала, о своей пакости мне. Поэтому, мне приходилось делать вид, что удивлена, когда прибегала взбешенная Нина Петровна. Вот, только непонятно, кто из них был более адекватен. Нина Петровна, с виду не глупая женщина, которую, бесила кучка штукатурки, время от времени сыпавшаяся с потолка. или Вера, не очень далёкого ума, к которой взятки гладки.
 
       Помахала крыльями Нина Петровна, пожаловалась начальству. Но, в середине учебного процесса никто никого заменять не собирался. От других то, претензий не было. Хоть и пошёптывались о её странностях и парфюмированном коллапсе, который исходил от неё. Но полы мыла она тщательно, со всем усердием и трудолюбием.

      Я заняла нейтралитет. Что, у них происходит, не моё дело. Отвечаю только за себя. Выслушивала сначала одну, потом другую сторону. Сочувствовала, в разговорах, как той, так и другой. В душе посмеивалась, над обеими тётками. Одной 58, другой 65. Нине Петровне, не лезть бы на рожон, проявить дипломатию, или просто проигнорировать, глядишь конфликт бы сошёл «на нет».

      Вера, в сущности, безобидна, если с ней разговаривать спокойно, без начальственных ноток.  Увы, такова уж доля уборщиц – начальники над ними, «все - кому не лень».

      Вредность характера и невоспитанность, а если ещё и сказали поперёк, то всё у Веры пошло «назло». И лучше было бы Нине Петровне с ней не связываться, потому, что себе дороже. Война развязана, и остановить её может только тот, кто мудрее…

      Мы переодевались в одной раздевалке, и много интересного я узнала о Верунчике.
За внешним карикатурным образом и громкими, крепкими словцами скрывалась добрая душа.
Вера живёт одна. Взрослая дочь с внучкой в Питере. У Веры живут две кошки, которых она очень любит, и может бесконечно рассказывать о них. Первая кошечка домашняя, взяла её ещё котёнком, а вторую, уже взрослую из приюта. Верочка влюбилась в неё с первого взгляда, шикарная золотисто-рыжая персидская кошка.
 
       История невесёлая у неё, долгое время провела на улице, скиталась по помойкам. Потом попала в приют, некоторое время пожила там, затем кошечку взяли в дом, но оказалось, что животное больное, желудок испорчен бродячей жизнью, камни в почках и прочее. Вернули назад. И тут появилась Вера и забрала эту красавицу. И потом, выяснилось, что кошка больна. Позвонила в приют, и посетовала, почему утаили. Там, конечно сделали вид, что не знали, удивлялись, извинялись, ну и рассказали жалостливую историю кошачьей, невесёлой, скитальческой жизни.

       Вера подумала, и решила, что второго предательства кошка не переживёт. И оставила у себя, вплотную занялась выхаживанием бедняжки с приюта. Возила в ветеринарную клинику, покупала дорогостоящие лекарства, несмотря на свою не большую пенсию. Кошка похорошела, повеселела, шерсть заблестела. А умная какая, видимо столько натерпелась в своей жизни, что понимает, Вера её спасительница и надо её слушаться!

      А, ещё Вера собирает из бисера невозможно красивые миниатюрные цветы. Принесла один раз несколько штук в институт, перед восьмым марта. Нежные, разноцветные бисеринки со вкусом подобраны и переливаются в импровизированной «кадке». Преподаватели с радостью всю эту красоту раскупили.
И, я её похвалила, сказала, что она – большая молодец, и моторика пальцев очень полезна, в этом возрасте.  Вера, удивилась, лишь не поняла, что означает слово «моторика».
      - Как это?
      - Значит, ты умная.
И совсем уж поставила её в тупик.
      - Меня никто и никогда не называл умной.
Я улыбнулась, а про себя подумала: «Умная или нет, но творческая личность  - точно». И ещё, человек с большой силой воли.
 
       Она и про другую жизнь, рассказала:  «Пила я, Галя сильно. Если попала хоть капля в рот, не могла остановиться. День, другой, третий, неделя. Не видела, что вокруг творится. Темнота, похмелье, и по кругу. А, потом, сказала себе: «стоп», раз не могу по чуть-чуть, значит, не буду вообще. Год уже не пью. Приятельницы зовут в гости, а я - "нет", потому, что знаю, чем это может закончиться.

       Говорят, что бывших алкоголиков не существует. Но, всё же, пусть она держится и радуется жизни. Пусть внутреннее душевное равновесие, отразится во внешнем облике. Я, очень ей этого желаю. Меняйся, Вера, в лучшую сторону!